два несчастья и ложечка мёда.
четверг. 7 марта.
не знаю, в какой момент мне стало так плохо. теперь всё вокруг грязно-серое, напоминает мне реку, в которой я медленно утопаю. иду ко дну все быстрее, я глубже и глубже и никак не получается выбраться... о, небо. такие красивые облака. так на душе спокойно, безмятежно становится и даже дышится легче, когда я к нему обращаюсь. интересно, есть ли там свой мир? я имею ввиду, такой мир, где не просто птицы, самолёты, вертолёты, солнце, луна... мир, где существует что-то большее. где есть место простому счастью, где люди ничего не должны друг другу и относятся ко всем одинаково хорошо или хотя бы нейтрально. а возможно ли такое вообще?
— эй, не стой посередине, мешаешься, — какой-то парень незнакомый поднимает мой телефон, наверное, надо сказать ему спасибо, — а, это ж ты парень хвана, грёбаные педики, — он резко сплёвывает в мою сторону, почти попадая на ботинок. так мерзко и противно. наверно, нет смысла пытаться говорить ему что-либо. в меня снова просто бросят кучу неприятных слов и убегут. а может, он вообще возвращаться ради ссоры не станет. просто улыбнется и пойдет дальше себе. и зачем пытаться делать что-то в этом мире... но если не пытаться, тогда и смысла в жизни не будет... а сейчас он разве есть, если на каждом шагу только злость и непонимание?
— хэй, хлебушек, — хёнджин. опять целует в шею, сзади подходя, хотя я просил так больше не делать, — пойдем домой? приготовим твою любимую пасту, — я на самом деле люблю её только потому что она всегда ему нравилась, но какая теперь разница, — посмотрим фильм или займёмся чем-то поинтереснее, — он снова пытается поцеловать меня, зная, что мне не нравится, когда он так делает. не нравится...
— господин хван! — мужчина в очках и чуть ниже меня подходит к хенджину, не обращая внимания на мое присутствие, — напоминаю, что ваши долги всё ещё не попали ко мне на электронную почту, тем временем началась неделя сдачи уже новой работы, — ах, так это тот самый злосчастный "француз"...
— господин бан, — не понимаю, зачем он так улыбается, показывая свое презрение. как будто есть вина преподавателя в том, что джин не справляется с другим языком, — вы же знаете, ваш предмет мне плохо даётся.
— а вы знаете, что параллельно с университетом я даю частные уроки, где можно разобрать сложные темы лично. и эти уроки для студентов совершенно бесплатны.
— думаю, мой молодой человек будет против, если к нам домой придёт незнакомый мужчина, который старше его на 12 лет, — а я тут каким боком? что за странный аргумент? зачем вставлять в разговор меня, как повод откосить от уроков?
— мне, если честно, всё равно, особенно если это повлияет хорошо на твою успеваемость, — наконец подаю голос в этом разговоре и сразу ловлю на себе недоумевающий взгляд хенджина. что я сделал не так? опять сказал что-то не то? как всегда, я виноват в чём-то, чего сам не понимаю.
— договорились, — отвечает мужчина и уходит в противоположном направлении.— почему ты не подыграл мне?
— теперь ещё возиться с этим сраным французским, который я ненавижу всем сердцем, — он бубнит себе под нос возмущения ещё почти десять минут дороги.— почему ты так категорично относишься к этому предмету? не всё в жизни должно получаться с первого раза, и это нормально, джинни, — я правда пытаюсь успокоить его. объяснить, что если постараться, можно получить хорошие оценки и даже полюбить то, что поначалу кажется противным и слишком сложным. он только бесится все больше и начинает этим злить и меня.
дальше до дома мы с хенджином идём в тишине, даже не соприкасаясь руками. я лишь единожды решаюсь заговорить с ним ещё разок: мне слишком интересно стало, что он ответит на мой вопрос.
— хён, что ты видишь здесь? — достаю мелочь из кармана, выбирая только одну монетку.
— одну вону, что ещё здесь можно увидеть? ты на нее ничего не купишь даже, зачем достал? убери обратно или выброси вообще.
да, как же странно, что я ожидал чего-то другого. столько лет знаю его и всё ещё удивляюсь тому, какие мы разные. как глупо с моей стороны верить, что кто-то ещё в этом мире способен видеть то же, что вижу я во всех этих повседневных деталях. а может проблема не в том, что никто больше этого всего не замечает, кроме меня, а именно в том, что я всё это вижу? и почему тогда у меня не получается просто забить? ненавижу себя...
воскресенье. 10 марта.
это утро я встречаю в холодной кровати с белым постельным бельем. стрелка часов нарушает тишину в комнате, а ещё я слышу отдалённые звуки игры в приставку. серьезно? в единственный совпадающий выходной? в 10 утра ты лежишь не рядом со мной, а играешь в фифу? хорошо.
я проверяю соцсети. посты в инстаграме один за другим говорят про идеальную жизнь, в темпе, в бешеном ритме, с кучей дел. а я еле успеваю работать, встречать хёнджина после пар и готовить дома. твиттер говорит о том, как в мире все тяжело и сложно, повышая мою и без того невероятную тревожность. а какао напоминает, что я не виделся с друзьями уже больше месяца. наверно, надо что-то менять. правда сил у меня нет от слова совсем.
— ты чего такой кислый с самого утра? — хенджин залетает в комнату, выхватывая телефон из моих рук, — пойдем играть со мной?
