Являются ли либертарианцы «анархистами?»
Автор: Мюррей Ротбард
[Эта статья была написана в середине 1950-х годов, подписанная «Обри Гербертом», псевдонимом Ротбарда, который тот использовал в периодическом издании Faith and Freedom. Она так и не была опубликована.]
Либертарианец, который радостно занимается изложением своей политической философии во всей красе своих убеждений, почти наверняка будет раздосадован одним неизменным гамбитом этатиста. Когда либертарианец осуждает государственное образование или его почтовые сервисы, или называет налогообложение легализованным грабежом, этатист без колебаний бросает ему вызов.
Либертарианец начинает бормотать:
— Нет, нет, разумеется, я не анархист.
— Ну, так какие же меры правительства вы одобряете? Какие налоги вы хотите ввести?, — этатист безвозратно перешел в наступление, и, не сумев ответить на первый вопрос, либертарианец обнаруживает, что сдаёт позиции.
Таким образом, либертарианец обычно отвечает: «Ну, я верю в ограниченное правительство, правительство, задача которого ограничена защитой личности или собственности, или индивида, от принуждения или грабежа». Я попытался показать в своей статье "The Real Aggressor" в Faith and Freedom за апрель 1954 года, что этот ответ делает консерваторов беспомощными перед аргументом «необходимой обороны», который используется для [оправдания] раздутого этатизма и большого кровопролития. Есть и другие последствия, столь же или более серьезные.
«Если вы допускаете, что люди вольны объединяться и давать государству возможность принуждать людей платить налоги за определенную услугу — «оборону», — то почему людям не позволительно так же объединяться и позволять государству предоставлять другие услуги, такие, как почта, «благосостояние», сталь, власть и т. д.? Если государству, поддерживаемому большинством, позволительно делать одно, то почему непозволительно делать другое?»
Признаюсь, я не знаю ответа на этот вопрос. Если для принудительной государственной монополии правильно и законно принуждать не желающего платить налоги Генри Торо для его собственной «защиты», я не вижу причин, почему бы не заставить его платить государству за любые другие услуги, будь то бакалея, благотворительность, газеты или сталь. Нам остается сделать вывод, что настоящий либертарианец должен защищать общество, в котором индивид имеет право не поддерживать ни одно полицейское или судебное учреждение, которое он не считает эффективным и достойным его поддержки.
Я не собираюсь здесь вдаваться в подробное изложение этой системы, а только отвечу на вопрос, является ли это анархизмом? На этот, казалось бы, простой вопрос на самом деле очень трудно ответить в предложении или кратко, в стиле «да-нет». Во-первых, у самого слова «анархизм» нет общепринятого значения. Обыватель может думать, будто он знает, что это значит, особенно полагать, что это плохо, но на самом деле это не так. В этом смысле слово стало чем-то вроде жалкого слова «либерал», за исключением того, что последнее имеет «положительные» коннотации в восприятии обычного человека. Почти непреодолимые искажения и путаница исходили как от противников, так и от приверженцев анархизма. Первые полностью исказили анархистские догматы и выдвинули различные ложные обвинения, в то время как вторые были разделены на многочисленные враждующие лагеря с политическими философиями, которые буквально так же далеки друг от друга, как коммунизм и индивидуализм. Ситуацию еще больше запутывает тот факт, что зачастую различные анархистские группы сами не признавали огромного идеологического конфликта между ними.
Одно очень популярное обвинение против анархизма состоит в том, что он «означает хаос». Приведет ли конкретный тип анархизма к «хаосу» — это вопрос для анализа; однако ни один анархист никогда сознательно не хотел хаоса. Кем бы он или она ни были, ни один анархист никогда сознательно не желал хаоса или разрушения мира. В самом деле, анархисты всегда верили, что установление их системы устранит хаотические элементы, которые сейчас беспокоят мир. Один забавный случай, проясняющий это заблуждение, произошел после окончания войны, когда молодой энтузиаст написал для мирового правительства книгу под названием One World or Anarchy, и важный канадский анархист выстрелил в ответ работой под названием Anarchy or Chaos.
Главная трудность в любом анализе анархизма состоит в том, что этот термин охватывает чрезвычайно противоречивые доктрины. Корень этого слова происходит от термина «ан-архия», который означает противодействие власти или приказам. Он достаточно широк, чтобы охватить множество различных политических доктрин. Эти доктрины, как правило, были объединены в одну группу как «анархические» из-за их общей враждебности к существованию государства, принудительного монополиста насилия и власти. Анархизм возник в 19 веке, и с тех пор наиболее активной и доминирующей анархической доктриной считался «анархический коммунизм». Это подходящее название для доктрины, которую также называют «коллективистским анархизмом», «анархо-синдикализмом» и «либертарным коммунизмом». Мы можем назвать этот набор родственных доктрин «левым анархизмом». Анархический коммунизм имеет преимущественно русское происхождение, выкованное князем Петром Кропоткиным и Михаилом Бакуниным, и именно эта форма обозначала «анархизм» на всем европейском континенте.
