Давным-давно, когда я ещё учился в школе

Давным-давно, когда я ещё учился в школе, была в параллельном классе странненькая девочка Таня. Тихая, спокойная, но странненькая. Училась хорошо, участвовала во всякой самодеятельности, родители были обеспечены и одевали ее как принцессу, а только все равно остальные ученики не любили ее и всячески избегали.

Хотя странности у нее были вполне безобидные и угрозы никому не представляли. Она, например, могла ни с того ни с сего остановиться, словно наткнулась на невидимое препятствие. Могла, как кошка, подолгу наблюдать глазами за пустотой. Могла тихо говорить сама себе что то бессвязное. И ничего плохого с этого никому не бывало, да только репутация сумасшедшей ведьмы закрепилась за ней намертво. Ее не обижали, ибо побаивались, но и дружить не хотели, и на переменах она в одиночестве рисовала за партой, никто не пытался научить ее курить и не отбирал пенал чтоб поиграть в догонялки.

К восьмому классу она вымахала во вполне симпатичную девчонку, глазастую, рыжую и с приятными округлостями, и вот тут-то никакой страх перед чернокнижниками не мог спасти ее от внимания парней, ибо гормоны лишают подростков всякого чувства самосохранения. Было очевидно, что рано или поздно в нее влюбится какой-нибудь идиот. В общем, если вкратце, однажды на перемене я сел рядом с ней и спросил, не хочет ли она вечером погулять и поесть мороженого.

Она удивилась, но сказала что хочет.

— Меня Андрей зовут, — представился я.

— Да знаю я, — подняв брови, ответила она, — восемь лет в одну школу ходим. Впрочем, я Таня.

— Я тоже знаю, — заметил я, — очень красивое имя.

— Обычное, — смутилась она.

— Вечером я за тобой зайду, — пообещал я, и тут прозвенел звонок.

Мы с Таней стали гулять по вечерам, я бегал к ней в класс на переменах, домой и в школу мы ходили вместе. Детские странности ее давно уже покинули, девчонка как девчонка, пауков и летучих мышей в баночки не собирала, фолиантов на латыни в своей комнате не держала. Я гордился тем, что из всех сверстников догадался влюбиться в нее первым. Друзья, впрочем, считали что я под приворотом и частенько намекали, что мне не мешало бы поискать дома куклу вуду или хотя бы не пить ничего с Таниных рук, чтобы она не подмешивала мне менструальную кровь. Завидовали, в общем. Глазастая рыжая красотка в школе была одна.

Однажды, когда мы с Таней целовались в подъезде, я расстегнул ей верхние пуговицы, надеясь дорваться до груди, и наткнулся на красивый кулончик с полированным фиолетовым камнем. К титькам меня Таня не пустила, и я, чтобы сгладить неловкость, похвалил нечаянно найденное украшение.

— Тебе правда нравится? — просияла она, — хочешь, подарю?

— Да ты чего, он же девчачий, — рассмеялся я.

— Вовсе нет, — возразила Таня, — рэперы же носят всякую фигню на шее. И вообще, нельзя отказываться, это же в знак любви!

Я настолько был счастлив, услышав о любви, что больше не мог возражать. Она сняла цепочку с кулоном и застегнула ее на моей шее.

— Это привораживающая штуковина? — уточнил я.

— Да вот ещё, — прыснула она, — привораживают же вроде менструальной кровью.

— Ты подозрительно в теме, — сощурился я.

Потом мы разошлись по домам, условившись встретиться завтра. Да только той же ночью у них в квартире случился пожар, Танины родители отравились угарным газом, а сама она чудом выжила. Я ещё видел ее разок на похоронах, растерянную и с пустыми покрасневшими глазами, потом ее удочерила родня из другого города и на этом наш роман приказал долго жить. Я даже не горевал особо, куда моей жалкой влюбленности было до масштабов таниной трагедии.

К тому же, меня одолела неожиданная напасть, изрядно подвинувшая психику. Спустя пару недель после судьбоносного пожара я внезапно стал ловить непонятные глюки — то лёгкий шепот перед сном, то еле уловимое движение теней в периферии зрения.

Поначалу это пугало, потом стало раздражать. Тем более, что тень со временем становилась отчётливее и скептические объяснения ее проявлений у меня постепенно заканчивались. Это не было пылинкой на глазу, не было отсветом фонарей и не было колыханием занавесок. А когда я однажды ни с того ни с сего проснулся среди ночи в ледяном поту, потребность искать источники теней пропала. В углу комнаты сидела жуткая черная тварь и молча таращилась на меня. Была она размером с ребенка, рожа кулачком и сердитые глаза-бусинки. Сначала я окаменел от ужаса, потом попытался заорать. Язык не ворочался и в горле встал ком, не получилось выдавить даже писка. Так и играл с нежданным гостем в гляделки пока не уснул.

