2. Аксель

Над небом голубым

Аксель живёт в пещере на склоне горы, чуть выше сплетенной золотыми парАми линии сопряжения небесных и земных вод. Аксель един в трех лицах, о чем свидетельствует портрет, предоставленный им самим. Что до картины, изображающей Иоганна Себастьяна Баха, то Акселем, как хорошо видно на фотографии, выполнена только рама да прорезано аккуратно пространство для явлений величайшего композитора, навещающего порой жилище.
Вместо посуды у Акселя — скорлупа от орехов. Вместо водки у Акселя — зеленый чай. На потолке у Акселя сушатся травы, и шелест их утопает в трелях серебряных колокольчиков, крепящихся к облачным сводам. Заслышав трели, дрожат и трепещут, как девственницы перед поцелуем, струны скрипок, созданных Акселем. Из далекого Петербурга доносятся и зависают над Тверией вздохи оставленного органа, исполненного тоски. Аксель печет хлеба для паломников и варит грибные супы в гигантских котлах. Вместо ложа у Акселя — трех тысячелетние камни. Аксель пишет картины водяной краской, настоянной им на соках святой земли. В складках пряжи миров, витых звуком и светом, Аксель хранит инсталляции, выложенные из ракушек и драгоценных пород. Одна из них заключает в себе суть иудаизма, вторая — ислама, а третья — буддизма.
Аксель общается с птицами и насекомыми. "Аксель, Аксель, иди сюда!" — с утра до вечера кричат собирающиеся к входу в пещеру дети Кинерета. "Аксель не может, у Акселя гости", — отвечает им Аксель, предпочитающий величать себя третьим из имеющихся в его распоряжении лиц.
Глаз у Акселя хитрый, взгляд у Акселя добрый. У Акселя после того, как облик его был запечатлен на пленке, отросли длинные волосы цвета древних-предревних скал и борода цвета первого-препервого снега.
В 1933 году Аксель отметил пятилетие своего пребывания в мире смертных. С тех пор возраст Акселя неизменен, ибо он, погружаясь в воронку пространства, вытесняет оттуда время.
Рос Аксель в Хибинских горах на Крайнем Севере. Сразу после войны он закончил училище им. Мухиной в Ленинграде. В 1948 году он снова уехал в Хибинские горы, где собрал камни, из которых впоследствии создал мозаику, по сей день хранящуюся в музее училища. Анна Андреевна Ахматова, взглянув на работу Акселя, произнесла: "Художник во все времена — один и тот же. Это люди дают ему разные имена".
В шестидесятые годы Аксель создал "Стену огня" — мозаику из речной яшмовой и сердоликовой гальки в сибирской тайге, в ста километрах от Красноярска, на обрывистом берегу реки Енисей.
В семидесятые годы Аксель начал работу по созданию необъятных размеров мозаики под названием "Царствие небесное на земле". Работу эту планировалось разместить в городском парке, который издавна назывался Таврический сад. Три тысячи звезд и все связанные с ними истории должны были найти место на мозаичной карте.
На крыше семиэтажного — по числу небесных сфер — дома на углу Майорова и Фонтанки у Акселя в прошлой жизни была мастерская. Взрослых туда Аксель не пускал. А дети — от трех и до девяноста трех лет — трудились с Акселем над мозаикой. Когда мастерская стала одним из духовных центров города Ленинграда, КГБ обвинил хозяина мастерской — Бориса Петровича Аксельрода — в религиозной агитации и пропаганде, а также в чуждом влиянии на умы молодежи. Акселя исключили из Союза художников и попросили очистить от себя город.
Год на дворе стоял 1982-й. Аксель хотел было воспротивиться, но, начертав названия двух предоставленных к выбору пунктов конечного назначения — SIBERIAS и TIBERIAS, — почувствовал, что его сердце влечет ко второму.
В Тверии Акселя ждал старый друг Анри Волохонский, работавший в те времена начальником озера, а во времена, предшествовавшие упоминаемым, написавший в соавторстве с Алексеем Хвостенко, в числе прочих талантливейших стихов, произведение, начинающееся следующими словами: "Над небом голубым есть город золотой…"

