Патриотизм - угроза свободе

Эмма Гольдман

Что такое патриотизм? Есть ли это лю­бовь к нашей родине, к месту наших детских воспоминаний и надежд, мечтаний и ожиданий? Есть ли это место, где в детской наивности мы следили за плывущими облаками и уди­влялись, почему мы также не можем улететь с ними? Место, где мы считали миллиард сверкающих звезд, боясь, что это все чьи-то глаза, пронизывающие наши души? Есть ли это место, где мы слушали пение птиц и же­лали иметь крылья, чтобы лететь с ними в далекие земли? Или место, где мы сидели на коленях матери, завороженные удивительными рассказами о великих подвигах и завоева­ниях? Вообще есть ли это место, где на ка­ждом шагу нас охватывают милые и дорогие воспоминания о счастливых радостных днях детства?

Если это есть патриотизм, то очень не­многих американцев можно призвать к патриотизму, так как место их детских игр давно обращено в фабрику, завод или рудники, а оглушающий стук машин заменил собой пе­ние птиц. Мы не можем также слушать рас­сказы о великих деяниях, так как наши матери не могут рассказывать нам ничего дру­гого кроме истории страдания, горя, слез и нищеты.

Что же такое патриотизм? «Патриотизм, сэр, есть последнее прибежище негодяев», – говорил доктор Сэмюэль Джон­сон. Лев Толстой, величайший противник патриотизма нашего времени, определяет его, как принцип, который оправдывает подготовку массовых убийц; как ремесло, которое требует лучшего снаряжения для убийства людей, чем для изготовление необходимых нам вещей, таких как обувь, платье и дома; как занятие, которое обеспечивает лучшие доходы и большую славу, чем труд честного рабочего.

Гюстав Эрве, другой великий анти-патриот, справедливо называет патриотизм предрас­судком гораздо более вредным, грубым и бесчеловечным, чем религия. Религия явилась результатом неспособности человека объяснить естественные явления природы. Когда перво­бытный человек слышал гром или видел молнию, он не мог объяснить себе ни того, ни другого и поэтому решил, что за этими явлениями таится сила гораздо большая, чем он сам. Также он видел сверхъестественную силу в дожде и в других переменах в при­роде. Патриотизм же наоборот есть предрас­судок, искусственно созданный и поддержи­ваемый целой сетью лжи и неправды, пред­рассудок, лишающий человека самоуважения и достоинства и увеличивающий его высоко­мерие и гордыня.

Действительно высокомерие, гордыня и эгоизм являются составными частями патрио­тизма. Проиллюстрируем это примерами. Патрио­тизм полагает, что наш земной шар разделен на маленькие участки, каждый из которых окружен железной решеткой. Те, кто имел счастье родиться в определенном месте, счи­тают себя лучше, благородней, умнее, чем живые существа, обитающие в дру­гих местах. Поэтому тот, кто живет на дан­ном избранном месте, должен сражаться, убивать и если нужно умереть, стараясь на­вязать свое превосходство всем другим.

Обитатели других мест рассуждают таким же образом, и в результате с самого раннего детства ум ребенка отравлен историями, от которых стынет кровь, относительно немцев, французов, итальянцев, русских и т. д. Когда ребенок достигает зрелого возраста, он уже весь проникнут убеждением, что сам бог из­брал его для защиты его страны против на­падений или вторжений иностранцев. Именно для этой цели мы требуем увеличения армии и флота, требуем больше броненосцев и амуниции. Для этой цели Америка в течение короткого времени истратила 400.000.000 дол­ларов. Только подумайте – 400.000.000 дол­ларов отняты из того, что произведено на­родом. Ибо, конечно, не богатые доставляют средства на патриотизм. Богачи космопо­литичны, им удобно и хорошо везде во всяком государстве. Мы в Америке знаем это слиш­ком хорошо. Разве наши богатые американцы не являются французами во Франции, гер­манцами в Германии и англичанами в Англии? И разве они не тратят с изящным равноду­шием средства, созданные трудом фабрич­ных детей и рабов в Америке? Таков их па­триотизм, который позволяет им посылать соболезнующие телеграммы различным деспо­там вроде русского царя, когда с ним слу­чается несчастье, – как это сделал президент Рузвельт от имени своего народа, когда великий князь Сергей был убит русскими ре­волюционерами.

