Глобальный разрыв доверия

Перевод статьи из Foreign Policy. Мнение автора канала может не совпадать с мнением автора текста.

Ни одна держава или группа больше не может поддерживать международный порядок, а это означает, что впереди еще большая геополитическая неопределенность.

6 декабря 2023 от Джаред Коэн, Ян Бреммер

После десятилетий относительного геополитического спокойствия мир вступил в самый нестабильный и опасный период со времен холодной войны. Рассмотрим недавние события. Несмотря на громкую встречу президента США Джо Байдена с президентом Китая Си Цзиньпином в Сан-Франциско в прошлом месяце, отношения между двумя странами ухудшились настолько резко, что война между ними, хотя и маловероятна, больше не является немыслимой. Пандемия Covid-19, хотя и осталась в основном в зеркале заднего вида, вызвала политические и экономические потрясения, которые продолжают отражаться на всей глобальной системе. Жестокое вторжение России в Украину ввергло Европу в дестабилизирующую войну с далеко идущими последствиями для торговли и рынков во всем мире. А 7 октября террористические атаки Хамаса против Израиля спровоцировали новую войну на Ближнем Востоке, которая угрожает разрушить многолетний прогресс на пути к экономической трансформации и региональной стабильности.

Эти глобальные сдвиги и потрясения часто группируются вместе, и на это есть веские причины. По мнению экономистов Международного валютного фонда (МВФ), они являются одними из движущих сил «политического разворота глобальной экономической интеграции», называемого «геоэкономической фрагментацией». По мнению некоторых аналитиков, они являются составляющими так называемого поликризиса, в котором серия разрозненных потрясений «взаимодействуют так, что целое оказывается даже более подавляющим, чем сумма частей». А сам Белый дом неоднократно подчеркивал, как он помог кристаллизовать размышления о связях между национальной безопасностью и экономической политикой для достижения «Нового Вашингтонского консенсуса».

Но, на наш взгляд, недавние события лучше всего понимать как симптомы более широкого, метастазирующего кризиса в глобальной политике: кризиса доверия. Поскольку становится очевидным, что ни одна держава не рассматривается как желающая и способная в одиночку поддерживать международный порядок, а великие державы отказываются сотрудничать, чтобы делать то же самое, сама международная система быстро теряет доверие. Этот глобальный разрыв доверия, в свою очередь, усугубляет геополитическую нестабильность и неопределенность, поскольку политические вакуумом пользуются самые разные субъекты: от конкурирующих и оппортунистических государств до террористов и криминальных элементов. Хотя эта тенденция вряд ли является необратимой, она, скорее всего, ухудшится, прежде чем станет лучше.

Взаимодействия между государствами зависят от восприятия власти, которое коррелирует с оценками доверия. В своем повседневном значении доверие – это то, доверяют ли кому-то или чему-то или верят в него. То же самое справедливо и в отношении государств, особенно великих держав, а также региональных и международных порядков, которые они формируют. Если порядок не пользуется доверием, его недоброжелатели – и даже разочаровавшиеся приверженцы – перестают соблюдать установленные правила и условности. Результатом, что неудивительно, являются беспорядок и нестабильность того типа, которые мы наблюдаем сегодня.

Для государств доверие включает в себя несколько ключевых переменных: жесткая военная и экономическая мощь; мягкая сила политического и культурного притяжения; и более нематериальные качества, связанные с репутацией, историей и контекстом. Жесткая и мягкая сила необходимы, но недостаточны для того, чтобы государству можно было доверять; другие также должны верить, что оно выполнит свои обязательства и оправдает ожидания.

Доверие – это рычаг, который позволяет государствам превращать силу во влияние. Государства используют угрозы и обещания, чтобы сдерживать противников, успокаивать союзников и партнеров и принуждать к действиям. Но реализация угроз и выполнение обещаний обходятся дорого. Доверие позволяет государствам достигать желаемых результатов с минимальными затратами для себя, продвигая свои приоритеты за пределы того, что позволяет грубая сила.

