Очередной юбилей!
85 лет американскому музыкальный менеджеру и журналисту Дэниелу Файнбергу.
Именно Дэнни Филдс прямо и косвенно повлиял на развитие панк-рока внутри музыкальной индустрии с 1960-х по 1980-е годы. Он был менеджером Stooges и Ramones, подписал контракт с MC5, а также работал с Джимом Моррисоном, Velvet Underground и Modern Lovers.
Паблик Североамериканский панк-рок 1970х - 80х разместил данное интервью Дэнни Филдса изданию «Classic Rock», датированное апрелем 2016 года. Материал был приурочен к выходу книги фотографий Филдса «Мои Ramones».
Более того, Олег Духанин создал специализированный канал в телеграме, посвящённый Ramones, с остроумным названием t.me/sniffsomeglue
Дэнни говорит: Как Дэнни Филдс навсегда изменил музыку.
Дэнни Филдс о The Doors, The Ramones и знакомстве Боуи и Игги...
Заглянув в блестящую и исчерпывающую историю панк-рока «Пожалуйста, убей меня» Легса Макнила и Джиллиан Маккейн, вы увидите в этой книге трогательное посвящение «навечно самому крутому парню в зале» Дэнни Филдсу: «за его великолепный музыкальный вкус, недюжинный интеллект и убийственное чувство юмора». Легенда музыкальной индустрии Филдс в 1968 году подписал The Stooges и MC5 на Elektra Records, работал с The Doors, был менеджером Ramones и познакомил Игги Попа с Дэвидом Боуи. Дэнни находился в самом сердце музыкального бизнеса в его, возможно, самую захватывающую эпоху. В 2014 году газета «New York Times» отмечала: «Легкодоказуемо, что без Дэнни Филдса панк-рок попросту никогда бы не появился на свет».
В этом месяце бывший журналист, диджей и руководитель лейбла Дэнни Филдс выпускает свою первую книгу фотографий «Мои Ramones», коллекцию редких и никогда непубликовавшихся фотографий Ramones, сделанных между 1975 и 1977 годами. Автор «ClassicRock» Пол Бранниган встретился с Филдсом в одном из лондонских книжных магазинов и нашел общение с 77-летним ньюйоркцем настолько приятным, что первоначально планировавшееся 30-минутное интервью легко превратилось в двухчасовую беседу.
«Снимая запись первого альбома Ramones, я не мог подумать, что 40 лет спустя буду сидеть в Лондоне и говорить о фотографиях, часть из которых была сделана мной исключительно от скуки», - говорит Филдс. «Но раз уж мы здесь…»
Когда вы были подростком, как вы представляли себе свою будущую жизнь?
Я ничего не загадывал наперед. Но я знал, что не стану врачом, как мой отец, или дантистом, как мои дяди. Я поступил в Гарвардскую юридическую школу, главным образом потому, что Кембридж, штат Массачусетс, был домом для самых красивых людей, когда-либо виденных мной, но моя жизнь по-настоящему началась лишь после того, как я бросил учебу.
Вы всегда были одержимы музыкой?
Вовсе нет. Да, я видел выступление The Beatles в Carnegie Hall в 1964 году, второй концерт их первого американского турне, но они не тронули меня по-настоящему и никогда не трогали. Когда я начал работать в «Datebook», журнале, ориентированном на девочек-подростков, у его читательниц определенно имелся интерес к группам раннего «британского вторжения» - The Beatles, Herman's Hermits, The Hollies и др. Я же в основном слушал синглы Jefferson Airplane и The Byrds, которые присылал мне мой брат. Он учился в школе в Беркли [Калифорния] и был фанатом этих групп. Как-то издатель «Datebook» купил несколько интервью, которые взяла у «битлов» Морин Клив из «Evening Standard», и я решил порезать их на цитаты и в таком виде использовать в журнале. Я нашел высказывание Пола Маккартни, где он описывал Америку как «паршивую страну, в которой всякий черный - грязный ниггер», и подумал: «О, похоже у меня есть отличный заголовок»; далее шла показавшаяся мне интересной реплика Джона Леннона: «Я не знаю, что важнее, рок-н-ролл или христианство». Так я наваял для еженедельника материал из 800 слов. Была там и цитата Леннона о том, что The Beatles популярнее Иисуса. А потом какая-то мать в Алабаме почитала журнал своей дочери и отнесла его на местную радиостанцию. И тамошний диджей, которому, видимо, до смерти надоело крутить записи «битлов», начал в своей болотистой глуши натуральный крестовый поход против The Beatles. Он призвал слушателей принести в местную церковь имеющиеся у них пластинки и фото ливерпульского квартета, а затем сжег все это добро. В Библейском поясе США эта идея оказалась весьма заразительной.
