Туман на Янкылме часть 1
Длинная бело-синяя моторная лодка пару раз чихнула двигателем и заглохла, ткнувшись носом в обкатанную быстрым речным течением прибрежную гальку. На сушу поочерёдно выбрались трое мужчин, одетых в одинаковые камуфляжные куртки из тех, что пользуются популярностью у рыбаков и охотников, такой же расцветки штаны и резиновые сапоги. Один из них, в годах, с косматой растрёпанной бородой с заметной проседью и иссечённым морщинами обветренным лицом человека, проводящего много времени на открытом воздухе, тут же достал сигарету и закурил, прохаживаясь вдоль берега и пристально всматриваясь в подступающий почти вплотную к воде мрачный темнохвойный лес, а двое других, помоложе и несколько более городского вида, принялись выгружать на камни тяжёлые походные рюкзаки и зачехлённые ружья, перебрасываясь шутками по поводу затёкших от долгого сидения на одном месте задниц.
— Степаныч, а Степаныч, — окликнул бородатого один из его спутников, — А лодку-то куда девать будем?
— Да вон в кусты загоним и там оставим, некому на неё тут зариться, — махнул рукой тот, — Здесь людей нет. Манси сюда не ходят, они это место то ли проклятым, то ли наоборот священным считают, а больше здесь и не живёт никто, до Елового полсотни с лишком километров, да и то лесом, по бездорожью.
— Ты же вроде говорил, тут ещё какая-то деревня есть? — шлёпнул себя по бритому затылку собеседник, отгоняя назойливого комара, несмотря на осеннюю пору, всё равно стремящегося напиться тёплой человеческой крови напоследок.
— Янкылма? — усмехнулся пожилой, — Так до неё тоже не близко. И живёт там полторы старухи, им эта лодка никуда не упёрлась. Не дрейфь, Лёха, ничего с твоей красавицей не случится, дождётся нас в лучшем виде!
— Будем надеяться, — подключился к разговору третий, невысокий, широкоплечий и с густой шевелюрой, выглядящий словно полная противоположность тощему и лысому Лёхе, — А то если пешком отсюда выбираться придётся — то ещё веселье будет.
— Не придётся, Антон, не придётся, — успокоил приятеля Степаныч, — Ладно, хватит лясы точить, давайте делом заниматься. Надо дотемна до заимки дойти, а то вон, небо хмарное какое, того и гляди дождь польёт.
Кое-как укрыв плавсредство в прибрежном кустарнике и привязав его к выступающим из воды ивовым корням, путешественники навьючились рюкзаками, расчехлили и на всякий случай сразу зарядили оружие — мало ли какой зверь попадётся в глухой тайге — и вереницей, ступая след в след, направились в глубь лесной чащобы. Вёл процессию Степаныч одному ему видимой тропой — опытный таёжник, он уже не раз бывал в здешних местах и знал дорогу как младенец мамкину титьку, по его собственным словам. Антон и Лёха тоже были охотниками со стажем, но скорее любителями — жили в городе и в лес пострелять выезжали лишь время от времени, а так далеко на север вообще забрались в первый раз, так что во всём полагались на проводника, уверенно шагающего впереди и каким-то образом находящего путь среди густого подлеска, через который на первый взгляд с трудом могла бы пробраться даже собака, не говоря уже о взрослом мужчине, идущем к тому же отнюдь не налегке.
Внезапно буквально из-под ног у людей вылетела крупная чёрная птица и скрылась среди ветвей, шумно хлопая крыльями. Антон запоздало вскинул ружьё, но целиться было уже не в кого.
— Эх, чёрт, проворонил, — разочарованно пробормотал он.
— Ты ж картечью заряжал, ты как ей глухаря бить собрался, олух? — не оборачиваясь, расхохотался Степаныч, — Погодите, успеете ещё душу отвести. Я же говорю, дичи здесь немеряно, сама под выстрел бежит. Глухарь, косач, рябчик, лось, медведь — всё есть, вы такой охоты ещё не видели!
— Ну, медведя нам не надо, — ухмыльнулся Лёха, — Всё равно мы его на себе не утащим. Разве что прямо здесь съедим.
— А мы на медведя и не пойдём, — хмыкнул проводник, — На медведя надо к Михайловке идти, это вообще в другую сторону. Если только случайно нарвёмся, да и то лучше не стрелять без крайней необходимости. Медведь — хозяин, зверь серьёзный, с ним не пошутишь.
— А что за Михайловка? — заинтересовался Антон, уже успокоившись после неудачи с упущенной добычей.
— Да была тут такая деревня неподалёку, — немного помолчав, ответил старый охотник, — Лет сорок уже как заброшенная, но дома до сих пор стоят, хоть и не все, конечно. Крепко раньше строили, однако, не то что сейчас. Так там в округе медведи чуть ли не стадами ходят. Всегда удивлялся — косолапый, он же один живёт, всегда свою территорию охраняет и других не пускает к себе, а встретятся два зверя, так смертным боем дерутся. А там уживаются как-то, бродят по двое, по трое — чудеса, да и только.
— Ага, идёшь себе по лесу, никого не трогаешь, и тут тебе навстречу три медведя, — снова хохотнул Лёха, — Не-не, спасибо, мы лучше по глухарям.
— Ну, уж глухарей-то на всех хватит, — обнадёжил Степаныч.