Наутро тварь никуда не делась, так и сидела в углу. Только в свете дня, слыша рядом голоса родителей, не больно-то я ее боялся. Тварь пошла со мной в сортир, посидела со мной на кухне за завтраком, и в школу мы тоже пошли вместе.

— Будешь Чернышом, — сообщил я ей. Тварь ничего не ответила, либо понравилось, либо не умела говорить.

Никто кроме меня Черныша не видел, и объективно он просто не существовал и никак себя не проявлял. Только ходил за мной всюду с недовольной мордой и время от времени бормотал что-то на незнакомом языке. Веники по комнатам не летали и стаканы не падали. Был правда один раз, когда он выскочил у меня на пути и замахал руками, я невольно остановился и прямо перед моим носом на красный свет пронесся долбоеб на грузовой газели, но это пожалуй единственный случай, позволявший заподозрить что Черныш реален. А так, я быстро привык считать его безобидной галлюцинацией и не обращал внимания. Черныш тоже не обращал на меня внимания, хотя иногда мне казалось что он задаёт вопросы, причем, как правило, недовольным тоном. Однажды я рассказал о нем маме, и она заподозрила что я наркоман. Пришлось сделать вид, что пошутил, но осадочек остался. И Черныш остался тоже, он-то похоже не шутил.

— Знаешь, Черныш, а ведь ты задолбал, — иногда говорил я ему, — может, выучишься уже говорить по нашему и объяснишь, чего надо? Вдруг ты не глюк, а просто привидение, которое надо перезахоронить?

Он смотрел на меня бусинками и в который раз корчил неприязненную гримасу.

В школе все складывалось хорошо, но учиться было лень; в последних классах я был одним из претендентов на золотую медаль, но наплевал на нее и в итоге закончил учебу в числе середнячков. Поступить на экономиста мне это, впрочем, не помешало, и я потянул студенческую лямку. До второго курса входил в число лучших, мне даже предлагали параллельно с учебой стажироваться в крупной компании-брокере, но я побоялся не потянуть и отказался. Это был первый раз, когда я увидел, как Черныш потерял самообладание; он катался по земле, рвал на голове воображаемые волосы и орал свою тарабарщину. Можно было даже подумать, что мой отказ от стажировки причинил ему какое-то особенное огорчение.

На третьем курсе я и вовсе уже начал подзабивать на учёбу, стала надоедать эта бессмысленная образовательная жвачка и преподы, подносящие каждую дисциплину как сакральное знание, без обладания которым жизнь в современном мире якобы окажется невозможной. К тому же, я ещё и влюбился — уже серьезно и по взрослому. И снова, как и в школе, хрен пойми в кого. Даже стыдно рассказывать, ей богу. Докопалась в подъезде дома, где родители снимали мне квартиру, какая-то болезненная шалава, сначала она напрашивалась сделать мне минет по дешёвке, потом согласна была и бесплатно, лишь бы пустил переночевать. Поебушек с посторонней девкой мне не хотелось, но сострадательным идиотом я был всегда. Взял ее к себе, покормил, отогрел. Поболтали о том, о сём. В основном о том, какие козлы ее родители и насколько лучше шляться бомжихой, чем терпеть мамашу-алкашку и отчима-насильника. Звали ее Настей, разрешила называть Стасей. Потом она пошла в душ, а я за пивом. Вернулся и охренел. Гадкий утёнок с помощью шампуня и мочалки превратился во вполне себе ладненькую симпатичную девчонку. Темноволосую, улыбчивую и с большими глазищами-блюдцами. Мы нахреначились и я с ней переспал. Утром проснулись в обнимочку и она осталась у меня.

Если сбросить со счетов наше стремное знакомство, Стася оказалась вполне неплохой девицей, умела вкусно готовить при почти пустом холодильнике, держала квартиру в чистоте и нравилась моей маман. Я к ней быстро привязался, и Черныш тоже. Временами мне казалось даже, что он почти не хмурится, находясь рядом с ней. Стасе я о нем не рассказывал, не хватало ещё чтобы она следом за матушкой сочла меня наркоманом.

Все шло своим чередом, пока однажды во время секса ей не стукнул по зубам мой кулон, болтавшийся на шее.

