Т.Л. Миронова. Мир русского слова: Жить, а не наживаться!

У русских, нацеленных на получение сверхприбыли, произошёл слом национальной психологии, и они ринулись жить по канонам западноевропейской цивилизации, резко отличающейся от нашей русской цивилизации ценностными ориентирами и языковой картиной мира.

Западноевропейские ценностные установки и языковую картину мира очень точно охарактеризовал философ Эрих Фромм в фундаментальном труде «Иметь или быть?»:
В чём главное отличие языковой картины мира русского человека, которого рьяно принялись перевоспитывать в духе приобретательства и вожделения к богатству, от языковых представлений европейца — англичанина, француза, немца?

Это отличие состоит в том, что европеец всегда стремится к обладанию, приобретательству, вожделеет проглотить и присвоить весь мир, недаром Фромм роняет обобщающую фразу: «никто не хочет быть аутсайдером»; а русский — он предпочитает просто жить и действовать.

Различие это проистекает из коренного расхождения наших языков в видении мира и отношении к нему.
Ключевым для европейских языков является общеиндоевропейский корень, выражающий значение приобретательства: латинское habeo, английское have, немецкое habe, греческое έχω. Этот корень организует грамматику прошедшего времени данных языков, он лежит в основе английского слова happiness (счастье), он коренится в английском shopping (покупки), составляющем сегодня средоточие жизненных целей человека общества потребления.

В русском языке данный древний индоевропейский корень содержат лишь слова хапать, хавать, хватать, хитить. Он не участвует ни в каких грамматических структурах, он находится на периферии языка, обозначая весьма неприглядные для русского мышления понятия: хитрость, хваткость, хищничество. Все это слова, синонимичные понятиям стяжательства, рвачества, делячества (в смысле попытки делить и присваивать себе общее), захватничества. Причем habeo, have, habe ни в коем случае не переводятся на русский язык русскими словами с таким же корнем, уж слишком негативны эти речения, они последовательно заменяются у нас глаголом иметь.

Хотя глагол этот обладает совершенно иным исконным языковым смыслом: корень им- означает — «внутренне присущий, свойственный чему-либо», этот корень содержится в слове имя, где обозначает внутренние свойства человека или вещи, этот корень пусть и не участвует в грамматике русского языка, но образует множество глагольной лексики, которая описывает манипуляции человека с другими людьми и вещами — принять, взять, обнять, перенять, обнять, унять, снять, отнять, разнять, разъять.

Слова имущество и имение содержат этот же корень. Но в отличие от хапанья и хватанья, данные слова означают вполне нейтральные с русской точки зрения понятия, не несущие стяжательского, грабительского смысла.

А.Д. Литовченко. Иоанн Грозный показывает свои сокровища английскому послу Горсею. 1875

Другие же русские слова, связанные с приобретательством, также не имеют подобного индоевропейского корня: приобрести буквально значит — найти, получить — взять по случаю, добыть и достать — достигнуть существующего, овладеть и обладать — получить власть над вещью. Так что понятия об обладании в русском языке и в западноевропейской картине мира — разные. И взгляды на жизнь в свете этих понятий — тоже различны.

Главное же различие состоит в том, что у западноевропейца подход к миру — захватнический, а у русского — бытийный, что сказывается практически во всех областях нашей жизни — в обучении, в общении, в любви и браке, в вере и религии, и даже во власти.

К примеру, обучение по принципу приобретения подразумевает приобретение знаний, их накопление путем механического запоминания, как собирание товара, купленного за деньги. Обученные таким образом люди становятся обладателями коллекций чужих мыслей, идей, высказываний, при этом они не склонны думать и творить самостоятельно, вырабатывать собственные идеи. Методика тестирования — это наилучший способ проверки подобных знаний, не случайно она внедряется в нашу образовательную систему именно сегодня вместе с западными принципами обучения.

Обучение по принципу бытия подразумевает использование полученных знаний для выработки собственных представлений и идей. Учение, наука, навык, обычай — всё это русские слова, обозначающие соединение получаемых знаний с жизнью, с собственным опытом. Творческое задание: сочинение, многовариантное решение задачи, проект, изобретение — формы приобретения и проверки знаний при этом принципе обучения.

Столь же различны в западноевропейской и русской картинах мира подходы к общению и принятию решений. Общение по принципу приобретения представляет собой отстаивание каждой стороной своей точки зрения как собственности, которую не хочется потерять. В таких спорах не рождается истины, здесь с чем спорщики пришли, с тем и уходят, безуспешно пытаясь переубедить друг друга. Политически подобное явление воплощено в европейском понятии parlament, буквально означающем «место для речей».

Совместная выработка решений в подобных случаях оказывается трудно достижимой. Именно поэтому в европейской и американской деловых культурах стали популярны методы воздействия на партнёров, разработанные Дейлом Карнеги в книге «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» и строящиеся на притворстве, лицемерии, обмане собеседника, с тем чтобы добиться от него нужного решения или согласия.

