Как я вступал и выходил из КПСС (Из воспоминаний моего отца)

Вся моя сознательная жизнь — с самого раннего детства, проходила под лозунгами КПСС. Самым ярким и запоминающимся был: «в 1980 году мы будем жить при Коммунизме!» Я, как и миллионы советских людей, в свои 12 лет поверил этому, хотя и не имел ни малейшего представления о том, что такое Коммунизм.  Шли годы. Я взрослел. В школе активно проводилась работа по приёму молодёжи в комсомол. Говорили, что комсомол — это боевой резерв партии, проводник идей партии, активная часть советской молодёжи и т. д. Но у меня, почему-то, эти лозунги, призывы, особых эмоций в душе не вызвали. Я был уверен в том, что и будучи не комсомольцем можно быть активным и делать хорошие дела, быть впереди, вести за собой остальных. Главное чтобы был ум, образование и стремление чего-либо достичь в жизни. Я видел, как многие комсомольцы пьянствовали, занимались другими отрицательными делами, которые, лично меня, заставляли краснеть. А самое главное, они открыто говорили, что членство в комсомоле им даст дорогу к образованию, т.е. при поступлении в ВУЗы, некоторые, совершая поступки порочащие комсомол, мечтали занять руководящие в комсомоле посты. Всё это удерживало меня от вступления в комсомол. Я ещё надеялся, что в жизни можно всего достичь и без комсомольского билета.

Однако, при встрече с работниками райвоенкомата, у меня появились первые сомнения. Дело в том, что во время собеседования, я сказал, что мечтаю быть офицером. После окончания школы хочу поступить в военное училище. Мне сразу сказал, проводивший со мной беседу офицер, чтобы я вступал в комсомол. Тогда я получу комсомольскую путёвку, которая поможет при поступлении в училище. Я долго думал над его словами. В конце концов, решил вступить в комсомол. Причём я считал, что требованиям к комсомольцу я соответствую: активный, не курю, не пью, плохими делами не занимаюсь, учусь не хуже многих комсомольцев. Поэтому звание комсомольца оправдаю. В 1965 году меня приняли в комсомол.

Правда, в военное училище, сразу после школы мне поступать не удалось.  Но членство в ВЛКСМ мне всё-таки пригодилось при призыве меня в армию. Я учился в Славгородском с/х техникуме, был членом комитета комсомола, активистом так сказать. И при определении команды, т.е. рода войск, в которых я должен был служить, это сыграло свою роль. Во всяком случае, военком мне прямо сказал:  - Комсомольцы нужны на границе. Пойдёшь служить в пограничные войска.

27 июня 1967 года я был призван служить в погранвойска. Чем я очень гордился. Тогда очень многие мои сверстники мечтали о службе на границе. Об этом мечтал и я. Хотя поступать хотел в Омское танкотехническое училище.

Попав служить на границу, я не оставил своей мечты — стать офицером. После окончания школы сержантского состава (мы называли школа с/с) в мае 1968 года я поехал в г. Алма-Ату для поступления в пограничное  училище.

Надо сказать, что принадлежность к ВЛКСМ тоже сыграла немаловажную роль при поступлении в училище. Хотя тогда мне казалось, что главную роль сыграло  при зачислении в училище то, что я поступал не после школы, а из армии. Но в те годы большое значение придавалось и принадлежности к ВЛКСМ или КПСС. Если ты был коммунистом, то могли тебя принять в училище и без сдачи вступительных экзаменов. Как это случилось с Н. Исаевым, который не сдал ни одного экзамена, но тем не менее был принят в училище. Правда на втором курсе он сам бросил учиться, т.к. не мог сдать ни одного экзамена или зачёта.

На этом примере я понял, что быть коммунистом выгодно, особенно выгодно тем, кто слаб умом. Партийность умноженная на наглость — великая сила. Имея партийный билет в кармане можно было достичь больших вершин в армии, даже не обладая должным багажом знаний военного дела.

Учился я хорошо, был назначен на втором курсе заместителем командира взвода, практически без курсового офицера (командира учебного взвода) руководил курсантами,  пользовался у них авторитетом, был на хорошем счету у командования учебного дивизиона и училища.

