малый повзрослел
чонин прекрасно помнит тот день, когда его ориентация приняла ислам, а главным героем влажных снов перестала быть одноклассница, вечно ходящая без лифона. в ноябре предвыпускного года классрук тонко намекнула, что для аттестации по матеше в полугодии ему придётся порвать жопу, но если честно, ян вообще не думал, что сделать это нужно будет в прямом смысле. нажаловался дома старшему брату, в очередной раз закатил истерику родителям по поводу предстоящего года, мол, вообще не знает как сраный егэ будет сдавать, раз уже сейчас всё в говне, а те лишь дали подзатыльник за ругательства перед старшими. чанбин предложил непутевому младшему помощь своего друга, который уже учится на втором курсе. кристофер пошёл на какого-то там айтишника, шарит и за профиль, и за базу, и, вероятно по какому-то очень нереальному стечению обстоятельств, не занят курсовой, практиками и прочей студенческой лабудой. ну, вот так они и познакомились. друг старшего брата стабильно посещал их квартиру теперь не раз в неделю, а три. помогал с логарифмами, тригонометрическими уравнениями и другой некогда непонятной шнягой. а ещё пропускал мимо ушей бесчисленные маты, типо он тоже не совсем интеллигенция, иногда после уроков оставался играть в геншин с самим чонином, а не со своим другом детства, и приносил шавуху через раз на всех троих.
к середине декабря младший вытянул алгебру на четверку, а геометрию на тройку. казалось бы, всё, класс, можно расслабить булки, больше никто не будет наседать на голову каждый божий день в восемь часов утра. да, в школе правда никто больше не докапывался. зато чонин начал ебать себе мозги сам: уроки кончились, крис опять стал приходить только к чанбину, периодически забредая в комнату к младшему только чтоб поздороваться, после чего брат сразу забирал его к себе, попутно что-то шепча на ухо с серьёзным лицом, и этих глупых встреч было катастрофически мало. никакой возможности обняться, сказать, что за контрошу он получил четвёрку и получить похвалу старшего, никакой больше шавухи... одним словом — тлен. ну подумаешь, остался без друга, чё такого-то? со всеми бывает, особенно если так называемый друг старше тебя на три с половиной года. только почему-то в груди у чонина с каждым днём дырка становилась всё больше, будто кристофер был или мог бы быть не просто хорошим знакомым. «да ну его нахуй, я никогда таким не был и не буду», — как гром среди ясного неба пронеслась мысль в голове младшего. на ней держался весь здравый смысл, на ней держалось отрицание стояка после снов с другом старшего брата, на ней держалось игнорирование чужой «невероятномилойпростоубийственнойвотбыулыбалсятактолькомне» улыбки при встречах лоб в лоб.
дни шли, у кристофера наконец стало слишком мало времени, чтоб появляться каждую неделю в доме друзей, произошел какой-то завал на учёбе, чанбин почему-то облегчённо выдохнул, а чонин, кажется, смирился со своими недочувствами, которым не предстояло вырасти во что-то большее. на семнадцатый день рождения он получил в подарок от «учителя» приставку, охренел от жизни, слегка подслушал телефонную ругань чанбина и криса, мол тот в край охуел так открыто... дальше не услышал, потому что мама позвала доделывать салаты для гостей. всё было относительно спокойно, пока в один из дней по дороге в школу он не заметил на площадке компанию из четырёх одиннадцатиклассников и новенького из класса, которого те самые старшие били. чонин никогда не отличался хорошим поведением. исправило его в последний год, если честно, только общение со студентом-айтишником. а раз теперь рядом его нет, делать можно всё. прям вообще всё.
— слышь, чучело, — он подлетает к одному из парней, разворачивает лицом к себе и смачно прописывает тому прям по переносице. пока старший пытается понять, что вообще произошло, его друзья, как потревоженное осиное гнездо, начинают полыхать.
