Политический провокатор: драки с полицией и граффити

Стройке х*й!

— Расскажи, чем ты занимаешься. — Перед какими-то мероприятиями типа митингов или ещё чем-то дают своего рода задания. Это может заключаться в рисовании на стенах, просто каких-то выкриках с провокацией самих выступающих и тому подобное.

— Это как-то оплачивается, или ты просто делаешь это из личных убеждений? — Слушай, ну как сказать. Пятьдесят на пятьдесят. Это оплачивается, естественно, но мне нравится этим заниматься.

— Приведи несколько примеров провокаций, чтобы лучше понимать, что они из себя представляют. — Одна из провокаций. Это был митинг против застройки, он начинался с утра, в одиннадцать часов. В деревне в Подмосковье должны были начать застраивать участки. Сносить старые дома со старухами и начать строить многоэтажки. Но старухам эта идея не нравилась. Поэтому они решили собрать народ, чтобы выйти на митинг и дать понять, что они этим недовольны.

Моей компании был дан заказ сделать граффити ночью, собственно, перед мероприятием. Мы обговорили, какое граффити может быть. Нам предложили вариант такой: нарисовать член на здании администрации в красках и написать "Стройке х*й". Это мы делали от лица группы, которая выступает против застройки, чтобы опорочить их светлое имя. Когда старухи приходят с утра на митинг и видят то, что от их стороны нарисовано граффити с членом и написана нецензурная брань, то они как бы начинают невольно отворачиваться от этого.

Старухи приходят на митинг и видят граффити с членом.

— Такое действие, как нарисовать граффити, сколько стоит? Один человек сколько получает? — Цены договорные. Трудно сказать, сколько получает один человек, потому что получаю в основном я. То есть я уже распределяю сколько и кому я из своих товарищей плачу. Ну, я так скажу, за ту работу я получил в районе десяти, если считать затраты на краску.

— Десять — это на тебя или это уже на всех? — Десять было заплачено за работу. Они уже распределялись среди моих товарищей. То есть как я распределю. Если бы я это сделал один, я бы один получил десять тысяч.

— А какие примерно расценки, за что платят больше всего и сколько, и за что меньше всего? — Самые разные расценки. Они обычно договорные. Допустим, тебе звонят и говорят, нужно рассыпать навоз в подъезде, платим 3000 рублей. И ты говоришь там, у меня товарищи, ещё пару тысяч накинете, за 5000 мы всё сделаем. Они говорят, да, хорошо или говорят, нет, там свои какие-то варианты предлагают. Говорят, нужно выехать там, на публичное слушание, нужно там, грубо говоря, пять человек покрепче, чтобы там можно было какие-то силовые методы осуществлять. Платим каждому по 3000 рублей.

Драки с полицией и граффити — это самое дорогое, что мне предлагали.

— Информация о задании поступает за какое время? — Тоже по-разному. О каких то прям приготовленных мероприятиях, типо там слушании и т.п, оно может быть за день, за два. То есть тебе дают время, чтоб ты нашел кого-то, подготовился и был готов. А какие-то акции, по типу провокации или граффити, они могут быть вообще абсолютно внезапными. Тебе могут позвонить в 2 часа ночи и сказать, есть вот такой вариант подработки, не хочешь подъехать. Могут сорвать, а могут предупредить за долгое время. Всегда по-разному. Не работают по определенной системе, что очень жаль.

За драку доплатят

— Расскажи ещё про какую-нибудь акцию другого направления. Например, силовая провокация, когда нужно было устроить драку. Были такие случаи? — Были публичные слушания в этих же районах. Наша задача была оберегать нашу палатку, в которой, собственно, рассказывали все прелести застройки, которая в скором времени случится в этой деревне. У нас были бейджики с надписью "Организатор". И так как всё везде куплено, с их стороны (Стороны противников застройки. — Изнанка) тоже был куплен "цирк" — это представляло собой местных забулдыг, которые за триста рублей пришли нам мешать. Им было велено лезть в драку и тому подобное. Вот нам надо было охранять, значит, палатку, нам пришлось заливать их перцовыми баллонами.

Ещё была акция, когда нам нужно было приехать к одному районному деятелю — из администрации какой-то тип — приехать к нему домой и в подъезде сыпать навоз. Вот это было сделано от организации, которая была за застройку. Потом на соседних подъездах, на его доме мы расклеили листовки с информацией о том, что он заразил чью-то сестру СПИДом, чтобы его соседи к нему очень плохо относились.

Потом я ездил к нему на дачу и написал у него на заборе, что он бендеровец.

— А что это за деревня, где была застройка? Ты можешь сказать? — Нет, не могу.

— Случались ли столкновения с полицией во время таких подработок? — Погони часто бывают. Были ситуации, когда нам нужно было выкрикивать из толпы разные нехорошие вещи в сторону выступающего, а там дежурил кордон полиции, и вот нас начали тащить за шкирки, но нам сказали, что нам хорошо доплатят за драку с представителями порядка. Ну мы так с ними поцеплялись-поцеплялись, ничего серьёзного особо не было. Нас забрали в отдел, но из отдела нас быстро отпустили, потому что люди, которые нас снимают, обычно отпускают от важного.

— Отмазать после задержания — это, в принципе, не проблема? — После такого, я думаю, нет. Там копы сами такие как бы не против, чтобы мы там у них тусовались, они не сильно сопротивляются нас отпускать. Они как-то очень быстро договариваются с вышестоящими людьми, которые нас забирают. Я особо в это не вникаю.