Забыл сказать, что в то время в училище было два профиля обучения: Командный и политический. На командном готовили командиров (заместителей начальников застав по боевой подготовке), а на политическом — политработников (заместителей начальников застав по политической части). Я, естественно, поступал на командирский профиль. Работа политработника меня не привлекала. Я хотел быть командиром. У нас тогда в училище ходила поговорка «Каждый командир может быть политработником, но не каждый политработник сможет стать командиром». На этой почве часто происходили стычки между курсантами. Хотя каждый из нас понимал, что служить придётся на одной заставе. Будем делать одно дело — охранять и защищать границу.

На политпрофиле было в несколько раз больше курсантов, которые были кандидатами или членами КПСС, т.е. коммунистами. Работа по вступлению в партию постоянно проводилась и на нашем курсе. Но многие курсанты умышленно не вступали в партию из-за того, что после окончания училища их, кто был коммунистом, назначали замполитами застав и других подразделений. Партия сказала — надо! И никуда не денешься. Хотя с чисто военной точки обе должности: замполита или общего зама — давали равный шанс стать начальниками заставы. Но…

Как на меня не пытались давить наш командир дивизиона полковник Макагон И.В. и его замполит Коба Н.Ф. чтобы я вступал в партию, я не соглашался. Особенно за меня взялись после того, как я был награждён медалью «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия В.И.Ленина» В нашем дивизионе этой медалью были награждены всего 7 человек, из них пятеро были коммунистами. Майор Коба, наш замполит, мне прямо сказал: «быть награждённым этой медалью и не быть коммунистом — вещи несовместимые». Тогда он долго меня агитировал. Но я остался при своём мнении — если я буду коммунистом, то только с должности общего зама, но не политработника. Уж очень мне не хотелось начинать службу офицером с должности политработника. Если я вступил бы в партию, то на 99% мне должность замполита была бы обеспечена.

В начале 70-х годов хорошо подготовленных в профессиональном отношении (в смысле пограничном) в пограничных войсках было очень мало. Почти во всех подразделениях замполитами были офицеры, призванные в войска по партийному набору. Многие из них не имели даже малейшего представления о пограничной службе, т.к. служили срочную в частях СА или ВМФ. А большинство из них вообще не служили в армии, офицерские звания получили после окончания институтов, где была военная кафедра. Поэтому им было очень сложно проводить политико-воспитательную работу с личным составом в интересах охраны госграницы. При всём моём уважении к ним, пользы от них было очень мало. Очень часто, из-за незнания элементарных правил пограничной службы, они становились объектами насмешек среди пограничников, а уж среди офицеров закончивших пограничное училище, тем более.

Я видел собственными глазами, как многие офицеры-коммунисты разлагались морально, пьянствовали, занимались очковтирательством, занимались рукоприкладством по отношению к солдатам.

Отдельные коммунисты с большим партийным и служебным стажем, занимающие высокие должности, призывали нас, молодых лейтенантов, строго следовать заветам Ленина, партии и правительства, а сами в это время действовали наоборот.

Всё это меня удерживало от вступления в КПСС. Я думал и был уверен в том, что мои знания, умения, дисциплинированность, честность, профессионализм, и др. качества послужат достаточным гарантом в продвижении по служебной лестнице. Тем более, что училище я закончил с «Отличием» т.е. красным дипломом. Наивная душа…

Но в этом я убедился, точнее меня убедили, гораздо позже. Чтобы не повторяться, я дословно привожу своё выступление на последнем своём партийном собрании, когда я вышел из рядов КПСС. Это было 29 декабря 1990 года.

Товарищи коммунисты!  Прошу Вас меня выслушать прежде, чем сказать своё слово, выяснить прежде, чем судить, понять прежде, чем решить и всегда помнить, что в любом человеке заложено как хорошее, так и дурное начало…

5 декабря 1990 г. я  написал заявление о выходе из рядов КПСС. Это заявление Вам только что зачитал секретарь партийной организации управления пограничного отряда. Почему я решил выйти из КПСС? Что меня к этому побудило? Сейчас я Вам постараюсь это объяснить. Если откровенно, то мысли и желание выйти из рядов КПСС, у меня были и раньше, но я надеялся, что всё изменится к лучшему, что я могу хоть как-то повлиять или быть причастным к изменениям политики партии в армии в лучшую сторону. Я в это почти поверил, когда началась перестройка. Только мне известно, сколько дней и ночей я мучался и сомневался — правильно ли я поступаю. Сегодня я твёрдо уверен, что поступаю правильно. И даже знаю, что многие из Вас думают так же, но боятся честно и открыто в этом признаться.  Я понимаю Вас, ибо на карту поставлена карьера, будущее, а может быть и жизнь. Мне до пенсии осталось всего три года. Вроде бы мог и подождать? Но это не в моём характере. И Вы об этом знаете.