Хотя политики часто смешивают эти два понятия, доверие не является синонимом решимости. Действительно, ученые справедливо поставили под сомнение использование доверия как оправдания политических злоключений.

«Вместо того, чтобы укреплять свой авторитет», как утверждает Стивен Уолт на этих страницах, «защита множества второстепенных интересов ради своей будущей репутации может непреднамеренно подорвать ее». Однако даже скептики не утверждают, что доверие не имеет значения – просто к нему слишком часто безрассудно прибегают.

На глобальном уровне доверие заставляет работать альянсы и сдерживание, расширяя сотрудничество и снижая риск конфликтов. Когда крупные державы пользуются доверием, порядки, которые они поддерживают, воспринимаются как легитимные другими государствами, которые признают свою собственную заинтересованность в сохранении этих порядков и охотно действуют в их рамках. Но когда доверие к крупным державам подрывается, то же самое происходит и с стимулами для других игроков смягчить свое поведение. Таким образом, авторитет ведущих мировых держав является предпосылкой создания и поддержания международного порядка и геополитической стабильности.

На фотоколлаже изображены председатель КНР Си Цзиньпин и президент США Джо Байден, чьи лица разделены линиями и видны через замочную скважину.

Несмотря на недавние усилия по стабилизации американо-китайских отношений, наиболее важной динамикой в глобальной политике остается углубляющаяся конкуренция между Вашингтоном и Пекином. И в основе этого соперничества лежит борьба за формирование международного порядка. Хотя американские политики считают, что Вашингтон «находится в лучшем положении, чем любая другая страна, [чтобы] определить мир, в котором мы хотим жить», они признают, что Пекин «является единственным конкурентом, имеющим как намерение изменить международный порядок, так и растущую способность сделай это."

Соединенные Штаты и Китай не только конкурируют за глобальное лидерство, но и, учитывая их подавляющее лидерство с точки зрения экономического размера и военной мощи, являются единственными государствами, которые могут обоснованно претендовать на такую способность. Вопрос в том, обладают ли Вашингтон или Пекин авторитетом, чтобы убедить другие государства последовать их примеру. Продолжающаяся геополитическая перекалибровка, которую мы наблюдаем во всем мире, предполагает, что есть причины сомневаться в этом.

Будучи действующим мировым лидером, Соединенные Штаты являются гарантом нынешнего мирового порядка. Но оно все чаще рассматривается как не желающее и неспособное играть эту роль, по крайней мере, без широкого объединения держав-единомышленников. И как единственный возможный соперник, Китай позиционирует себя как принципиальную альтернативу Соединенным Штатам, хотя Пекин часто рассматривается как неспособный занять место Вашингтона. Таким образом, в отсутствие сотрудничества великих держав геополитическая стабильность и обновленный международный порядок кажутся очень далекими.

Однако Соединенные Штаты и Китай начинают с разных позиций. Их достоверность не имеет равного значения. Учитывая масштабы и охват глобальных обязательств Америки, сила Вашингтона в значительно большей степени зависит от доверия, чем власть Пекина. Соответственно, траектория геополитической стабильности в гораздо большей степени зависит от достоверности угроз и обещаний США, чем от их стратегического соперника.

Авторитет США стал основой послевоенного глобального порядка, которым американцы пользовались на протяжении более 75 лет. Это известная история. После Второй мировой войны Соединенные Штаты использовали свое экономическое и военное превосходство, чтобы возглавить восстановление Европы и Японии, а также создание Организации Объединенных Наций и Бреттон-Вудских институтов. Что особенно важно, он использовал свой запас доверия для создания этих институтов и убеждения других государств, в том числе новых независимых государств в Африке и Азии, присоединиться к ним.