Дальше шли молча. Погода постепенно всё больше портилась — стало холоднее, с неба посыпался мелкий моросящий дождь, стремительно усиливающийся и наконец переросший в полноценный ливень, который, судя по плотным тяжёлым облакам, явно не собирался заканчиваться в ближайшие часы. Палатки охотники не взяли, потому что и так были тяжело нагружены и рассчитывали ночевать в заимке, к которой их обещал привести проводник, поэтому всё, что им сейчас оставалось — это угрюмо топать вперёд и мокнуть, согревая себя мыслями о предстоящем отдыхе под крышей у тёплой печи со стаканчиком разведённого спирта в руке.
До нужного места добрались как раз вовремя — уже начинало темнеть, и через каких-нибудь полчаса идти по тайге стало бы возможно разве что наощупь. Та самая заимка оказалась маленькой охотничьей избушкой с узкими окнами-щелями, больше напоминавшими бойницы, рядом с которой пристроился лабаз на высоких сваях для хранения припасов. Замка на двери не было, вместо этого её подпирал простой деревянный кол, чтобы звери не забрались. Запираться от людей здесь было не принято, да и незачем — если кто и зайдёт, так только такие же охотники пару раз за сезон.
Убрав подпорку, Степаныч не без труда распахнул заклинившую от сырости дверь, но не вошёл сразу, а постоял перед входом немного, словно прислушиваясь, а потом поклонился дому в пояс и что-то зашептал. Антон и Лёха переглянулись и молча пожали плечами — к странностям этого диковатого мужика, всю жизнь прожившего в лесу, они уже успели привыкнуть за время их недолгого путешествия. Тот мог, например, в любой момент остановиться поговорить с ближайшим деревом или с сидящей на ветке вороной, как с человеком, бросал в воду хлеб, чтобы задобрить реку, оставлял в лесу пряники и конфеты, а иногда под настроение пускался в долгие рассказы о каких-то «других хозяевах», которые, если верить ему, обитали в глухих непролазных чащобах, в омутах чёрных лесных озёр, в болотных топях, а особенно — вот в таких вот таёжных избушках, значительную часть года стоящих пустыми и больше принадлежащих им, нежели построившим когда-то эти временные жилища людям.
После такого нехитрого ритуала путешественники, наконец, смогли войти внутрь, снять с плеч ружья и сбросить на усыпанный сухой хвоей пол надоевшие рюкзаки. В ноздри бросилась затхлая, какая-то кисловатая вонь, к которой примешивался совершенно неуместный здесь смутно знакомый запах, напоминающий растворитель для краски. Электричества, понятное дело, не было, но Степаныч быстро нашарил на полке пару толстых хозяйственных свечей, установленных в пустые консервные банки вместо подсвечников, и в их свете стало возможным рассмотреть спартанское внутреннее убранство, состоявшее из печи, колченогого стола и нескольких широких лавок, укрытых звериными шкурами и старыми овчинными тулупами, служившими здесь, видимо, вместо постельного белья. Дальний угол избы почему-то был занавешен тканью, полностью скрывающей его от посторонних глаз.
Первым делом мужчины решили хорошо протопить печь, чтобы высушить мокрую одежду и приготовить еду, благо запас сухих дров вместе с берестой для растопки имелся в самом доме и был аккуратно сложен под одной из скамей. Этим вызвался заниматься Антон, в то время как остальные перебирали снаряжение и проверяли, не промокли ли патроны. Снаружи между тем разыгралась настоящая буря — ливень усилился ещё больше и бешеной дробью барабанил по крыше, а резко поднявшийся ветер завывал, словно оркестр сумасшедших флейтистов, вразнобой играющих пронзительную атональную какофонию, и с лёгкостью гнул вековые лиственницы, как полевую траву. Внезапно за окном сверкнула молния, в тот же момент оглушительно громыхнуло, а затем откуда-то из глубины леса послышался треск падающего дерева.
— Ого… — аж присел от неожиданно громкого звука Лёха, — Не поздновато ли для грозы? Осень ведь на дворе.
— Здесь такое бывает иногда, — ответил Степаныч, аккуратно полируя тряпкой ружейный ствол, — Даже зимой порой гремит. Манси говорят, что здесь земля Куль-Отыра, хозяина загробного царства, а Нуми-Торум, небесный бог, с ним враждует и поэтому часто бьёт сюда молниями.
— Загробного царства? Так вот ты куда нас привёл, Степаныч-Хароныч, — усмехнулся возившийся с дровами Антон, — А я всё думал, что это за места такие, которых даже на карте нет. И реку как раз на лодке переплывали, разве что монеты тебе не дали.
— А мне монеты без надобности, мне купюры лучше, и желательно американские, — осклабился тот, — А то времена нынче такие, нашему деревянному рублю веры нет. Объявит Ельцин дехволт какой-нибудь, и поминай как звали. При коммунистах-то поспокойнее было.
— При коммунистах тебя с этими американскими купюрами тут же и посадили бы, — хмыкнул Антон.
— Ой, бляха-муха, давайте только не о политике, — застонал Лёха, — Мне и дома все уши прожужжали этими путчами и девальвациями, дайте хоть в лесу отдохнуть. Степаныч, скажи лучше, что за занавеска у тебя там в углу? Сейф с долларами и золотом прячешь, что ли?
— А я знаю? — отмахнулся охотник, — Я здесь года два уже не был, с тех пор наверняка заходил кто-нибудь, они и повесили. Сходи да посмотри.