Начну всё по порядку.

В 1972 году я с отличием закончил Алма-Атинское Высшее Пограничное училище КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского. Меня оставляли в училище курсовым офицером, я отказался. При распределении меня судьба забросила в Чунджинский погранотряд заместителем начальника пограничной заставы им. А.Я. Онопко. Доверили именную заставу. Это тоже уже о чём-то говорит.

Когда с нами, молодыми офицерами, беседовал начальник политического отдела полковник Мельник, то он, естественно, спросил меня: - почему Вы не коммунист? Я ему откровенно ответил: - не хотел быть замполитом. Он мне так же откровенно сказал, что если я не вступлю в партию, то и не стану начальником заставы.

В 1974 году, на заставу приехал новый нач. политотдела отряда майор Игнатов, который так же повторил слова Мельника,  и добавил, что моя карьера без членства в КПСС может закончиться ст. лейтенантом, или в лучшем случае капитаном. И вообще он не может понять, как именную заставу доверили беспартийному. Это было первым серьёзным предупреждением для меня: если хочешь служить — вступай в КПСС. Да и были уже живые примеры. Двое моих однокашников, из числа коммунистов, уже стали начальниками застав. Служить я хотел, ведь это была моя мечта с детства.

О вступлении в партию, откровенно говоря, я сам уже думал, но что-то меня всё время удерживало.

Заявление я написал. Вся процедура приёма меня в кандидаты заняла буквально 2-3 минуты. Меня поздравили и пожелали быть честным и достойным звания коммуниста. Да, я был рад и горд, что стал коммунистом. Думал, что вот теперь я могу на партийных собраниях честно и открыто говорить о недостатках в работе отдельных коммунистов и попытаться изменить негативную (на мой взгляд, да и не только на мой) роль партии в войсках.

Но вскоре я уже был вынужден подумать, а стоило ли мне вообще вступать в партию.

Всё началось с того, что на партсобрании по подведению итогов выполнения соцобязательств за 1974 год нач. политотдела майор Игнатов подверг меня резкой критике за то, что застава не подтвердила звание «отличной». Критика была бы мною воспринята, если бы она была справедливой и правдоподобной.

Когда мне дали слово, то я сказал, что застава «отличной» и не была. В декабре 1973 года её «сделал» отличной старший инструктор политотдела капитан Русинов. Такую установку он получил от командования погранотряда. Застава даже не сдавала проверку. Кроме того, Вы знаете, что в те годы многие отряды несли службу по охране границы, так называемым, «сменным вариантом». Этот вариант предусматривал проведение занятий по боевой подготовке только при нахождении заставы в ядре части. Но нам, офицерам, занятия проводить было не с кем потому, что при штате заставы в 50 чел.  каждая  насчитывала 25-35 человек. Поэтому личный состав оставался на усилении заставы, которая охраняла границу. В отряд мы забирали с собой максимум 10-12 человек, которые несли службу во внутреннем наряде, карауле, или на шлагбаумах. Я сам по 15-18 суток за месяц находился в различных нарядах. Кроме того, Вы знаете, что Чунджинский погранотряд в то время был образцово-показательным. Поэтому даже если и была какая возможность провести занятия, то я с личным составом, вместо занятий наводил марафет ко встрече очередной делегации. Мне с солдатами приходилось даже листья пожелтевшие с деревьев срывать, чтобы они казались зелёными.

