Я поставлю Суперпанк!
1,5 кг отличного пюре возвращаются на сцену: 16ого в Санкт-Петербурге и 17-18 января в Москве!
Пионеры поп-панк движения России выпустили 4 убойных альбома, каждый из которых особенный. В следующем году исполняется 25 лет с момента выхода их дебютника "Superpunk". Тот случай, когда "как корабль назовешь, так он и поплывет". Спустя всё это время он до сих пор в топе. Поэтому с особой гордостью вспоминаем изысканный (а местами и философский) рассказ в двух частях Дмитрия Ганжи под лозунгом "Мелодия! Калифорняк! Или Смерть!". Приятного погружения в мир начала 2000-х!
СТОРОНА А.
Начать, пожалуй, следовало бы так:
…Он был не из тех людей, которые исповедуются из любви к правде.
Но всё же… Итак, мне позвонил Гоша и попросил подогнать текст про что-нибудь такое, что могло бы показаться интересным для почтенной панк и около-панк публики, пасущейся вкусненьким панк-кормом на пастбище некоего рафинированного паблика во вконтактике.
Озвученный мне бриф был таков: типа срываем покровы, взрываем бомбу, далее - конфетти, бенгальские и т.д.
Поскольку Гоша входит в (назовём условно) мой «круг доверия», как изволил бы пояснить тесть Факера, то мне неловко было найти повод отбрыкаться от этой просьбы. Я попытался сослаться на лень и провалы в памяти, но настойчивость Гоши...
Делая скидку на избирательность и обрывочность своей памяти, я попробовал приоткрыть дверцу в чулан SUPERPUNK и поглядеть, что там завалялось без малейшей попытки расставить всё по полочкам, и лишний раз не умиляясь «преданьям старины глубокой».
Вот что я разглядел:
SUPERPUNK материализовался летом в Москве. И если память имеет свойство откликаться на знакомый запах, то мне следовало бы заварить в чашке источник этого запаха, так сказать, для достижения аутентичности атмосферы.
Главный визуальный и обонятельный раздражитель, что ассоциируется у меня с названием SUPERPUNK – это брикет с дошираком.
Слово «брикет» в единственном числе не отражает сути. Доширака было в сто тысяч раз больше, чем рекомендованое Минздравом к употреблению количество, несмертельное для организма.
Доширак мы доставали из рюкзаков, кофров и из бездонной, как сама черная дыра, царь-сумки барабанщика, в недра которой можно было запаковать Жерара Депардье с ситроеном.
На студии коротал время ломаный электро-чайник, работающий только в режиме перманентного кипячения, и местный студийный гурман приспособил его к приготовлению доширака и варки сосисок одновременно.
При желании вскипятить и выкушать чайку, чаелюб сталкивался с версией привычного напитка, имевшего привкус варёного мясца. Поэтому особую популярность среди всех тусовавшихся на студии и желающих утолить жажду, приобрело пиво.
Пиво заносилось на студию в промышленных объёмах, и в таких же оптовых объемах потреблялось на радость продавщицам из близлежайших торговых точек.
Процесс пополнения запасов пива не отличался простотой. Сама студия располагалась на Электрозаводской на территории чумазого завода, и чтобы попасть в неё, требовалось проделать долгий путь через цеха, этажи и прочий индустриальный неудобняк.
Дежурный по студии Лёха Уралыч, кроме студийного залипалы, оказался обладателем квартиры на Рязанском, куда я с одногруппниками и ещё многим количеством людей вписался проводить ночи.
Условия вписки носили ультимативный характер – мы ставим хозяину жрачку и бухло. На наше замечание, что мы питерские бомжи на дошираке и максимум можем позволить себе шикануть на пельменях, добрейший Уралыч дал согласие с оговоркой, чтобы, чур, неиспользованное масло от нашего доширака шло ему как бонус. Потому что масло от доширака и сам доширак в масле – это ваще для него в кайф. А то что мы не мутим доширак с двойным маслом как он, так это от того, что мы питерские лохопеды, не знающие толк в настоящем дошираковарении. Конечно, никто не пытался оспаривать данное утверждение, т.к. нам требовался ночлег.
К знатокам-дошираковедам, водящим короткое знакомство с этим продуктом, относились и Сергей Чуп, и Максим Грузин, заглядывавшие на мутном глазу в качестве команды поддержки на огонёк, и по-взрослому пополнявшие батарею пустых бутылок у стенки.
Чуп демонстративно обгрызал доширак всухомятку, запивал его пивом и настаивал, что как закусь доширак - преотменный выбор, что дошираку в общем-то похуй, он внутри сам доварится.