Этот патриотизм готов поддерживать архи­разбойника и убийцу президента Диаса, когда он убивает людей тысячами в Мексике, и даже готов помогать ему арестовывать мексикан­ских революционеров на американской земле и держать их в американских тюрьмах без всякого к тому повода или основания.

Но, конечно, патриотизм предполагается не только для тех, кто имеет власть и деньги, а для всего народа. Это напоминает нам исто­рический рассказ о Фридрихе Великом, интим­ном друге Вольтера, который сказал: "Рели­гия есть обман, но ее нужно поддерживать для народа".

Патриотизм – очень дорогое учреждение, – в этом нельзя сомневаться после указываемых нами ниже цифр. Прогрессивное увеличение расходов на крупнейшие армии и флоты все­го мира в течение последней четверти века таково, что должно поразить каждого вдум­чивого экономиста. Чтобы дать вкратце пред­ставление об этом, мы разделим время от 1881 года до 1905 года на 5-летние периоды и сравним расходы на армию и флот главных наций в первом и последнем периоде. Полу­чаем следующие цифры: расходы Великобри­тании увеличились с 2.101.848.936 долларов до 4.143.226.885 долларов; Франции – с 3.324.500.000 долларов до 3.445.109.000 долларов; Германии – с 725.000.200 долларов до 2.700.375.600 долларов; Америки – с 1.275.500.750 долларов до 2.650.900.450 долларов; России – с 1.900.975.500 долларов до 5.250.445.100 дол­ларов, Италии – с 1.600.975.750 долларов до 1.755.500.100 долларов; Японии – с 182.900.500 долларов до 700.925.475 долларов.

Военные расходы каждой из этих наций увеличились за каждый из 5-летних периодов. В течение всего промежутка от 1881 года до 1905 расходы Англии на армию увеличились в 4 раза, Америки в 3 раза, России в 2 раза, Германии на 35%, Франции на 15%, и Японии почти на 500%. Если мы сравним расходы на армии с цифрой всех расходов за те же 25 лет, кончая 1905 годом, то пропорциональное увеличение выражается следующими цифрами: в Великобритании с 20% до 37%, в Америке с 15% до 23%, во Франции с 16% до 18%, в Италии с 12% до 15% и в Японии с 12% до 14%. С другой стороны, интересно отме­тить, что в Германии наблюдается уменьшение с 68% до 25%, но это объясняется огромным увеличением имперских расходов на другие нужды; фактически же расходы на армию за периоды 1901-1905 гг. были выше, чем в любой из предыдущих 5-летних периодов. Статистика показывает, что странами с наи­большими военными расходами соответственно общей сумме доходов являются по порядку: Англия, Америка, Япония, Франция и Италия.

Сравнительные цифры расходов на флот не менее красноречивы. В течение 25 лет, заканчивая 1905 годом, морские расходы крупнейших держав увеличивались следующим образом: Великобритании на 300%, Франции на 60%, Германии на 600%, Америки на 525%, России на 300%, Италии на 250%, и Японии на 700%. Если не считать Англии, Соединенные Штаты тратят на флот больше, чем какая бы то ни было другая нация, и эти расходы составляют большую часть всех расходов государства, чем у любой другой державы. За период 1881-85 гг. в Америке на морские расходы приходилось 6 долларов 20 центов из каждых 100 долларов общих расходов; в течение сле­дующего пятилетия цифра возросла до 6 дол­ларов 60 центов, затем до 8 долларов 10 цен­тов, дальше до 11 долларов 70 центов и за период 1901 – 1905 гг. до 16 долларов 40 цен­тов. Несомненно, что теперь расходы на флот увеличились еще больше.