Стася сбросила меня и села, закрыв рот рукой с гримасой боли.

— Да как же задолбала эта стекляшка, ты что её не снимаешь хотя бы на ночь?

Тут я наверное допустил ошибку и пустился в объяснения, рассказав ей и про свою первую любовь, и про подарок, и про погибших в пожаре родителей, и про разлуку с Таней. Стася не растрогалась ни капли.

— А ты не охерел? — спросила она, — носить памятный подарочек от другой девки на шее, да ещё лазить с ним на меня, и им же пытаться выбить мне зубы?

— Да Господи, Стась, мы тогда дети совсем были!

— Ну-ну, дети, четырнадцать лет, — ее глаза-блюдца залила черная злоба, — трахались по-любому вовсю.

Я не знал, как объяснить ей, что дети из нормальных семей стараются поменьше трахаться, будучи восьмиклассниками, да это было и бесполезно. Разругавшись со мной вдрызг, она разревелась, забрала одеяло и ушла спать на кухню. Я поворочался с полчаса, дожидаясь, пока успокоится, и пошёл мириться. Но она не успокоилась.

— Пошёл на хер отсюда вместе со своим кулончиком от Танечки, — с ненавистью сказала она, сев на полу и укутываясь в одеяло.

— Стась, иди в кровать хотя бы, — попросил я, — я сам здесь лягу.

— Заботливый нашелся, — процедила Стася, — иди сам в свою кровать, мне и тут неплохо. Я завтра уйду, не беспокойся, на хуй ты мне сдался вместе со своей Танечкой. Ненавижу.

Надо ли говорить, что я психанул, сорвал кулон и швырнул ей, рявкнув что может делать с ним что хочет? Спать мы так и легли врозь, разве что она согласилась уйти в спальню. Я свернулся калачиком на прохладном линолеуме, накрылся простыней и заснул как убитый, ссора вымотала вконец.

А наутро Стася сгинула, и сгинула совсем. Почему-то я понял это сразу. И все равно не пошёл на пары, до вечера ждал ее и надеялся что вернется. Не вернулась. Красть у меня было особо нечего, не считая того, что она похитила мое сердце. Не оставила ни записки, ни помадного поцелуйчика на зеркале. Ничего. Неделю я провел в кровати, пялясь в телевизор и выкуривая одну сигарету за другой, потом наконец решил что хватит, побрился, разгреб образовавшийся на кухне срач и стал жить дальше. Черныш пропал вместе со Стасей, но меня это не сильно огорчило, тварь явно меня недолюбливала. Кстати, тогда-то я впервые заподозрил, что был он не глюком, а неведомой сранью, связанной с Таниным амулетом.

Точки над i расставил случай, произошедший со мной совсем недавно. Три года минуло со дня расставания со Стасей, я уже закончил институт и ищу работу. И вот, приехал в парфюмерный магазин, на собеседование по вакансии менеджера торгового зала. Магазин — часть немаленькой торговой сети, светлое, просторное помещение, хорошенькие опрятные продавщицы и мрачный седой охранник-верзила. А на стенде посреди зала — огромное фото моей Стаси, только она уже рыжая, а не брюнетка. И ослепительная, с восторгом в глазах-блюдцах. У меня оборвалось сердце.

— Это кто такая? — спросил я у одной из продавщиц, — лицо знакомое, фотомодель или актриса какая-то?

Девчонка радостно хихикает и щебечет, мол вовсе и не актриса, а директор и новый совладелец магазина, просто она у них прям настоящая красотка и они её всем коллективом уговорили стать рекламным лицом. И дальше, дальше, и какая она у них хорошая и отзывчивая, и какая молодец, сиротка, безо всякой помощи достигшая высот в юном возрасте. И кстати, именно она будет проводить собеседование, только подождите, Татьяна Александровна скоро подъедет.

— Анастасия Александровна? — уточняю я.

Удивлённо хлопает глазами.

— Татьяна. Татьяна Александровна.

Я ошарашенно смотрю на фото, и только тут понимаю, что Стася-то и впрямь неуловимо напоминала мне Таню из детства. И сразу же говорю что мне надо выйти покурить, и сбегаю к чертовой матери.

Ну и что тут скажешь, естественно что вот сейчас-то до меня дошло, что ни в школе, ни после Таня меня не любила, а всего лишь сначала сбагрила мне Черныша, а потом забрала обратно. Одного только не пойму, почему Тане он приносил везение, пока был рядом, и разрушил жизнь, когда она от него избавилась, а у меня ни тогда, ни сейчас не изменилось ничего.