December 24, 2019

Больничный клоун: раскрасить жизнь

— До интервью вы сказали, что основная ваша профессия — маркетолог. Вам не было некомфортно примерять на себя роль клоуна? — Нет, я потом и в соцсетях публиковал посты о том, что был клоуном. Некоторые коллеги даже завидовали: просто взять и быть собой или кем-то, кем хочешь, — это редко встречается. В основном все заняты работой, на остальное ни у кого нет времени.

— Вы любили клоунов в детстве? — Нет, ничего такого. Я просто всегда любил пошутить, погримасничать, пуститься в пляс на дружеских посиделках и вечеринках; мне друзья говорили: “Ты не туда сворачиваешь, был бы клоуном.” Я задумывался, а не пойти ли бы мне в цирк, но понимал, что денег это не принесет. Возможность подвернулась, и мне пришло в голову, а почему бы и нет? Закрыть гештальт, все дела.

Мне про больничных клоунов жена рассказала. Я ей всегда говорил, пора бы уже заняться волонтерством. Не просто во всяких праздниках участвовать, а приносить какую-то пользу людям. И она однажды вдруг: “Ну вот, я нашла тебе, иди клоуном”. Я такой: “Ну ладно, почему бы и нет-то”.

— Как часто вы приходите в больницу? — В нашем городе несколько ассоциаций больничных клоунов. Лично я хожу в онкоотделение. В одно и то же, к одним и тем же детям, хотя кто-то выздоравливает, а кто-то ездит на курсы химиотерапии.

Клоун всегда приходит к детям раз в неделю или две. Хотя его роль могут играть не одни и те же люди. У меня не получается появляться в будние дни из-за рабочего графика — в офисе до шести, а в это время детей уже не стоит тревожить.

Я считаю, что сначала нужно обеспечить себя. Ты не можешь дарить людям добро, если у тебя проблемы с работой

У всех свое расписание; все работают, путешествуют, занимаются семьями.

— Боитесь ли вы привязаться к детям? — Я не думал об этом. Проблемы надо решать по мере их поступления. Я не так часто бывал в больнице, с большими перерывами, и кто-то уже выздоравливал, а кто-то отпрашивался к родственникам. Кто-то отдыхал, у кого-то были процедуры… Я не встречал много знакомых лиц.

Просто чувствуешь, что делаешь доброе, нужное дело, а о том, что потом будет с этими детьми, не задумываешься. Я не рефлексировал на тему несправедливости жизни.

— А если ребенок захочет как-то поддерживать общение, что вы будете делать? — Все будет зависеть от возраста. С совсем маленькими достаточно обмениваться письмами, но есть же и дети постарше, лет 14... Им можно было бы даже какую-то поддержку оказывать; я не отказался бы, если бы они попросили. Это ценно — быть близким другом для человека в сложной ситуации.

— С взрослыми детьми тяжелее работать? — Да на самом деле со всеми как-то одинаково… Дело не в возрасте. Скорее в состоянии самого ребенка. Ты одинаково можешь зайти и к взрослому, и к маленькому, а они тебе — сказать “я болею” или “я не хочу сейчас особо разговаривать”. Со взрослыми ты можешь поговорить о жизни, друзьях, предназначении, обсудить работу, их будущее.

Если человек не хочет общаться, мы поначалу пытаемся найти какие-то подступы, а там ведущий клоун оценивает, стоит ли с этим человеком разговаривать или сегодня лучше его оставить. Я таких решений не принимаю.

Не понравилось — просто пошли и постучали в другую палату.

— Как проходит ваш день в больнице? — Каждую неделю клоуны придумывают какую-то историю, которую разыгрывают. Как правило, начинает её старший клоун, а ты уже думаешь, как в неё сыграть: присоединиться, вступить в перепалку… Самое интересное, что нет правильных решений. В любом случае от клоунов никто ничего не ждет и, если ты что-то сделал не так, ты всегда можешь над этим пошутить, обратно все отыграть и вернуть происходящее в нужное русло.

В первый выход у нас был ансамбль семьи Пилюлькиных. Мы предлагали детям сыграть с нами на разных музыкальных инструментах, некоторые были шуточными: трещотки, колокольчики… Они выбирали, присоединялись к нам и вместе с нами разыгрывали спектакль.