Стоимость непреодолимо растущего мили­таризма может быть еще показана посредством суммы, приходящейся на душу населения. С первого до последнего пятилетия сравнитель­ные цифры показывают следующее увеличе­ние: в Англии с 18 долл. 47 цент, до 52 долл. 50 цент.; во Франции с 19 долл. 66 цент., до 23 долл. 62 цент.; в Германии с 10 долл. 17 цент. до 15 долл. 51 цент.; в Америке с 5 д. 62 ц. до 13 д. 64 ц.; в России с 6 д. 14 ц. до 8 д. 37 ц.; в Италии с 9 д. 59 ц. до 11 д. 24 ц. и в Японии с 86 ц. до 3 д. 11 ц.

Тяжесть экономического бремени милита­ризма особенно ясно вырисовывается из этой таблицы, ибо, по имеющимся у нас данным, видно, что увеличение расходов на армию и флот быстро обгоняет рост населения в ка­ждой из упомянутых выше стран. Другими словами, продолжение роста милитаризма угрожает этим нациям прогрессивным выро­ждением и истощением, как их людского материала, так и естественных ресурсов.

Эта безумная трата сил и средств должна быть достаточна, чтобы излечить даже чело­века среднего ума от болезни патриотизма. Однако он требует еще большего. Народ заставляют быть патриотичным, и за эту роскошь он должен платить, не только поддерживая своих "защитников", но и жерт­вуя своими детьми, ибо патриотизм требует верности знамени, а это значит послушание и готовность убить отца, мать, брата и сестру.

Обычно утверждают, что нам необходимо иметь постоянную армию для защиты страны от иностранного вторжения. Однако, каждый разумный мужчина и женщина знает, что это миф, поддерживаемый затем, чтобы пугать и принуждать глупых людей. Прави­тельства всех стран мира, зная интересы друг друга, не вторгаются в чужие владения. Они научились той истине, что можно больше вы­играть посредством международного арбитра­жа, чем посредством войны и завоевания. Карлейль сказал: "Война есть ссора между двумя ворами, которые слишком трусливы, чтобы сражаться самим; поэтому они берут юношей из одного и другого селения, одевают их в мундиры, дают им оружие и выпускают, как диких зверей, драться друг против друга".

Не нужно быть слишком умным, чтобы быть в состоянии свести любую войну к одной и той же общей причине. Возьмем нашу испано-американскую войну, которая считается великим и патриотическим событием в истории Соединенных Штатов. Как наши сердца в то время горели негодованием против жестоких испанцев! Правда, наше вдохновение не вспыхнуло сразу. Оно подогревалось в те­чение нескольких месяцев газетной агитацией и долго спустя после того, как Вейлер убил многих кубанцев и обидел многих кубанских женщин. Тем не менее, воздавая должную справедливость американскому народу, нужно сказать, что он на самом деле был полон не­годования и был готов сражаться и сражался храбро. Но когда пыл простыл, когда мерт­вые были похоронены, и стоимость ведения войны предстала перед народом в виде возросших цен на товары и квартиры, – вообще когда мы пришли в себя после патриотиче­ского опьянения, то нам сразу стало ясно, что причина испано-американской войны сво­дится, в сущности, к тому, какая будет цена на сахар. Иначе говоря, жизнь, кровь и сред­ства американского народа были потрачены на то, чтобы охранить интересы американских капиталистов, которым угрожало испанское правительство. Это не есть преувеличение, это основано на абсолютных фактах и цифрах и доказывается отношением американского правительства к кубинским рабочим. Когда Куба очутилась во власти Америки, то тем же самым солдатам, которые были посланы для освобождения Кубы, было приказано стре­лять в кубинских рабочих сигарных фабрик во время большой стачки, которую они орга­низовали вскоре после войны.

Но мы не одни виноваты в том, что начи­нали войну из-за таких соображений. Занавес начинает немного приподниматься над исто­рией ужасной русско-японской войны, которая стоила столько крови и слез, и мы видим, что за страшным Молохом войны опять таки стоит еще более страшный бог выгоды и на­живы. Куропаткин, русский военный министр, раскрыл истинный секрет начала войны. Ока­зывается, что царь и великие князья вложили деньги в корейские концессии, и война была предпринята единственно ради того, чтобы можно было поскорее получить большие ка­питалы.