— а вот и не отдам! — он убегает куда-то на кухню и ждёт, что я пойду за ним, хотя я даже не предпринимаю попытки встать. зачем портить настроение? хотя, отчасти он прав, я такой ещё с самого пробуждения, — ладно, забирай! — возвращается первым, — сходишь в магазин? у нас все ящики пустые и холодильник тоже.
на улице опять ливень. жаль, я надеялся, что в марте уже во всю будет светить солнце. появится желание жить и всё такое. интересно, когда оно у меня пропало?... и что с этим делать?... с другой стороны, так наверно у всех взрослых. как-то это слишком грустно, если так и правда у всех... славно, что простой дешёвый кофе из автомата в магазине спасает весь этот день. даже если дальше ждёт что-то отвратительное, вместе с капучино я готов ко всем сегодняшним неожиданностям. брокколи, томаты, рис, курица, соус, ещё один, — всё куплено. пора возвращаться, но почему-то вообще не хочется. есть ли смысл возвращаться туда, где меня как будто и не ждут вовсе?
— добрый день! — кто-то слабо постукивает пальцами по моему правому плечу, заставляя обернуться, — вы забыли мобильный телефон у шкафчиков, — передо мной стоит господин бан, — у вас какая-то проблема с ним? — и улыбается так тепло, как будто совсем не насмешливо, хотя всё равно приводит меня в недоумение.
— добрый день, спасибо, — я забираю свою вещь, всё ещё ожидая подвоха, — а что вы имеете ввиду под проблемой с телефоном?
— тогда, перед университетом, вы долго смотрели на небо и совсем не заметили, как при столкновении со студентом телефон выпал у вас из кармана, — он пожимает плечами, перекладывая сумки с едой из левой руки в правую, тяжело вероятно, — как будто он вам и не нужен совсем.
— порой, мне кажется, что так и есть. он всегда рядом, но чувство такое, словно я в нём и не нуждаюсь вовсе, — этот человек ведь всё равно не поймёт, что за бред я несу, так какая разница.
— мы точно всё ещё говорим о телефоне?
— конечно, господин. мне нужно домой, я тороплюсь. буду рад видеть вас позже у нас в гостях, — низкий поклон, будто автоматически, выдаёт моё тело и я спешно покидаю мужчину. замечаю, что промок до нитки, только когда дохожу до дома. забавно: я вдруг осознаю, что он тоже был без зонта. и зачем-то продолжал вести беседу со мной, никуда не торопясь. словно в порядке вещей стоять под дождём и разговаривать о вещах, не называя их истинных имён.
— я вернулся, — мне холодно становится, кажется, даже дрожу, надо скорее принять ванну, — разбери пожалуйста пакеты, я пойду мыться и греться после дождя.
— хорошо! — доносится откуда-то из зала.
обычно, когда я сижу под горячей водой, я думаю о детстве. о том, как всегда включал самый сильный напор, чтоб шум заглушал ссоры родителей. ещё я думаю о том, как было бы славно завтра вместо работы в магазине пойти в школу. сидеть с друзьями за партой и выходить к доске на математике, решая задачи только благодаря их подсказкам. скучаю по той любимой булочке из столовой. скучаю по друзьям, по маме и папе, какими бы они не были, по прошлому в общем. а ещё я плачу. много плачу. и закрываю рот, чтоб хенджин не услышал случайно. но больше всего я думаю. думаю о том, буду ли скучать о том прошлом, которое сейчас настоящее?
я выхожу из ванной спустя двадцать, или даже тридцать, минут. хёнджин так и не разобрал пакеты, рубится в приставку, покрывая благими матами джисона, с которым у них обычно кроссплей. масло растаяло, замарав добрую часть продуктов. я лишь молча разбираю пакеты, в очередной раз задумываясь, нужен ли мне телефон.
среда. 13 марта.
— добрый вечер, господин ян, — я открываю с двух оборотов дверь, встречая мужчину в темном клетчатом пиджаке, — я купил малиновые кексы, не знаю, нравятся ли они вам, но вроде бы вы покупали их в прошлый раз в магазине.
— добрый вечер, господин бан, сомневаюсь, что хенджину нужно знать, что мы виделись ещё раз, так что, пожалуйста, не говорите об этом так громко. кстати, кексы были для него, — я достаю тапочки для гостя, добавляя зачем-то, — мне больше нравятся черничные.
— а что насчёт вашего телефона?
— я к нему слишком привык, чтоб начать жить без него.
— что ж, это нормально. так бывает, старые привычки сильнее новых идей, господин ян.
он проходит дальше в квартиру, моет руки, делится принесёнными сладостями с хенджином и они садятся за изучение каких-то там правил, пока я ухожу в спальню. темнеет все ещё рано, так что я быстро оказываюсь поглощён чёрным светом. в нём так хорошо и плохо одновременно. кажется, что времени не существует. что дел тоже не существует. только безмятежность. но одновременно с ней меня поглощают тревожные мысли. что, если я так и не выберусь из чёрного света? не смогу встать, подойти к этой двери, распахнуть её и впустить белый свет? что, если он собьёт меня с ног, да так, что я упаду на спину, случайно толкну дверь, она опять закроется и я снова останусь в чёрном? мне ведь тогда будет больнее в тысячу раз, ведь кто бы что ни говорил, даже если ты поднимаешься со дна и потом приземляешься на него же, то всё ещё получаешь удары и синяки, ведь любое падение — это больно. не особо важно, куда именно ты падаешь, важно что ты... хлопок двери, громкий щелчок. урок уже кончился, что ли?