Мы стараемся отталкиваться от поведения ребенка. Приходим в палату: “Какие у тебя красивые куклы. Наверное, ты их любишь? Давай поиграем”. Книжки, рисование — спрашиваешь ребенка, какие у него хобби, и присоединяешься.

— Устаете ли вы во время визитов? Пока дойдешь до последней палаты… — Мне легко все переносить.

После выступления два-три часа охота помолчать, но это состояние такого опустошения, оно не гнетущее, просто особо нет эмоций. Может, это связано с большим количеством общения и внимания? Отходняк

— Как к вам присоединиться? — Нужно быть старше 21 года. В этом возрасте все-таки уже более осознанно приходят, понимая, смогут они это тянуть или нет. Ещё пригодится склонность к артистизму и быстрая реакция. И ориентация больше, чем на себя, — на мир вокруг, на людей.

Движение всероссийское — клоуны есть в разных городах. Руководитель присылает анкету, ты её заполняешь. Есть какой-то кодекс клоунов: цели, задачи… Я прочитал этот вордовский документ, со всем согласен, но там интуитивно понятные вещи: быть отзывчивым, корректным, добрым.

В принципе, если ты по жизни никому зла не причиняешь — априори можешь быть клоуном.

— Как вы готовились к первому визиту? — Конечно, ты должен быть в каком-то образе: разноцветная одежда, разноцветные ботинки, колпак, накладные волосы, перламутровые пуговицы или дурацкий галстук. Самое главное — красный клоунский нос. Психологически себя особо не готовишь.

Я прошел первый тренинг, и мне сказали: “В общем-то, ты добрый и хороший, давай приходи”. Парни-клоуны тоже нужны — у нас в городе два парня и восемь девушек. Мужчины, наверное, считают это неподходящим делом. Может быть, считается, что женщины умнее, ответственнее, у них больше развиты эмпатия и сострадание. Или женщин привлекать проще, чем мужчин. Многие узнают обо всем через сарафанное радио.

— Каким было обучение? — Был установочный курс: ораторское искусство, актерское мастерство, импровизация, пантомима — все вместе. Руководители программы ищут всяких знаменитых артистов, которые могут прокачать навыки — научить жонглировать, например.

Ты должен провести трехчасовой тренинг, чтобы другие больничные клоуны оценили, насколько вы друг другу подходите. Клоуны выходят в отделение в парах или тройках. Если у тебя изначально нет контакта с теми, кто с тобой работает, — ты не сможешь продолжать дальше.

— Какие сложности могут возникать с детьми? — Дети могут от чего-то заплакать: от какого-то сюжета или просто потому, что им стало грустно. Но случаев, когда они намеренно грубили, чтобы привлечь внимание, или пытались ссориться между собой, на моей памяти не было.

Иногда у ребят лет 14-15 спрашиваешь, мол, как тебя зовут, а они начинают: “А угадай”. Кстати, у нас есть штатный психолог, он разбирает такие моменты. Он же помогает прорабатывать болезненные ситуации. Например, когда ребенок умирает. Ходил-ходил в отделение, а теперь его нет. Со мной не случалось, но рассказывали.

— Вам не тяжело видеть чужую боль? — В конкретный момент ты не задумываешься, почему так получилось, почему эти дети здесь. Ты и так каждый день читаешь новости и понимаешь сложившуюся ситуацию.

Есть просто дети, с ними нужно поиграть, их нужно развеселить — ты увлекаешься этим и не размышляешь ни о чем. Неважно, что было, что будет

— Можете рассказать о каком-нибудь теплом воспоминании? — Один раз мы ходили по палатам с этими музыкальными инструментами. Спрашивали каждого ребенка, какая у него любимая песня, и предлагали её сыграть. Все просили что-то простое, обычное — “В траве сидел кузнечик” и так далее. А одна девочка попросила Артура Пирожкова. Песня недетская, хотя детям, конечно, не очень важны слова, но её же никто не знал. А я её слушал — и вывез весь номер о себе. Ей очень понравилось. Не спели бы — девочка бы нам так больше не верила.

— Чем больничные клоуны помогают детям? — Вниманием. Этого не хватает. К ним приходят родственники, но все равно в палате дети отделены от мира. Ты тоскуешь, видишь врачей да родителей, а тут: “Хоп! Клоуны пришли”.

Это поддерживает в борьбе. В том числе с онкологией.

Интервьюер