В этот момент за пультом доваривался Саша Голый, о чём он и сообщал доходчиво всем присутствующим, присовокупляя просьбу всем заткнуться и заодно сходить нахуй.
Саша прикатывал с ВДНХ к стрелке у метро Электрозаводская на велосипеде ATOM, грузил в рюкзак пиво и говорил, что нужные микрофоны не нарыл и будем обходится тем, что есть. Ибо и так всё получается заебись.
Я откупоривал бутылку, делал чин-чин с Саньком, и видит Бог, Саша мне напоминал Марти МакФлая из «Назад В Будущее». А его АТОМ был двухколёсным аналогом Делореана.
Записывал и сводил Саша с шиком и с отчаянной гусарской лихостью.
Во время записи выяснилось, что сломался один из ADAT магнитофонов, и что это, мягко говоря, критично и чревато уклоном в фаталити. Саша вышел в смежную комнату где стоял стол для настольного тенниса, яростно обыграл кого-то, глотнул пива, вернулся за пульт и стал писать на другой ADAT, сообщив, что диайвая теперь будет гораздо больше, чем мы тут все думаем.
Я запомнил с фотографической чёткостью момент сведения: Саша сидит в кресле без спинки поджав ногу, в правой руке пивной батл, левой что-то накручивает, наушники на затылке, и говорит похохатывая: «Димон, Живоглот - тема, сейчас Лизу будем…»
А Алёша Соловьёв возлежа на диванчике, заложив руки за голову и закинув ногу на ногу, с задумчивостью произносит: «Санёк нарулит, он умеет…»
Лёха одолжил на запись свой Jazz Bass и любил развлечься тем, что подсаживаясь к Чупу и напевая «Панк-групп на свете много, сказал мне как-то дед…» спрашивал его: «Как дед-то?» или «Вот ты мне скажи, вот вы с Грузином братья. Братья навек?» Фишка заключалась в многократном повторении этих вопросов в течении дня.
«Шутка юмора» в рок-группе – вещь специфическая и узко-отраслевая. Непосвященному человеку это может казаться несмешным тупизмом или обидным троллингом. Но оттенок сортирного юмора в нормальном рок-коллективе обязательно должен наличествовать.
«Юмор энд сатира» в концентрированном виде происходили и на квартире у Уралыча. Будучи барабанщиком Празника, он сказал, что с нами будет тусоваться его одногруппник Ватыч, что сам Ватыч из Королька, и что репетируют они на заводе в свободные от смен «окна».
Как-то проснувшись поутру и зайдя в соседнюю комнату, я обнаружил в ней долговязого субъекта, сидящего в позе Наполеона с недовольным лицом. Чувак был в длинном кожаном с потёртостями пальто, высоких мартенсах (в доме не разувались) и стрижкой под ноль. Выглядел незнакомец тревожно и небезопасно. Первыми словами произнесёнными им были: «Заебали спать… Есть чё пожрать?»
После завтрака с дошираком и новостью, что вечером будут пельмени, Дмитрий Кежватов подобрел и сказал, что знает нормальные лоу баджет пельмешки в магазине на углу. Тем же утром я впервые столкнулся со ставшим впоследствии знаменитым в узком кругу мемом «бабушка».
Покончив с дошираком, Дима на правах квартиранта-завсегдатая, предложил позырить мультики. Само сочетание кожаного пальто, мартенсов и предложения на серьёзных щщах о просмотре мультиков выглядело трэшово и круто. В ту минуту я понял, что Ватыч тот ещё фрукт.
Ватыч порекомендовал выбрать из штабелей с видеокассетами в серванте «Союзмультфильм сборник». Ну окей, Союзмультфильм так Союзмультфильм, - мы здесь гости, и тем более скоро надо выметаться на запись…
…Триумф Ватыча одновременно напоминал триумф Ллойда из «Тупой и Ещё Тупее», когда тот угостил тёплым «пивком» полицейского и хохот оперного Мефистофеля. Сборник Союзмультфильм оказался первостатейной хардкорнейшей порнухой с анальной дранкой и прочим кастомайзингом. Дима с увлечением комментировал происходящий кино-экшен и пребывал в прекрасном настроении. Так SUPERPUNK познакомил меня с батюшкой Дмитрием.
СТОРОНА Б.
Вообще процесс записи на заводе напоминал больше не запись музыки, а репетицию команды КВН низшей лиги. Ну, или чтобы совсем не впадать в самоуничижение от определения «низшая лига», сделаем наоборот. Итак, процесс записи напоминал «аристократик тусэ» в салоне какой-нибудь Анны Павловны Шерер с поправкой на реалии начала 21 века, как если бы Анна Павловна Шерер котировала не польки и котильоны, а хардкор и металл, не Шуберта и Моцарта, а Джоуи Рамона и Жирдяя Майка.
