Всем Шибболет!

Издательство Сияние выпустило впервые переведённую на русский язык автобиографию Пенни Рембо, основателя английской анархопанк-группы Crass и одноимённого лейбла.
Crass — чертовски влиятельный коллектив. Это именно они отмели "великое рок-н-рольное надувательство" первой волны панк-рока и запустила всё заново — политизированно и злобно. Crass никогда не была настолько музыкальной группой, насколько активистской, политической организацией. И успела наделать очень много шума.

Про всё это можно узнать в книге "Кусочек моей мятежной жизни", если:
1. Сделать репост этого поста к себе на страницу;
2. Вступить в группу издательства Сияние;
3. Дождаться 22 декабря.
Или же заказать книгу самостоятельно:vk.cc/cPsrY4

Пока читайте небольшой отрывок про самое начало:
В одной простой, проникновенной песне Стив сумел сказать почти всё то, что я три недели пытался вытащить из себя в пьяном угаре. В его песне была та непосредственность, которая, я знал, сделает ее доступной для гораздо более широкой публики, чем интеллигентная клиентура магазина «Пулс».
Сила его послания была наглядно проиллюстрирована, когда пару лет спустя один молодой панк был приговорен к трем месяцам тюремного заключения за то, что спел эту песню викарию на йоркском вокзале. Да, это была современная народная музыка, взывающая больше к сердцу, нежели к разуму.
Я понял, что меня превзошли.
— У меня нет слов, Стив, — сказал я, отдавая ему рукопись.
— Не так уж плохо, да?
— Просто потрясающе.
— Это твоя книга вдохновила меня, — скромно ответил он.
Так, осознав, что восхищаемся друг другом, мы объединили наши усилия и несколько дней сочиняли новые песни и записывали их в зале, где раньше проводились репетиции Exit.
Я играл на своих ржавых запылившихся барабанах, а Стив пел и вовсе без микрофона, но нам всё нравилось, настолько, что мы даже назвались Stormtrooper, «Штурмовик».
— Какое-то фашистское название, вам не кажется? — прокомментировала это Ив.
— Есть такое, — ответил Стив, — но нас всё равно никто не услышит, так что какая разница.
— Ой, да брось, Стив, — вмешался я. — Мы еще можем стать рок-звездами.
— О да, — рассмеялась Ив, — а папа римский отречется от католицизма.
И всё же, словно наша энергетика каким-то образом пропитала воздух вокруг, к нам стали приходить люди и предлагать «группе» свои услуги.
Сначала пришел Рэб Герман, который несколько месяцев был гитаристом, пока его не сменил Фил Фри. Рэб участвовал в организации Виндзорских фестивалей и был свидетелем по делу Уолли — тогда я впервые встретился с ним. Его организаторские способности были выше всяких похвал и, безусловно, компенсировали полное их отсутствие у нас. В конце концов ему даже удалось пристроить нас в настоящую студию, которую, отчасти из-за отсутствия опыта, отчасти из-за простой безответственности, мы умудрились разгромить.
— Рок-н-ролльщики мы все-таки или нет? — усмехнулся я, оставив инженера разбираться с устроенным там беспорядком.
Покинув группу, Рэб уехал в Никарагуа, где занялся преподаванием. Умер он там же, в 1982 году.
Следующим, кто присоединился к нам, стал Пит. Воинственный, как и всегда, он часами спорил со мной в репетиционной о технических особенностях ритмических структур, которые, насколько я видел, едва ли как-то относились к той музыке, что мы пытались играть.
— Я начинаю с третьего такта, — говорил он.
— Знаю, Пит, но вот чего не знаю, так это того, какой третий такт ты имеешь в виду.
— Да вот этот же, — сердито отвечал он, чуть ли не залпом наигрывая ноты.
— А, — отвечал я, почесывая затылок барабанной палочкой, — этот.
Затем появился Энди, а вместе с ним Джой, которая позже, уже под именем Джой де Вивр, стала третьей вокалисткой группы.
— Я хочу присоединиться к группе, — сказал Энди. Мне не понравился его выговор — такой свойственен высшим классам общества.
— Играть-то умеешь? — снисходительно спросил я.
— Нет, но, судя по вашему звучанию, вы тоже не умеете.
— Ну, допустим, — ответил я, — но что вообще ты можешь
предложить нам?
— Я знаю, где можно стащить гитару.
Энди присоединился к нам на той же неделе. К его чести,
за все семь лет, что он играл с группой, он так и не выучил
ни одного аккорда: эту проблему мы решили, настроив на его
гитаре открытый строй. С отработанной ловкостью скользя
рукой по грифу, он стал невероятно эффективным ритм-гитаристом, подарив группе то звучание, благодаря которому мы впоследствии прославились.
