Ковид. Реанимация. Жизнь и смерть в одном эпизоде
«Оставь надежду всяк сюда входящий» — этой фразой Данте заканчивает текст над вратами ада в «Божественной комедии». Но, несмотря на то что работа в реанимации похожа на пекло, надежду за дверьми врачи не оставляют. Порой именно она добавляет на колеблющиеся весы жизни и смерти такой необходимый грузик.
Молодой доктор Олег Новицкий, проводив жену Анастасию к приемному отделению роддома, направляется в реанимацию. Еще вчера он был интерном и следил за каждым действием старших коллег, а уже сегодня блистать на авансцене придется ему самому. Как только отделение разделили на зоны, было страшно всем: инфекция неизвестная, заразная, да еще и специфического лечения нет — работаешь как сапер на минном поле. Олег принимает смену от дежурного врача, переодевается, заходит в красную зону и осматривает своего пациента. Это 80-летний дедушка, за которого уже несколько дней дышит аппарат ИВЛ. Результаты анализов не сулят ничего хорошего: состояние тяжелое, без динамики.
Доктор переворачивает пациента на живот, протирает лицо влажными салфетками (это вместо утреннего умывания) и укрывает нагое тело белой простыней. Он испытующим взглядом смотрит на показания приборов: неужели что-то упускает? На разлинеенном бланке один за одним появляются названия лекарств, дозировки и время введения — шпаргалка для медсестер. Пока это все.
Реанимация окрашена в бело-голубые тона. Она совсем не такая, как на кадрах популярных сериалов про врачей. Там все «вылизано», красиво, а тут — по-настоящему.
Вот мужчина отходит от медикаментозной комы: он лег в больницу, когда еще не было снега, а сегодня на улице февраль. Его взгляд — средоточие изумления: плавно спускается от потолка к полу и застревает где-то посередине, на проводе от катетера. Да, сложно будет объяснить, где он потерял два месяца жизни, — хотя еще наверстает, не зря ведь ему подарили второй шанс.
Рядом лежит пожилая женщина: она совсем не чувствует, что прямо сейчас у нее из носа хлещет кровь, которую тут же вытирает лечащий врач. Она вообще ничего не чувствует, потому что спит — там, в темноте, ей безопасно. А вот молоденькая медсестра кормит питательной смесью своего пациента через желудочный зонд — это такая прозрачная трубка в носу. Ее коллега стоит у кровати напротив и заряжает гепарином инфузомат. Иначе можно назвать этот аппарат капельницей пролонгированного действия: он подает лекарство на нужной скорости в течение пары десятков часов.
Спустя семь часов
Олег Новицкий стоит у кровати своего пожилого пациента и задумчиво перебирает в голове варианты терапии. К реальности его возвращает пронзительный писк палатного монитора: пульс на экране стремительно падает. 40, 30, 20. 0… На помощь бегут медсестры и врачи, Олег настраивает подачу кислорода на максимум, ИВЛ работает на пределе.
— Адреналин! — крик врача заполняет палату. Сложенные крест-накрест руки давят на грудную клетку пациента. В костюме моментально становится невыносимо жарко, пот вперемешку с ярким светом щиплет глаза. Реанимация продолжается четверть часа: под ладонями врач чувствует хруст ребер. Это не страшно: главное — завести сердце, остальное заживет. Но пульс предательски стоит на нуле и никак не двигается с мертвой точки. 28 минут, 29, 30. Это конец.
В палате тишина, за окном едва слышны трели соловья. Олег смотрит на часы: время смерти — 15:32. Медленно, без эмоций и сил, он «раздевает» пациента от катетеров и трубок. В последний раз внимательно смотрит на его бледное морщинистое лицо и еще долго сопровождает отрешенным взглядом каталку, которую санитарочки увозят в морг. Звонок дочери. Долгая пауза. Она будто не слышит его слов, только гипнотично твердит: «Доктор, это все неправда, вы меня обманываете».
Вечером врач будет немногословен: от чувства подавленности и грусти так просто не отделаешься. Олег невольно завидует своим коллегам, которые работают уже много лет — они-то наверняка переносят тяготы профессии легче. Когда-нибудь такому научится и он.