Параллели? – спросит критический читатель-сноб. Отвечу: они есть. И прокашлявшись продолжу: то же блистательное общество (а хули-c), музыканты и поэты (зачастую в одном лице), фантазёры, мечтающие изменить мир, дерзкие шутники и циники, братство единомышленников и харизматичных собутыльников. Да, не было шампанского и цыган, но были господа Винчацкий и Пивчацкий впридачу с восторженными девами с глазами обожающими.
«В то душное лето на заводе на ул. Малой Семёновской в воздухе витала атмосфера революции и прогрессивных идей по низвержению мирового говнарства. То было «Война хуйне, мир пиздатому!» Свои Робеспьеры и Дантоны от панк-рока и ламповых преампов ковали базу будущих славных поп-панк побед для бескрайних русских просторов во славу Двойной Бочки и Освобождённой Октавы, осенённые знамёнами «Мелодия! Калифорняк! Или Смерть!» »…
…Ребята, чёрт возьми, сделаю потише Эдварда Радзинского. Пардон муа. Вещает он в фоновом режиме и прямо-таки зомбирует, подлец. Вот щас про Марию-Антуанетту и гуманность гильотинирования задвигает. (Интересно, как этот маленький истероидный человек мог бы написать, например, про феномен 1994 года? Что-то такое: «И колосс гранжа на глиняных ногах рухнул! Ужасное и прекрасное действо! Прокатилась волна подростковых самоубийств! Кровь застилала комнаты обезумевших тинейджеров! Их обманули! Гранж пожирал своих детей! На обломках Сиэтла вставала великая заря поп-панка! Сан-Франциско!.. Вот новый Бог! Бог, который даровал летящему в бездну тинейджеру надежду! Панк Ин Драблик, Дуки и Синий Альбом! Да, начиналась эпоха не менее великого пиздеца!»).
Продолжу. Атмосферу салона и избы-читальни в одном флаконе помогал создавать и Дима Сид. Он являлся «смотрящим» записи. Приходя ко второй половине дня, Дмитрий неизменно притаскивал с собой рюкзак набитый газетами, журналами и отягощённый увесистой гантелью. Подборка прессы от Димы носила инфернальный характер.
Пристроившись в уголке и крикнув Саше: «Санёк, ну дай послушать-то! Рока-то нормально дали? Ну в натуре, дай кайфануть!», Дима углублялся в изучение «Комсомольской Правды», в то же время держа наготове «Кроссворды и Анекдоты в Дорогу», и оставляя на закуску великолепнейший «Тёщин Язык».
«Тёщин Язык», без сомнения, был нашим самым любимым изданием. Зачитывали его мы до дыр, наиболее интересные статьи становились объектом массовой полемики. Спорили мы много. Копья ломались, в том числе, и по теме: «кароч, остров в Ебенях, восемь букв, последние две «си». После виртуозно-нецензурных, явно ложных вариантов, побеждал вариант «Сулавеси, ёпта».
Дмитрий любил задавать парадоксальные и часто взаимоисключающие вопросы. Вот, к примеру, вопрос, который не мог оставить равнодушным никого из нас: «А что бы ты выбрал, Димастый, - спрашивал меня Дима, отщёлкивая пивную крышку, - пороть один раз Памелу Андерсон, но чтоб об этом никто не знал, или не пороть Памелу Андерсон, но чтоб весь мир думал, знал и верил, что ты порешь Памелу Андерсон?»
Метафизика обсуждаемого порой зашкаливала. Отдушиной в такие моменты служил стол для пинг-понга в предбаннике студии.
Случалось, что в самой студии оставался только Саша, а все артисты призванные самим провидением создавать нетленки посредством электро-музыкальных инструментов, а так же многочисленные гости и просто незнакомые личности в это время рубились на вылет в пинг-понг.
Саша взывал к голосу разума с помощью силы мата, но и сам в конечном счёте вставал к столу и закручивал подачу.
Несмотря на проходящий чемпионат по пинг-понгу в предбаннике, запись SUPERPUNKа продвигалась. Когда дошла очередь записать трубу на несколько песен, Сид позвонил Баю и попросил «в аренду» трубача.
Трубач прибыл, отказался от пива и доширака, быстро всё исполнил и собрался было уже идти по своим делам, как появился на пороге Сергей Бай.
