Пить полдня и казаться трезвым – тоже искусство.

Пить полдня и казаться трезвым – тоже искусство.
Все, кто раньше сидел с ним за столом, уже либо «отрубились» – Олег Кенар, Вовка Рота, Володька Лебедь храпели на три голоса, - либо, пошатываясь, ушли домой. Хотя, может, он и успел отдохнуть – я не знаю. Я свалился первым, и наверное, и сейчас оставался бы в числе храпящих, но Лебедь, злодей, был «больше не в силах вахту стоять» и потому растолкал меня: «Ягенич, подвинься!». А куда там двигаться, когда диван рассчитан лишь на одного человека? Пришлось вставать.

Мы – и те, кто ушёл, и те, кто остался и сейчас спит – знакомы друг с другом лет пятнадцать. С тех пор, как на берегу Ловати выросли несколько пятиэтажек, мы проводили друг с другом всё свободное время. Хоккей – зимой, футбол – летом. Могли «штаб» построить в соседнем саду. Вместе на танцы, вместе «махаться» район на район. Так и выросли. Потом видеться стали реже. Кто в армию ушёл, кто женился. Я, к примеру, вообще уехал в Псков учиться, а после института уже третий год работаю в сельской школе. Но, при случае бывая в Луках, всегда стараюсь заглянуть к старым друзьям.

Так и в этот раз. Навестив родителей, сделав необходимые покупки, я зашёл к Роте. Пацаны, как всегда, обрадовались. Среди моих старых знакомых, сидевших за столом, выделялся новичок в парадной военной форме. По характерным деталям – шнуру аксельбанта, окантованным погонам, самодельным буквам СА на них – было понятно, что парень только что дембельнулся.
- Сергей, - представили его и, предваряя дальнейшие вопросы, добавили. – Он с Саней Милютиным служил.
И приподнятое настроение, радость от встречи со старыми друзьями исчезли сразу. Все, кто служил в армии, вернулись домой. Все, кроме Сани. Полгода назад его привезли из Афганистана в цинковом гробу. Военкомат, помню, всё взял на себя – похороны, оркестр, памятник… Вот только Сашку уже не вернуть.
Сергей, дембельнувшись, по дороге домой навестил Саниных родителей. За одно это я его зауважал.
Потом пили, вспоминали Саню, пели его песни, опять пили. Кто-то уходил, кто-то возвращался. Последнее, что помню – как Олег Кенар довёл меня до дивана и уложил отдыхать.

- О! Евгенич проснулся! – Сергей махнул рукой. – Давай, присаживайся. Помянем Саню.
Выпили. Закусили.
- Серёга, а как у вас там с дедовщиной? – спросил я первое пришедшее в голову.
- Ты чего? Какая дедовщина? – от удивления он даже жевать перестал. – Вот представь: заступаем мы с молодым в наряд. Так он, если я его до этого чморил, всегда может мне в спину стрельнуть. Или «духов» пропустить тихонько, а мне знака никакого не подать. Тягали мы их, да. Гоняли до десятого пота. Потому что в бою я должен быть уверен, что тыл у меня прикрыт. Но не издевались, нет. Вот в учебке, ещё в Союзе – другое дело. Там многие пацаны натерпелись.
- А ты?
- А мне повезло. Захожу я как-то в казарму. Там два «деда» лежат на койках. Один говорит: «Включи свет». Я включил. Другой: «Выключи». Я выключил. Первый: «Ты чего, боец, приказ не понял? Я сказал – включить свет!» Я включил. Второй: «Да ты, молодой, вконец оборзел! День на дворе. Выключить свет!» И такое меня зло взяло! Думаю: и так, и так после отбоя в умывалке по голове получать – не от одного, так от другого. Так я на выключатель вверх-вниз, вверх-вниз. «Деды» вначале посмотрели на меня как на идиота, а потом разоржались оба. Так после этого, если кто из сержантов даёт задание типа «окурок похоронить» - это яму выкопать два на метр и глубиной два метра для найденного, не дай Бог, «бычка», - так «деды» тут как тут: «Этого не трогай. Он со мной пойдёт». Вот так. А потом – Афган. Ну ладно, давай не чокаясь!

Выпили ещё. Закусили. Чтобы прервать молчание, я включил телевизор. Там как раз шло «Служу Советскому Союзу!» Серёга пару минут тяжело пялился в экран, сжимая и разжимая кулаки, а потом повернулся ко мне:
- Вот скажи, учитель… Ты же учитель?
- Ну да, я работаю в школе.
- Тогда скажи: как мне жить дальше?
- В смысле? – не понял я.
- В смысле, что врут здесь. Всё врут. Вот ты послушай, что этот «соловей» поёт. – На экране телевизора корреспондент как раз рассказывал о посаженных советскими и афганскими солдатами деревьях.– Мы что, туда деревья ехали сажать? Да о какой дружбе он говорит? С каким народом? Да нас там ненавидят! Ненавидят! И я даже понимаю, за что!
Я посмотрел ему в глаза и понял, что он далеко. Не там, где водка затуманивает разум, а там, где не врут. Не врут, иначе тебе доверять перестанут. Не врут, иначе пропадёшь ты в первом же бою. Ну, или во втором.