Да, на разводах от нас требовали и проверяли конспекты для проведения занятий, проверяли учёты боевой подготовки. То есть умышленно заставляли заниматься очковтирательством. Я честно и добросовестно писал конспекты и заполнял журналы учёта боевой подготовки согласно расписанию занятий, но в графе «роспись руководителя занятий» я писал: «занятие не проводилось по причине побелки бордюров, вывоза шлака от котельной, подметания плаца, мойки окон и т.д.». Что я за это получил, когда проверяющий из штаба округа обнаружил, думаю, Вы догадались?

Об этом и многом другом я и выступил на партсобрании. В своём заключительном слове майор Игнатов сказал: «Мне непонятна политика и действия молодого коммуниста Муравского. Он сам не хочет работать, искать новые формы и методы обучения личного состава, так он к этому ещё и призывает всех нас. Видимо рано мы приняли его в наши ряды».

Для меня это был очень болезненный удар. И больше потому, что никто, из 16 человек сидящих в зале, не поддержал меня открыто. Каждый сидел и боялся за свою шкуру. Хотя, после собрания многие были согласны со мной.

Когда собрание закончилось и председатель спросил у кого будут справки, замечания или объявления, то я встал и обратившись к Игнатову как коммунист к коммунисту сказал: — До этого партийного собрания я Вас считал умным коммунистом.

Что за этим последовало? Меня несколько дней по 3-4 часа «заслушивали» на парткомиссии, на командовании и т.д. После этого я почувствовал пристальное внимание ко мне со стороны особого отдела, руководимого полковником  Степанковым. Я был под «колпаком».

После этого собрания и всякого рода «заслушиваний» я впервые серьёзно задумался над вопросом: Надо ли было вступать в партию? Можно ли быть членом КПСС и не иметь совести и человеческой порядочности? Неужели в КПСС все такие?

Некоторые товарищи мне прямо сказали, что в члены КПСС меня не примут после окончания кандидатского стажа.

15 февраля 1975 г. у меня заканчивался кандидатский стаж. В это время я находился на пограничном посту, хотя наша мангруппа была в отряде. 28 февраля меня вертолётом сняли оттуда с острым воспалением почек и отправили в окружной госпиталь погранвойск, где я лечился до 29 апреля. 30 апреля я прибыл в Чунджу, а 3 мая утром я уже был в Учарале на учебном пункте. Естественно, заявления о приёме меня в члены КПСС не написал.

В конце июля мне позвонил, уже подполковник, Игнатов и спросил: тов. Муравский, думаешь ли ты вступать в члены КПСС?  Или ты хочешь быть вечным кандидатом? Я ответил, что готов вступить хоть сейчас, пусть только мне разрешат приехать в Чунджу. Он посоветовал мне обратиться у нач. политотдела Учаральского отряда подполковнику Истигичеву. Истигичев, на мою просьбу ответил, что учебный пункт 10 августа заканчивается, поэтому две недели ничего не решат. Пообещал позвонить Игнатову и объяснить ему ситуацию.

Когда я приехал 12 августа в Чунджу и зашёл доложить начальнику МГ(маневренной группы) о прибытии,  в кабинете находился замполит МГ капитан Куроленко А.А., который меня спросил: -Почему ты отказался вступать в партию? Об этом на совещании офицеров сказал Игнатов. Я был ошарашен таким ходом событий и сразу понял, что из-за подлой мести Игнатова членом КПСС мне не бывать, хотя в душе ещё надеялся. На партсобрании МГ меня приняли единогласно в чл. КПСС. Я заверил коммунистов, что оправдаю их доверие. Но, увы… делать мне этого не пришлось. Ибо доверие 16 коммунистов МГ оказалось намного легче недоверия 4-х членов парткомиссии, на которой утверждалось решение коммунистов МГ.

О том, что меня не примут в чл. КПСС я понял сразу, когда в кабинет секретаря парткомиссии стали вызывать нас, тех, кто вступал в партию. Обычно заслушивали сначала офицеров, а потом солдат. Нас было 5 человек, четверо солдат и я. Начали с солдат, всех их приняли, причём двое были с моей заставы.

Когда я вошёл в кабинет и увидел, что кроме Игнатова там находятся начальник особого отдела, секретарь парткомиссии и начальник тыла,  у меня сразу промелькнула мысль: «вот он 37-й год, ничего не изменилось». Короче, по 16 параграфу меня не приняли в члены КПСС, т.е. я не прошёл кандидатский стаж. Игнатов торжествовал, он показал мне, что партии такие как я не нужны.