Утверждение, что постоянная армия и флот являются лучшим обеспечением мира, столь же логично, как тезис о том, что самые мирные граждане в городе те, кто лучше других во­оружен. Повседневный опыт показывает, что вооруженный человек обязательно хочет по­пробовать свою силу. То же исторически при­менимо к правительствам. Действительно, мирные страны не тратят свою жизнь и энер­гию на приготовление к войне и тем самым лучше охраняют интересы мира.

Требование увеличений армии и флота вызывается отнюдь не внешней опасностью, а страхом перед растущим недовольством на­родных масс и перед духом международного единения рабочих. Державы вооружа­ются именно для борьбы с внутренним вра­гом, – врагом, который раз пробудившись, будет в тысячу раз более опасен, чем втор­гающийся неприятель.

Державы в течение столетий были заняты порабощением народных масс и хорошо из­учили их психологию. Они знают, что народ­ные массы похожи на маленьких детей, горе и слезы которых легко обратить в радость, дав им маленькую игрушку. И чем ярче одета игрушка, чем пестрей ее окраска, тем более она им нравится.

Армия и флот представляют собой такие игрушки для народа. Чтобы сделать их более привлекательными и приемлемыми, сотни и тысячи долларов тратятся на показ этих игрушек. Американское правительство обору­довало флот и послало его к тихоокеанскому побережью, чтобы каждый американский гра­жданин чувствовал гордость и славу Соеди­ненных Штатов. Город Сан-Франциско истра­тил 100.000 долларов на прием и угощение флота; Лос-Анджелес – 60.000 долларов; Сиэтл и Такома – около 100.000 долларов. При­ем и угощение флота? Это значит обед и вино для высших офицеров в то время, как "храб­рые молодцы" должны были прибегнуть к мя­тежу, чтобы получить достаточно пищи. Да, 260.000 долларов были потрачены на фейер­верки, театры и развлечения в то время, как мужчины, женщины и дети в стране голодали на улицах, и когда тысячи безработных были готовы продать свой труд за любую плату, лишь бы не умереть с голоду.

260.000 долларов! Чего только нельзя бы­ло сделать на такую громадную сумму! Но вместо хлеба и крова, дети этих городов были взяты на смотр флота, чтобы это могло остаться, как выразилась одна газета, "в па­мяти ребенка навсегда".

Хорошие вещи предлагают запомнить детям! Орудия цивилизованного убийства! Если память ребенка должна быть отравлена таки­ми воспоминаниями, то куда же годятся наши надежды на осуществление всемирного брат­ства?

Мы, американцы, претендуем на то, что мы являемся миролюбивым народом. Мы не­навидим пролитие крови и противимся всякому насилию. Однако мы чуть не впадаем в исте­рику от радости по поводу того, что с аэро­планов можно бросать динамитные бомбы в беззащитных граждан. Мы готовы вешать, линчевать или казнить электрическим током кого угодно, кто под влиянием нужды рискнет своею жизнью и устроит покушение на жизнь какого-нибудь промышленного короля. Наши сердца наполняются гордостью при мысли, что Америка становится самой могучей нацией в мире, и что она сможет при случае поставить свою ногу на шею всем другим народам.

Такова логика патриотизма.

Патриотизм оказывает весьма скверное влияние на среднего обыкновенного человека, но это ничто в сравнении с оскорблениями и унижениями, которым патриотизм подвергает солдата, – эту бедную обманутую жертву не­вежества и предрассудка. Что патриотизм го­товит в будущем для него – защитника страны и хранителя нации? Ничего другого кроме жизни, полной рабского подчинения, порока и разврата во время мира и опасности, лише­ний и даже смерти во время войны.

Когда я в последний раз выступала с лекцией в Сан-Франциско, я посетила Президно, самый очаровательный уголок с видом на бухту и парк. Там следовало бы устроить площадку для детских игр, сад и музыку для отдыха усталых. Вместо этого все местечко изуродо­вано безобразными, серыми казармами, в ко­торых любой богач не поселил бы даже своих собак. В этих ужасных казармах солдаты на­пиханы, как скот; здесь они проводят свою молодость, чистя сапоги и полируя медные пуговицы старших офицеров. Здесь, как я видела, установлен принцип различия классов: сыны свободной республики, вытянувшись в линию, как арестанты, отдавали честь каждому проходящему молокососу-лейтенанту. Пре­словутое американское равенство на самом деле унижает человеческое достоинство и ста­вит выше всего мундир!