Во время холодной войны Вашингтон использовал свой авторитет для создания сети военных союзов, в первую очередь НАТО, а также в рамках доктрины Трумэна для поддержки стран, «сопротивляющихся попыткам порабощения со стороны вооруженных меньшинств или внешнего давления». Но в основе этой политики сдерживания Советского Союза, как писал ее архитектор Джордж Кеннан, лежала «проверка общей ценности Соединенных Штатов», в том числе того, смогут ли они успешно справиться как с «проблемами своей внутренней жизни», так и с «проблемами своей внутренней жизни». ответственность мировой державы».

Результаты Вашингтона по обоим пунктам были неоднозначными. «Город на холме», маяк свободы и демократии, сосуществовал с расовой сегрегацией при Джиме Кроу, продолжавшейся до 1960-х годов. Это ужасное неравенство, а также интервенции с целью свержения иностранных правительств подорвали лидерство США за рубежом. Однако способность Соединенных Штатов к самокритике, реформам и обновлению означала, что, когда в 1989 году пала Берлинская стена, американская демократия, какой бы несовершенной она ни была, оставалась моделью для всего мира.

Авторитет США, возможно, достиг своего апогея в 1990-е годы — с наступлением «момента однополярности» непревзойденного американского доминирования. Обладая военным превосходством, крупнейшей и наиболее динамичной экономикой в мире, необычайной культурной привлекательностью, которая заставила Джозефа Ная использовать на этих страницах термин «мягкая сила», а также широко распространенной уверенностью в глобализации под руководством США, Вашингтон руководил тем, что некоторые наблюдатели позже назвали «мягкой силой». «либеральный международный порядок». Геополитический кредитный рейтинг Америки ААА позволил Вашингтону широко проецировать свою власть, не рискуя перенапряжением.

Хотя Соединенные Штаты останутся ведущей мировой державой в 2023 году, уже не очевидно, что они смогут в одиночку поддерживать – а тем более оживлять – международный порядок.

Хотя Соединенные Штаты останутся ведущей мировой державой в 2023 году, уже не очевидно, что они смогут в одиночку поддерживать – а тем более оживлять – международный порядок. Это отражает не только изменение баланса сил, отмеченное главным образом подъемом Китая, но и обеспокоенность других стран по поводу растущего разрыва между глобальными обязательствами Соединенных Штатов и их желанием и способностью их выполнять. Растут сомнения в авторитете Вашингтона.

Эти сомнения касаются не только жесткой силы. ВВП США, составляющий 27 триллионов долларов, составляет примерно 25 процентов мирового экономического производства – такая же доля, как и в конце холодной войны. Многие из ведущих и наиболее инновационных компаний мира базируются в Соединенных Штатах и часто основываются и возглавляются иммигрантами в первом или втором поколении. И, несмотря на продолжающиеся спекуляции о потенциальных альтернативах, доллар США с большим отрывом остается мировой резервной валютой.

Огромная и динамичная экономика США поддерживает ее положение как единственной страны, способной проецировать военную мощь по всему миру; ее оборонный бюджет — примерно 877 миллиардов долларов в 2022 году — остается крупнейшим в мире. Более того, имея около 750 военных баз в 80 странах, Соединенные Штаты обладают непревзойденной оборонной сетью, которая способствует проецированию их глобального могущества.

Вашингтон, конечно, сталкивается со значительными экономическими и стратегическими проблемами. В сентябре государственный долг США достиг 33 триллионов долларов, при этом процентные выплаты впервые до августа 2023 года превысили расходы на военную программу финансового года. МВФ прогнозирует, что экономика США вырастет всего на 2,1 процента в 2023 году и на 1,5 процента в 2024 году. А активизация глобальных усилий по снижению зависимости от доллара США, хотя и на ранних стадиях, может со временем снизить его центральную роль.

Более того, военное лидерство Вашингтона сокращается в самом стратегически важном регионе мира, Индо-Тихоокеанском регионе, на фоне быстрого наращивания и модернизации Пекина. А учитывая продолжающиеся войны в Европе и на Ближнем Востоке, остается открытым вопрос, как Вашингтон справится, если в Тайваньском проливе материализуется еще один кризис.