я подрываюсь с места, проверить, всё ли в порядке. открываю дверь, слишком ярко первые несколько секунд для моих глаз. в зале почему-то я обнаруживаю только профессора.
— вышел в магазин за энергетиком, вернётся совсем скоро.
— сначала он говорит, что мне будет неловко находиться с вами в одной квартире, а потом сам же и оставляет. ничего нового, — я собираюсь опять уйти в спальню, но глупо зацепляюсь футболкой за дверную ручку и чуть не падаю, больно в нее врезаясь. меня пробивает на смех, что постепенно перерастает в тихие слёзы. господи, какой же я идиот. при чужом человеке.
— нет, спасибо, — сквозь соленые дорожки выдаю я, всё ещё стоя возле двери, — такое бывает иногда.
— из-за телефона? — мне почему-то опять смешно становится, хотя очевидно: обо мне правда переживают.
— нет, но из-за него иногда тоже бывает. сейчас просто снежный ком встретился с обрывом.
— и как часто он с ним встречается?
— а снежный ком не хочет поделиться на маленькие снежки, чтоб не ломаться при встрече с обрывом так резко? — не знаю почему, но этот человек притягивает, как магнит, своими разговорами. я сажусь на диван рядом, вслушиваясь в спокойные речи.
— возможно. но ему страшно, потому что вокруг него всегда только снежки и были. и он один вот такой большой снежный ком, и ему кажется, что никто его не понимает.
— передайте ему, что другой снежный ком когда-то был на его месте и тоже очень боялся. но теперь он лишь маленький снежок, потому что однажды поверил в себя. и хочет помочь снежному кому тоже стать маленьким, чтоб не было страшно.
— я постараюсь уговорить его, господин бан, — мы молчим почти минуту, пока я снова не начинаю смеяться. профессор мой смех подхватывает. в двери проворачиваются ключи, и белый свет снова покидает меня, сменяясь темнотой, в которой я утопаю, медленно засыпая.
мой размеренный сон нарушают чужие губы и падающие на щеки светлые волосы. хенджин. рука скользит в мои шорты и я уже хотел было возразить, однако сил во мне сонном слишком мало для перепалок и ссор. я не отвечаю, но и не отталкиваю. словно зритель, просто наблюдающий, жду конца шоу. сегодняшней ночью я без борьбы принимаю своё «поражение», думая о том, чтобы остаться совсем без связи.
пятница. 15 марта.
ноги жутко гудят. когда-нибудь я перестану брать 14-часовые смены. возможно, не в этом месяце. вероятно, даже не в следующем. денег хватает, но кажется, я слишком привык к тому, что у меня в запасе есть как минимум миллион вон. в прошлом месяце я потратил половину на волонтерство, так что надо пополнять «баланс». но перед тем как вернуться домой и заняться перерасчётом трат, нужно зайти в магазин. купить яблоки, кексы, сок, лапшу и другие мелочи. знакомая куртка у выхода из супермаркета отвлекает меня от повседневных размышлений. хенджин? а рядом... феликс? серьезно? нет, знаете, я вообще не против. я даже рад, что он с кем-то общается кроме меня, это замечательно. но почему он десять минут назад написал мне, что сидит дома за домашним заданием весь день? зачем врать? особенно о такой мелочи? я... я ничего не понимаю. они так мило улыбаются друг другу и болтают о чем-то уже почти десять минут. чувствую себя как сталкер, от самого себя тошно. а ещё я смотрю на них и осознаю, что со мной хенджин не выглядит таким оживлённым, бодрым и радостным уже очень давно. как будто... как будто я букет увядших роз, который стоит в вазе давно, но выкинуть все лень и лень. он мусолит глаза, раздражает, мешается, но выкинуть всё равно не решаешься. я медленно скатываюсь по стенке, на которую до этого опирался плечом. ужасная горечь во рту, слюни, ещё и ещё, тошнота, болящий желудок и ноющее сердце. почему так неприятно? почему мне больно, если для меня это тоже ваза с увядшими розами? нарастающая тревога не даёт мне успокоиться, я всё больше и больше думаю обо всём подряд: как мы раньше танцевали в тишине по вечерам, как хенджин не ночевал дома почти неделю после того, как мы поругались из-за его мамы, как вместе собирались с друзьями играть в настольные игры и после этого подолгу гуляли вдвоём, как во время нашего первого секса он убеждал меня, что и без смазки все будет хорошо, как учил играть на гитаре долго, потому что мне это не давалось, как везде заблокировал мой номер и игнорировал, когда я в шутку пошёл с сынмином на свидание, как он тащил домой шоколадные торты каждый вечер с подработки, потому что помнил, что я их люблю... я действительно уже ничего не понимаю. время постоянно крутится, вертится, убегает, забирая с собой все хорошее и плохое, оставляя какой-то скомканный кусок воспоминаний общих, а я словно потерянный ребенок в магазине: стою посреди всего этого и даже не знаю, как себя успокоить. как убедить себя в том, что всё хорошо и начать уже догонять это чёртово время? громкий звук телефона отвлекает меня от очередных пустых мыслей.
— пытаюсь понять, пора ли ставить чайник, — на той стороне слышится копошение, что я отчаянно пытаюсь пропустить сквозь слух. опять делаю вид, что всё в порядке, но да, так однозначно проще, — или пока не надо?
— ставь, — я поднимаюсь, слезы вытирая, вместе с собой пакеты беру с продуктами, — хёнджин?