— Есть ли какой то рецепт, как человеку со стороны отличить людей искренних, от таких как ты и твои друзья, которые делают это за деньги? — Обычно те, кто провоцируют, ведут себя совсем как конченые. Они очень много кричат, ругаются со всеми, спорят и что-нибудь подобное делают, чтобы привлечь к себе внимание. Они могут часами спорить со старухами, выкрикивать что-то в сторону выступающего. Тот, кто делает это искренне, он не ведет себя так вызывающе в любом случае. А вот наша цель — привлечь как можно больше к себе внимания негативного.

Обычно те, кто провоцирует, ведут себя, как конченые.

— Расскажи про последнюю подработку. — Да последняя была точно такая же, как и все остальные. Нам просто нужно было разрисовать загородный дом, тоже одного из депутатов, не знаю, кого-то тоже из администрации, наверное. Я особо никогда этим не интересуюсь, потому что мне не интересно. Тоже разрисовывали ему дом со всякими угрозами.

А предпоследняя была поинтереснее. Там у нас был парк, с которым тоже что-то должны были делать, то ли там строить что-то, то ли ещё что-то. Ну и тут тоже, собственно, тема с граффити. Нам нужно было приехать и написать "Руки прочь от (название парка)". И вот мы приехали, нарисовали, побегали от мусоров, и на утро там уже скопилась, как обычно, куча охранников, ЧОПовцев, какие-то журналисты начали фотографировать. Но всем понравилось.

Убеждения отдельно, деньги отдельно

— Расскажи про вашу группу, которая этим занимается. — В основном это товарищеские отношения. В любом случае все до этого уже несколько лет знакомы. Есть я, которому звонит, собственно, мой товарищ, который заказывает у меня всё это дело, а я просто собираю своих знакомых, кому это интересно, кто хочет заработать. Естественно, все связаны идеологически.

— То есть это для всех не только способ заработка, но люди разделяют убеждения, за которые это делается? — Но тут разделять, в общем-то, нечего. Убеждения тут сами по себе, они просто объединяют нас с моими товарищами, с которыми мы всем этим занимаемся. Потому что звать других людей, которым мы не доверяем, мне удовольствия не доставляет. А собственно идеи в том, что мы делаем, как таковой нет. Просто такие антиполитические действия у нас вызывают интерес. Почему? Потому что они против существующей системы. Можно назвать это громким словом "система". Я не хотел так выражаться, но это первое, что пришло мне на ум. Но я не вижу в этом ничего такого масштабного, поэтому занимаюсь просто в удовольствие.

— Ты говоришь, что вы с товарищами объединены идеологически. Что это за убеждения? — Когда мы только начинали постигать всю вот эту чепуху, мы назывались национал-социалистами. Но со временем уже подросли, отошли от всей этой чепухи и название красивое — «национал-социализм» — пропало. И это превратилось в такие личные убеждения каждого. Тем не менее в основном все расисты, консерваторы и тому подобное. Ну, белые традиционалисты. Как-то так.

— Провокации за деньги не идут вразрез с твоими убеждениями? — Абсолютно нет. Абсолютно никак не идут, потому что я провоцирую в первую очередь одних политиков мелких от стороны других. Вот и всё, и это с моими идеями вообще никак не связано. Это такие войны администрации двух районов.

Если бы можно было, я бы занимался этим всю жизнь и никогда не работал.

— Тебя больше интересует возможность заработка в этом? — Да. Мне очень интересно заниматься этим. Если бы можно было заниматься этим всю жизнь, я бы занимался этим всю жизнь и никогда бы не работал. Это просто очень интересное провождение времени, ещё и за деньги. Вот и всё. Я только так на это смотрю, потому что эти политические игрушки с застройками и так далее мне не особо интересны. Они меня никак не касаются, мне абсолютно плевать, что там будет на месте деревни.

Руководители

— Люди, которые этим руководят, как ты думаешь, у них есть какие-то политические взгляды, или просто они преследуют только экономические цели и уже в зависимости от этого дают задания? — Нет, я думаю, что никаких взглядов они не придерживаются, каких-то убеждений тоже. Я думаю, что это только финансовая игрушка, а для меня это просто повод заработать. Вот и всё. То есть я не думаю, что это как-то связано с какими-то идеологиями. Просто люди зарабатывают деньги и выбивают себе место получше.

— А как вообще ты сам оцениваешь эффект от ваших действий, он серьёзный или нет? — Я расцениваю эффект от наших действий финансово. Финансово он не очень серьёзный. Я не думаю, что что-то меняется, но просто внимание людей как-то очень быстро переключается, в основном именно в этом цель.

— Я имею в виду, вышестоящие, которые всё это заказывают, они достигают своих целей за счёт ваших действий или нет? — Я думаю, да. Да, сто процентов.

А вообще я работаю в суде

— Основная работа какая у тебя? — В архиве работаю. Я должность так не назову, просто в архиве, ничего сверхсерьёзного. Суд арбитражный.

—В этом плане не возникает у тебя какой-то моральной дилеммы, что ты работаешь в суде, но при этом осознанно регулярно совершаешь незаконные действия? —Ну, естественно, нет. Меня совесть не грызёт за это, я там ничего такого не делаю. То есть то, что я делаю в суде, это абсолютно несерьёзно, и за это я получаю деньги. Просто как бы за физически выполненную работу, грубо говоря, то есть я там особо ничего не решаю.

Суд для меня — просто очередная кормушка, которая даёт мне деньги на еду, вот и всё.

— Твои близкие знают, чем ты занимаешься? — Ну как, конечно же, нет, но убеждения знают. Как бы ещё, когда помладше был, естественно догадывались, что я веду себя на улице нехорошо, там, увидели мою татуировку, футболку. А касательно политических провокаций — нет, естественно, не знают, потому что я им этого не рассказываю, то есть им и узнать то и не от кого. Если я еду куда то ночью, допустим, то я говорю, что я еду к девушке, а на самом деле я сажусь в такси и еду раскрашивать стены.