Но кризис доверия, от которого страдают Соединенные Штаты, вызван главным образом факторами, более близкими к стране: их собственным недавним внешнеполитическим выбором и углублением внутреннего раскола и дисфункции.

За последние два десятилетия внешнеполитические решения США оттолкнули как традиционных союзников США, так и развивающиеся страны Глобального Юга. Вторжение в Ирак в 2003 году было особенно разрушительным, серьезно подорвав глобальное доверие к Вашингтону. Решение не проводить «красную линию» в отношении применения химического оружия в Сирии еще больше подорвало доверие к США. Совсем недавно угрозы США о выходе из НАТО и отказ от Транстихоокеанского партнерства подорвали ее надежность как стратегического, так и коммерческого партнера.

Однако, поскольку доверие зависит от контекста, разные страны могут делать разные выводы об одной и той же политике. Например, когда США покинули Афганистан в 2021 году, многие комментаторы и политики сочли это серьезным ударом по авторитету США. Третьи предположили, что вывод войск может укрепить авторитет США в других странах, сигнализируя о том, что Вашингтон серьезно настроен переориентировать свою внешнюю политику. Более того, военная, гуманитарная и финансовая помощь США Украине, а также широкомасштабные санкции против России укрепили авторитет Вашингтона среди многих развитых индустриальных демократий, одновременно приведя некоторые страны Глобального Юга к выводу, что американские политики отдают приоритет европейским интересам над незападными.

Но самым серьезным фактором, подрывающим доверие к США, возможно, является то, что Кеннан назвал «проблемами внутренней жизни». В последние годы общество и политическая система Соединенных Штатов становятся все более разделенными и нефункциональными. Продолжительность жизни снизилась по мере роста неравенства доходов, и многие индикаторы указывают на усиление поляризации: доверие общества к федеральному правительству США находится на рекордно низком уровне, почти две трети демократов и республиканцев считают, что члены противоположной партии более нечестны и аморальны. чем другие американцы, и небольшое, но растущее число американцев — по обе стороны прохода — верят, что политическое насилие может быть оправдано. После 6 января 2021 года у Соединенных Штатов больше нет непрерывной истории мирной передачи власти.

Все больше фактов ясно показывает, что внутренняя политика подорвала глобальный авторитет Соединенных Штатов.

Небольшие районы страны также вызывают большие политические колебания. Меньшее количество колеблющихся штатов и округов означает, что у членов Конгресса меньше стимулов идти на компромисс, а контроль над исполнительной властью зависит от той же узкой группы колеблющихся штатов. Это приводит к нестабильности внешней политики в Белом доме и партийному тупику на Капитолийском холме, при этом Конгресс регулярно замедляет или блокирует назначения и утверждения. Один недавний пример подтверждает это: когда Хамас начал свои жестокие террористические атаки на Израиль 7 октября, у Соединенных Штатов не было спикера Палаты представителей и подтвержденных послов в Израиле, Египте, Омане или Кувейте.

Все больше фактов ясно показывает, что внутренняя политика подорвала глобальный авторитет Соединенных Штатов. Союзники США в Европе опасаются, что американская поддержка как Украины, так и НАТО будет меняться в зависимости от внутриполитических ветров. Многие традиционные партнеры Вашингтона на Ближнем Востоке все больше скептически относятся к долгосрочным обязательствам США, что побуждает некоторых расширять экономические и даже военные связи с Китаем. А в Индо-Тихоокеанском регионе даже верные союзники США обеспокоены надежностью Вашингтона. Противники США, со своей стороны, стремятся использовать ее поляризацию посредством влияния и разведывательных операций.

Хотя Соединенные Штаты остаются ведущей мировой державой и сохраняют большую международную добрую волю, союзники Вашингтона менее уверены в их лидерстве, его конкуренты более смелее, а страны, находящиеся посередине, все чаще подстраховываются.