— я же говорил, весь день сижу за сочинением по английскому, — тяжело вздыхает. наверно, я надоедаю своими допытливыми вопросами, хочется подольше побыть с феликсом, пока меня нет дома, а я даже по телефону продолжаю доставать, — в общем, жду тебя. чайник поставил, — он просто сбрасывает. а я продолжаю как дурак стоять с этими пакетами под козырьком, вообще не желая возвращаться в свою же квартиру.
— господин ян? — знакомый голос и фигура, проходящая мимо, привлекают мое внимание.
— вам помочь с сумками? выглядите неважно.
— помогать не нужно, но спасибо, что вообще заметили меня. хорошего вечера вам.
— и вам, — он уходит, постепенно скрываясь за автоматическими дверьми магазина, — не унывайте из-за чехла для телефона, лучше смените модель или возьмите цифровой детокс, — и почему после такого короткого диалога мне будто стало легче?
среда. 20 марта.
настойчивый звонок в дверь. всего три часа дня, хенджин вернулся так рано? что-то приключилось на парах? я скорее бегу открывать дверь, чуть не подскакивая с кровати.
— добрый день! — запыхавшийся мужчина в очках протягивает упаковку черничных кексов, — ну же, берите.
— добрый! а почему вы так рано сегодня? у хенджина пары до четырех, а пока он доедет, будет уже почти пять часов вечера.
— я, — он теряется секундно, — я вышел слишком рано. извините, если мешаю, могу покинуть вас прямо сейчас, — кланяется зачем-то, на что я его останавливаю.
— прошу, не нужно, вы же старше меня, это выглядит странно.
— нет ничего странного в решении уважать в первую очередь вас как человека, а не цифру.
— проходите, я рад вам, — ухожу на кухню ставить чайник, перед этим закрывая дверь за господином баном на три оборота, — будете чай?
— буду, — доносится из прихожей.
— черный, и ложечку мёда, пожалуйста, если у вас есть.
— последняя, для вас сохранил, — отшучиваюсь я, пытаясь сохранить диалог, — держите, господин бан.
— можете называть меня кристофер? мне неловко, вы даже не мой студент.
— хенджин тоже обращается к вам по имени?
— нет, с ним у нас исключительно формальное общение, — какая-то резкость появляется в его словах, я на секунду напрягаюсь вместе со своим тревожным желудком и руками, — мы с вами, безусловно, никем друг другу не приходимся, но теперь я вроде как приезжаю сюда исправно каждую неделю и в будущем не хочу делать вид, будто мы незнакомцы. на самом деле, я буду рад стать вашим другом, вы приятный человек, господин ян.
— чонин, — как много доверия способен внушить этот человек мне простым своим пониманием, — обращайтесь ко мне тоже по имени. тогда, на улице, вы сказали про чехол для телефона. вы что-то знаете?
— я видел их периодически перед университетом, но был уверен, что вы в курсе их общения, — я медленно киваю головой, пытаясь переварить сказанное и сопоставить со словами хенджина про «ночь в компьютерном клубе», «поездку к родителям на выходные», «проект у джисона». а точно ли все это было? или большая часть — враньё, прикрытие? в потоке мыслей даже не замечаю, как прикусываю губу до крови.
— нужно промыть, чтоб не было так больно.
— да мне и так почти не больно. всё в порядке. спасибо, что сказали.
долгое молчание повисает в комнате, но совсем не такое, в котором чувствуешь напряжение. будто ты лишний. нет, это то молчание, в котором можно сидеть часами, думать о своём, посматривать периодически на человека рядом и ощущать лёгкость. не нужно искать темы для общения, они придут сами, если будет нужно. вау.
— кристофер, — он поворачивает голову в мою сторону, вскидывая брови в ожидании вопроса, — у вас много друзей?
— не очень, если честно. а что такое?
— вы часто с ними встречаетесь?
— последние пару лет всего раз в месяц, если не реже. почему спрашиваете, чонин?
— думаете, это нормально — видеться с друзьями так редко?
— если у вас загруженный график и чаще не получается, то да, — он ждёт, пока я обдумаю эти слова и сразу после моего кивка продолжает, — но если это потому что вы живёте только партнёром и работой, отдавая все силы и не оставляя ничего на себя, то мой ответ нет.
— вы будто психолог, а не преподаватель французского, — тихий смех отдается эхом от стен квартиры, вызывая странное чувство.
— просто бывал на вашем месте, — почти шепотом отвечает.
— боюсь, что ваши размышления сейчас так сильно наделены смыслом из-за более негативного опыта, чем мой, — кристофер пожимает плечами, полуулыбаясь, но ничего вслух не произнося, — значит да. знаете, у меня к вам ещё один вопрос.
— что вы видите в этой монетке? — я показываю ему так же, как хенджину несколько дней назад, вону.
— когда говорю об этом именно с вами, то понимаю, что она слишком мала и чувствует себя каплей в огромном море. ей кажется, что она ничего не значит, но на самом деле, если её не хватит при покупке, то человеку придётся отказаться от выбранной вещи. так что даже если она маленькая, то всё равно важна. ей не нужно обесценивать себя. пожалуй, так я вижу её сейчас.
— спасибо, — всё, на что меня хватает. снова ключ, поворачивающийся в замке. хенджин вернулся, — хорошего урока, господин бан.
