Пётр Вершигора - об ужасах Волынской резни
В книге генерала П.П. Вершигоры "Люди с чистой совестью" содержится трогательный рассказ о одном из эпизодов печально известной Волынской резни. При чтении этих строк волосы встают дыбом. Однако, поскольку в настоящее время в одной очень близкой "державе" убийцы были превознесены до уровня национальных героев, я не могу не поделиться этим рассказом. Чем больше людей узнают подобные факты, тем быстрее исчезнет кровавая тьма бандеровщины на Украине. Оригинал можно найти здесь, здесь и здесь.
На второй день пребывания в Степан-Городке меня разбудили задолго до рассвета разведчики. В полусонном состоянии я не сразу понял, о чем они сообщали. Быстрый разговор Лапина, прерываемый фразами и руганью Володи Зеболова, их спешные жесты и волнующий вид этих опытных парней заставили меня подумать, что где-то, обойдя наши заставы, проникли немцы. Не дожидаясь окончания доклада, я громко крикнул часовому:
- Найди дежурного, и пусть разбудит Базыму! Есть важные данные.
- А командира и комиссара тоже будить?
- Не надо, - сказал Зеболов. - Вы лучше послушайте нас до конца, товарищ подполковник.
И после некоторого успокоения они начали рассказывать. Население окрестных районов является смешанным. Здесь с давних времен живут поляки, украинцы и евреи. Иногда можно встретить чисто польские деревни, чаще украинские, а чаще всего население живет вперемешку. Вчера ночью в одной из небольших польских деревень, лесной хуторок с тридцатью домами, ворвалась группа в полсотни вооруженных людей. Неизвестные окружили деревню, установили посты и начали последовательно ходить из дома в дом и уничтожать жителей. Не было расстрелов или казней, а было зверское уничтожение. Они не стреляли, а использовали дубовые колышки и топоры, чтобы нанести смертельные удары по голове. Всех мужчин, стариков, женщин и детей. Затем, возможно, опьянев от крови и бессмысленного убийства, они начали пытать своих жертв. Резали, кололи, душили. Хотя у меня есть значительный опыт войны и я хорошо знаком со стилем немецких карателей, я все же не мог полностью поверить рассказу разведчиков. Я никогда не сталкивался с чем-то подобным раньше.
- Да вы, хлопцы, постойте! Может, вам набрехал кто со страху?
- Какой он врет! - спешил досказать Лапин. - Мы сами были в этой деревне. Когда мы подъезжали на санях, их постовой выстрелил два раза из винтовки. Мы ответили огнем из автоматов. Сразу после этого в деревне разразился шум, было несколько выстрелов, но не по нашей команде. Затем собака залаяла, и все стихло. Мы тихо пробрались через огороды и своими глазами видели все происходящее.
- Рассказывайте все по порядку. Все, что вы там увидели.
В комнату вошел Базыма. Он быстро надевал ватный пиджак, а по приходе вытащил из кармана гимнастерки и надел очки на нос. Я молча указал ему на разведчиков.
Они снова сбивчиво, торопясь и волнуясь, стали рассказывать. Понять я снова толком ничего не мог.
- А что за люди там в санках у ворот штаба? Детишки какие-то?.. спросил Григорий Яковлевич.
- Так они же. Те, что остались из польской деревушки. Всех остальных вырезали. И старых и малых.
- Да кто же? Говорите вы толком, ребята...
- А если мы и сами толком не знаем?.. - удивился Лапин, привыкший меня видеть более спокойным, чем сегодня.
- Ну, что рассказывают эти ваши пассажиры? Говорили вы о чем-нибудь по дороге? Давай их сюда, - скомандовал Базыма.
В то время как Лапин был на улице, Володя Зеболов объяснял нам:
- У них тоже мало толку добьешься. Они только зубами цокают и все говорят: «Проше пана, да проше пана». Это даже странно. Единственное, что я слышал от них, это то, что главного члена этой банды резунов зовут Сашкой. Как только «Сашко» что-то говорит, дети начинают реветь... Вы сами увидите.
Выжившие после Волынской резни люди с трудом увозят тела своих убитых близких:
В конце концов, под влиянием Лапина, в лесную деревушку вошли незнакомые жители. Их было четверо: старик лет шестидесяти, молодая женщина и двое детей. Они явно дрожали, возможно, от страха или холода. Их одежда была легкая и небрежно надета на полуголые тела. Видимо, они были взяты врасплох, во время сна, подобно тому, как пожар внезапно вспыхивает в их доме после полуночи.
- Папаша, заходите. Садитесь, папаша, - пододвинул старику табуретку Базыма.
- Проше пана, - отвечал старик. - Проше пана, я тутай, тутай постою, - и он прислонился к косяку двери.
Женщина прислонилась к другому, положив руки на плечи мальчика и девочки. Она молчала. Дети были одинакового роста, около восьми-девяти лет, очень похожие друг на друга, возможно, близнецы.
Старик продолжал бормотать что-то невразумительное в течение длительного времени. Половина слов была «проше пана», а остальные слова были непонятны. Тогда мы обратились к женщине, но она молчала. Только когда я внимательно посмотрел на нее, на ее остановившиеся глаза, на бледное лицо с крупными каплями пота, я понял: она была психически больной или, по крайней мере, человеком с парализованными волей и чувствами. Она механически судорожно держалась за плечи детей и, уставив безжизненный взгляд куда-то за нас, продолжала молчать. Мы снова попытались задать ей вопросы.
- Проше панов, то есть цурка моя. Цурка, а то - то ее дзятки.