Не заставив себя долго ждать, Лёха зажёг ещё одну свечу, подошёл к загадочной занавеске, откинул её, как-то странно дёрнулся и хрипло выругался:
— Твою-то мать… Мужики, тут покойник лежит.
Забыв про все свои дела, Степаныч с Антоном бросились в отгороженную прежде часть избы. Там стояла такая же, как и в передней части, широкая скамья-нары, а на ней, по пояс укрытый изъеденным молью полушубком, лежал мертвец. Глубокий старик с длинными волосами и бородой цвета паутины, одетый в полуистлевшую меховую куртку, он, судя по всему, находился здесь уже достаточно давно и почти превратился в мумию. Изжелта-коричневая кожа плотно обтягивала его заострённые скулы, обнажая дёсны и зубы, руки со скрюченными в агонии костлявыми пальцами были скрещены на груди, а глаза плотно закрыты. В правой руке он сжимал что-то вроде безликой куклы из деревяшек и лоскутов шкур.
— Охренеть можно… — пробормотал Лёха и даже неумело перекрестился, — По ходу прилёг дед отдохнуть, да тут его Кондратий и хватил во сне.
— Странно, — почесал затылок Антон, — Дверь-то снаружи была закрыта. И ни вещей его нигде нет, ни ружья — он же не с пустыми руками по тайге ходил? Значит, забрал кто-то, а почему не похоронили тогда?
— А может, они его и придушили по-тихому? — встревожился Лёха, — Так-то милицию бы надо…
Молчавший до этого Степаныч чиркнул спичкой и закурил прямо в доме, не утруждая себя выходом на улицу, где по-прежнему сплошной стеной хлестал дождь.
— Ага, так менты сюда и попрутся, — фыркнул он, — Ближайший участок в райцентре, до него полторы сотни километров, да и там они уже полгода без бензина сидят, даже в соседние деревни не выезжают. Тут, па́ря, закон один — тайга, а медведь — прокурор. Да и пролежал он здесь уже чёрт знает сколько. Завтра сами похороним, я за печкой лопату видел, а сейчас давайте спать собираться, не отдохнём — никакой охоты не будет.
— Спать? Ты что, предлагаешь в избе с мертвяком ночевать? — округлил глаза Лёха, — Да ну нафиг, я здесь не лягу!
Степаныч глубоко затянулся папиросой:
— Ну можешь в лес пойти, под ёлкой расположиться. Можно подумать, у нас выбор есть? В такую погоду всё равно уйдём никуда, так чего себе нервы мотать лишний раз.
— Давайте хоть наружу его вынесем, — предложил Антон, — А то мне тоже как-то… Стрёмно от всего этого. А ему уже всё равно, где лежать.
— Ну да, хотя бы так, — поддержал приятеля Лёха.
На этом и остановились. Прикасаться к покойнику, конечно, никому не хотелось, но ложиться спать под одной крышей с ним даже невозмутимому с виду Степанычу хотелось ещё меньше. Кое-как завернув иссохшее тело в тряпьё, охотники подхватили его за плечи и за ноги, выволокли из дома и оставили лежать на траве буквально в паре шагов от стены — отойти дальше не было возможности из-за темноты и ливня.
За минуту, проведённую под открытым небом, они успели вымокнуть до костей, однако печь была уже растоплена, и вскоре мокрая одежда благополучно сушилась на растянутых около неё верёвках, в избе стало тепло и даже жарко, а усталые путешественники сидели в одних трусах на расстеленных прямо на полу волчьих шкурах и ужинали тушёнкой с гречневой кашей, то и дело исподтишка бросая настороженные взгляды в сторону чёрных провалов окон, изредка освещаемых очередной вспышкой молнии, и закрытой на тяжёлый деревянный засов двери. Разговоров о жуткой находке старались избегать, лишь строили планы на предстоящий промысел да травили байки. Перед сном Степаныч плеснул каждому по пятьдесят грамм медицинского спирта из своей походной фляжки, чтобы расслабиться. Разбавив его водой, все трое выпили, не чокаясь, покурили в открытое окошко и улеглись спать на скамьях, накрывшись тяжёлыми пыльными тулупами.
Почти не пьющий Лёха под действием крепкого алкоголя с непривычки быстро отключился, Степаныч тоже вскоре захрапел, а вот Антону не спалось. Он никак не мог перестать думать о мертвеце, лежащем сейчас буквально в нескольких метрах от него и отделённом лишь бревенчатой стеной старого таёжного домика. Кем был при жизни этот ветхий дед? Скорее всего, таким же охотником, из местных, возможно манси, хотя, конечно, определить по плохо сохранившимся останкам его происхождение было бы сложно, да они со спутниками особо и не присматривались. От чего он умер, почему его оставили лежать здесь? Наконец, почему в таком сыром климате тело не разложилось, а мумифицировалось, словно какой-нибудь египетский фараон? Слишком много вопросов и ни одного ответа…
В шуме дождя за стенами Антону чудились чьи-то шаги, тяжёлые вздохи и царапание когтей. Мужчина вдруг вспомнил, что они находятся в такой глуши, куда ни ему, ни его приятелю ещё ни разу не доводилось забираться во время их охотничьих экспедиций, ограничивавшихся обычно стрельбой по уткам и тетеревам в нескольких часах езды от мегаполиса. Никто из них, кроме проводника, ни разу не видел в дикой природе ни медведя, ни лося, разве что на кабана ходили как-то раз, да и то неудачно. А здесь косолапый — обычное дело, и остановит ли его засов на двери, если он решит вдруг проверить, чем это так вкусно пахнет из хлипкой лесной избушки?