я в спешке переодеваюсь, предупреждая перед уходом хенджина, что иду прогуляться. на улице прохладно, но свежо. и так хорошо, уже вечер, почти нет никого. вдруг дождь начинается, а я и радуюсь. радуюсь, как маленький ребёнок лужам в резиновых сапогах. нет со мной телефона, который разрывается уведомлениями, нет со мной тревог, сейчас из дома я с собой ухватил лишь этот разговор о маленькой, но всё же значимой монетке. и стою вот под ливнем, улыбаюсь чему-то своему, пока вокруг ни души. возвращаюсь домой под конец дождя и натыкаюсь сразу на пороге квартиры на хенджина разъяренного.
— почему телефон с собой не взял?
— я хотел отдохнуть один, — снимаю пальто промокшее.
— ты понимаешь, что я волновался? сегодня штормовое предупреждение, а ты ушёл без связи гулять, не сказав куда конкретно, с кем и насколько. что с тобой происходит?
— а с тобой что? раз так волновался, вышел бы на улицу. не надо этого переживания, не надо делать вид, что тебе не всё равно и вообще, что за вопросы? ты моя мать? — я скидываю обувь и, не принимая горячего душа, просто несусь в спальню, замечая мельком всё ещё сидящего на кухне господина бана.
— ян чонин! — хенджин кричит мне что-то в догонку, — ян чонин, не смей игнорировать меня!
он утихает спустя пару минут, вероятно к уроку возвращаясь. а я опять остаюсь в тишине дурацкой, поглощающей все хорошее и возводящей «плохие» чувства в квадрат.
пятница. 22 марта.
сегодня опять неполную смену взял, чтоб успеть встретить хенджина. еду и думаю, а есть ли смысл? его ведь так же спокойно мог бы встретить феликс, они бы вместе прогулялись, сходили куда-нибудь и так далее по списку... на улице опять пасмурно, по прогнозам сегодня снова обещают дождь, а я даже зонт для себя не брал. да и тем лучше, последнее время для меня ливень как душ: я всё чаще выхожу в погоду такую без зонта, стараясь под дождь попасть, чтоб он смыл с собой все мои плохие мысли, переживания и страдания по поводу того, что пока даже не происходило. смотрю в окно грязное, пыльное, слушаю какие-то песни спокойные на фоне, даже в текст не вдумываюсь, мимо проносятся дома, кофейни, магазины, счастливые целующиеся парочки, семьи, беззаботные дети и все почему-то через одного такие счастливые, радостные. будто ни у кого нет проблем. хотя это точно неправда, у всех ведь есть свои личные трудности, которые приходится переживать. а может дело в том что они не одни в тяжёлый момент? рядом с ними любящие люди, заботливые, понимающие, готовые поддержать... всегда проще, если есть тот, с кем легко, с кем можно обсудить все и ничего одновременно, с кем в тишине не дискомфортно, а приятно, кто будет на твоей стороне, поймет тебя с полуслова и заставит забыть о проблемах хотя бы на пару часов — на то время, пока вы вместе. с понимающим человеком всегда проще... остановка! чуть не пропустил!
хенджин что-то долго не выходит. задержался, наверно, опять на французском. ему на этой неделе три конспекта нужно сдать и ещё столько же тем рассказать. у меня с собой его зонтик, но сам я продолжаю стоять под дождём спокойно. небо затянуто, серое-серое, солнце совсем далеко, на него взглянуть точно не получится. может, так даже лучше. не ищешь лишний раз хоть какой-то луч, доходящий сквозь темные облака, а просто заранее знаешь, что его не будет. будет только пасмурное плачущее полотно, все надежды на хорошую погоду съевшее. мои размышления прерываются жужжанием телефона коротким. сообщение от хенджина. ушёл домой пораньше, их отпустили с пар. забыл предупредить. забыл... к чему это враньё? зачем? разве нельзя честно написать? я же не буду осуждать, если он просто напишет: «я гуляю с ли».
— вы зря здесь стоите, — мои уши обжигает чужой звонкий голос, доносящийся сзади, — он уже ушёл. опять не один.
— спасибо, только что узнал, — я просто коротко киваю, смотря дальше на несуществующую точку впереди, пытаясь в себя придти, однако хорошо знакомый мне мужчина продолжает рядом стоять, — почему не уходите?
— вам нечем прикрыться? вы промокли до нитки, чонин, — игнорирует вопрос, встаёт ровно передо мной, перекрывая пейзаж, он и сам уже промок, однако куртку снимает, над моей головой её держит, пока собственные его волосы всё больше влажными становятся.
— и слава богу, — ни единой эмоции, я продолжаю стоять на месте, не готовый двигаться ещё ближайшие десять минут вообще хоть куда-то со своего места, — спасибо ещё раз. но, пожалуйста, идите домой.
— хорошо, только не стойте тут слишком долго, иначе заболеете, — он ещё минуту стоит рядом, будто боясь уходить, и добавляет внезапно, — вы заняты в это воскресенье?
— совсем нет, — вроде и правда никаких планов я не строил.
— может, — впервые вижу, как мужчина за тридцать смущается меня спрашивать о чем-то, — придёте в гости ко мне? мы могли бы посмотреть фильм, обсудить что-нибудь, у меня настольные игры есть и много книг.
— я приду, — пожалуй, это предложение — первое, что заставляет меня улыбнуться сегодня, — спасибо за приглашение.
— буду ждать вас, — он кивает в ответ, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, — не заболейте только.
и почему-то последняя его фраза наталкивает меня на мысль о том, что завтра я правда могу проснуться с больным горлом — тогда придется отменить встречу с кристофером. это заставляет быстрее зонт достать и домой отправиться сразу. почему-то мне совсем не хочется упускать шанс провести время с этим человеком.