Какой это был удар для меня, думаю, объяснять Вам не надо. Я был оскорблён, унижен перед своими подчинёнными, которых приняли в партию и , которых я по своим обязанностям должен был «учить военному делу настоящим образом» - как завещает партия. Теперь, конечно, коё-что стёрлось из памяти, но в душе навсегда осталась обида. После этого случая я пришёл к твёрдому убеждению в том, что КПСС большинство своих членов превратила в забитых, равнодушных людей с вытравленным чувством собственного (человеческого) достоинства, не способных (боящихся) возмущаться против коммунистов-начальников. До меня дошёл смысл определений: рядовые коммунисты и коммунисты-руководители. У рядовых коммунистов своего «я» быть не должно, они должны слепо выполнять требования коммунистов-руководителей.

Особенно ярко это проявляется в армейской среде, где коммунист-командир (любого ранга) по отношению к таким же коммунистам-подчинённым обладает безграничной, с точки зрения армейской жизни, властью. Я уже тогда пришёл к выводу, что армия не должна принадлежать ни к какой партии.

Судите сами. Может ли партийная организация обсуждать действия командира? Нет! Может ли партийная организация защитить своего члена от произвола командира? При настоящем положении — нет! Напротив, партийная организация в армии, стала или является, дополнительным карающим мечом в руках командира. Партийные собрания стали той ареной, если хотите, ловушкой, где выявляются инакомыслящие, люди имеющие отличную от командирской точку зрения, способные сказать правду, выступить с критикой в адрес коммунистов-командиров. На таких коммунистов сразу после собрания, а то и на собрании «надевали жёсткий ошейник» и человек сразу превращался в бездельника, пьяницу, нарушителя воинской и партийной дисциплины. Коммунисты-руководители не прощали критику в свой адрес.

В августе 1975 года меня убрали с именной заставы на обычную, т.е. на «Геопартию». В конце 1975, после получения пограничным отрядом «двойки» за оперативно-служебную деятельность, сменили всю верхушку руководства отрядом. Были назначены новый  командир и нач. политотдела. После беседы со мной полковник Заборенко посоветовал снова вступить в партию. Доводы были в принципе те же. В общем я поверил этому человеку и вступил в члены КПСС. Вторая попытка оказалась удачной.

В 1980 году меня перевели в Учарал, офицером штаба. В 1981 Вы мне доверили возглавить партийную организацию штаба, став секретарём, я надеялся, что смогу хоть как-то повлиять на положение дел, защитить рядовых коммунистов от произвола командования. Но борьба эта была неравная. «Тяжеловесы» нас давили. Будучи секретарём парторганизации штаба я часто получал установки от нач. политотдела Кутесарова, потом Глебова, кому какое, с их точки зрения, объявить партийное взыскание. Они всё решали сами за парторганизацию. И только стоило мне ожнажды направить ход собрания в защиту капитана Саулова (некоторые из вас помнят этот случай), как я тут же стал опять неугодным. А сколько раз до этого мне приходилось стоять «на ковре» у начальников политотдела и выслушивать в чём я не понимаю политику партии?

Ненужность партсобраний, а в целом и организации как таковой, я вижу в тех вопросах, которые мы рассматриваем на собраниях, а так же сроках их проведения. Все партсобрания отличаются от служебных собраний и совещаний только заменой слова «офицеры» на «коммунисты». Вместо того, чтобы заниматься делом, мы занимаемся словоблудием. А сроки проведения партсобраний практически никогда не выполняются. Сегодняшнее собрание не исключение. И если бы не Новый год, то мы бы его проводили 31-го декабря. Сама жизнь доказала, что даже в этом вопросе главную роль играет командир(коммунист или нет всё равно) у которого всегда найдётся объяснение тому, почему сорвано, точнее не выполнено, решение предыдущего партсобрания.

А вот попробуйте товарищи коммунисты не выполнить приказ командира в указанный срок. Взыскание будет обеспечено! Да и партийное тут же прибавится. Вот и получается, что за нарушение партийной дисциплины (решения большинства) виновных нет, а за нарушение воинской дисциплины наказанным можно оказаться сразу дважды.