Казарменная жизнь развивает тенденции полового извращения и постепенно приводит к тем же результатам, которые получаются в европейских милитаризованных странах. Хэвелок Эллис, известный писатель по вопросам половой психологии, подробно изучает этот вопрос и говорит: "Некоторые из казарм явля­ются большими центрами мужской проститу­ции… Число проституирующих солдат больше, чем мы хотели бы верить. Без всякого преуве­личения можно сказать, что в некоторых пол­ках большинство солдат продают себя… В летние вечера Гайд-Парк и местность около Альберт-Гейт полны гвардейскими и другими солдатами в форме и без нее, почти открыто занимающимися этим делом… В большинстве случаев это дает приличный заработок в до­бавление к карманным деньгам Томми Аткинса".

До каких размеров этот разврат проник в армию и флот, можно видеть из того, что, оказывается, существуют особые дома для этой формы проституции. Такая практика наблю­дается не только в Англии, но и во всех дру­гих странах. "За солдатами гоняются во Фран­ции не менее, чем в Англии или Германии. В Париже и других городах, где стоят гарнизо­ны, существуют особые дома для военной проституции".

Если бы Хэвелок Эллис включил в свое исследование половых извращений также Аме­рику, то он увидел бы здесь такую же кар­тину в нашей армии и флоте. Увеличение постоянной армии неизбежно усиливает рост половых извращений, – казармы в этом отно­шении играют роль инкубаторов.

Но оставляя в стороне дурное влияние казарменной жизни на половые инстинкты, мы находим, что она делает солдата неспособ­ным ни к какой полезной работе после оста­вления им армии. Люди, знающие какое-ни­будь ремесло, редко идут в армию и флот, но даже они после военной службы становят­ся неспособными к своей прежней профессии. Они усваивают привычки к праздности и вкус к возбуждению и приключениям; поэтому мир­ная работа не может удовлетворять их. От­пущенные из армии, они не могут уже вер­нуться к полезной работе. Обычно, именно социальные отбросы, отбывшие наказание арестанты и т.п. идут в армию, куда их загоняет жизненная борьба и наклонность к ничегонеделанию. По освобождении из армии они опять вступают на прежний путь преступлений, еще более огрубелые и развращенные, чем раньше. Известно, что в наших тюрьмах есть большой процент преступников – прежних солдат. С другой стороны, армия и флот в большой степени пополняются бывшими преступниками!

Дух патриотизма не терпит целостности и независимости личности, – особенно характе­рен в этом отношении случай с солдатом Вильямом Бувальда. Он глупо верил, что мож­но быть солдатом и в то же время пользо­ваться своими правами человека, – военные власти подвергли его за это суровому нака­занию. Правда, он в армии служил более 15 лет, и в течение этого времени его послужной список был безупречен. Поэтому генерал Фунстон смягчил приговор и назначил ему лишь 3 года тюремного заключения, сказав при этом следующие характерные слова: "первый долг офицера или солдата – беспрекословное пови­новение и преданность своему начальству; совершенно не важно, одобряет ли он это начальство или нет". Эти слова Фунстона определяют точно характер военной дисци­плины. Согласно ему вступление в армию есть отказ от Декларации Прав Независимости!

Какое странное развитие патриотизма, превращающее мыслящее существо в лояльную машину!

В оправдание этого сурового приговора над Бувальдой генерал Фунстон заявил аме­риканскому народу, что преступление его было "серьезным преступлением, равным измене".

Что же это было за "ужасное преступление"? Оказывается, Вильям Бувальда был на пу­бличном митинге в Сан-Франциско, где присут­ствовало около 1500 человек, и там – о, ужас! – он пожал руку оратору, который был ни кто иной, как Эмма Гольдман! Действительно, ужасное преступление, о котором генерал Фунстон говорит: "серьезное военное преступление, оно гораздо хуже, чем дезертирство".