воскресенье. 24 марта.
и почему я так волнуюсь? даже живот тянет немного, а кончики пальцев покалывают, периодически трясутся, если ничем не заняты. тревога моя исчезает куда-то сразу после того, как я захожу в чужой подъезд после быстрого гудка домофона, оповещающего о том что мне открыли дверь. меня ждут. меня правда ждут, потому что я даже минуты не успел простоять у многоэтажного дома.
— здравствуйте, — домашний такой вид мужчины кажется мне слишком комфортным, на нём штаны плюшевые, кофта с пингвинами и волосы так небрежно уложены, даже пробора нет, — тапочки вот, — он пропускает меня в квартиру дальше, забирает пальто и сумку, помогает найти туалет и пока я смотрю в отражение собственное, понимаю, что радуюсь искренне до ужаса простой вещи и тому лишь, что весь день сегодня проведу в чужих четырех стенах, которые не кажутся лабиринтом страданий.
— хотите чаю? — такой родной кухня кажется, хотя я здесь впервые. дома у кристофера приятно темно, будто пасмурная погода преследует даже тут, только такая пасмурная, когда сидишь дома, в плед завёрнутый, с кружкой чая в руках и сериал смотришь, а не едешь на работу, по дороге проклиная всё и всех на свете, — с ложечкой мёда?
лёгкий кивок в ответ. улыбка несильная. он настраивает какой-то сервис на большом телевизоре, включает очень странные дела, перед этим спрашивая, не буду ли я против. а я только за — давно времени не было, но хотелось глянуть. мы смотрим серию за серией, и так в этом всём я расплываюсь, успокаиваюсь, не тревожусь и даже смеюсь, пару раз рефлекторно задевая кристофера рукой.
— представьте, что есть библиотека. в ней много книг, даже такие есть, которых на весь мир один экземпляр только. можно забрать все, которые пожелаете. но тогда в библиотеке начнётся пожар. зато у вас будет после этого самая уникальная коллекция на руках. что бы вы сделали, кристофер?
— я бы остался в этой библиотеке и читал эти книги там, — он сидит на другом конце дивана в позе лотоса, голову склонив набок, — зачем жертвовать прекрасным, если можно им любоваться?
— вы опять слишком мудро рассуждаете для преподавателя французского, — мы улыбаемся оба, как вдруг ему звонят.
— да, конечно, — жду добрые десять минут чужого возвращения и как только дверь открывается, вся квартира заполняется ароматом пиццы.
— маргарита и пепперони, не стесняйтесь, — он присаживается обратно на диван, берёт кусочек тоже, — знаете, чонин, я недавно проходил мимо кирпичных зданий в центре города. и в трещине стены одного из этих зданий заметил маленький зелёный проросток. я тогда задумался, что если сильно захотеть, можно справиться с чем угодно. главное быть храбрым.
— можно даже в стене вырасти, — смеюсь почему-то в ответ, — я понял о чём вы. честно говоря, я даже знаю, чем хотел бы заняться. чему хотел бы научиться. но боюсь, что никто не поймёт.
— если вас не поймут чужие, то это не так уж и важно. а если не поймут близкие, может они и не близкие совсем, — протягивает коробку другой пиццы и я охотно беру попробовать маргариту.
мы досматриваем сезон, на улице уже темно совсем и мне пора домой возвращаться. на телефоне, что весь день был выключен, четыре пропущенных звонка. прощаюсь, почти выбегая из чужой студии, а когда возвращаюсь в свою квартиру, жалею очень, что нельзя было остаться там.
— у друга в гостях, — я параллельно снимаю куртку.
— нет, у кристофера, — на полу в прихожей свежие следы от ботинок, а это значит только одно, — у твоего преподавателя.
— ты шутишь, да? — хенджин улыбается в ответ, о дверной косяк опирается, — чонин, он старше тебя на двенадцать лет. о чём с ним можно общаться, кроме учёбы?
— хёнджин, дай мне пройти, — я отчаянно пытаюсь избежать этого разговора, протиснуться через арку, пройти к своей комнате, — я хочу переодеться.
он наконец пропускает меня после пары попыток и, когда я захожу в спальню, на кровати сразу вижу чужую футболку. я прячу её в шкафу, потому что не настроен сегодня на ещё один серьезный разговор. раздеваясь, просто ложусь спать. одинокая слеза скатывается по моей щеке, как только я прикрываю глаза. дальше об этом вечере у меня нет воспоминаний.
среда. 27 марта.
середина недели. сегодня у них снова урок. последний, вроде бы. будем ли мы общаться с кристофером после этого? ещё нужно будет решить всё с хенджином. «решить»... расстаться. называй вещи своими именами хотя бы наедине с собой, ян чонин. как много времени ему понадобится, чтоб собрать вещи? а он будет устраивать истерику? а я буду? интересно, мы сможем жить под одной крышей после расставания? и как это будет ощущаться? звонок домофона резкий, сердце бьётся быстрее от непонятного страха, сковывающего всё внутри.
— здравствуйте! — через пару минут после того, как я открыл подъезд, господин бан поднимается. снова дышит тяжело, будто бежал, — возьмите это, — он протягивает бумажный конверт, — прочитайте после того, как я уйду, пожалуйста. — вы сегодня словно другой человек, — замечаю в нём некоторую неуклюжесть, что ли.