Но главный парадокс даже не в двух взысканиях за один проступок. Парадокс в том, что командир своё взыскание может снять в любой момент, а то сразу и несколько. (С меня п-к Заборенко снял одновременно сразу 3 взыскания) Но партийное вас снимут только через год и то, если ты напишешь заявление с просьбой о снятии, а не напишешь, то можешь со взысканием ходить сколько угодно. Для партии заявление то же самое, что очки для слепого. Есть заявление — она видит, что ты исправился, а нет заявления — тебя в упор не видят. Да и заявление не дает полной гарантии, что с тебя снимут взыскание, так как решение парторганизации может быть не утверждено вышестоящей парторганизацией или парткомиссией.

Я считаю и глубоко в этом убеждён, что при назначении на вышестоящие должности, при направлении в академию, присвоении званий и т.д. партийные характеристики вообще не нужны. Служебный рост офицера должен зависеть только от его профессиональной подготовки, способностей, честности, дисциплинированности и т.д., а не от принадлежности к партии или комсомолу. Если бы так было, а думаю и надеюсь, что так и будет, то вы со мной согласитесь в том, что сегодня в погранвойсках было бы не 95% офицеров коммунистами, а только 5 или меньше. Но тогда будет не выгодно ЦК КПСС. Разве партийные боссы могут лишиться такой кормушки? Нет! и ещё раз Нет! Вот поэтому КПСС обложила армию красными флажками, как стаю волков. Выхода нет …

Точнее он есть . Будь партийным — партбилет тебя доведёт до больших званий и высоких должностей. А если нет, то быть тебе вечным капитаном, может быть. Партии умные в армии не нужны, ей нужны преданные

Самый яркий этому пример, это когда партия запретила призывать студентов в армию.

Я не забыл и не забуду, как меня 6 членов КПСС из округа, имея большие звёзды на погонах, по команде генерала-коммуниста Веселова, в1978 году, перед моими подчинёнными пытались сделать дураком лишь только потому, что генералу я не позволил себя оскорбить. Многие из вас знают, о чём идёт речь.

Шрам на боку мне не даёт забыть о том, что коммунисты-руководители отряда меня довели до операционного стола, что даже после операции на почке они не дали мне положенный отпуск по болезни, ибо главным врачом был и остаётся командир с партийным билетом.

Вы можете мне сказать, что всё это было раньше, сейчас всё изменилось к лучшему. Нет! Лично я на себе этого не ощутил. Примером этому моя аттестация, точнее сам её ход. Вы все в курсе. Весь этот сыр-бор, я расцениваю, (многие из вас согласны) как попытку члена КПСС Новых, разделаться со мной за мою критику и несогласие с ним. Сегодня я снова убедился в безразличии к судьбе своего товарища по партии со стороны коммунистов, то есть вас.

Пусть всё что я вам сегодня рассказал покажется мелочным, личными обидами. А разве никто из вас не испытал подобного на себе? Да, мы все и всё привыкли воспринимать в глобальном масштабе, что для нас горе и беда одного человека?

Поэтому, я не согласен с политикой КПСС на современном этапе, с её разлагающей деятельностью в армии.

Когда Горбачёв объявил курс на перестройку, демократизацию и гласность, я целиком и полностью его поддержал и приветствовал. Думал, наконец-то наступило то время, о котором мы мечтали. Но сегодня я разочарован и снова обманут. Я не буду сейчас перечислять всё, вы это прекрасно знаете. Но как военный человек, я не могу смириться с тем,  что в результате перестройки армию превратили из защитника во врага народа.

Мы, коммунисты армии, стали бояться своей военной формы. Мой сын не может в военной форме выйти в увольнение, сразу изобьют. Мы сами, наши жёны и дети стали сейчас такими же беззащитными и бесправными в своей стране, как когда-то рабы. Мы сегодня никому не нужны. Кто видел по телевизору встречу военных депутатов с Горбачёвым, тот меня понял. К каждому военному сейчас стали относиться с презрением. Всё это я ощутил на себе в своём последнем отпуске. Можно ли быть членом той партии, которая тебя лишила даже уверенности в завтрашнем дне?