Когда и каким образом вы узнали о реакции, которую вызвала ваша статья?
К тому времени я уже переехал в Калифорнию и узнал обо всем главным образом потому, что «Datebook» пришлось опубликовать несколько статей, с уверениями, что журнал не является рупором Сатаны, а лишь процитировал The Beatles, которые действительно говорили такие вещи. А потом, поскольку The Beatles получали смертельные угрозы от Ку-клукс-клана и всех подряд, была эта пресс-конференция в Чикаго, на которой Леннона попросили прокомментировать его высказывания об Иисусе – музыкант, вероятно, был обескуражен, ведь он дал то интервью восемь месяцев назад, и в Англии оно не имело никаких последствий. После этого тура The Beatles объявили, что больше никогда не будут играть живые концерты, и больше никогда не играли их. И я подумал: «Хммм, интересно, а какую роль в этом сыграла моя статья? Устраивать подобные подставы жутко весело!»
В Калифорнии вы начали работать с The Doors, но затем разругались с Джимом Моррисоном…
Ну, немногие были способны поладить с ним. [Гитарист The Doors] Робби Кригер однажды рассказал мне, что когда ему снилось, что Моррисон всё ещё жив, он просыпался с криком ужаса и в холодном поту. То есть стоило бывшим коллегам только представить такое, как их начинали мучить ночные кошмары. Сперва я думал, что Джим потрясающий, но потом мы поссорились. Я приехал на шоу The Doors в Сан-Франциско и, пройдя за кулисы, увидел Моррисона в окружении всех этих страшных девок с сальными волосами. В тот момент я подумал: «Э-э, меня не устраивает звезда, привлекающая такую мерзость. Я должен найти ему классную девушку, которая будет дополнять его!» А затем мне пришло в голову: «О, а он бы понравился [певице Velvet Underground/актрисе/модели] Нико!» В то время Нико жила в Лос-Анджелесе с [подругой Уорхола] Эди Седжвик – это был дом в местечке под названием The Castle, высоко на Голливудских холмах, и я уговорил Моррисона отправиться туда вместе со мной. Джим обычно был под кислотой и глотал кучу таблеток, и я помню, что в ту ночь он был невероятно пьян и раз за разом просто протягивал руку, говоря: «Еще мескалина!» Когда он захотел поехать домой, я решил, что будет очень глупо позволить своей новой звезде покончить с собой, поэтому спрятал ключи от его машины под ковриком, где Моррисон никак бы не смог их найти. Он никогда не простил мне этого, с тех пор он ненавидел меня, ведь я, видите ли, лишил его свободы и независимости, вроде как «похитил» его. И всё потому, что я пытался спасти его задницу... так глупо и так по-детски!
Итак, в сентябре 1968 года вы отправились на концерты MC5 и The Stooges в Детройте и Энн-Арборе и в тот же уикенд подписали обе группы на Elektra. В книге «Пожалуйста, убей меня» приводятся ваши слова о The Stooges: «Это была музыка, которую я ждал всю свою жизнь». Что же вас так увлекло?
Я поднимался по лестнице в большую студенческую аудиторию и услышал музыку, которая буквально овладела мной. Войдя в зал, я увидел Игги, и все. Это был простой, запоминающийся и мощный, как атомная энергия, рок-н-ролл. Я никогда не слышал ничего лучше. The Stooges были невероятной группой, но Игги временами вел себя как конченый говнюк… большое спасибо Дэвиду Боуи за то, что он избавил меня от Игги!
Ведь это вы познакомили их в Нью-Йорке, верно?
Да, это сделал я. Помню, Дэвид в «Melody Maker» назвал Игги своим новым любимым вокалистом, и это засело у меня в голове. А потом, когда Игги жил у меня, мне позвонила музыкальный журналист Лиза Робинсон и сказала: «Я в «Max» [нью-йоркском ночном клубе «Max's Kansas City»] с Дэвидом Боуи, и он хочет познакомиться с Игги, он все еще у тебя?» Игги заснул, смотря телевизор, так что мне пришлось разбудить его: «Джим [настоящее имя Игги], просыпайся, тот парень Дэвид Боуи, который написал о тебе в «Melody Maker», сейчас в наших краях и хочет встретиться с тобой». Потом мы за пять минут дошли до «Max». Я познакомил Игги и Дэвида, и они сразу же начали говорить о музыке. Я беседовал с Лизой, и она рассказала мне, что они с Боуи только что ужинали с Лу Ридом. Вот так и началось их сотрудничество. Игги рассказывает эту историю по-другому, но было так, как говорю я.
Нью-Йорк 1970-х годов до сих пор имеет по-настоящему культовый образ в истории музыки, а вы были в самом центре событий - в тусовке Уорхола, среди героев зарождающейся панк-сцены. Что вам больше всего нравилось в этом городе в то время?