Можно ли придумать более худшее обвине­ние против патриотизма, чем этот случай, когда человека ни с того, ни с сего объявили преступником, посадили в тюрьму и отняли у него все плоды 15-летней верной безупречной службы? Бувальда отдал своему отечеству лучшие годы своей жизни и своей юности. Но все это ничего не стоило. Патриотизм неумолим, и, как все ненасытные чудовища, он требует или все, или ничего. Он не допускает, что солдат в то же время может быть человеком, который имеет право на свои мнения и чув­ства, право на свои наклонности и идеи. Пат­риотизм не дозволяет этого. Таков урок, ко­торый Бувальда должен был теперь выучить – он выучил его дорогой ценой, но не без поль­зы для себя. Когда его выпустили на свободу, он потерял свое положение в армии, но зато получил право на самоуважение. Для этого стоит отбыть 3 года тюремного заключения! Один писатель, говоря о милитаризме в Америке, в своей последней статье рассужда­ет о власти военных над гражданским насе­лением в Германии. Между прочим, он гово­рит, что, если наша республика не имеет ни­какой другой цели, кроме гарантирования всем гражданам равных прав, то она уже одним этим оправдывает свое существование. Я убе­ждена, что писатель не был в Колорадо во время патриотического режима генерала Белла. Он, вероятно, переменил бы свое мнение, если бы видел, как во имя патриотизма и респу­блики людей бросали в клетки для скота, та­щили, прогоняли через границу и подвергали всяческим оскорблениям и унижениям. Этот инцидент в Колорадо не является единичным в процессе роста военной власти в Соединен­ных Штатах. Не проходит ни одной стачки, где войска и милиция не явились бы на по­мощь администрации, и где они не действо­вали бы так же высокомерно и грубо, как солдаты кайзера. Кроме того, мы имеем так называемый военный закон Дика. Разве писа­тель забыл об этом?

С нашими писателями вообще происходит постоянное несчастье, – они или совершенно ничего не знают о текущих событиях, или по недостатку честности не желают говорить о неудобных для них предметах. Военный закон Дика был быстро проведен через Конгресс, дебатов при этом почти не было, и еще мень­ше было об этом сообщений в газетах, – этот закон дает президенту право обратить каждо­го мирного гражданина в кровожадного убий­цу; на словах это предполагается делать ради защиты страны, а на деле ради охраны инте­ресов той партии, представителем которой является президент.

Наш писатель заявляет, что милитаризм никогда не может сделаться в Америке такой силой, как заграницей, потому что военная служба у нас основана на добровольном прин­ципе, а там на принуждении. Но он при этом забывает два важных факта. Во-первых, во­инская повинность вызвала в Европе среди всех классов общества глубокую ненависть к милитаризму. Тысячи молодых солдат попа­дают в армию, протестуя против этого, и очутившись в армии, они прибегают ко все­возможным способам, чтобы дезертировать. Во-вторых, именно принудительность военной службы и создала антимилитаристское движе­ние, которого европейские державы боятся больше, чем чего бы то ни было. Понятно, что милитаризм есть сильнейший оплот капи­тализма. Как только милитаризм ослабеет, ка­питализм неизбежно пошатнется. Правда, мы в Америке не имеем всеобщей воинской по­винности; это значит, что наши мужчины обык­новенно не принуждаются вступать в армию, но зато мы развили другую, еще более суро­вую и требовательную силу, – это необходимость. Разве не правда, что во время промыш­ленного застоя количество вступающих в ар­мию увеличивается в колоссальной степени! Военная профессия, может быть, не очень выгодна и почтенна, но все-таки это лучше, чем бродить по стране в поисках работы, или сто­ять в очереди за хлебом, или спать в муни­ципальных ночлежках. Кроме того, это все-таки значит 13 долларов в месяц, еда три раза в день и место, где можно спать. Но да­же необходимость не является достаточно сильным фактором, чтобы соблазнить в армию людей сильных и с характером. Не удивитель­но, что наши военные власти жалуются на "плохой материал", попадающий в армию и флот. Это признание чрезвычайно приятный признак, который показывает, что в среднем американце есть еще достаточно духа незави­симости и любви к свободе, чтобы рискнуть скорее голоданием, чем согласиться напялить на себя военный мундир.

