Тысяча зим
С неба медленно падают первые снежинки, переливаясь в свете фонарей, неоновых вывесок, огромных светящихся баннеров. Люди торопливо пробегают по белым полосам перехода, спеша, кто куда - кто-то домой к семье, кто-то за развлечениями в квартал красных фонарей. Изредка некоторые из них останавливаются, восторженно глядя вверх - снег в Токио явление достаточно редкое для этого времени года.
Среди светящихся жёлтым окон жилых домов, за которыми жители мирно ужинают, смотрят телевизор или пьют чай, обсуждая последние новости, лишь одно горит слегка мрачноватым неоновым светом.
Баджи, крепко пристёгнутый наручниками к спинке кровати, лениво наблюдает, как Чифую, проверив замок на двери, подходит к нему и садится рядом, сбрасывает форменный китель и закатывает рукава белоснежной рубашки. Его грудь поверх рубашки перетянута кожаной портупеей, к которой пристёгнута кобура, волосы растрепались и небрежно спадают тёмными прядями на лоб, и он, черт возьми, очень горяч, настолько, что у Баджи перехватывает дыхание и краснеют щеки, будто они проделывают это все впервые.
Чифую достаёт из кобуры пистолет.
Аккуратно вытряхивает патроны - впрочем, Баджи доверил бы ему свою жизнь, даже если бы он этого не делал - уже и не сосчитать, сколько раз тот прикрывал его спину в драках, сколько раз вытаскивал с самого дна.
Они вместе практически постоянно, ещё со школы, с того момента, как на пятнадцатилетие Баджи они сидели на балконе и пили сок, и Чифую не выдержал и поцеловал его - быстро, неумело, боясь, что тот не поймёт и не ответит. Но Баджи ответил, и остаток вечера они просидели в обнимку, затягиваясь одной сигаретой на двоих.
Спустя год - Чифую все так же неумело делал ему минет, периодически давясь, кашляя и огрызаясь на красного до мочек ушей парня, когда тот говорил, что он может прекратить, если не хочет.
Да как он мог не хотеть? Как вообще можно не хотеть Баджи, особенно, когда он лежит вот так, абсолютно беззащитный и открытый перед ним, цепляется пальцами за спинку кровати и улыбается своей самой похотливой, хищной улыбкой, глядя на блестящий в свете неоновой ленты ствол.
Чифую слегка касается пистолетом его щеки, медленно ведет по шее, ключицам, спускается на грудь. Баджи мелко вздрагивает - то ли от холода, то ли от возбуждения, то ли - от всего и сразу.
-Тигрёнок скоро придёт, -хриплым от возбуждения голосом шепчет он, и Чифую смотрит краем глаза на часы, не убирая ствол от его груди. Потом усмехается.
-Ну так веди себя хорошо, если хочешь все успеть до его прихода.
Баджи улыбается шире, и Чифую хочет арестовать его всерьёз - потому, что тот каждый раз крадет его сердце, потому что нельзя быть таким красивым и так улыбаться, потому что за одну эту улыбку его следовало бы приговорить к тысяче лет заключения вместе с Чифую. Точнее, к тысяче долгих зим.
Он поднимает пистолет и снова проводит им по щеке парня, упирается на несколько секунд в высокий бледный лоб, проводит нежно по губам. Баджи следит внимательно за его рукой и, когда тот останавливается, целует холодный металл, трется об него щекой, медленно облизывает и сжимает губами, глядя при этом в упор на Чифую.
Ох, если бы преступники, которым он угрожает этой пушкой, знали, что он делает с ней в выходные - каждый бы захотел оказаться арестованным. Впрочем, быть арестованным тысячу раз посчастливилось только Баджи. И ещё столько же его арестуют после.
За окном медленно падает снег, переливаясь в свете фонарей, неоновых вывесок, огромных светящихся баннеров и тусклого свечения ленты из-за стекла, за которым...