Китай – в отличие от США – сыграл относительно незначительную роль в развитии нынешнего международного порядка. Хотя Пекин временами был важным внешнеполитическим игроком в течение 20-го века, он был в значительной степени озабочен внутренними проблемами и не достигал своего веса в международной политике, учитывая его население и потенциал.

Но после реформ, проведенных лидером Дэн Сяопином в конце 1970-х годов, экономика Китая росла необычайными средними темпами в 9 процентов в год, и более 800 миллионов китайцев вырвались из бедности прожиточного минимума. Многие страны Глобального Юга теперь рассматривают Пекин как модель быстрого экономического развития. Американские политики когда-то даже надеялись, что Китай станет ответственным участником нынешнего международного порядка.

Однако в последнее время Китай попытался использовать свою вновь обретенную силу в попытке переделать глобальную политику, в частности, посредством своих глобальных инициатив в области безопасности, цивилизации и развития. Намерения Пекина резюмируются стремлением Си Цзиньпина добиться того, чтобы Китай «занял центральное место в мире». А с приходом Си Цзиньпина к власти Китай проводит все более агрессивную внешнюю политику с экспансивными территориальными претензиями в Южно-Китайском море и против Тайваня, занимает позицию «пророссийского нейтралитета» в отношении вторжения Москвы на Украину и даже выступает посредником в нормализации отношений. между Саудовской Аравией и Ираном в начале этого года.

Эта напористая внешняя политика поддерживается растущей Народно-освободительной армией, которая, по оценкам Пентагона, сейчас является крупнейшей в мире. К 2035 году Китай может иметь 1500 ядерных боеголовок, что почти в четыре раза превышает его нынешние запасы. Крайне важно, что все большее число оценок и военных игр приходят к выводу, что нет никаких гарантий того, что, если Соединенным Штатам бросят вызов, они смогут сохранить статус-кво в Тайваньском проливе самостоятельно.

Китай является самым грозным конкурентом, с которым когда-либо сталкивались Соединенные Штаты, и эта реальность наиболее очевидна в экономической сфере. Помимо второго по величине ВВП в мире, Китай является его крупнейшим экспортером, ведущим торговым партнером для более чем 120 стран и стержнем многих глобальных цепочек поставок, в том числе тех, которые необходимы для энергетического перехода. Многие организации по-прежнему прогнозируют, что Китай станет крупнейшей экономикой мира до середины столетия, потенциально захватив позицию, которую Соединенные Штаты удерживали примерно 150 лет.

Тем не менее, экономика Китая не оправдала прогнозов «китайского века», которые были распространены до недавнего времени, и есть основания полагать, что ее недавнее замедление носит скорее структурный, чем циклический характер: годовой рост ВВП Китая снизился с 10 процентов в 2003 году до 7,8 процента в 2013 году и Goldman Sachs Research прогнозирует, что в этом году эта цифра составит 5,3 процента. По прогнозам МВФ, к 2027 году рост Китая может составить всего 3,7 процента. Демографические перспективы Китая являются одними из самых сложных в мире, поскольку, по данным Организации Объединенных Наций, его население уже сокращается. Более того, неясно, сможет ли Китай преодолеть ловушку среднего дохода в течение следующего десятилетия. То, что многие называют общественным договором – согласно которому граждане воздерживаются от политики в обмен на обещания экономических возможностей – ослабевает, особенно среди молодежи.

Ранее широко распространенное мнение о том, что экономическая либерализация приведет к политической либерализации в Китае, исчезло.

В этом контексте ранее широко распространенное мнение о том, что экономическая либерализация приведет к политической либерализации в Китае, исчезло. Сегодня Си Цзиньпин, похоже, отдает приоритет политическому контролю над экономическим ростом. И, как написал один из нас, постоянно концентрируя все больше власти в своих руках, окружая себя лоялистами и устраняя давние нормы, касающиеся преемственности, Си сделал политическую систему Китая более хрупкой и менее способной к самокоррекции.