Мыслящие мужчины и женщины во всем мире начинают понимать, что патриотизм есть слишком узкая и ограниченная идея, чтобы отвечать всем потребностям нашего времени. Централизация власти вызвала чувство ме­ждународной солидарности среди придавлен­ных наций мира, солидарности, которая представляет большую гармонию интересов между американским рабочим и его товарищем за границей, чем между американским углекопом и его эксплуатирующим согражданином; солидарности, которая не боится иностранного вторжения, потому что это приведет всех рабочих к моменту, когда они скажут своим хо­зяевам: "ступайте и делайте ваше дело убий­ства. Мы делали это слишком долго для вас".

Эта солидарность пробуждает сознание да­же между солдат, которые являются плотью от плоти единой человеческой семьи. Эта со­лидарность доказала более чем один раз свою полезность во время прошлых конфликтов и побудила солдат во время Коммуны 1871 го­да отказаться расстреливать своих братьев. Она придала бодрости русским матросам, когда они подымали бунты на русских броне­носцах в течение последних лет, и она приведет когда-нибудь к восстанию всех притеснен­ных и страдающих против иx международных эксплуататоров.

Пролетариат Европы понял, какая громад­ная сила кроется в этой солидарности, и начал войну против патриотизма и его кроваво­го отражения, – милитаризма. Тысячи людей наполняют тюрьмы во Франции, Германии, России и скандинавских странах, потому что они посмели бросить вызов этому устарелому предрассудку. Движение это не ограничилось рабочим классом, но захватило представителей всех классов и положений; его главными сторонниками являются мужчины и женщины, выдающиеся в искусстве, науке и литературе.

Америка должна последовать за ними. Дух милитаризма уже распространился повсюду. Я убеждена, что милитаризм в Америке вы­растает в большую опасность, чем где бы то ни было, потому, что капитализм здесь под­купает тех, кого он хочет уничтожить.

Начало уже сделано в школах. По-видимому, правительство держится иезуитского пра­вила: "отдай мне ум твоего ребенка, и я сде­лаю из него человека". Детей учат военной тактике, слава военных подвигов в школе ставится выше всего, и юные умы развращаются, чтобы угодить правительству. Кроме то­го, всюду развешаны яркие плакаты, в которых юношество убеждается присоединиться к армии или флоту. "Прекрасный случай увидать весь мир", кричит правительственный агент. Так невинных мальчиков морально пачкают патриотизмом, и Молох милитаризма захватывает нацию.

Американский рабочий вынес так много от солдата федеральных войск и штатов, что он совершенно прав в своем отвращении и оппо­зиции к одетому в мундир паразиту. Однако простое отрицание не разрешает этой великой проблемы. Нам необходима воспитатель­ная пропаганда среди солдат, – антипатриоти­ческая литература даст ему понятие о позоре его профессии, и это пробудит в нем совесть и сознание его настоящего отношения к че­ловеку, от труда которого зависит его соб­ственное существование.

Именно этого правительство и опасается больше всего. Оказывается, что для солдата присутствовать на радикальном митинге есть уже государственная измена. Без сомненья, они объявят чтение солдатом радикальной брошюры также изменой государству. Но разве мы не знаем, что правительства всех времен и народов всегда каждый шаг вперед называли изменой? Те, кто серьёзно хочет работать для перестройки общества, может не обра­щать на это внимания и должен быть гото­вым на все, ибо, может быть, гораздо важнее сказать правду в казармах, чем на фабрике. Когда мы уничтожим ложь патриотизма, тогда мы очистим путь для построения здания но­вого, истинно свободного общества, где все национальности соединятся на основе всеоб­щего братства.

1917

http://theanarchistlibrary.org/HTML/Emma_Goldman__Patriotism__a_menace_to_liberty.html

Русский перевод печатается по изданию: Гольдман Э. Анархизм / Пер. с англ. – М.: Голос труда, 1920. Опечатки выправлены