Итак, выпросив, одолжив и украв всё необходимое оборудование, мы отрепетировали пять песен и были готовы отправляться в дорогу.
— Но не под названием Stormtrooper, — воспротивилась Ив. — Если хотите, чтобы я была среди ваших слушателей — а пока что я ваш единственный гарантированный слушатель, — имя вам придется сменить.
Но на что?
— Как насчет Les Enfants Terribles? — предложил я.
— Да ну нахер, — отозвался Стив. — Звучит как название одной из этих твоих кофеен из 50-х.
— Так и есть, — ответил я. — И кофейня эта была очень милая. Помню, однажды я встретил там одну француженку…
— Ой, Пенни, заткнись, — прервал меня Энди. — Старые добрые времена уже прошли, если ты вдруг забыл.
— Crass, — тихо сказал Стив.
— Я просто хотел рассказать вам об этой француженке, она…
— Crass, — повторил Стив, не обращая внимания на мои попытки закончить историю. — Может, назовемся Crass? Это как у Боуи в песне «Зигги Стардаст», помните? «Зе кидс вос джаст красс».
Впервые группа Crass выступила на благотворительном мероприятии для сквоттеров на детской площадке в Северном Лондоне. Мы были на полпути к четвертой из пяти наших песен, когда нам отключили звук.
— Просто возмутительно, — гневно проговорил пожилой джентльмен, выглядевший так, будто только что сбежал из военного фильма от «Илинг студиос».
— Слушай сюда, приятель, — заорал Энди, — вставь этот гребаный штекер обратно, пока я не засунул его тебе в задницу.
Возникшая в результате суматоха развлекла публику куда больше, чем наше выступление, — так мы выучили первое золотое правило рок-н-ролльного сценического искусства: сомнительного рода конфликты и неразбериха лучше, чем хорошо сыгранный скучный концерт.
Следующие несколько месяцев мы вполне могли оправдывать свое существование не обретенным успехом, а его отсутствием. Те ранние выступления были хаотичной смесью неадекватности и полной независимости: отключение звука и опустевшие клубы — да кого это волновало? Ну, сначала нам и правда было наплевать, однако спустя шесть месяцев стремительного движения в никуда мы поняли, что все-таки это нас волнует. Было весело, но смеяться мы стали реже.
Затем, сквозь туман алкоголя и наркотиков, мне пришло в голову, что если мы действительно хотим выжить в суровых условиях рок-н-ролла, то нам нужно закрутить гайки. Фил Фри недавно заменил Рэба, а Ив сказала, что ей интересно было бы заняться вокалом: для перемен было самое подходящее время. Мое первое предложение — отказ от всех стимуляторов — оказалось настолько непопулярным, что из-за него меня на один вечер выгнали из группы. Пока я, сердитый, отсиживался на кухне, остальные пытались определить, кто же из них сможет сменить меня на посту барабанщика. Я никогда особо не гордился своим чувством ритма, но по жутким звукам, доносившимся из репетиционной, стало ясно, что скоро меня снова примут в группу.
На следующий день мы договорились сделать всё возможное, чтобы воздерживаться от любых опьяняющих веществ в дни выступлений.
— А как же пиво? Ну, время от времени… — простонал Стив.
— Или косячок, — тут же оживился Энди.
Мы знали, что на самом деле это не сработает, но надо было хотя бы попытаться. Нам казалось, что таким образом мы сможем относиться к себе немного серьезнее. Затем мы продолжили обсуждать идеи о создании подлинных альтернатив подконтрольному и распроданному миру рок-н-ролла.
Слишком много обещаний было дано со сцены только для того, чтобы тут же забыть о них на улице. Мы хотели давать, а не брать, хотели предложить нечто ценное, нечто такое, что останется после того, как кратковременное увлечение пройдет.
Но как это сделать?
В целом, все члены группы разделяли общий интерес к либертартарным идеям, хотя и с очень разных точек зрения.
Мы решили внедрить систему, согласно которой одного голоса против было бы достаточно, чтобы наложить вето на любую идею или направление, которым могла бы следовать группа. В рамках этого правила каждый из нас был свободен делать или говорить то, что хочет.
— Ладно, ладно, а что насчет пива? — всё не унимался Стив.
— Возьми в холодильнике, — ответил я.
Он вернулся, держа в руках все шесть банок.

► Предыдущие розыгрыши Intersting Punk: vk.cc/9HshAj
► Наши книжные посты: vk.cc/7B6RiT

#crass #crassrecords #pennyrimbaud #shibboleth #myrevoltinglife #издательствосияние #кусочекмоеймятежнойжизни #interestingpunk