Полчаса
Огромная серая ворона со всего размаха гулко ударилась о стекло, заставив всех присутствующих в комнате вздрогнуть.
— Плохая примета, — задумчиво заключила Полина, окидывая взглядом всех собравшихся, словно ища в их глазах поддержку своих слов.
Но люди молчали, глядя вслед улетающей прочь птице, которая уже через пару секунд скрылась из вида, ловко нырнув за густые зелёные кроны деревьев, растущих в саду перед домом.
— Это за ним… — тихо отозвалась Анастасия Максимовна — мама Полины — сидящая в кресле у изголовья большой кровати.
Присутствующие с недоумением уставились сперва на неё, а потом на пожилого мужчину, лежащего в этой кровати с закрытыми глазами. От головы, рук и всего тела которого в разные стороны расходились целые косы проводов медицинских датчиков, ежесекундно считывающих десятки самых разных показателей его угасающего здоровья. Мониторы вокруг тихо монотонно попискивали и рисовали графики разных кривых, показывая, что пациент пока ещё жив.
— Уже скоро, — вслух, но будто бы обращаясь к самой себе, а не к людям вокруг, грустно добавила Анастасия Максимовна, не сводя глаз с кровати своего мужа. — Скоро…
Глупость, конечно, и архаизм, но спорить с ней никто не решился. Люди опустили глаза, кто-то тяжело вздохнул, одна из девушек негромко шмыгнула носом, вытирая покатившуюся по щеке слезу. Сегодня в этой комнате не было чужих. Да и не бывают обычно чужие на подобных мероприятиях — прощаться приходят самые близкие.
Пожилой мужчина в кровати — это Егор Дмитриевич Панютин — никелевый король Сибири, человек, чьи предприятия к сегодняшнему моменту заняли практически весь рынок разведки, добычи, переработки и продажи этого металла. Он лежал, опутанный этим ворохом проводов, словно беззащитный подопытный в лаборатории. Вот уже несколько недель жизнь в нём поддерживалась лишь искусственно. Громоздкие аппараты, расположившиеся вокруг его кровати, делали за него совершенно всё: дышали, качали по венам кровь, заставляли биться сердце, фильтровали все жидкости, подавали необходимые питательные вещества и выводили остатки. Собственными в организме Егора Дмитриевича оставались к этому моменту только мозг и временами приходящее сознание.
Смотрите, смотрите! — Воскликнул тучный мужчина лет сорока и указал пальцем на пациента в кровати. Тот открывал глаза.
Выбираться из вязких липких оков сна Егору было невероятно трудно. Он будто по миллиметрам пытался отлепить себя от тягучей патоки Морфея, балансируя где-то на границе снов и реальности. Глаза предательски слипались каждый раз когда он пытался открыть их вновь. Попытка, вторая, третья… Каждый раз всё больше и больше, всё шире и шире, щурясь от потока яркого, льющегося извне света, он прорывался к реальности, оставляя сон позади.
— Егор, ты слышишь меня? — негромко спросила Анастасия Максимовна, наклоняясь ближе к своему мужу, словно боясь спугнуть его слишком громкими звуками. Она осторожно провела пальцами по его сухой морщинистой щеке и спросила: «Чувствуешь мою руку?».
Егор Дмитриевич медленно моргнул глазами, что означало утвердительный ответ. Всё, что находилось ниже шеи было парализовано. За последние несколько недель он, хоть и обладая полным набором конечностей, по факту превратился в некое подобие «Головы профессора Доуэля»: мог лишь двигать глазами и немного ртом, беззвучно пытаясь выдавить из себя какие-то слова. Трубки в горле не давали этим хрипящим звукам превратиться во что-то членораздельное.
«Настя…», — пронеслось в голове Егора. — «Какая же ты у меня красивая».
Он смотрел на осунувшееся худощавое лицо 80-летней женщины, испещрённое морщинами, с впалыми глазами и слегка провисшей кожей, но видел совсем не её. Он видел ту молодую, озорную и задорную девчонку — старосту группы в горно-строительном институте. Она громко отчитывала его перед всеми за плохую успеваемость и постоянные прогулы. А он тем же вечером нарвал ромашек с клумбы на центральной площади и принёс ей.
Их отношения не были классической историей любви с первого взгляда. Она — умница, красавица, отличница, мечтающая стать горным инженером. Он — типичный хулиган, без царя в голове: поступил туда, куда приняли, просто чтобы не улететь в Афган. Он ходил за ней везде по пятам, дарил цветы и защищал от хулиганов. А она ненавидела его, выбрасывала все букеты и мечтала только о том, чтобы он оставил её, наконец, в покое. А потом бронь от института не помогла и его всё таки забрали в Афганистан. Неожиданно она пришла его провожать, вся в слезах и сказала, что обязательно дождётся. И дождалась.
Они сыграли свадьбу сразу как только он вернулся. Это был 1989 год. Настя устроилась инженером на горноперерабатывающий, как и мечтала. А он с друзьями — бывшими сослуживцами начал варить в гараже джинсы и продавать на рынке. Вскоре на них попытались наехать какие-то бандиты, но друзья-афганцы, знающие как держать в руках оружие, сумели отбиться. Слухи в городе расходились быстро и через какое-то время к Егору и его компаньонам пришли другие коммерсанты, на которых тоже настойчиво наезжала братва. А потом ещё и ещё. Егор и сам не заметил как из барыг, пытающихся выжить, они с друзьями превратились в точно таких же бандитов, как и те, которые наехали на них в тот самый первый раз.