Сегодня я уверен, что всё это готовилось долго и тщательно. И каждый из нас, сидящий с партийным билетом в кармане у сердца этому содействовал и помогал своим равнодушием.

Всё это обдумав и взвесив, я решил выйти из КПСС, дабы не быть причастным к ещё более худшим последствиям, как её член.

После написания заявления о выходе из партии мне уже дали понять, что придётся расстаться с занимаемой должностью, т.к. у нас «в войсках нет ни одного мобиста не коммуниста». Но ведь Военную присягу, в которой я клялся строго хранить военную и государственную тайну, я принимал не коммунистом. Поэтому я думаю, что буду первым мобилизационным работником – беспартийным.

Мне дали понять и о том, что могут найтись люди (а это, надо думать, опять будут чл. КПСС), которые могут не дать возможности закончить моему сыну военное училище. Если это произойдёт, то мы переживём с семьёй эту трагедию. Но мои сыновья и многие другие, в том числе и Вы, убедитесь в том, что у КПСС, членами которой вы являетесь, не осталось ни ума, ни чести, ни совести. Мы сделаем свой выбор в жизни.

И последнее. 22 декабря прошло собрание в штабной парторганизации, на которое я не пошёл. Причина вам понятна — моё заявление. Коммунистам Шлыкову и Шайморданову, они это могут подтвердить, я сказал, что пока не будет рассматриваться моё заявление, я на собрание не пойду. На том собрании вопрос по мне не стоял. Я считаю, что не имею морального права, после написания заявления о выходе из партии, проводить партсобрание как секретарь партийной организации.

Тов. Шлыков, секретарь парткомиссии, меня заверил, что по мне вопрос будет рассматриваться 15 января 1991 г. Теперь мне понятно, почему от меня добивались не настаивать на решении моего вопроса до 15 января. Меня решили поймать на чём угодно, лишь бы поставить вопрос не о моём добровольном выходе, а об исключении из рядов КПСС. В пограничных войсках нашего округа ещё не было примеров добровольного выхода из КПСС, тем более секретаря парторганизации. Все наши начальники из числа, особенно, политического отдела, боялись за себя. Поэтому Шлыков мне сразу заявил, когда я принёс ему заявление, что ты не выйдешь, а мы тебя выгоним из КПСС. С этой целью коммунист Новых и предложил в повестку дня партсобрания включить вопрос о выяснении причины моего неприбытия на предыдущее собрание. Он сказал, что я нанёс оскорбление всем членам партийной организации и дискредитировал звание члена КПСС.

Все члены штабной парторганизации это предложение поддержали и единогласно проголосовали за исключение меня из КПСС, за неявку на собрание. Главное всё по Уставу. А как быть с совестью и порядочностью? За свою долголетнюю службу я не помню ни одного примера, чтобы за одну неявку на собрание (даже без причины) коммуниста сразу исключали из рядов КПСС. Или Вас опять давит всё тот же страх? Конечно, как можно не поддержать предложение, если оно исходит от начальника штаба?

Вот вам ещё один яркий пример того, что ничего не изменилось в лучшую сторону, наоборот, равнодушия в людях стало больше.

Перед лицом этого собрания я прошу прощения у всех коммунистов штаба, если я вас чем-то оскорбил. Поверьте, я этого не хотел. Но я прошу каждого из вас, кто голосовал за моё исключение из партии, привести конкретные примеры, которыми бы я дискредитировал звание коммуниста, кому из вас и когда я нанёс личное оскорбление? Были ли у вас другие, кроме моей неявки, основания исключать меня из КПСС? Если они были, то почему 2,5 месяца назад, также без моего присутствия на собрании (был в отпуске) вы единогласно избрали меня своим секретарём? Когда вы больше лицемерили? Тогда? Сейчас?

Многие из вас мне говорили, что не то время я выбрал для выхода из КПСС. А когда будет то? Я знаю, что большинство из вас последовали бы моему примеру, но боитесь. Я Вас не осуждаю. Быть первым дано не каждому. Каждый выбирает свою дорогу в жизни себе сам, как подсказывает ему совесть . Мне обидно сейчас за то, что я не смог, будучи коммунистом, повлиять на положение дел в партии в лучшую сторону, хотя и пытался. Мне стыдно сегодня перед моим отцом, фронтовиком-коммунистом, который во имя Победы шёл в бой не жалея своей крови и самой жизни, за то, что партия, членами которой мы с ним являемся — разложилась морально.