Общение по принципу бытия, напротив, подразумевает живой интерес, открытость собеседнику, в том смысле, что он может быть полезен нам опытом, идеями, информацией. В таких спорах могут быть успешно выработаны коллективные решения, они в русской деловой культуре выражены в слове совет, понимаемый как согласное общее речение и одновременно как собрание людей для совместной выработки решения.

При этом замечено, что русского человека довольно легко переубедить, заставить отказаться от своего мнения, ибо он не рассматривает его как собственность и способен увлечься жизненно актуальными доводами, приводимыми собеседником. Именно в этом кроются причины пресловутой русской доверчивости и восприимчивости к новым заманчивым, порой абсурдным идеям.

Подобные же различия находим и во взглядах русских и западноевропейцев на власть. Власть, воспринимаемая властителем как приобретение, удерживается им как богатство и влечёт за собой непременную узурпацию с применением силы. Такая власть ради власти сопровождается излишествами, которым сопутствует её нарастающая некомпетентность. Именно поэтому западноевропейская цивилизация выработала множество мер, называемых демократическими институтами, ограничивающими пребывание руководителей во власти.

Власть, организованная по принципу бытия, строится на необходимости ответственности руководителя перед подчинёнными, а следовательно, обязывает его быть компетентным в управлении. Это власть, основанная на долге и совести, она не регулируется законами и выборными технологиями, и как раз такая власть представляется в русской политической жизни идеалом.

Даже в Вере западноевропеец и русский в корне отличаются друг от друга. Вера, строящаяся на принципе обладания, — это получение ответов на вопросы бытия, ответов, которые не нуждаются ни в каких доказательствах. Они сформулированы в виде догматов. И человеку надлежит их усвоить, чтобы освободиться от тяжёлой необходимости самостоятельно мыслить и искать решения трудных жизненных вопросов.

Католическая церковь, с её догматизмом, непонятным народу латинским богослужением, отпущением грехов за деньги, жёсткими катехизисами является наглядным примером Веры, основанной на принципе обладания.

А Вера, опирающаяся на бытие, — это живое общение с Богом, сердечная молитва, поиск ответов на мучающие нас вопросы, это поиски смысла жизни, проникновение в Священное Писание, словом, то, что называется богообщением и не может быть сковано догматизмом и жёсткими канонами. Именно такова Православная Русская Церковь, где служба изначально была понятна и доступна любому человеку, катехизисы отсутствовали, а отпущение грехов за деньги полагали кощунством.

Даже взгляды на любовь и брак у нас с западноевропейцами не схожи. Любовь, опирающаяся на идею обладания, — это стремление покорить другого, сделать его своим приобретением. На любовь смотрят почти как на лишение свободы. Отсюда проистекают брачные контракты, движения феминисток, выступающих за освобождение женщины, измены и разводы, как бегство на свободу и поиск новых предметов обладания.

Любовь, основывающаяся на идее бытия, созвучна именно русским представлениям о жизни, это существование двоих как «единой души и единой плоти», такая любовь не требует обязательств и брачных договоров, потому что изначально зиждется на идеальной установке — дойти вдвоём, рука об руку до гробовой доски, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Таким образом, основные пласты жизни у европейцев и русских организованы по-разному.

Но в русскую картину мира сегодня активно внедряют именно западноевропейские образцы обучения, общения, власти, веры и любви.

В образовании нас переводят на поголовное тестирование, а учителей именуют предоставляющими образовательные услуги. В общении заставляют жить по законам Карнеги, убеждая в необходимости притворяться, чтобы обхитрить собеседника, не желающего расставаться со своей точкой зрения. Во власти нам навязывают убеждённость, что ответственность и долг властителям не нужны.

Их задача подчиняться законам, которые тем временем власть имущие переделывают под своё безответственное правление. В Вере нас приучают к католическому догматизму, запрещая думать и рассуждать. В любви нам навязывают идею физического и материального обладания с закономерно следующими из неё брачными контрактами и так называемыми «гражданскими браками» как наименьшим ограничением свободы.

Но это всё действует в России довольно плохо, потому что в русском языке существует мощное противоядие — преграда для представлений, основанных на западной по происхождению идее обладания.

Вот примеры разных национальных типов поведения в истории. Выдающийся русский лингвист А.А.Шахматов, получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии о царящем там голоде, отказался от места адъюнкта Российской академии наук и уехал на родину, чтобы помочь крестьянам преодолеть голод и эпидемию.

С другой стороны, великий Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору: «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?»
И это естественное восприятие мира русским учёным и немецким мыслителем. Оно исходит из языка.

М. ван Реймерсвале. Меняла и его жена. 1539

В русском мы знаем формулу владения — у меня есть. Собственность по-русски не завоевывается и не захватывается, это то, что дано и точка. А в немецком формула владения — Ich habe, в английском — I have. У нас этот корень, напоминаю, представлен в слове хапать.

Завоевательность, напор, стремление получить прибыль любой ценой кроются в корне этого слова, вот почему оно получило у нас весьма пренебрежительный оттенок.

Формула владения у меня есть в русском языке бытийна. И русская грамматика тоже основана на понятиях бытия, а не обладания. Именно глагол быть формирует наше будущее время, сослагательное наклонение. Этот глагол в качестве нулевой связки участвует в русской формуле собственности — вместо мой сын, мой дом, моя машина мы чаще говорим — у меня сын, у меня дом, у меня машина.