С крыши внезапно послышался глухой удар, что-то прошуршало по ней и хлёстко шлёпнулось на влажную землю. Антон вздрогнул и потянулся было к припрятанному под лавкой ружью, но сообразил, что это, скорее всего, просто упала большая ветка, сорванная порывом ветра с одного из ближайших деревьев. Стараясь не думать о том, что шум прозвучал как раз с той стороны, где они оставили мёртвое тело, охотник перевернулся на другой бок и вновь закрыл глаза. Он категорически не хотел признаваться себе, что основная причина его тревоги — вовсе не удалённость от цивилизации и не блуждающие по лесу дикие звери, а этот самый труп, хотя, казалось бы, бояться надо живых и кучка высохших мощей никакого вреда причинить не может, а мёртвые встают из могил только в низкопробных фильмах ужасов, в изобилии хлынувших в последние годы в отечественный кинопрокат.
— Аааааа, мля! Уйдисуканах! — истошно заорал вдруг спящий Лёха и с грохотом свалился со скамьи, а судя по приглушённому костяному стуку, ещё и крепко приложился при этом головой о твёрдые лиственничные доски. Только начавший было погружаться в дрёму Антон и давно уже сопевший лицом к стенке Степаныч резко вскочили со своих мест, в панике озираясь и безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. Несколько напряжённых секунд спустя кто-то из них зажёг карманный фонарь, и луч его света, белесым пятном метнувшийся по избе, выхватил из мрака искажённое болезненной гримасой лицо кричавшего, который уже сидел на полу и тёр кулаком стремительно набухающую на лбу шишку.
— Ты чего это, а? — глупо спросил Антон, глядя на бледную физиономию неожиданно разбудившего всех приятеля.
— Да блин, — натужно прохрипел тот, — Хрень какая-то приснилась. Что этот… Ну, который тут был… Что он, короче, жрёт меня! Навалился сверху и морду мне грызёт, прикиньте! И бормочет ещё такой, мол, мясо, мясо пришло.
— Ну ты, блин, даёшь, — хмыкнул Степаныч, — По ходу, не надо было тебе пить-то на ночь. А то ещё лунатить начнёшь, в лес убежишь и лови тебя потом.
— Да вообще капец, — нервно хихикнул Лёха, поднимаясь, — Извиняйте, мужики, накладка вышла, совсем кукуха ни к чёрту. Постараюсь больше так не делать.
— Да уж постарайся, постарайся, — потряс головой Антон, отгоняя воспоминания о том, что и ему, кажется, в полусне начинало видеться что-то похожее.
Проснулись рано, в лесу ещё только начинал заниматься рассвет. Ночная мгла отступала неохотно, света через узкие окна пробивалось мало, и темнота ещё долго клубилась бесплотным чёрным зверем в углах избы, превращая очертания обычных бытовых предметов в искажённые фантасмагорические образы. Дождь наконец-то прекратился, вой ветра умолк и снаружи воцарилась непривычная после ночной бури тишина, нарушаемая лишь звуками падающих с мокрой крыши капель воды да приглушёнными криками таёжных птиц. Наскоро позавтракав теми же консервами, охотники ещё долго молча сидели у заново протопленной печи и пили крепкий чёрный чай, в который Степаныч накидал пахучих сухих трав, большими пучками развешанных на толстой рыбацкой леске под потолком. Выходить из дома никому не хотелось — давила мрачная погода, тревожная ночь, а больше всего то, что им сейчас предстояло сделать, прежде чем отправляться дальше. Но время уходило, и в конце концов проводник поднялся на ноги, стянул с верёвки высохшую куртку и штаны, достал из запечья старую проржавевшую лопату и мотнул головой:
Переодевшись, охотники вышли за порог. Лес, обступивший избушку со всех сторон сплошной темнохвойной стеной, встретил густым промозглым туманом, клубящимся над землёй и ткущим из самого себя переменчивые призрачные фигуры за каждым кустом, а ещё каким-то неживым безмолвием, словно на головы людей опустилось тяжёлое ватное одеяло. Солнце, должно быть, уже поднялось над горизонтом, но бело-серая мгла скрывала его полностью, снижая видимость до какого-нибудь десятка шагов. В такую погоду хорошо сидеть с удочкой на берегу реки, поплавок видно — и ладно, большего не требуется, рыба тоже плохо видит и теряет осторожность, легко попадаясь на крючок, а вот ходить по тайге — удовольствие сомнительное. Равно как и рыть могилы в размытой холодной дождевой водой полужидкой грязи.
Место для последнего пристанища безымянного старика выбрали чуть в стороне, там, где не было деревьев, корни которых могли бы создать серьёзное препятствие для ветхого лезвия изношенной лопаты. Копали по очереди, быстро выбиваясь из сил — сырая почва, и без того с трудом поддающаяся из-за обилия камней, от влаги отяжелела ещё больше и каждый вывороченный ком давался с большим напряжением, не уступающим поднятию пудовой чугунной гири. На глубине чуть больше метра уже пошёл сплошной гранит и дальше продолжать работу стало невозможно, от чего невольные могильщики вздохнули с облегчением — они сделали всё, что могли. Оставалось только уложить покойного в яму, забросать его землёй и придавить сверху камнями, чтобы не добралось зверьё. Перекурив и собравшись с силами, троица направилась к тому месту, где вчера вечером они оставили мертвеца.