— ты чё, тоже пидор что ли? — смех как у гиены вызывает у чонина новый приступ гнева, такой, что источнику мерзкого звука прилетает прям в солнышко. оставшиеся парни вступают в конфронтацию — один со спины прижимает яна к земле, а второй бьёт ногами прямо по рёбрам пару раз, несильно, так, чтоб не сломать, но чтоб чувствовалось. они сплёвывают в сторону рядом с десятиклассниками, — жополазы блять, — бросают едко и уходят, забирая чуть раненных друзей.
— тебя как зовут? — с болезненными стонами поднимается чонин, хватаясь за рёбра.
— сынмин, — парень поднимается с чужой помощью, — спасибо, что помог.
— да забей, домой иди, родакам только скажи, что просто в замес попал, — отмахивается, подаёт рюкзак новому знакомому и покидает поле, уходя в сторону дома обратно.
чанбин, встречающий его дома, благими матами всё на свете покрывает, обрабатывает раны, ужасается синякам на грудной клетке и просит рассказать всё родителям. младший на это откровенно ржёт, поднимается на второй этаж, перед этим сталкиваясь на лестнице с кристофером. старший с глазами по пять копеек тянется к разбитой губе друга, но быстро опускает руку, провожая взглядом чонина, скрывающегося за дверью своей комнаты. в этот раз они даже не поздоровались. сердце чонина до сих пор ощущается как чёрная дыра, с каждым днём становящаяся всё больше. «как же заебало всё», — с такой мыслью засыпает младший, думая о том, что лучше бы ушёл в колледж после девятого. ему конечно говорили, что в десятом и одиннадцатом классе весело, но он не думал что веселье — это влюблённость в парня и драки с гомофобами выпускного класса. он думал, что это про сижки за школой, которые он так и не начал курить кстати, вписки, на которые его никто не зовёт, потому что он обычно сидит дома как хикка и играет на пк с джисоном, да хотя бы первый секс с какой-нибудь девчонкой. а по факту он занимался сексом только с тараканами в своей голове и рвал жопу ради аттестации по матеше. да, стопроцентное веселье.
в школе дела с каждым днём становятся сложнее. с сынмином классно общаться, приятно, он добрый, и парень у него тоже хороший, но никто не отменял еженедельные побои за школой. а ещё никто не отменял слишком честный характер чонина, так что на каждый вопрос про гейство младший молчит, ничего не отрицая. слава богу хоть не выкрикивает «да, я педик!», провоцируя ещё больше. но гнев в нём копится, и с каждым плевком в его сторону, с каждым упоминанием «прочистки труб», с каждым вылитым ведром грязной воды, спизженным у технички на «благие цели», нервы яна натягиваются так, как он бы мечтал натянуть жопы обидчиков на швабру той же технички. ситуация усугубляется тем, что дома опять часто стал появляться крис, периодически спрашивающий всё ли в порядке, приносящий шавуху с любимой начинкой младшего, обнимающий после каждой драки, замечающий следы только на лице, да и те уже после обработки. ян упорно не хотел обращаться к родителям, просить помощи у брата, а тем более объяснять причины такого поведения и маме, и папе, и чанбину, и кристоферу. нахер оно надо: признаваться в любви человеку, который, вообще-то, тоже за тебя переживает, иногда даже больше, чем родной брат.
кажется, что терпеть всё это он готов вечно, однако происходит то, из-за чего в четвертый раз десятиклассник не выдерживает драк со старшими. он способен выслушивать смех, визги, свист, слова о том, как и где его «пёрли», какая у него глубокая глотка, как его насаживают на бутылку, но слушать о том, что его отец такое одобряет, раз ничего с этим не делает, а брат наверняка такой же и поебывает какого-нибудь своего дружка...
— охуел? — прорезается голос, — ты можешь сколько угодно пороть свою ебатню про меня, но моя семья тебя не должна волновать, долбоёб, — поднятый с земли камень прилетает в парня, что пару минут смеялся на весь двор. задевает руку, оставляя царапины и кровоподтёк. в чонина в ответ тоже камень бросают. удар за ударом, драка становится всё более жестокой, привлекает внимание нескольких учеников, что тоже задержались после уроков, а ещё на подходе оказываются учителя. «валить, надо валить», — проносится в голове младшего, и он спешно покидает площадку, пробираясь сквозь собравшуюся толпу.