Сочетание возросшей внешней агрессивности и ужесточения внутреннего политического контроля подорвали мягкую силу Китая и нанесли серьезный удар по его международному авторитету. Хотя глобальное общественное мнение трудно измерить, очевидно, что негативное впечатление о Китае резко возросло в последние годы, особенно после пандемии Covid-19, хотя в Африке и Латинской Америке мнения более благоприятны, чем в развитых индустриальных демократиях. Напуганные последствиями внешней и внутренней политики Китая, политики на Западе, а также в таких странах, как Индия, Филиппины и Вьетнам, подстраховывают свои ставки, более тесно сотрудничая с Вашингтоном, несмотря на опасения по поводу доверия к США.

В течение первых двух десятилетий XXI века рассказы о быстром росте, развитии и модернизации Китая повысили его авторитет и, во многих странах, его привлекательность в качестве альтернативы лидерству США. Сейчас Китай сталкивается с трудными вопросами о том, сохранятся ли эти нарративы.

Раздробленная сцена показывает пол с дырами и фигуры, стоящие вокруг земного шара и сидящие на неровных постаментах.

Поскольку ни Соединенные Штаты, ни Китай не считаются одновременно желающими и способными поддерживать и ответственно реформировать международный порядок, который является поистине глобальным по своим масштабам и который отражает реалии международной политики 21-го века, доверие к нынешней международной системе быстро подрывается. В результате углубляющийся лидерский и институциональный вакуум создает условия для новых макроэкономических тенденций с далеко идущими последствиями.

Кризис доверия, с которым столкнулись Соединенные Штаты и Китай, в сочетании с 20-летней конвергенцией развивающихся рынков привели к появлению новой мощной группы глобальных игроков: «геополитических колеблющихся государств». Это относительно стабильные средние и региональные державы, включая, помимо прочего, Бразилию, Индию и Саудовскую Аравию, с программами, независимыми от Вашингтона и Пекина, а также с волей и возможностями для их продвижения. Сегодняшний кризис глобального лидерства увеличивает риски для этих государств, но также дает им больше возможностей для маневра. И даже в отсутствие продолжающейся конкуренции между великими державами их экономическая и дипломатическая мощь делает их все более мощными силами в геополитике.

Эти государства часто придерживаются внешнеполитической стратегии многоплановости, ища партнеров по каждому вопросу, хеджируя американо-китайские отношения и преследуя цели вне контекста конкуренции великих держав. Индия, например, является образцовым примером геополитического колеблющегося государства. Нью-Дели стал ключевым стратегическим партнером Запада, в том числе для фирм, стремящихся диверсифицировать свои цепочки поставок и инвестиции, однако он продолжает взаимодействовать с противниками США, такими как Россия и Иран. Ее стратегия многостороннего сотрудничества имеет явную привлекательность для всего развивающегося мира, где Индию все чаще рассматривают как лидера и защитника.

Саудовская Аравия также попыталась использовать свой статус самой богатой арабской страны, ведущего мирового производителя энергии и хранителя двух самых священных мусульманских городов, Мекки и Медины, чтобы обеспечить себе большую лидирующую роль на Глобальном Юге. Однако наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бен Салман и премьер-министр Индии Нарендра Моди не только не рассматривают друг друга как соперников, но и сблизились, что позволило их странам занять более стратегическую позицию в развивающемся мировом порядке.

Со временем геополитические колеблющиеся государства окажут существенное влияние на глобальный баланс сил и мировую экономику.

Со временем геополитические колеблющиеся государства окажут существенное влияние на глобальный баланс сил и мировую экономику, определяя политические программы, начиная от устойчивого развития и заканчивая инфраструктурой. Эта тенденция будет только усиливаться по мере того, как развивающиеся рынки будут искать новые источники капитала. Соединенные Штаты и Китай будут стремиться обхаживать и мешать этим государствам ради продвижения своих собственных интересов, но ни одна великая держава не сможет достичь своих целей без них.