— немного, — оставляет пальто, снимает лакированные туфли, оставаясь в черных брюках и белой рубашке классической, — хёнджин уже вернулся домой? — да, ждёт вас. он знает, что мы виделись. извините заранее, если будет задирать вас.
— не извиняйтесь за чужое поведение, — кристофер кивает, улыбаясь слабо, — спасибо, что рассказали ему и не стали скрывать наше общение.
на следующие пару часов я становлюсь заложником собственной комнаты. поливаю цветы, перебираю одежду, гипнотизирую дарованную мне вещь, слушаю музыку, протираю пыль, снова возвращаюсь к конверту, смотрю сериал и думаю не о сюжете, да я даже подкаст пытаюсь послушать, чтоб отвлечься хоть как-то. но все мои мысли занимает только одно: конверт, конверт, конверт. звук закрывающейся двери. значит профессор бан ушёл. я открываю свой маленький подарок и нахожу внутри письмо. красивый почерк. написано на французском. придётся лезть в переводчик...
«никогда раньше я не встречал человека с мышлением, что было бы так близко́ к моему. часы, проведенные вместе, — самые счастливые мои часы в этом месяце. я рад быть вам знакомым, но, кажется, теперь мечтаю о большем. простите, это неправильно».
почему так одновременно приятно и стыдно? хотя я и так знаю ответ на этот вопрос. он очень простой и в моей голове как будто уже сформирован, но признавать я ничего не хочу. не сейчас точно, не сейчас, когда в комнату врывается хёнджин и успевает забрать письмо до того момента, как я начну понимать, что вообще происходит.
— к другу значит? — всё, что он спрашивает.
— на тот момент к другу, теперь — не знаю.
— в каком смысле не знаешь? чонин, мы вместе уже семь лет, ты сейчас серьезно? ты же знаешь этого человека меньше месяца, — «значит будет», — вспоминаю я свои утренние размышления.
— футболка феликса в моём шкафу. забери и верни её ему, пожалуйста. хёнджин, я в курсе ваших встреч. у меня нет сил ссориться, давай просто расстанемся. прямо здесь и сейчас.
— солнце, прошу тебя, — он подходит ближе, гладит меня по голове, пытаясь успокоить, — ну ведь все так живут, — тихий шепот в ответ спустя минуты молчания, я сижу на углу кровати, он зачем-то падает прямо перед моими ногами, на колени свои. обнять пробует, — все делают ошибки. у нас не было ничего с феликсом, я побоялся сказать тебе, что мы общаемся. но мы правда просто дружим. если хочешь дружить с моим учителем, дружи, только пожалуйста скажи, что его чувства невзаимны. невзаимны же?
— я не знаю, джинни, — я правда хочу быть честным прямо сейчас, даже если сам пока ничего не понимаю.
— хорошо, — он то укладывает голову на мои колени, то поднимает глаза на меня, — пожалуйста, дай мне шанс. я буду ближе к тебе. попытаюсь понять, как раньше. пожалуйста? — киваю в ответ безмолвно. может и правда у нас есть ещё шанс? вдруг все исправится, наладится, будет как раньше? а хочу ли я как раньше? опять сидеть в темноте, размышлять о жизни, о том, как часто плачет небо и я вместе с ним? даже не знаю, то ли это, чего я хочу на самом деле...
пятница. 29 марта.
прошло два дня. казалось бы, слишком мало, чтобы что-то понять для себя. но я всё больше склоняюсь к тому, что ничего не изменится. я все не решаюсь принять хоть какое-то решение. просто застрял в одном месте и стою, не шевелясь, жду, что меня кто-нибудь толкнёт, чтоб я упал, ведь тогда точно придётся что-то сделать. взял ещё один выходной, потому что на работе не могу собраться с силами, только косячу и косячу. я уже вообще ничего не знаю, не понимаю, что нас ждёт с хёнджином, почему я чувствую такую апатию, как с этим справиться, чем я хочу заниматься в жизни и самое важное: что мне сказать господину бану? я не хочу делать больно хенджину, но одновременно с этим осознаю, что наши отношения, вероятно, как бы мы не старались, уже мертвы. и чем больше я держусь за них, тем больше умираю сам. пока бродил по улице, размышляя об этом всём, дошел до дома кристофера, не заметив этого. забавно. вот бы не...
— чонин? — ...пересечься, да, конечно, размечтался, — что вы здесь делаете?
— гулял и случайно побрёл в вашу сторону, извините, мне нужно идти, — разворачиваюсь, пытаясь сбежать снова, как всю свою жизнь делаю.
— подождите, — не прикасается, лишь просит со спины, — вы читали письмо?
— читал, но сейчас я не могу вам никак ответить, простите.
— вас сегодня не было у университета. что-то случилось?
— хёнджин видел письмо, — даже не знаю как продолжить, чтоб не врать себе и не обижать мужчину перед собой, — мы поговорили и не думаю, что будем расставаться. знаете, почти все так живут, встречаются долго, испытывают симпатию к другим людям, общаются с кем-то ещё, чувствуют себя лучше не с партнёром, а с друзьями, но слишком привязаны друг к другу, чтоб просто взять и расстаться.
— не знаю, господин бан, — я правда не знаю, остался ли ещё в чем-то в моей жизни смысл, — мне нужно идти. скоро начнётся дождь.
— прощайте, господин ян, — он скрывается за подъездной дверью многоэтажки.