Наконец, именно бытийный корень бы- содержится в словах, обозначающих обладание и связанные с ними действия: добыча/добывать, прибыль, прибыток, сбыт/сбывать.

Само слово богатство показывает, что русские воспринимают нажитое имущество как достаток, дарованный Богом, а значит, за своё достояние надо перед Богом и отвечать, с умом и душой им распоряжаться.

Показательно также отношение русских к деньгам — основному средству и символу богатства и накопления. Пословицы и поговорки, концентрирующие такие суждения, выставляют деньги второстепенной областью человеческой жизни:
Деньги не голова: наживное дело.Не деньги нас наживали, а мы деньги нажили.Деньги — забота, мешок — тягота.И то бывает, что и деньгам не рад.

Богатство в русских представлениях связано со злом и пороком, оно не радует и не спасает душу:
Богатому черти деньги куют.Через золото слёзы льются.Деньгами души не выкупишь, пусти душу в ад, будешь богат.

Русское убеждение, хранимое пословицей: Деньги могут много, а правда — всё, — показывает многовековое критическое отношение нашего народа к наживе. О том, что это отношение остаётся неизменным и по сей день, свидетельствует пренебрежительное именование современных денег различными «эвфемизмами»:
деревянный (рубль),зелень,капуста,бакс,бакинский рубль (доллар).

Они наследуют таковое же пренебрежительное отношение к деньгам на Руси, когда копейкой называлась монета с изображением Георгия Победоносца с копьём, а рублём (буквально: обрубком) — часть драгоценного металла, отсечённого от слитка-гривны.

Торговля в русском менталитете, в отличие от западноевропейского, — дело не почётное, хотя и необходимое. Корень этого слова торг- исконно означает «исторгать», «вырывать», «вытягивать», то есть извлечение прибыли при торговле изначально расценивалось как «вырванное, отторгнутое у кого-то имущество».

Не обманешь — не продашь, — такова поговорка, выказывающая русское отношение к торговле. И именования людей, занимающихся торговым промыслом, при всей нейтральности значений рано или поздно в нашем языке приобретают негативный оттенок: купец, торговец, торгаш, продавец, лавочник, приказчик.

Сегодня негативные оттенки значения стремительно приобретают слова бизнесмен и менеджер.

Особенно выразительно в русском языке отношение к ростовщичеству, именуемому с древности лихвой. Лихва (излишек, прирост капитала, ссудный процент) и лихо (зло, рождаемое излишеством) — в русском языке слова одного корня.

Но самым мощным барьером приобретательству и накоплению в русской языковой картине мира является активное использование в языке слов со значением «дать, давать, дарить», противоположным идее накопительства и приобретательства.

Русское «давай» является важным фактором речевого общения. Мы говорим: давайте пойдём, давайте сделаем, давайте подумаем, давайте решим… В подобных формулировках содержится два важнейших смысла — это призыв к общинности (совместному деланию) и бескорыстию.

Кроме того, слово дать является сигналом к самостоятельному и решительному действию русского человека, когда он принимает решение что-то сделать в общую пользу, помочь другому: дай-ка мне, дай-ка я! А ну дай!

А ещё слово дать является знаком чисто русского восхищения своим выдающимся собратом: Ну ты даёшь! Во даёт! Он как дал! Помимо этого, слово дать оказывается формулой силовой защиты: Я те дам! Он тебе задаст! Поддай ему! Вообще слово дать побуждает русского человека к действию или поступку. Ребенку говорят: давай кушай, давай иди, давай учи, давай помоги. Русских благодаря языку приучают сызмала именно к самоотдаче, поэтому устойчивы выражения — отдать долг, отдать жизнь, отдать честь.

Эта языковая установка русского языка резко контрастирует с европейскими языками, где подобный призыв к самоотдаче отсутствует, где поступки людей мотивируются лишь «ожиданием материальных выгод, то есть вознаграждений и поощрений, и призывы к солидарности и самопожертвованию не вызывают у людей никакого отклика» (Эрих Фромм, «Иметь или быть?»).

Но нам навязывается сегодня именно такая социокультурная модель общества, в которой способами воздействия на людей полагают лишь материальное поощрение и вознаграждение, подкуп и подачки, обещания и посулы. В этой модели прибыль любой ценой, даже в ущерб другим членам общества, получает законные права.

Но подобная социокультурная модель, безотказно действующая в Западной Европе и США, где она совпадает с языковыми представлениями народов, входит в глубокое противоречие с русской языковой картиной мира, формирующей совершенно иные представления о жизни и человеческом поведении, нежели западноевропейские языки.

В основу идеалов русского народа положена идея справедливости, которая несовместима с захватом чужого и обманом ближнего. Здесь презирают или считают второстепенными наживу и прибыль, а почитают идеалами жертвенность и самоотдачу.

Поэтому в России западная социокультурная модель общества, изуродовав души и мозги значительной части населения, всё же рано или поздно потерпит крах, ведь изменить картину мира целого народа можно лишь заставив этот народ забыть свой родной язык.

Источник