Мы также наблюдаем изменение международных отношений и новые формы международного сотрудничества. Там, где существующие многосторонние соглашения считаются менее заслуживающими доверия или не отвечающими поставленным целям, пустоту начинают заполнять новые группировки.

Демократические страны, например, создают коалиции по конкретным вопросам, такие как Совет по торговле и технологиям США-ЕС, в то время как унаследованные многосторонние институты расширяют свои полномочия. Например, хотя основным направлением деятельности НАТО остается европейская безопасность, альянс с почти 75-летней историей расширяет и углубляет свое участие в Индо-Тихоокеанском регионе. Тем временем Соединенные Штаты создают новые оборонные партнерства, во главе которых стоит соглашение AUKUS, и углубляют сотрудничество посредством Четырехстороннего диалога по безопасности, в который входят Австралия, Индия и Япония.

Тем временем Китай налаживает более тесные связи со своими собственными партнерами — такими странами, как Россия, Иран и Северная Корея — и пытается позиционировать некоторые экономические форумы, в частности группу БРИКС (теперь БРИКС+), как альтернативу институтам, возглавляемым Западом. Однако многие страны настороженно относятся к такому подходу и предпочли бы сосредоточиться на многоплановом подходе. Действительно, члены БРИКС Бразилия, Индия и Южная Африка, а также такие приглашенные страны, как Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты, сохраняют тесные связи с Западом.

Геополитика также меняет то, как товары и услуги перемещаются по миру, делая новый акцент на диверсификации и устойчивых цепочках поставок, а не на экономической эффективности. Китайская политика, такая как «Сделано в Китае 2025» и «двойная циркуляция», сопровождается усилиями Запада по «снижению рисков» цепочек поставок, при этом обе стороны стремятся снизить зависимость друг от друга в стратегических секторах, таких как передовые технологии, одновременно продвигая внутреннее производство. Тем временем многие развивающиеся страны усиливают свои позиции в важнейших цепочках поставок полезных ископаемых за счет усиления ресурсного национализма.

Фрагментация, однако, не означает, что глобализация заканчивается, и цепочки поставок, которые не чувствительны к национальной безопасности, скорее всего, избегут снижения рисков. Тем не менее, модели международной торговли и инвестиций меняются, становятся более политизированными и менее эффективными, поскольку правительства и компании меняют свой подход к принятию экономических решений в более противоречивой глобальной среде.

Кризис доверия также создает пространство для крупнейших в мире частных технологических компаний, которые могут играть более крупную и автономную роль в глобальной политике. Многие из этих компаний обладают почти суверенной властью над цифровым пространством и все чаще бросают вызов национальным государствам как геополитическим игрокам, что является важной исторической трансформацией в международной системе.

Распространение власти и суверенитета от государств к технологическим компаниям, которое характеризует этот развивающийся «технополярный» мир, усугубляется тем фактом, что эти в значительной степени нерегулируемые компании не имеют естественного места за геополитическим столом. И мало свидетельств того, что, по крайней мере коллективно, они этого добиваются.

Технологические компании черпают свою власть не из социальных контрактов или военной мощи, а из почти абсолютного контроля над данными, кодом и серверами, которые обеспечивают функционирование цифрового мира. Это позволяет им устанавливать правила и осуществлять власть в виртуальном пространстве так же, как правительства это делают на физической территории. Публичный дебют генеративного искусственного интеллекта (ИИ) в прошлом году, скорее всего, только ускорит эту тенденцию.

Но технологические компании работают с растущей автономией и в физическом мире. Поскольку доверие к государствам подорвано, технологические компании обеспечивают растущую долю цифровой и физической инфраструктуры, от которой зависит современная экономика, и это будет стимулировать следующую волну инноваций — от сетей 5G до полупроводников и искусственного интеллекта. И они все больше формируют международную среду, в которой действуют правительства, поскольку наша частная, социальная, экономическая и гражданская жизнь все больше переходит в онлайн, а новые технологии, включая искусственный интеллект, расширяют их возможности.