— Эээ… А где? — встал как столб и захлопал глазами шедший впереди Антон. Остальные тоже остановились, в недоумении глядя на примятую траву и валяющиеся на ней обрывки перепачканных грязью тряпок. Тела не было.
— А мы его точно сюда клали? — завертел головой Лёха, пытаясь разглядеть в тумане хоть какие-то признаки пропажи.
— Да точно, вон, тряпьё валяется, в которое заворачивали, — кивнул Степаныч, — Медведь, наверное, утащил. Или росомаха — эта и не такое может. И следов сейчас не найти, всё дождём смыло. Плохо дело, если зверь мертвечину попробует…
— Что он там есть-то собрался? — удивился Антон, опасливо озираясь по сторонам, — Дед же высох совсем, как вобла вяленая, кожа да кости.
— А ему и так сойдёт, — немного помолчав, ответил проводник, пристально всматривающийся в траву в надежде заметить хоть какое-то подобие следа, — Давайте за ружьями, и без них теперь даже до ветру не ходить, мало ли что.
Помрачневшие путешественники вернулись в избу, так и оставив свежевыкопанную могилу пустой — пригодится, чтобы потом зарыть в неё мусор и банки из-под консервов, раз уж не была использована по назначению. Ни о какой охоте в таком тумане, понятно, речи не шло, и мужчины так до самого вечера и просидели в доме — снова пили чай, без азарта играли в подкидного и выходили только до родника за водой, по двое и с заряженным оружием. Все трое чувствовали себя неуютно, хмурился даже Степаныч, не говоря уже о Лёхе с Антоном, ведь одно дело — беспокоиться из-за гипотетических угроз, из-за гнетущей погоды и удалённости от цивилизации, да даже из-за найденного в тайге трупа, который лежит себе и лежит, никого не трогает, разве что пугает во сне, и совсем другое — когда в округе бродит вполне реальный хищник-людоед, который, может быть, уже давно наблюдает за ними из чащи, невидимый для человеческих глаз.
Ночь прошла относительно тихо, не считая разве что тревожных мороков сновидений, то и дело вырывавших из дремоты то одного, то другого, заставляя с колотящимся сердцем подскакивать на жёстких импровизированных постелях и напряжённо вслушиваться в шёпоты и шорохи никогда не засыпающей тайги, что бесконечным тёмно-зелёным морем невидимо колыхалась за бревенчатой стеной. Погода на следующий день не особенно улучшилась, на небе по-прежнему не было никаких признаков солнца, а по лесу всё так же медленно перекатывались исполинские клубы тумана, но он хотя бы стал не таким густым и позволял видеть достаточно далеко, чтобы рассмотреть сидящую на ближнем дереве птицу или пробегающего неподалёку зайца, так что охотники, посовещавшись, решили всё-таки немного пройтись по окрестностям — ведь не для того же они ехали за тридевять земель, чтобы протирать штаны в избе, да и обедать консервами уже изрядно надоело.
— Сегодня в урочище Сэмылворынпа́л пойдём, — на ходу рассказывал Степаныч, — Это рядом, топать всего ничего, а рябчика там тьма, ему самый сезон сейчас, на манок хорошо идёт.
— Да уж, ну и названия здесь, язык сломать можно, — протянул Лёха, поправляя ружьё на плече, — Как ты их запоминаешь вообще?
— Так я тут всю жизнь живу и всем советую, — усмехнулся в бороду проводник, — Это по-мансийски «Сторона чёрного леса». Помню, ещё пацаном туда с берданкой бегал аж из самой Янкылмы, бешеной собаке семь вёрст не крюк. Ружжо толком держать не умел, а всё равно пустой не уходил, щедрый там лесной-то батюшка. Только я ж тоже не дурак, я ж знал, что к нему с подарками надо, хлеба, там, каравай положить, водки рюмку поставить, вот он и помогал мне. И вам, кстати, тоже того… Надо ему дать что-нибудь. А то обидится, завертит, закружит, и поминай как звали, вовек из чащобы не выберетесь.
— Так у нас ни хлеба, ни водки, спирт только — пожал плечами Антон, — Да, интересная у тебя, конечно, жизнь, Степаныч…
Он по-хорошему завидовал старому лесовику. Вот так вот мирно и спокойно жить посреди тайги вдали от всех треволнений большой земли, бродя по бескрайним северным просторам, разговаривая с лешими и лишь из новостей по древнему радиоприёмнику узнавая о том, как уже который год трясёт и лихорадит распавшийся Союз и появившуюся на его месте Россию, а на волне всех этих событий не только не спиться и не пойти ко дну, как многие соотечественники, особенно старшего поколения, но и устроить себе неплохой бизнес в виде организации полулегальных охотничьих туров для таких, как они с Лёхой, зарабатывая на этом хорошие по нынешним меркам деньги — это всё для вечно уставшего Антона, крутящегося в городе как белка в колесе и крайне редко способного позволить себе полноценный отдых, являлось, пожалуй, заветной и недостижимой мечтой. Пусть у Степаныча и не было квартиры со всеми удобствами на центральном проспекте, дорогого импортного автомобиля в гараже и обилия разнообразных магазинов, баров и ресторанов в шаговой доступности, но зато у него был лес, кровавые закаты над верхушками столетних кедров, безмолвные утренние зори на туманных берегах таёжных озёр и полное отсутствие забот по поводу падения курса рубля, процветающего повсюду рэкета, растущей безработицы и прочих экономических и политических кризисов.