Они крышевали коммерсантов и отжимали у них фирмы за долги, которые, собственно, сами и придумывали. Ездили на стрелки с конкурентами и стреляли в залётных беспредельщиков. Потом крышуемые коммерсанты становились всё крупнее, стрелки с конкурентами всё чаще проходили в кабаках, а не на пустырях за городом и заканчивались договором о сотрудничестве, а не стрельбой и закапыванием трупов. Деньги начали выводить в легальные компании, а у Егора стали появляться связи среди крупных банкиров, политиков и силовиков.
Свой первый завод он купил честно. Пусть и не за полную стоимость, но всё таки купил, а не отжал. По невероятному стечению обстоятельств это был именно тот горноперерабатывающий комбинат, на который несколько лет назад устроилась работать Настя. Круг замкнулся и превратился в снежный ком, несущийся с горы и увеличивающийся в размерах. Юристы, экономисты, консультанты, менеджеры, советы директоров. Бизнес-империя Егора Панютина росла и ширилась. За первым заводом последовал второй, за ним третий. Шахты, карьеры, исследовательские лаборатории, офисы во всех городах страны и главный головной офис — здесь, в Новосибирске, где всё и начиналось.
Егор Дмитриевич почувствовал, как от нахлынувших воспоминаний к горлу поступает ком. Всё таки они с Настей прожили чертовски славную жизнь. Он поднял глаза чуть выше и окинул взглядом людей собравшихся вокруг. Полина и Маша — его чудесные девочки, младшие, любимые. Он помнил как лично за рулём вёз Настю из роддома когда родилась Полина. Помнил как посылал целый Боинг за лучшим хирургом в Москву когда маленькая Маша вдруг заболела. Помнил как выдавал каждую из них замуж, как радовался внукам. Сейчас на него смотрели и вытирали слёзы взрослые состоявшиеся женщины, давно разменявшие шестой десяток. А он всё ещё видел в них тех самых маленьких девочек, которым читал на ночь сказки.
Чуть поодаль стоял старший сын Егора — Борис — седой мужчина с густой пепельной бородой и тяжёлым печальным взглядом. Теперь он наследник и владелец всего того, чему Егор посвятил всю свою жизнь. Так получилось, что Боря был незапланированным ребёнком, но от этого не менее любимым. Когда Настя узнала, что беременна, то долго не решалась сказать об этом Егору и рассказала уже тогда, когда скрывать дальше было просто невозможно. Егор с друзьями тогда как раз очень активно «защищал» от бандитов местных коммерсантов и часто повторял, что семья — это его слабое место. Настя боялась, что узнав о беременности он просто уйдёт от неё. Но случилось как раз наоборот. Именно рождение Бори подтолкнуло Егора расширять бизнес и переводить его в легальную сферу.
Сейчас его дети и даже внуки стояли в этой просторной комнате уже со своими семьями. Они смотрели на него с безграничной теплотой, любовью и уважением. А он смотрел на них и видел всю свою жизнь разом в их глазах и лицах. Всё, чего он хотел достичь и достиг, всё, к чему он стремился и чего добился. Всё это — они. Не компании, заводы и рудники, а эти люди, в этой комнате, здесь и сейчас.
Вернувшись взглядом к Насте Егор вдруг отчётливо почувствовал, что умирает. Нет, ничего не болело, да и не могло болеть с тем количеством лекарств, которые постоянно прокачивали через его тело аппараты. Просто в одно мгновение появилось какое-то странное, неизвестное чувство, которого он никогда не испытывал и в голове сама собой промелькнула мысль: это всё. Веки Егора вдруг налились неимоверной свинцовой тяжестью, а время вокруг превратилось в какой-то тягучий кисель. Он всеми силами пытался не закрывать глаза, но веки сами тянулись вниз. Егор почувствовал как проваливается в чёрную пустоту, куда-то вниз, вглубь себя как будто в бездонный колодец кромешного мрака из которого уже невозможно выбраться наружу. Он умер.
А уже через секунду он вновь ощутил себя на дне того самого колодца. Но теперь он словно переживал все те же ощущения в обратном порядке: будто выныривал из гигантской тёмной пропасти, выбираясь на свет, как аквалангист поднимается из бездонной пучины. Веки всё ещё были невероятно тяжёлыми, но ими хотя бы отчасти получалось управлять. Сквозь их узкие щёлки в глаза бил яркий свет, а сознание постепенно возвращалось. Но в этом сознании уже не было Егора.
— Мишаня! Мишаня, ты как? — донёсся откуда-то извне чей-то голос, который вдруг показался каким-то очень знакомым. — Да, выходить всегда тяжеловато, не торопись. — Добродушно и немного ехидно заключил голос.
С этими словами Миша почувствовал как кто-то снимает с его головы шлем. В том, что он Миша, и что это была его голова уже не было никаких сомнений. Сознание с каждым мгновением возвращалось и становилось всё отчётливее. А вместе с ним словно лавиной обрушивались воспоминания, будто пазлы кусочками складывались в цельную картину.
Миша с трудом навёл резкость в глазах и увидел перед собой своего друга Вадима. В руках тот держал шлем виртуальной реальности, который только что снял с головы Миши.
— Я же говорил: улётный аттракцион! Целая жизнь за полчаса. А ты идти не хотел. — С этими словами Вадим похлопал ещё слегка растерянного Мишу по плечу и добавил: «Пойдём, ещё пивка купить надо, парк скоро закрывается».