Крайне важно, что именно неизбираемые, неподотчетные и часто непредсказуемые частные игроки, преследующие свои частные интересы, будут все больше влиять на геополитические результаты. Действительно, баланс сил в XXI веке вполне может определяться как конкуренцией между технологическими компаниями и странами (или между технологическими компаниями), так и конкуренцией между Соединенными Штатами и Китаем.

Возможно, самым очевидным результатом кризиса доверия является разрушение международного сотрудничества в решении неотложных транснациональных проблем, от пандемий до изменения климата и подрывных технологий. Эти проблемы затрагивают всеобщее достояние и не могут быть адекватно решены отдельными странами, действующими в одиночку.

Международное сотрудничество достаточно сложно обеспечить и в лучшие времена. Однако подрыв доверия к ведущим мировым державам делает другие государства еще менее склонными ограничивать свой суверенитет, принимая обязательные правила и делая дорогостоящие инвестиции. Результатом является дефицит глобального управления – несоответствие между распространением транснациональных проблем и нежеланием или неспособностью стран их решать.

Эта проблема стала слишком очевидной во время пандемии Covid-19, когда геополитическое соперничество, ослабление международных институтов и политика «разори соседа» привели к нехватке критически важного медицинского оборудования и серьезному неравенству в глобальном распределении вакцин. Это также лежит в основе коллективной неспособности всего мира решить проблему изменения климата и утраты биоразнообразия, которые уже имеют серьезные последствия, от сельского хозяйства и финансов до продовольственной безопасности и потоков беженцев.

Новые и прорывные технологии, включая генеративный искусственный интеллект, еще больше подчеркивают этот дефицит глобального управления. Системы искусственного интеллекта открывают огромные перспективы, но также создают большие риски, а государствам не хватает технических знаний и бюрократической гибкости для эффективного управления искусственным интеллектом. Самые влиятельные национальные игроки — США и Китай — также боятся отстать от своих конкурентов в гонке вооружений в области ИИ, в то время как частные технологические компании не играют официальной роли в процессе управления ИИ, даже несмотря на то, что они являются основными игроками в этой сфере. Без обновленного, заслуживающего доверия лидерства, обеспечивающего срочное глобальное сотрудничество, неограниченное распространение ИИ приведет к дальнейшей дестабилизации международного порядка.

И Китай, и Соединенные Штаты страдают от значительного и растущего дефицита доверия, который, в свою очередь, истощает глобальную систему собственного авторитета и легитимности.

В мире, где великие державы – и международный порядок, который они поддерживают – заслуживают доверия, другие страны осознают свою заинтересованность в сотрудничестве с этими державами и в рамках этого порядка. Но когда доверие к великим державам подрывается, то же самое происходит и с стимулами для стран и других игроков уважать установленные правила и конвенции, что усиливает геополитическую конкуренцию и, как следствие, дестабилизирует международный порядок.

Хотя Соединенные Штаты не потеряли значительной мощи в последние годы, доверие к ним снизилось, в то время как Китай приобрел значительную мощь, но не соответствующий ему авторитет. В результате обе страны страдают от значительного и растущего дефицита доверия, который, в свою очередь, истощает глобальную систему собственного доверия и легитимности.

Сегодня, в условиях возобновления нестабильности на Ближнем Востоке, жестокой войны в Европе, растущей напряженности в Индо-Тихоокеанском регионе и продолжающихся технологических изменений, которые изменят наш мир так, как мы только начинаем понимать, мы сталкиваемся с самой нестабильной и неопределенной геополитической ситуацией. окружающую среду за десятилетия. В условиях продолжающегося отсутствия восстановленного доверия или новых форм сотрудничества между великими державами геополитическая нестабильность и неопределенность, похоже, станут одними из определяющих особенностей глобальной политики на многие годы вперед.