В нем присутствовала огромная энергия. В какой-то момент все поэты, музыканты, репортеры, художники и парикмахеры потянулись в «Max», потому что у хозяина клуба было много хороших друзей из художественной и театральной среды, а эти люди умели веселиться. Не то чтобы я всегда просыпался с мыслью «Вау, в какую сказочную эпоху я живу!» - все это повседневное дерьмо в моей жизни, конечно же, присутствовало, например, я мог просрочить аренду или слишком долго не трахался – но когда оглядываешься назад, вся эта рутина растворяется в чудесных воспоминаниях о том времени. Как там у Вордсворта… «Блаженством было дожить до рассвета, но встретить его молодым – настоящее счастье».
Вы уже тогда не скрывали свою ориентацию, Нью-Йорк был городом весьма свободных нравов?
Все прекрасно знали, что я гей, но Нью-Йорк – это не Библейский пояс (*регион США (в основном южные штаты), где особо сильны традиции евангельского протестантизма), там все в некотором роде меньшинство. Если город покинут все геи, то кто сделает вам прическу или оформит витрину вашего магазина? К тому же в то время в Нью-Йорке была очень влиятельная, элитная группа интеллектуалов и артистов-геев, поэтому вы могли не скрывать своей ориентации и не стыдиться ее. Помню, как однажды меня арестовали в одном нелицензированном баре, куда маленькие педики вроде меня приходили потанцевать и выпить. Так вот, как-то раз туда нагрянули полицейские, запихнули около 40 из нас в автозаки, а затем посадили всех задержанных в одну большую камеру. Нас на одну ночь изолировали от внешнего мира, и мы устроили гораздо более шумную, чем на свободе, вечеринку. На следующее утро мы все выстроились в очередь – очень разношерстная компания, одни в костюмах от Brooks Brothers, другие в маленьких виниловых шортах – чтобы предстать перед судьей по обвинению в «танцах под музыкальный автомат». Дело было немедленно закрыто. Просто кто-то не заплатил копам, и они закрыли заведение, и это было верхом ущемления наших прав.
Итак, давайте поговорим о Ramones…
Ну, книга называется «Мои Ramones», потому что в ней собраны фотографии той четверки, которую я знал, оригинального состава, участники которого уже мертвы. Я не могу представить, что мог издать ее, пока кто-то из парней был жив, потому что тогда мне бы пришлось бесконечно советоваться с ними. С другой стороны, я уверен, что ни одна из этих фотографий не вызвала бы чрезмерных нареканий с их стороны.
Когда вы впервые увидели Ramones, вы испытали нечто подобное, что и в случае с The Stooges?
Да. Стоит сказать, что все участники Ramones любили The Stooges, часто собирались вместе, чтобы послушать их записи… единственные четыре человека в Квинсе, которые знали о существовании The Stooges. В CBGBs я сидел прямо перед сценой, поэтому мог разобрать тексты Ramones, так что когда Джоуи спел «I Don’t Wanna Go Down To The Basement», у меня вырвалось что-то вроде «Ого!» Они великолепно звучали, потрясающе выглядели и не делали никаких пауз между песнями - было полное ощущение, что музыка Ramones проникает в ваше тело и заполняет его сверху донизу. В то время я вел колонку в «Soho Weekly News» и писал в ней о таких исполнителях, как Television, Suicide, Патти Смит. Ramones звонили мне каждую неделю и повторяли: «Мы лучше их! Мы крутые!», - мне понравилась такая позиция. Я стал постоянно ходить на шоу Ramones в CBGBs, чтобы они наконец-то заткнулись, ну и просто потому, что я полюбил их.
Вы решили, что ваша миссия – открыть эту музыку миру?
Да. Я подумал, может быть, меня наконец-то начнут воспринимать всерьез. Я о том, что ни один из артистов, с которыми я был связан, не продавал миллионы пластинок – ну, у The Doors были миллионные тиражи, но это не имело ко мне никакого отношения, – однако я подписывал контракты и работал с группами, имевшими большой успех у критиков, и люди знали, что у меня есть вкус. Лейбл Сеймура Стейна подписал контракт с Ричардом Хеллом, им были интересны другие группы из центра города. Я был знаком с женой Сеймура Линдой, и мы вместе с ней принялись раскручивать Ramones, потому что считали их восхитительными.
Фотографии в «Мои Ramones» прекрасно передают энергетику, а в некоторых случаях, можно сказать, невинность и наивность, свойственные группе в те ранние годы.