весь свой вечер я провожу дома, укутанный в одеяло, с выключенным телефоном. хенджин сидит буквально за дверью, в соседней комнате. мы так и не разговаривали по душам. ничего не меняется. я снова думаю, в чём вообще смысл? как раньше правда не будет, эти отношения действительно изжили себя. ещё и кристоферу нагрубил. смогу ли я все исправить? и как только я встаю с кровати, полный решимости и готовности к серьезному разговору, на ноутбук, где сериал стоит на паузе, приходит письмо. кто-то ещё пользуется электронной почтой не только для рассылок и получения билетов с онлайн-сервисов, серьезно? да, серьезно... снова французский...
«я не способен больше наблюдать за тем, как вы убиваете себя этими отношениями. недостаточно во мне сил для того, чтоб смотреть спокойно, как увядает прекрасный цветок. я уезжаю в пусан ночью. поезд отправляется в два часа. если есть в вас хотя бы крупица веры в нас, в самого себя, в будущее, дайте мне знать, господин ян».
сколько времени? одиннадцать часов? да он издевается, до вокзала ехать три часа от моего дома. хёнджин, ещё хёнджин...
— мы расстаёмся, хён. прямо сейчас.
— уже же это обсудили, йени, — он выключает приставку, поворачивается ко мне всем телом, — ты всё-таки не веришь в нас?
— джинни, ты действительно не последний человек в моей жизни, ты мне очень важен, правда. я тебе всегда готов помочь, если что-то случится плохое, но я, — нет, не так, не я один здесь давно ничего не чувствую, — мы уже не те, что раньше. нам уже не пятнадцать, не семнадцать. мы не любим друг друга той любовью. мне нравится другой человек. тебе тоже. я не хочу мучать тебя, себя, притворяться, что это не так. я давно перестал понимать твои увлечения и в попытках наверстать упущенное потерял самого себя. забыл, кем хочу быть на самом деле я, перестал видеться с друзьями, потому что все свободное время от работы проводил только с тобой. и ни к чему хорошему это не привело. я не живу спокойно, мне постоянно плохо и грустно, наши отношения не делают меня счастливее, я в них не развиваюсь уже очень давно, только тревожусь всё больше и больше. мы перестали понимать друг друга, нам нужны другие люди. пожалуйста, давай закончим наши отношения.
он прижимается с каждой минутой и словом всё сильнее, на секунду мне кажется, что старший из нас двоих я, плачет, сильно плачет, зарываясь лицом в мою толстовку.
— ты можешь собрать вещи и съехать когда захочешь, — молчание, долгое, прерываемое всхлипами. он поднимает глаза на меня, пытается поцеловать, но когда я не отвечаю, бросает попытку, — извини меня. мне нужно ехать. я не вернусь сегодня. можешь позвать феликса, я не буду против.
— ты едешь к нему? — я лишь киваю в ответ, набрасывая поверх свитера пальто, и выбегаю из квартиры, не закрываясь: всё равно сюда скоро приедет феликс.
суббота. 30 марта.
такси стоит бешеных денег, но по-другому я сейчас никуда не доберусь. наверно, можно было бы поехать к дому кристофера, но скорее всего такой пунктуальный человек, как он, уже выехал к тому моменту, когда я разобрался... расстался с хенджином. на улице снова ливень, мы едем и я всё больше боюсь не успеть. что тогда? я уже разбил хрустальный шар, выкинул телефон и остался без связи. мои руки снова трясутся, но я понимаю, что сейчас еду туда, где меня ждут. туда, где меня понимают. как там говорят в фильмах? «я еду домой»? да, именно так. наконец эта долгая дорога кончается, а вместе с ней и вопросы обеспокоенного моим видом таксиста. час ночи сорок две минуты. я ведь даже не знаю, где нужная платформа. а чтоб попасть на неё, мне ещё билет нужен наверно? а я успею за восемнадцать минут всё купить и пройти контроль?
— вы приехали, — мой главный вопрос отвечает сам на себя, разворачивая к себе, — значит вы?
— да, я верю в нас. верю в самого себя и в будущее, — перебиваю, не давая договорить, — я расстался с хёнджином. я понял, что мы делаем только больнее друг другу, понял, что в моей квартире меня уже давно никто не ждёт, кроме собственной холодной постели. а ещё я понял, что мне нравится кое-кто другой. кое-кто, кто тоже романтизирует мелочь в руке, у которой на самом деле только одна цель, кое-кто, кто слишком хорош в намёках и умеет поддерживать, сравнивая меня с застрявшим в стене зёрнышком. кое-кто, кто старше меня сильно, но мне, если честно, так плевать.
меня тоже перебивают. резко и даже не словами. вкус шоколада на собственных губах смешивается с солоноватым привкусом слёз, случайно попавших в поцелуй. я даже не заметил, как наступила моя очередь плакать сегодняшним вечером. мы стоим так посередине огромной толпы и всем вокруг всё равно. да, кто-то бросает взгляд секундный, но смущаясь, сразу отворачивается. и мне тоже плевать, что кто-то смотрит. потому что прямо сейчас я перестаю чувствовать себя как букет увядших роз, который стоит в вазе давно, но выкинуть все лень и лень. я начинаю чувствовать себя лотосом рядом с этим мужчиной.
— давайте поедем домой, господин бан? на улице дождь, я сделаю вам горячего чаю, — он всё ещё замкнут в круге из моих рук.
— с ложечкой мёда? — улыбка снова расцветает на чужом лице, в этот раз яркая, сияющая.
— с ложечкой мёда, — отвечаю я почти шёпотом, крепче прижимаясь к чужой груди.