дом встречает отсутствием родителей и чанбина. его рюкзак и куртка стоят в коридоре, однако самого брата нет. зато есть лишняя пара обуви и спускающийся по лестнице кристофер. старший при виде чонина подбегает, протягивает руку, чтоб помочь дойти до кухни, где есть аптечка.
— не надо, — резко отвечает младший и проходит самостоятельно.— что произошло? — обеспокоенно спрашивает крис, пока роется в небольшом контейнере в поисках хлоргексидина, йода, зелёнки, бинтов, пластырей и вообще всего, чем обрабатывают раны.
— а не видно? подрался, всё как всегда, — раздражённо выплёвывает чонин.
— почему ты стал так часто влезать в драки? — второкурсник задирает рукав чужой кофты и находит старые синяки, которые до этого не видел, — почему так много?
— отвечай, — повелительный тон старшего почему-то не заставляет злиться больше, а наоборот, мотивирует открыться.
— я педик, — пожимает плечами, ничего не добавляя, и тем самым заставляет криса посмотреть вопросительно на себя снова, — помог однокласснику, который тоже оказался геем, теперь привязались ко мне. а мне то чё, я не хиленький, пусть пиздят, не подохну же.
— ты же понимаешь, что это не выход? нельзя себя ставить в такое положение! — он прикладывает к чужой ране ватный диск, смоченный хлоргексидином, параллельно ищет в глазах напротив хоть какое-то сожаление о случившемся.
— тебя ебет? — снова едко отвечает чонин.
— да, меня ебет то, что человек, о котором я заботился почти два месяца, сначала перестал со мной общаться, потом перестал даже здороваться, а теперь я вижу его только с синяками и кровоподтёками во всех местах, в которых можно.
— не во всех, — передразнивает младший, — ты первый куда-то пропал. перестал к нам приходить. и общаться со мной.
— чанбин запретил мне. и мы поругались на твой день рождения, так что я не смог прийти.
— отвечай, — наступила очередь чонина приказывать. старший противиться не стал.
— из-за тебя, — тихо пробормотал он. —ты чё там себе под нос бубнишь?
— говорю, из-за тебя поругались. я, вроде как, тоже...
— тоже гей? — договаривает за него младший, получая в ответ кивок, — нихуя себе. и тебе типо я нравлюсь? — да, только ты никаких намёков не давал, чтоб понять, что тебе тоже нравятся парни.
— так я и не уверен, что они мне нравятся, — вздохнул тяжело чонин. — всмысле? ты же только что говорил, что ты гей?
— мне нравится один конкретный парень, насчёт других я не знаю.
— тот одноклассник? — разочарованно уточняет кристофер.
— ты долбоёб? — в ответ ударяют ладошкой по лбу несильно, смотрят в глаза пару секунд, а затем притягивают руками лицо и целуют быстро, как будто клюют, после чего отстраняются сразу.
— чонин, ты прям уверен? — всё, на что способен сейчас старший, — ты уверен, что испытываешь ко мне не просто привязанность?
он вспоминает все свои влажные сны, детскую радость при виде шавухи в этих руках, объятия, в которых хотелось находиться дольше, чем в любых других...
— уверен, я ебать как уверен, — шепчет в ответ младший и устраивает голову на чужом плече.
— тогда я не буду жалеть о том, что сейчас скажу, — над ухом едва слышно, — твои родители и чанбин уехали забирать документы из той школы. и твоя мама знает обо мне, она, — секундная пауза, — она не против моих чувств к тебе и наверное против твоих тоже ничего иметь не будет. я надеюсь, по крайней мере. за отца не шарю.
— если бы ты знал, как мне сейчас похуй на всё это, хён, — врёт, на самом деле у него будто камень с плеч свалился, но в этот самый момент он не хочет обсуждать всё происходящее. прямо сейчас он хочет только одного — целовать кристофера, пока родители и брат не вернулись с собрания. и как прекрасно, что старший, мечтающий об этом же, понимает всё с полуслова, притягивает к себе обратно, впиваясь в губы сильнее, чем чонин.