То, что я был близок к группе, определенно делает эти снимки, как минимум, интересными. В конце концов я был менеджером: если бы это были плохие фото, я бы просто порвал их. Думаю, эти снимки интимны, но не навязчивы. Большую часть времени парни знали, что я фотографирую, и, будучи артистами, могли актерской игрой несколько усилить определенное настроение. Это не постановочные, но и не спонтанные снимки, я бы назвал эти фото «постановочными откровениями».
Прошло 40 лет с тех пор, как Ramones впервые выступили в Лондоне. Как известно, те концерты серьезно поспособствовали рождению британской панк-сцены. Что вы можете вспомнить о той поездке?
Ну, это сейчас принято рассматривать те события, как нечто знаковое и эпохальное, а тогда все происходящее вовсе не выглядело чем-то таким, что войдет в легенды. Самое удивительное, что когда Ramones играли в «Roundhouse» (4 июля 1976 года на разогреве у The Flaming Groovies) на шоу пришло столько народа, сколько группа не видела за всю свою предыдущую карьеру. До этого я в основном занимался тем, что искал Ramones «работу» - Джонни всегда говорил «работа», а не «концерты», - и вот мы находимся в одном из самых значимых городов мира, в зале – тысячи людей, и еще столько же не смогли попасть внутрь. Мы приехали в пятницу утром, сыграли в «Roundhouse», на следующий вечер выступили в «Dingwalls» и отправились домой, но, по-видимому, этот короткий визит и стал той искрой, из которой разгорелось пламя британского панка. Я знаю, что 4 июля The Clash вместе с The Pistols играли в Шеффилде, и это был самый первый гиг The Clash. Они пропустили наше выступление в «Roundhouse», но пришли на концерт в «Dingwalls». Помню, как Джонни Рамон и Пол Симонон разговаривали перед тем шоу. Пол сказал: «Вчера вечером The Clash отыграли свой первый концерт - мы никому не нужны, потому что сами не знаем, что делаем, наша группа недостаточно хороша», а Джонни ответил ему: «Подожди, ты еще не видел наш сет. Мы воняем! Мы не владеем инструментами! Просто делай, как мы... просто играй!» Позднее Джо Страммер вспоминал: «Между любыми двумя песнями Ramones невозможно было просунуть даже клочок сигаретной бумаги», так что я думаю, люди были впечатлены. К тому же, те концерты показали промоутерам, что у панка есть аудитория, это тоже было очень важно.
Вы расстались с Ramones после пяти лет сотрудничества, почему они уволили вас?
На самом деле никто меня не увольнял: мы подписали пятилетний контракт, а потом обе стороны должны были пролонгировать соглашение, но Ramones считали, что продают слишком мало альбомов, поэтому решили, что пришло время что-то изменить. Все, что я мог сказать: «Удачи!» Я не разбогател на Ramones, но мне было приятно и весело работать с ними. В начале карьеры они думали, что их песни настолько хороши, что они продадут пять миллионов копий своего дебютника, а затем уйдут на пенсию богатыми и больше никогда не будут надоедать друг другу. Однако этого не случилось.
Когда после расставания с группой вы впервые услышали песню «Danny Says» («Дэнни говорит»), вы были тронуты?
Хммм, нет, потому что она не обо мне. Первоначально песня называлась «Tommy Says», именно Томми был менеджером в начале их карьеры, и это он командовал группой. Джоуи написал ее как своего рода любовное письмо/извинение своей девушке, потому что ему всегда приходилось оставлять ее... а потом, как известно, она бросила его ради Джонни. Знаете, это хорошая, милая песня. Я не хочу показаться сексистом, но это любимая песня всех подружек музыкантов Ramones. А еще я никогда не устраивал концертов Ramones в Айдахо.
Недавно снятый фильм о вашей жизни тоже называется «Danny Says», вы довольны этой картиной?
По большому счету я не имею к ней никакого отношения, разве что позволил киношникам порыться в своих архивах. Я посмотрел этот фильм один раз - на премьере, которая состоялась в прошлом году на фестивале SXSW в Техасе. Просто я решил, что должен увидеть его заранее, чтобы потом не пришлось сгорать со стыда за свою жизнь. Если серьезно, то я думаю, что люди, снявшие этот фильм, проделали действительно хорошую работу.
У вас была по-настоящему интересная жизнь, вы работали со столькими легендарными артистами, остались ли в вашем списке еще какие-нибудь желания?
Не знаю. Я надеюсь продолжать путешествовать, встречаться с людьми, переживать какие-то приключения. Каждый раз, открывая газету, я вижу там некролог на кого-то из своих знакомых, так что я просто счастлив, что пока еще здесь, счастлив, что могу заводить новых друзей. У меня была неплохая жизнь.
► Предыдущие переводы Олега Духанина: https://vk.cc/aABrMM
► Посты про The Ramones: https://vk.cc/a4nF5l