Дело было в начале нулевых

Дело было в начале нулевых. Жил я тогда в трехкомнатной квартире, переделанную в некое подобие коммуналки. В одной комнате жил старый дед, прошедший войну. Во второй не жил никто, только раз в месяц узбеки приезжали, брали какие-то картонные коробки и деревянные, заколоченные гвоздями ящики, закрывали дверь на ключ и уезжали. В последней комнате, соответственно, жил я. Комната была маленькой, душной, с грязными, неотмываемыми окнами; в углу стояла тумба с моими тетрадями в другом-кровать. Деревянный, свежий пол, выкрашенный желтой эмалью, на нем я топтал маленький коврик. В комнате я чаще всего спал, все свободное время проводил я на общей кухне. Курил, писал, даже машинку туда перенес, в издательстве не разделили моё увлечение печатными машинками, советовали писать на компьютере. Раз в день на кухню выходил дед. Медленными шагами он шел по коридору в сторону кухни. Дед желал доброго дня, зажигал огонь на грязной плите, наливал воду в оцинкованный чайник и ставил его на огонь. Потом дед закуривал, садился за стол и начинал рассказывать о войне, иногда и свист чайника не мог прервать его историю. Тогда я брал чайник за пластиковую ручку и наливал крутого кипятка в эмалированную кружку,до середины заполненную чаем. Дед накрывал кружку крышечкой и укутывал полотенцем."Барский купец!",- уточнял Дед. Он говорил о том, что остался совсем один. Кого-то из его близких забрала война, а кого-то - старость. Его рассказ резко прирывался, дед брал кружку, делал маленький глоток своего зелья и восклицал:"Ох, блядь, хороший Барский купец, как проварился то еб твою мать!" Он выпивал полную кружку и просил:"Похорони по человечески, нет у меня никого, деньги из комода возьми, что в комнате",-я только кивал. Тогда мне казалось, что дед переживет любого.
Но однажды дед не вышел на кухню, не вышел и на следующий день. Беспокоиться было не за чем, самому глупому бы стало понятно, что дед умер. Я вошел в комнату и увидел его, лежавшим на диване. На полу были разбросаны фотографии семьи, пожелтевшие от времени, на стене висел ковер. Морщинистые губы деда больше не тряслись, а грудь не поднималась в дыхании. Я взял деньги из комода и вышел на кухню. На столе стояла эмалированная кружка, я сделал глоток и подумал: «Ох, еб твою мать, и правда хороший этот барский купец...»