Пока Антон предавался размышлениям, проводник вдруг резко остановился, приложил палец к губам и указал рукой куда-то влево, где среди деревьев внезапно метнулось по усыпанной хвоей земле какое-то размытое пёстрое пятно. Сам он стрелять не стал, потому что зарядил свой ТОЗ крупной картечью на случай непредвиденной встречи с хищным зверем, а вот Лёха успел вовремя вскинуть двустволку. Грянул выстрел, пятно кувырнулось на месте, ткнулось во влажную лесную подстилку и превратилось в крупного зайца-беляка, так и не успевшего до конца принять светлый зимний окрас.
— Ну, с почином, стало быть, — одобрительно кивнул Степаныч, когда довольный стрелок поднял тушку за уши и продемонстрировал её спутникам, — Метко бьёшь. Надо бы…
Он вдруг осёкся на полуслове и замер, уставившись куда-то в кусты. Встревоженные неожиданной переменой в поведении проводника, Антон и Лёха перехватили ружья наизготовку и попытались проследить за его взглядом, ожидая увидеть что-то вроде неторопливо бредущего им навстречу медведя или как минимум его следов, но не увидели ничего, и лишь когда старый охотник вытянул руку, указывая на то, что привлекло его внимание, разглядели старый трухлявый пень неподалёку от того места, где упал подстреленный косой. На пне, аккуратно прислонённая к выступающему сучку, стояла та самая кукла без лица, которая была в кулаке у найденного на заимке покойника.
— Что за… Это же того деда… А чего она здесь, а? — растерянно пробормотал Лёха, переводя взгляд то на фигурку, то на вытянувшиеся в таком же недоумении лица спутников.
— Херня какая-то… — тряхнул головой Антон, — Может, это другая? Не росомаха же её на пенёк посадила. Степаныч, ты ж по-любому все эти местные шаманские обычаи знаешь, это что за штука вообще?
— Иттырма, — коротко проговорил тот, нервно барабаня пальцами по цевью двустволки, — Кукла мёртвых.
— Иттыр… Чё? — недоумённо переспросил Лёха, — Для чего она?
— Такие куклы делают, когда кто-то умирает, — после небольшой паузы ответил нахмурившийся проводник, — Только они в доме обычно хранятся, а не в лесу. Куль его знает, может, другая, а может и нет… А вы чего встали-то, как два столба? Давайте-ко отсюда, нечего тут.
И в самом деле, задерживаться в этом месте больше никому не хотелось. Даже злосчастного зайца Лёха подвешивал к поясу с каким-то суеверным сомнением, с трудом заглушая внутренний голос, принадлежащий словно бы не горожанину с высшим техническим образованием, а напуганному первобытному дикарю, не знающему железа, и настойчиво шепчущий о том, что не надо оттуда ничего уносить и лучше оставить добычу на откуп другим, невидимым хозяевам. Антон, ускоряя шаг, думал примерно о том же самом, а о чём думал помрачневший Степаныч, будто разом растерявший всю свою невозмутимую уверенность бывалого таёжника, никто из них сказать не мог. Беседы и шутки прекратились, охотники шли молча, стараясь не оборачиваться и не вспоминать более о том, что только что видели.
Погода между тем снова начала портиться. В воздухе повисла мелкая противная морось, полчищем холодных невесомых многоножек пробирающаяся за шиворот и заставляющая поминутно ёжиться от впитывающейся в кожу промозглой сырости. Туман опять сгустился, видимость упала, и молочно-белые клубы постепенно поглощали и небо, и землю, и деревья, и спины впереди идущих. Сколько бы вокруг ни было дичи — стрелять в такой мгле всё равно пришлось бы почти наугад и шансы попасть в цель стремительно снижались, но путешественники, посовещавшись, решили всё-таки не поворачивать назад, а попытать счастья и двинуться дальше, благо до нужного им урочища уже оставалось совсем немного.
— Сейчас на гору поднимемся, там, авось, развиднеется чуток, — пыхтел на ходу проводник, — Это мы в низине сейчас, вот тут туман и собирается. Дальше уж не пойдём, там опять лог за логом, а рябчика и на горе хватает.
Антон в ответ лишь неразборчиво угукнул, пытаясь экономить силы и не растрачивать их на лишние разговоры. Обычно общительный Лёха и вовсе промолчал — ему, в отличие от ещё сохраняющего остатки энтузиазма приятеля, с детства одержимого таёжной романтикой, уже начинала надоедать эта охота, приносящая больше нервотрёпки, нежели удовольствия, и даже первая в сезоне добыча не особо радовала. Стреляли бы себе уток где-нибудь на ближних озёрах, пили после вечерней зорьки водку под шашлык и не знали бед, а вместо этого повелись на рассказы малознакомого деревенского мужика об охотничьем Клондайке на Северном Урале и укатили за немалые, между прочим, деньги в дикую глушь, где собачий холод, по лесам валяются трупы и вообще происходит какая-то чертовщина.
