Путь через пустыни
Концепция номадизма или неокочевничества широко известна по работам Жака Аттали и Делёза&Гваттари. Этот концепт демонстрирует нам современного человека, который не укоренён ни в чём.
Современный человек легко меняет место проживания, кочуя по арендным бетонным «юртам», постоянно меняет место работы в поисках новых выгодных пастбищ и необременённый никакими фундаментальными убеждениями блуждает по идентичностям – это бытие неокочевника и тяжёлый недуг современного человека.
Мы кочуем по интернет-платформам, интернет-сообществам, мы скитаемся по гиперпространству, превратив его в Великую Степь или Великую Пустыню, которая движется и наступает на нашу землю.
И вот под нашими ботинками уже струится песок, а горячий ветер гонит громаду пыли, что закрывает небо и солнце.
Современный белый постхристианин в каком-то смысле гораздо бóльше соответствует кочевому образу жизни, нежели мигрант, что привозит вам ваши любимые роллы.
Архетип кочевника – это паразит, движимый только жаждой потребления. Ведь Орда приходила на новые земли исключительно для того, чтобы всё выжать досуха, обескровить и поглотить. Орда – это рой саранчи, который несёт лишь разрушение и упадок.
Но мы не всегда были кочевниками, а когда-то были верны Империи. Той Империи, что приходила на новые земли для того, чтобы установить там закон и порядок, чтобы созидать, просвещать и защищать от энтропии пустыни.
Левые идеологи (неважно под какими знамёнами они рядятся) предлагают нам отречься от своего Имперского прошлого и раствориться во всепоглощающей Орде, став питательной безликой массой для кочевой элиты.
Устраивает ли нас предлагаемая перспектива?
Завтрашняя Африка не будет похожа на сегодняшний западный мир, это Запад в будущем станет напоминать современную Африку. (с) Жак Аттали
Опустынивание набирает обороты. Разрушительная энергия пустыни дерадикализует нас, вырывая с корнем и ломая все вертикальные конструкции, обрушивая шпили дворцов и соборов, уничтожая и превращая имперские иерархии в груду камней.
Ощущая под ногами не твёрдую землю, а лишь зыбучесть песков, потомки Вечного Рима принимают образ жизни номада, неокочевника, уже не различия на песке следы прошлого, не видя во тьме песчаной бури ни своего будущего, ни самого неба.
Караваны обречённых на тщетные скитания в поисках новых идентичностей и смыслов бредут к утопическим оазисам, чьи очертания проступают на раскалённом горизонте – миражи, что погубили столько душ.
Сегодня нам не нужно думать идти в пустыню или нет, ибо мы уже в ней. Но у нас есть другой онтологический выбор: продолжать кочевать без надежды и веры, либо попытаться отыскать иной путь – путь пилигрима, странника, паломника, что в песчаных дюнах различает силуэты руин имперского прошлого, заметённых песком.
Мы вольны остаться во власти кочевых деспотий и взять новые имена и веру. Но мы можем вспомнить, что являемся северными римлянами, наследниками и хранителями сакральных традиций христианской Империи, когда-то самой могущественной на Земле.
И те, кто покорятся пустыни, возненавидят тех, кто отринул её проклятие как дар.
Путь последних римлян-христиан, точно также будет пролегать через пустыни снега и песка, как и путь первых – это паломничество пилигримов в Небесный Иерусалим длиной в человеческую историю.