Мне стыдно сейчас за Вас, сидящих на этом собрании, готовых растерзать таких как я, но не готовых отстоять свою честь, честь своих товарищей, честь тех коммунистов, которые погибли в Афгане, Таджикистане и др. «горячих» точках.

Я уверен в том, что вы с радостью разбежитесь из партии, как крысы с тонущего корабля, когда её запретят, так называемые, демократы. И никто из вас «преданных» КПСС не найдёт в себе смелость встать на её защиту открыто, с трибуны, а не в вонючем туалете. Большинство из вас — та шелуха, мякина, которая погребла в себе золотое зерно партии большевиков.

Сейчас нужен сильный ветер, ураган, чтобы все эти отходы унесло прочь, и тогда это золотое зерно вновь даст хорошие всходы. Я верю в честных коммунистов, они есть и будут. Я с чистой совестью отдаю свой партийный билет той партии, с которой мне не по пути. Это Ваша партия. Я остаюсь в душе с теми коммунистами, которые представляют собой честных и простых людей. Для которых честь, верность и достоинство превыше всего.

Я ухожу с собрания, чтобы не видеть ваших потупленных глаз. Мне сейчас всё равно — исключите меня из партии или уволите по собственному желанию. Я свой выбор сделал. Теперь ваша очередь. Пусть будет как вам угодно.

До свидания. Честь имею.

После этого я положил на стол председателя собрания свой партбилет и вышел из зала. Хотя сделать это было очень нелегко. Ведь я уходил от своих вчерашних товарищей, с которыми приходилось многие годы делить и радости и невзгоды нашей пограничной службы, делиться, как говорится, последним куском хлеба. Я знал, что многие разделяют моё убеждение, мой поступок. Придя в свой кабинет, я поймал себя на мысли, что может, совсем скоро, в нём будет сидеть на моём месте другой человек. Я морально был готов к самому худшему — увольнению меня из войск. Это было для командования сделать очень просто. Назначить меня на сокращаемую должность или отправить в госпиталь и уволить по болезни. Все основания у меня были. Больше всего я переживал за сына Алексея, которому могли не дать закончить пограничное училище. Но всё обошлось. Повлияли и дальнейшие события, особенно роспуск КПСС. Всем сразу стало не до этого. Большую роль в моей судьбе сыграл и августовский путч. Все погранвойска были на стороне путчистов. И командованию было не до меня, когда их стали спрашивать: где и за кого ты был 19-21 августа?

А тут ещё, как гром среди ясного неба — развал СССР. Но это уже другая тема.

В общем, на партийном собрании меня «уволили» из партии и по собственному желанию. Более года я был «не выездным» т.е. меня под различными предлогами и служебной необходимостью не пускали в командировки на заставы. Боялись, что передам пример, точнее опыт выхода из КПСС офицерам пограничных застав. В этом чувствовалась рука особого отдела. Когда по служебным обязанностям мне приходилось контактировать с его сотрудниками, то очень часто разговор сводился к моему пониманию и оценке происходящих событий. Я как всегда был честным и откровенным. Наверняка где-нибудь в архивах КГБ лежит папка с компроматом на меня и членов моей семьи. Тем более, что жена дважды выезжала по турпутёвкам за границу в соцстраны, была в Германии и Венгрии-Румынии. Таких людей КГБ без внимания не оставлял.

После августовских событий и особенно распада СССР, командование менялось часто. Многие из них не знали, а другие забыли, что я добровольно покинул КПСС. На своей должности старшего офицера штаба по мобилизационной работе я прослужил до увольнения из войск по выслуге лет и достижении предельного возраста. Сын с отличием, т.е. красным дипломом закончил пограничное училище и сразу уехал в Россию, уволившись из армии.

В общем, время выхода из КПСС я выбрал удачно, хотя я его и не выбирал. Скорее всего, время выбрало меня. Если бы дальнейшие события в СССР развивались по другому, то другой была бы и моя судьба. Сегодня я рад, что многое, о чём я мечтал, в армии происходит.