Занятый такими невесёлыми раздумьями, Лёха шёл, угрюмо глядя себе под ноги, и не заметил, как начал отставать от остальных. Спохватился он лишь тогда, когда силуэты спутников окончательно скрылись в тумане, а звуки их шагов растворились в шелесте деревьев и шлепках срывающихся с ветвей капель воды. Мужчина ускорил шаг, надеясь нагнать группу, потом перешёл на бег, но уже через минуту остановился, потому что понял, что совершенно не представляет, в какую сторону они шли — лес вокруг выглядел абсолютно одинаковым, а никаких признаков тропы на земле не было.
— Эге-гей! Ау-у! Анто-о-ха-а! Степа-а-ныч! — заорал Лёха во всю глотку.
— А-а-ны-ы… — отозвалось приглушённое эхо, невидимым колесом прокатившееся по кудлатым верхушкам елей. Никакого другого ответа не было. Охотник сорвал с плеча ружьё и выстрелил в воздух, но и это не принесло результата, как бы напряжённо он ни вслушивался в давящую лесную тишину. Постепенно приходящее осознание того, что он оказался один посреди тайги в десятках километров от ближайшего жилья и понятия не имеет, куда идти, ему совсем не понравилось.
Лёха прислонился к ближайшему стволу, усеянному мелкими каплями вездесущей воды, и закурил, пытаясь привести в порядок хаотично скачущие напуганными зайцами мысли. Он не мог понять, как его спутники за совсем короткое время ушли так далеко, что не услышали даже выстрела. И вообще, не могли же они до сих пор не заметить, что его нет? Наверняка уже начали искать, а значит, тоже будут стрелять, надо внимательно слушать и идти на звук. И самому тоже время от времени подавать сигналы, благо патронов достаточно.
Докурив, мужчина выстрелил снова. На этот раз он всё же получил ответ, но совсем не такой, как хотелось бы — в зарослях неподалёку громко хрустнул валежник и послышалось глухое утробное ворчание, перемежавшееся с недовольным фырканьем. Там, в тумане, определённо двигалось что-то большое, и оно двигалось ему навстречу.
Лёха моментально взмок, хотя в такую погоду казалось сложно стать ещё более мокрым. Попытавшись было взобраться на дерево, он тут же оставил эту идею — влажная кора была настолько скользкой, что уцепиться за неё никак не получалось, а толстые сучья располагались слишком высоко. Трясущимися пальцами охотник перезарядил двустволку, вставив патроны с картечью, и отступил на несколько шагов назад, напряжённо водя стволом из стороны в сторону. Медленные тяжёлые шаги приближались, он слышал, как под лапами невидимого зверя ломаются сучья и чавкает раскисшая почва, однако целиться пока было некуда — густая мгла надёжно скрывала незваного гостя. Сомнений не оставалось — это мог быть только медведь.
Никаких иллюзий относительно своего оружия Лёха не питал — на медведя нужно ходить с крупнокалиберным нарезным карабином, заряженным пулей, а картечью велик шанс только ранить его и разозлить, поэтому хищника стоило подпустить как можно ближе, и лишь тогда стрелять. Кроме того, была ещё надежда, что зверь не собирается нападать и ему просто любопытно, посмотрит и уйдёт, если его не спровоцировать. В любом случае пока что оставалось только ждать, и каждый миг такого ожидания растягивался для путешественника на целую вечность, секунды сменяли одна другую со скоростью ползущих улиток, а хозяин лесов всё так же не спешил показываться на глаза.
Наконец буквально в десятке метров среди елей на фоне тумана проступила расплывчатая тёмная фигура. Виднелся только силуэт, однако с этим силуэтом явно было что-то не так, он был слишком высоким для зверя, как будто тот шёл на задних лапах, однако при этом слишком худым, медведь выглядел бы куда массивнее. Фигура сделала ещё несколько шагов, и Лёха с облегчением опустил ружьё, поняв, что это человек.
— Эй, кто там? Степаныч, это ты? Антон? — крикнул он.
— Анто-он… — глухим, каким-то незнакомым голосом пробурчал пришелец, непривычно растягивая гласные. Дальше он почему-то не пошёл, остановившись на границе видимости.
— Ну слава богу, наконец-то, — глубоко вздохнул охотник, пытаясь унять дрожь в коленях, — А чего молчал-то? Я уж думал — медведь, хорошо хоть не выстрелил. Идешь, пыхтишь себе под нос, ну вылитый косолапый. А Степаныч где?
— Где-где, — всё так же невнятно бормотнул Антон и отступил на шаг, призывно махнув рукой. Лёха закинул двустволку за плечо и направился ему навстречу, но тот не стал дожидаться приятеля, а развернулся и торопливо зашагал вглубь чащи.
— Да погоди ты, куда так втопил? — закричал мужчина вслед удаляющейся спине в плохо различимой среди туманной дымки камуфляжной куртке и пошёл быстрее, а потом почти побежал, боясь снова отстать и оказаться в одиночестве. Однако несмотря на это, расстояние между идущими вообще не сокращалось, и как бы Лёха ни спешил, фигура провожатого по-прежнему маячила где-то впереди. Время от времени он вообще пропадал из виду, но тут же появлялся опять, разворачивался, снова жестами звал следовать за собой и двигался дальше, не произнося ни слова.