Бай выступал в своём классическом амплуа деспотичного хозяина духового оркестра - Карабаса Барабаса, а потому потребовал отчёта от своего подопечного за качество выполненной работы. Примерно так должен болеть купец за качество своей мануфактуры, а фельдфебель за качество каши на полковой кухне: «Нормально всё сделал? Нормально, я спрашиваю? Смотри у меня…» Бай был ослепителен.
После традиционных обменов колкостями и язвительных замечаний относительно умственных способностей друг друга, Дмитрий Сид и Сергей Бай следовали к теннисному столу, разминая кистевые суставы.
Когда на студию подгребал стриженый Дмитрий Кежватов со строгой физиономией из-за того, что репы Празника отменялись по причине студийной загруженности, Сид холодно-насторженно сторонился Ватыча, а Лёша Соловьёв нарезая плавленные сырки и расставляя стаканчики, говорил мне: «Сид думает, что Ватыч скинхэд какой-то. Напрягается Димон из-за этого, а зря. Ватыч – добрый».
Надо сказать, Алёша всегда умел расставлять стаканчики вовремя. Хотя бы потому, что весьма кстати подходил уже «тёплый» Серёжа Прокофьев с дамами, приносил водку и тем самым радовал всех ребят, уставших от приевшегося пива.
Лёха в те дни носил белый лонгслив Weezer, футболку MxPx и был мне очень близок, в том числе, и по одному «маленькому, но пиздец какому большому нюансу» (как однажды выразился наш гитарист/бас-гитарист Дэн).
Маринуясь на диванчике, Лёха изображал на басу всякую всячину, а потом сказал: «А хочешь покажу соло, которое стоит миллион долларов?» Соло оказалось начальным басовым проходом Smashing Pumpkins «Today». «Здесь мало нот, но много денег. Вот так надо придумывать хиты», - резюмировал Алёша. Лёха любил эту песню так же, как её любил я. Впоследствии, уже на совместных репетициях мы иногда играли это начало, и Лёха всегда неизменно повторял, что «здесь всего лишь одна магическая нота, но именно она стоит миллион долларов».
От высоких материй по сочинительству хитов мы с лёгкостью переключались на насущные приземлённые проблемы, связанные с приготовлением пельменей вечером «на хате».
Пельмешки, взятые на углу в магазе (по совету доброго человека), ввиду своей оголтелой бюджетности, разваривались до состояния жижи, и мы, сливая бесформенную массу в унитаз, могли по праву считать себя самим воплощением духа диайвая, а правильнее, духана, потому что варева было много, едоков тоже, и окна на кухне запотевали от отвратительного пельменного амбрэ. Так пахнул сам DIY. Стоп! нет! Всё-таки настоящим диайваем несёт в плацкарте в купе у туалета.
Да, не забыть бы про одну фирменную фишку, имевшую тогда место быть. Хочется отметить, что практически все участники того студийного движа, оказывались не просто кайфовыми, компанейскими и ровными пацанами, но и первоклассными рассказчиками, нередко с актёрскими задатками.
Первый стендап комеди клаб, сдаётся мне, происходил именно тогда. Время охуительных историй, баек из подземелья, анекдотов из пионерлагеря, –зовите это как хотите, – всё вместе давало драйв и ощущение пульса жизни. Некоторые истории до сих пор заставляют меня нет-нет да и взоржать. А то, что происходило тогда на заводе, то нет такого пера, способного описать все исходящие от нас энергии.
По большому счёту SUPERPUNK вышел для всех приключением; таким нелинейным трэш-квестом с заставкой из мульт-сборника «Весёлая Карусель» с песенкой: «карусель, карусель, это радость для всех, прокатись на нашей карусели!»
Серьёзно относиться к явлению SUPERPUNK - то же самое, что относиться серьёзно к фильму «Токсический Мститель» и говорить, что это не смешно, что это точно не дотягивает до уровня «Голого Пистолета».
Подытожу. На Ленинградском вокзале, на обратном пути в Питер после SUPERPUNKа, ничего умнее я не придумал, как взять в ларьке на дорожку очередной бомж-пакет с лапшой, - я малость поиздержался и вынужден был включить экономного. Я решил взять доселе не опробованный мной вкус лапшички с новым оптимистичным дизайном упаковки и надписью «новинка», - такой я вот авантюрист. И получив в окошке пакетик с едой, при свете фонаря у вагона, я разглядел название «новинки» - «Досирак». Именно так, с буквой «С». «Грёбаные китаёзы, - успел подумать я, - верните мне мою «Ш»!»
Круг замкнулся. Я зашёл в вагон.