3. Валентина Брусиловская

Избыточная роскошь

Как прекрасны они, изваяния скульптора Брусиловской, как прекрасны!
В тени их сидела я, смуглая женщина, опаленная солнцем, и наслаждалась, и мучилась, вспоминая о ласках великолепнейших из великолепных мужчин. Голоса их звали меня, волнуя истосковавшееся нутро.
"Подкрепите меня, — обращалась я к самой талантливой среди всех ваятельниц Эйн-Хода, — освежите меня, Валентина, ледяным и прозрачным зельем, душа моя жаждет исцеляющей горечи, ибо я заболела любовью к вашим созданиям".
И накрывались столы салатами, облегчение обещали наполненные бокалы, переливались пиалы янтарным супом из сумсума. И сахарной, как хурма, казалась морковь.

— А не хотите ли, Валентина, — попыталась я поговорить со скульптором так свойственными мне словами, — рассказать мне о своей жизни, творчестве?
Она подарила мне в ответ удивленный взгляд, а рука произвела щедрый жест, предлагающий искать ответы на заданные и незаданные вопросы глазами.

И куда бы ни устремлялся мой размягченный усладой взор, всюду, всюду были они — женщины, успокоенные любовью, женщины, согревающие любовью, женщины, ожидающие любви. Все они без порока и без изъяна, и бесплодной нет среди них. Сотовый мед источают уста их, губы полны, как созревшие абрикосы, и ни одна из них, женщин, не демонстрирует острые зубы. Ни нервности, ни истощенности, ни изнуренности долгим рабочим днем, ни истерических пятен на впалых щеках. Шеи их, животы и бедра подобны взбитым перинам. Груди — дышащим жаром пуховикам. Пленили они меня, мои сестры, пленили своей полнотой. И ленью запеленали члены.
Попала я в сад скульптур, исполняющих песнь любви.
— Ешьте, друзья, — просила присутствующих Валентина. — Пейте и упивайтесь.
И упивались друзья увиденным.
Столько же, сколько было в зале керамических женщин, готовых любить, столько было и пар — женщин, укутавших своими телами мужчин, и мужчин, укутавших своими телами женщин. Левая рука мужчин — под головой у женщин, а правая обнимает. Одеяния скинуты, пальцы освобождены от золотых оков, — кто же и зачем их наденет вновь? Если мужские ладони греют и защищают женское тело лучше драгоценнейших покрывал, то зачем же сестрам моим наряды? Если мужские ладони ласкают, кто же из моих сестер вспомнит об обручальных кольцах?
Как виноград, вьются кудри и бороды керамических толстых, опьяненных соками нежности мужчин Брусиловской. Как глазурью, облиты они желанием. Очи их сомкнуты сладостью. Руки мощны и округлы, как башни. Голени их как столбы из мрамора. Ноздри — как крылья выдрессированного дракона. Животы их как ворох пшеницы. Прижаться замерзшей спиной и ощутить, как в лучшем из зимних израильских снов, что тело твое трепещет в струях джакузи. Вот такие мужчины у скульптора Брусиловской. Все, ею изваянные, желанны.

Приезжайте в Эйн-Ход, бедные и богатые. Бедные — посмотреть, богатые — приобрести, чтобы потом смотреть, не отрываясь. И те и другие, идите, вздохните благоуханные ароматы красоты, настоянной на покое.

…Знаю, знаю: как путник, оказавшийся посреди знойной пустыни, жаждет воды, так наш читатель — серьезности и ответственности при изложении материала.
Я отвечаю за каждое свое слово с полной серьезностью: Валентина Брусиловская — лучшая, руки ее талантливы, душа добра, думы чисты и ласковы, произведения полны любви, как Песнь песней и сновидения истерзанных стрессами израильтян.
Иногда, создавая неведомо что, Валентина в готовых фигурах обнаруживает сплетения каббалистических знаков. Это выходит, по утверждению скульптора, как-то случайно, и объяснений данному факту у Валентины нет.
И быть не может, наверное. Художник, сознательно создающий свое произведение, да еще толково и ловко объясняющий замысел, — не вполне, не совсем художник. Это только в начале процесса художник ориентирован на свои возможности, планы. "Три части произведения, — говорили японцы, — дело рук человека, семь частей — дар небес".
На последнюю, не имеющую к японцам ни малейшего отношения, недавно открывшуюся в Эйн-Ходе выставку произведений местных художников с завораживающим названием "Эротика ба-кфар", Валентина представила вовсе не обнимающихся мужчин и женщин, а прижавшихся друг к другу птиц. Домашних, с клювами, разомкнувшимися от неги, с глазами, слезящимися блаженством. Из гортани их разносилась по залу мелодия, сулящая райские наслаждения. И искрились, стекая с разволновавшихся хрупких фигурок, вода.
Нынче у скульптора Брусиловской фонтанный период. Струящаяся вода, по мнению Валентины, способствует более полному отдохновению, ещё более полному. Обильному отдохновению. Совершенному.

← Интервью