Решив догнать спутника во что бы то ни стало, Лёха перешёл на полноценный бег трусцой, дававшийся ему довольно тяжело — из-за душного влажного воздуха вскоре катастрофически стало не хватать кислорода, да и спортивная подготовка малоподвижного горожанина оставляла желать лучшего. А вот Антон, казалось, вовсе не чувствовал усталости и тоже ускорился, козлёнком перепрыгивая через груды бурелома и полностью игнорируя многочисленные ямы, которыми была испещрена неровная лесная почва.
— Антоха, мля, не могу больше, дай отдышаться, — из последних сил выкрикнул охотник, затормозил и упёрся руками в колени, пытаясь перевести дух. Мелькнула предательская мысль, что сумасбродный бегун и сейчас не остановится, благополучно бросит его здесь и скроется в зарослях, но к счастью, тот всё же так не поступил — повернулся и медленно двинулся навстречу отставшему, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу и сильно хромая, словно это и не он только что без каких-либо затруднений бежал полноценный кросс по пересечённой местности, сделавший бы честь бойцу спецподразделений.
В этот момент Лёха наконец смог рассмотреть приятеля вблизи. Выглядел тот странно — его куртка была почему-то вывернута наизнанку, фуражка надета козырьком назад, как у какого-нибудь американского рэпера, при нём не было ни ружья, ни рюкзака, и в довершение всего он был бос, даже без носков. На фоне нервного напряжения последних часов эта совершенно фантасмагоричная для тайги картина вдруг невероятно рассмешила Лёху, и он буквально согнулся в приступе удушающего хохота, выплёскивая наружу накопившиеся эмоции:
— Ха-ха-ха-ха-ха! Ты где сапоги-то потерял, чудила? У Степаныча на спирт выменял, что ли? А ствол медведю подарил? И кепку-то, кепку зачем так надел, ты что, самый модный в лесу теперь, ха-ха-ха! Ой, я не могу…
— Могу… Ха-ха-ха! Мо-огу-у! Чудила-а! — заулыбался в ответ Антон, запрокинув голову под неестественным углом и растянув рот чуть ли не до ушей, — Сапоги-то медведю наде-ел!
— Чё? Ничего не понимаю, говори нормально уже, етить твою налево, — выдохнул постепенно приходящий в себя Лёха, — Ты чего в таком виде и куда мы так несёмся вообще?
— Куда-куда? — попугаем повторил тот и интенсивно затряс головой вперёд-назад, словно пытаясь сбросить её с плеч, а потом опять помахал рукой и поковылял обратно в лес, то еле двигаясь и подволакивая ногу, как инвалид, то одним резким прыжком покрывая расстояние в пару метров.
— Да ты задолбал… — натужно простонал охотник, всё больше осознавая пугающую неправильность происходящего. Антон был явно неадекватен, в армии Лёха насмотрелся на подобных персонажей — примерно так вели себя деды из его роты, изнывавшие от скуки во время бесконечно долгой и однообразной службы в удалённой части, затерянной в степях Казахстана, и развлекавшиеся поеданием просроченных противорадиационных таблеток из старых аптечек, от которых наглухо сносило крышу. Вот только здесь не армия, таблеток нет — мухоморов он, что ли, нажрался? Даже если так, всё равно надо его догнать и привести в чувство, а потом уже думать, как возвращаться. Вдвоём будет проще, да и Степаныч наверняка их ищет.
Делать было нечего — пришлось очертя голову ломиться дальше сквозь кусты в надежде, что доморощенный спринтер наконец выдохнется. Тот больше не оборачивался и не останавливался, чтобы дождаться попутчика, а целеустремлённо скакал вперёд и вперёд, периодически бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Вскоре лес поредел, попадающиеся на пути деревья на глазах стали хиреть и скручиваться под немыслимыми углами, а под ногами захлюпала жижа. Перепрыгивая с кочки на кочку, увлечённый погоней Лёха оступился и с размаху полетел лицом вниз на зыбкий травяной ковёр. Вовремя выставленные вперёд руки прорвали слой мха и чуть ли не по самые плечи погрузились в густую, как кисель, ледяную болотную воду.
— А-а, сука, драть тебя за ногу через гузно, — выругался он, барахтаясь в моментально пропитавшей всю одежду жидкой грязи, — В трясину завёл, падла! Ну погоди, дай только выбраться, грибоед чёртов!
С трудом выпростав немеющие от холода конечности из вязкого плена, охотник, не решаясь встать на ноги из страха окончательно провалиться, кое-как дополз на животе до ближайшего сухого места — крошечного островка, за который из последних сил цеплялась корнями одна-единственная искорёженная сосёнка, никак не желающая сдаваться в битве с годами подмывающим её пристанище болотом. Привалившись спиной к её стволу, он огляделся по сторонам. Картина открывалась удручающая — куда ни глянь, вокруг простиралась одна и та же гиблая топь, где такие вот островки с хилыми деревцами, разбросанные на приличном расстоянии друг от друга, чередовались с торчащими из чёрной воды кочками и изумрудно-зелёными пятнами еланей, похожих с виду на обычные лесные поляны, но только ступи на них — и тут же ухнешь по шею в бездонную пучину. Всё остальное скрывал туман, немного поредевший, но определённо не собирающийся отступать окончательно. Что же касается бесноватого Антона — тот исчез, словно его и не было, не давая больше о себе знать ни голосом, ни звуком шагов. Виски́ заплутавшего путника резко сдавила оглушающая неживая тишина.