- А знаешь, как Саня погиб? Мы на танке ехали, на броне. Саня рядом со мной сидел. Проехали кишлак какой-то. Отъехали километра полтора. Ещё солнце такое светит, сволочь. И тут Саня падает с брони. Я ещё подумал: «Неудачно он как-то спрыгнул». Я к нему, а у него… Разрывной пулей… чуть пониже каски…Снайпер, сука! А у нас, представляешь, два месяца до этого в роте – ни одной потери! Даже царапины ни у кого! А тут…Ротный тогда командует: «Зачистить кишлак!» Мы разворачиваемся и – туда! Танк на ходу пару раз по кишлаку этому вонючему долбанул. А остальное – мы доделали. Живым никто не ушёл. Женщины, пацанята – все там остались. Стреляли по всему, что двигалось. Я вломился в какой-то дом, там малышка спала в кроватке. Я не знаю, как я не выстрелил. Наверно, Бог меня остановил. Повернулся и вышел. Меня потом пацаны дураком назвали, что не пристрелил. А я из всего этого только и запомнил - Саню и эту девочку.
Он поискал на столе стопку с водкой, не нашёл, налил из бутылки и выпил.
- Вот и скажи мне, если ты учитель, - повторил Сергей свой вопрос, - как мне жить дальше, - и добавил, - здесь?
Я не знал, что ему ответить.

Я встал и выключил телевизор.
- У тебя мама жива? – вместо ответа спросил я.
- Да, а что?
- Вот спроси это у неё. Я думаю, ей ты поверишь больше, чем мне.
- Ты с дуба рухнул, что ли? Ты думаешь, я буду всё это ей рассказывать? – И он посмотрел на меня как на идиота.
- А девушка есть?
Сергей погрустнел:
- Была.
- Не дождалась?
- Да нет, я сам написал, чтобы не ждала меня. После того, как Саня погиб. – И видя моё недоумение, пояснил: - Вот прикинь, Евгенич, мы поженимся, родятся у нас дети. А мне до сих пор снится тот кишлак. И та малышка. Единственная. Кто осталась. Живой.

И он опрокинул ещё рюмку.

- Но ведь со временем это пройдёт, - попытался я хоть как-то его успокоить.
- Пройдёт, - согласился Сергей. - А хреново-то мне не потом… Хреново сейчас…
И я опять не знал, что ему сказать.

Мы посидели ещё. Помолчали, выпили. И я стал собираться.
- Евгенич, а давай завалимся в кабак, - неожиданно предложил он. – Я из-за речки «Шарп» привёз, в Москве толкнул неплохо, деньги есть. Пойдём, а?
Я отказался. На следующий день меня ждали в школе. А до неё ещё 30 километров добираться. А Серёге лучше отдохнуть. А завтра ехать к маме.
И я ушёл. К своим ученикам, к своим тетрадкам, к своим детям. К своим живым детям…

На следующий день, когда я вернулся из школы, мне позвонил Лебедь:
- Здоров, Ягенич. – И по этому «Ягенич» я понял, что Володька нетрезв. И что-то произошло. – Серёгу убили.
- Какого Серёгу? – не понял я.
- Какого-какого… С кем пили вчера.
- Да ты что,.. – протянул я. – Как? Кто?
- Ты уехал, а он попёрся в кабак, в «Чайку». Там с кем-то сцепился. Их разняли. Вышибала узнал, что Серёга с Афгана дембельнулся, говорит ему: «Мы милицию вызывать не будем, а ты, парень, иди, отдохни». Серёга вышел, а там во дворе трое придурков девицу какую-то то ли метелили, то ли в машину пытались затащить. А скорее всего, дали пару раз по голове, а потом - в машину. Это нам потом следователь рассказал. И, главное, народ во дворе был, никто не вмешался. Ну Серёга и влез. Короче, два этих урода в больнице с переломами, а у третьего нож оказался.
- Охренеть,..
- Короче, Ягенич, мы завтра гроб повезём в Себеж, к его матери. Ты с нами?
- Конечно, - выдохнул я и положил трубку.

Я надел куртку, обулся – надо было идти в школу, отпрашиваться у директрисы. Потом, прямо в ботинках, прошёл в комнату и сел на диван.
Я вспомнил, как он всё у меня спрашивал, как ему жить дальше. И мне показалось, что он всё для себя уже решил...
А вот как дальше жить мне? Ведь я мог вместе с ним сходить в этот злополучный кабак, и, глядишь, ничего бы и не случилось… И Серёга был бы сейчас жив…
Я открыл холодильник и достал бутылку водки.

Я пил и не пьянел…

…По радио «Голос Америки» сообщили: «Кремль официально признал, что советские военнослужащие в Афганистане погибают в результате боевых действий». А по телевизору сажают деревья…

Я пил и не пьянел…

…Андрей Семёнов. Виктор Фёдоров. Игорь Смирнов. Андрей Тимофеев. Валерий Астахов. И ещё десятки тысяч тех, кто домой не вернётся. И Саня Милютин…

Я пил за каждого. И за всех. Пил и не пьянел…

…Несколько дней назад у одной девочки забирали в армию старшего брата. Она спросила у меня: « А зачем их туда, в Афганистан, посылают?» Я что-то плёл про интернациональный долг, про войска НАТО у наших границ. Говорил и сам себе не верил. А она спросила: «А почему сын секретаря райкома в армию не пошёл?»

Я пил и не пьянел…

…Зато райком совместно с РОНО провел смотр по интернациональному воспитанию. И я сам вместе с моими девятиклассниками делал стенд про наших солдат в Афганистане. Ребята переписывали статьи из газет, оттуда же вырезали фотографии… На одной из них солдат держал на руках афганскую девочку. Почему-то сейчас мне показалось, что этот солдат – Серёга.

И тут я отрубился.

*****

Мне снилось, что я шёл по облакам. Облака сверху похожи на вату. До самого горизонта – целое поле ваты…
Рядом со мной шагал Саня Милютин. Потом он остановился, протянул мне руку:
- Ну давай, Евгенич. Мне туда, - и махнул рукой куда-то вправо.
- Куда? – спросил я.
- Туда,.. где не врут.
И пошёл.

А я стоял и смотрел ему вслед. Я, обычный советский учитель, стоял и смотрел.
И не мог ни шага сделать в ту сторону.