Дочь продолжала молчать. Мальчик, который до этого смотрел на нас с широко раскрытыми глазами, внезапно заговорил:
- Воны вошли в хату и сразу стали ойцу нашему руки крутить... "Говори, мазурска морда, где золото?.."
- И у татка косточки трещат, а мы плачем... - сказала девочка.
- Потом один взял секиру и голову ему порубал.
- Ага, а потом стали всех бить, и мучить, и рубать.
- А остатней душили бабуню на печи...
Дети начали говорить нам подробности этой ужасной ситуации, соревнуясь друг с другом. Они рассказывали простыми детскими словами, возможно, не полностью осознавая ужасный смысл своего рассказа. С искренней беззаботностью, которая не может быть даже у самого справедливого суда, они говорили только о фактах.
- А как же вы сами живы остались? - вырвалось у Базымы.
- А на дворе стрел начался, и они быстро выбежали на улицу. Последним бег Сашко, он нашу Броню из пистоля забил...
- А мы живы зостались, з мамкою. Мы под лужко сховались...
- А потом ваши, они в хату зайшли и нас найшли...
Когда мы вошли в первую избу, мы увидели семь трупов. Входная дверь была открыта. В сенях, через высокий порог, лежала девушка лет пятнадцати в одной ночной сорочке, гибким телом перегнувшись. Ее туловище находилось в горнице, а голова свисала на пол сеней. Солнечный луч осветил ее светло-каштановые волосы, а голубые глаза были открыты и смотрели на улицу, на мир, под ярким солнцем.
Из ее раскрытых губ по щеке стекала струйка крови, уже затвердевшая на утреннем морозе. В хате лежали взрослые и дети. У некоторых черепа были раздроблены, и лица были неузнаваемы, у других шеи были перерезаны. На печи лежала старуха, совершенно черная и без следов крови, с веревкой на шее. Веревка, обмотанная вокруг качалки, лежала рядом. Когда я спешил покинуть этот дом, который стал семейным гробом, я увидел пучок длинных волос на ручке наружной двери. Они запутались в ручке и трепетали под дуновением весеннего ветра, встречая солнце. В других домах повторялась та же ужасная картина.
Все это было настолько ужасно, что я не мог понять, что происходит. Одно было очевидно: люди, охваченные страстью к разрушению и убийству, потеряли свою человечность и безрассудно, как волк, ворвались в овчарню. Они двигались под влиянием безумия, жажды крови, смерти и разлива крови, и устроили эти убийства.
Только после сбора всех доступных сведений от перепуганных жителей окрестных польских и украинских деревень, а также отправки разведчиков под Сарны, удалось немного разобраться в этом ужасном и отвратительном деле.
До того, как мы прибыли в Сарны через Днепр, и после того, как мы устроили "Сарнский крест", в гестапо работал Сашко, сын владимирецкого попа [1]. Он был молод, красив и жесток. Сначала он работал переводчиком, а затем, благодаря своему жестокому и придирчивому отношению к населению, особенно к евреям, он стал что-то вроде следователя и палача, устраивая расстрелы.
Однако вскоре после «Сарнского креста» Сашко был уволен из гестапо. Его не выгнали, не арестовали, а просто уволили. Этот факт, очевидно, был достаточно значимым, так как сарнское гестапо поспешило сообщить об этом жителям городка и окрестных сел. Был выпущен, напечатан и развешан на заборах специальный приказ об увольнении Сашко, в то время как обычно гестаповцы просто выбрасывали непослушных сотрудников. Что было еще более странно, так это то, что при увольнении Сашко гестаповцы «забыли» забрать у него оружие: кортик, парабеллум и автомат.
Униформа и оружие получены от немецких хозяев.
А через месяц после этого Сашко появился во главе банды, состоящей из пятидесяти-шестидесяти человек, половина из которых была «уволена» из полиции, а другая половина была набрана из уголовников. Эта банда заявила о своей борьбе за «самостийну Украину», якобы против немцев, но на самом деле начала убивать польское население. Вскоре стало ясно, что эта провокация была только одной из многих. В те же дни из Ровно, Луцка, Владимир-Волынска, Дубно и других городов Западной Украины многие националисты, которые до этого служили верой и правдой немцам в гестапо, полиции и жандармерии, ушли в леса по указанию своего руководства. Они объявили всему миру о своем желании бить немцев. Они били немцев словами, в декларациях, на листовках, на одной из которых была даже виза немецкой типографии в Луцке. На самом деле же они занимались убийством мирных поляков.
Немцы не смогли победить нас в отместку за "Сарнский крест", но они извлекли уроки. Как и следовало ожидать от гестаповцев, они начали бороться с нарастающим партизанским движением путем провокаций и разжигания национальных конфликтов.
Трагедия, произошедшая в лесной польской деревушке, потрясла всех нас - как командиров, так и рядовых партизан.
[1] Здесь речь идет о священнике униатской церкви. Православные бандеровцы не принимали его в свои ряды, жестоко уничтожая и обвиняя в сотрудничестве со сталинскими репрессивными органами. Дополнительную информацию по этой теме можно найти здесь.
[2] Вершигора не упоминает название "УПА" нигде, однако, учитывая хронологию событий - период Карпатского рейда Ковпака, который совпал с началом Волынской резни, а также учитывая обстоятельства, описанные Вершигорой, появления "националистических" банд, это могут быть только они. Более подробную информацию можно найти здесь.
[3] Хочу напомнить о заявлениях самого «главнокомандующего» УПА Романа Шухевича:
«В связи с успехами большевиков необходимо немедленно уничтожать поляков, полностью истреблять, сжигать чисто польские деревни... За убийство одного украинца поляками или немцами (выделено мной - М.М.) следует расстреливать 100 поляков».