Почему БГ, исполняя песню Волохонского и Хвостенко, заменил предлог "над" предлогом "под", истории неизвестно. Однако эта история хранит легенду о том, что рождались строки великого стихотворения великими сочинителями в Ленинградской мансарде Акселя.
В ту пору, когда еще все ныне блуждающие по миру звезды жили в городе Ленинграде, Аксель уже приятельствовал с Бахом, осваивая волшебные гаммы, подаренные человечеству композитором. Как-то раз — такие вещи всегда случаются только один раз — стены мансарды, потрясенные великолепием "Страстей по Матфею", расступились. Из каменной трещины проступила женщина ослепительной красоты. Женщину звали Нани, и она была дважды княжной — грузинской и русской. Нани осталась жить с Акселем.
Однажды в дверь мастерской постучал опять же великий, тогда совсем еще юный скрипач Филипп Хиршхорн. Хиршхорн был красив так, что тысячи женщин предлагали ему любовь. Но он был верен скрипке. Увидев Нани, Филипп сказал Акселю: "Ты можешь меня убить, но я останусь жить здесь". И Хиршхорн остался.
Аксель работал. Нани работала с Акселем. Год на дворе стоял 1973-й. Хиршхорн сказал: "Я хочу играть". Нани ушла и вернулась со скрипкой, на которой когда-то играл отец. Филипп отказался от этой скрипки, поскольку привык к инструменту класса не ниже Гварнери. Хиршхорн был уже лауреатом конкурса королевы Елизаветы. Близкий друг Акселя принес Хиршхорну свою скрипку — скрипку Гварнери. А скрипку Нани Аксель повесил на стену мансарды.
Скоро Хиршхорн уехал в Израиль и, пробыв здесь три дня, подался в Бельгию, где стал профессором Брюссельской консерватории. А скоро Филипп Хиршхорн явился к бельгийским властям и объявил, что возвращается в Ленинград. "Что с тобой, мальчик? — воскликнули власти. — Ты же работаешь с Гербертом фон Караяном!" "Немедленно в Ленинград, — повторил Хиршхорн. — В ином случае я покончу собой". Разразился скандал, выползший за пределы Бельгии.
"Аксель, Аксель, придумай же что-нибудь — сказала Нани. — Мне надо съездить к Филиппу. Ненадолго. Мне бы только ребеночка от него получить, а потом я вернусь". Аксель отправил Хиршхорна к королеве. По приглашению королевы Нани в течение двух дней была доставлена в Бельгию, откуда она не вернулась, но где в положенный срок родила редкостной красоты дочь.
А скрипка Нани осталась в мастерской Акселя. Аксель снял скрипку со стены и заиграл. Дети, которых Аксель пускал к себе в дом, зараженные музыкальным процессом, накупили себе много-много скрипок и принялись постигать музыкальную азбуку. Скрипки были фабричными, звук — отвратительным. Вот тогда-то Аксель и разобрал впервые в жизни скрипку на части. Переделывал он инструмент до тех пор, пока не услышал нормальный звук. Но разве мог Аксель удовлетвориться всего лишь нормой?
Аксель отправился к старому своему знакомому Юрию Линнику — скульптору, руки которого оказывались засвеченными на любой фотопленке. Жил Линник во дворце, служил сторожем при лесосплавной конторе, размещавшейся в этом дворце, из обломков он склеивал скрипки и знал о них все. Аксель попросил мастера показать ему инструмент, такой, чтобы получить представление о настоящем звуке. И Линник извлек из футляра скрипку Антонио Страдивари.
Всю ночь в дворцовом зале слушал чудесную скрипку Аксель. Поправлял руку Акселю высокий худой человек в колпаке и белом фартуке. Наутро Аксель, почувствовавший, как должен звучать инструмент, спросил у Линника, как, кстати, выглядел Страдивари. "А разве ты его за ночь не разглядел?" — усмехнулся мастер.
С тех пор Аксель сравнивает себя с медведем, который, чуть завидит натянутый провод или какую щепку, так принимается выуживать звук.
Аксель — единственный в Израиле член Лондонского королевского клуба мастеров и исследователей старинных музыкальных инструментов.
Аксель себя называет великим лентяем. Если он начинает слушать, ему лень прерывать занятие. И если он начинает писать, ему лень прерывать занятие.
В первые годы жизни в Израиле Аксель устраивал персональные выставки, но потом стало лень вылезать из пещеры. Как-то американцы хотели взять интервью у Акселя, но Акселю стало лень беседовать с корреспондентами, и поэтому он написал свою биографию сам.
Последний абзац автобиографии выглядит так: "AXL живет подобно монаху-отшельнику. Он продолжает эксперименты с техникой восковой живописи — энкаустикой, и с фресками, начатыми им тридцать лет назад. Энкаустика — техника древнего Египта и античного мира. В этой технике евангелист Лука написал в I веке первую икону. AXL пишет в этой технике иконы и миниатюры разного рода, пропорциональные размерам страны. Одну из его икон бенедиктинский монастырь подарил Горбачеву. Кроме авторских работ AXL делает копии — переводы в энкаустическую технику с различных других техник письма. Восковая живопись энкаустика способна сохранять душевное тепло многие тысячи лет. AXL продолжает совершенствоваться в живописи, избрав своим учителем Бога, у которого учится методу сотворения…"

— Аксель, Аксель, — интересуюсь я, — каким термином вы бы определили свои отношения с собственным имиджем?
— Понты-ы-ы, — улыбается Аксель.

← Интервью