Главная особенность анархического коммунизма состоит в том, что он выступает против частной собственности так же энергично, как против государства. Капитализм считается такой же тиранией «в экономической сфере», как и государство в политической. Левый анархист ненавидит капитализм и частную собственность, может быть, даже с большим пылом, чем социалист или коммунист. Как и марксисты, левый анархист убежден, что капиталисты эксплуатируют и господствуют над рабочими, а также что помещики неизменно эксплуатируют крестьян. Экономические взгляды анархистов ставят их перед решающей дилеммой, pons asinorum левой анархии: как можно уничтожить капитализм и частную собственность, в то же время упразднив государство? Социалисты восхваляют государство, и используют его для уничтожения частной собственности — для них дилеммы не существует. Ортодоксальный марксист-коммунист, на словах исповедующий идеал левой анархии, решает дилемму с помощью гегелевской диалектики: таинственного процесса, посредством которого нечто превращается в свою противоположность. Марксисты раздуют государство до максимума и уничтожат капитализм, а затем спокойно сядут и будут ждать «отмирания государства».
Ложная логика диалектики непонятна левым анархистам, которые хотят одновременно уничтожить государство и капитализм. Ближе всего к решению этой проблемы эти анархисты подошли, отстаивая синдикализм как идеал. В синдикализме предполагается, что каждая группа рабочих и крестьян совместно владеет средствами производства и самостоятельно занимается планированием, сотрудничая с другими коллективами и общинами. Логический анализ этих схем легко показал бы, что вся программа — чепуха. Произойдет одно из двух: либо один центральный орган будет планировать и руководить различными подгруппами, либо сами коллективы будут действительно автономны. Но решающий вопрос заключается в том, будут ли эти учреждения уполномочены применять силу для осуществления своих решений. Все левые анархисты согласились, что против непокорных необходима сила. Но тогда первая возможность означает не больше и не меньше, чем коммунизм, в то время как вторая ведет к реальному хаосу разнообразных и конфликтующих коммунизмов, что, вероятно, приведет, наконец, к некоторому центральному коммунизму после периода социальной революции. Таким образом, левый анархизм на практике должен означать либо регулируемый коммунизм, либо настоящий хаос коммунистических синдикатов. В обоих случаях фактическим результатом должно быть восстановление государства под другим названием. Трагическая ирония левого анархизма заключается в том, что, несмотря на надежды его сторонников, на самом деле это вовсе не анархизм. Это либо коммунизм, либо хаос.
Поэтому неудивительно, что термин «анархизм» оклеймен дурной печатью. Ведущие анархисты, особенно в Европе, всегда были левыми, а сегодня анархисты находятся исключительно в левом лагере. Добавьте к этому традицию революционного насилия, проистекающую из европейских условий, и неудивительно, что анархизм дискредитирован. Анархизм был политически очень силен в Испании, и во время Гражданской войны в Испании анархисты создали коммуны и коллективы, обладающие принудительной властью. Одним из первых их шагов была отмена использования денег под страхом смертной казни. Очевидно, что предполагаемая анархистская ненависть к принуждению пошла очень наперекосяк. Причиной тому было неразрешимое противоречие между антигосударственными и антисобственничкскими догматами левой анархии.
Как же тогда получается, что, несмотря на фатальные логические противоречия в левом анархизме, существует весьма влиятельная группа британских интеллектуалов, которые в настоящее время принадлежат к этой школе, включая искусствоведа Сэра Герберта Рида и психиатра Алекса Комфорта? Ответ заключается в том, что анархисты, возможно, бессознательно видя безнадежность своего положения, взяли за правило полностью отвергать логику и разум. Они подчеркивают спонтанность, эмоции, инстинкты, а не якобы холодную и нечеловеческую логику. Поступая таким образом, они, конечно, могут оставаться слепыми к иррациональности своего положения. Об экономике, которая показала бы им невозможность их системы, они совершенно ничего не знают, возможно, больше, чем любая другая группа политических теоретиков. Дилемму о принуждении они пытаются разрешить абсурдной теорией, что преступление просто исчезнет, если государство будет упразднено, так что никакого принуждения не будет. Иррациональность действительно пронизывает почти все взгляды левых анархистов. Они отвергают индустриализм, как и частную собственность, и склоняются к возвращению к ремесленным и простым крестьянским условиям или к средневековью. Они фанатично выступают за современное искусство, которое считают «анархичкским». Они питают сильную ненависть к деньгам и материальным улучшениям. Жизнь простого крестьянина в коммуне превозносится как «жизнь анархиста», в то время как цивилизованный человек считается злобно буржуазным и неанархическим. Таким образом, идеи левых анархистов превратились в бессмысленную мешанину, гораздо более иррациональную, чем идеи марксистов, и заслуженно рассматриваемую почти всеми с презрением как безнадежно «чокнутая». К сожалению, результатом является то, что хорошая критика, которую они иногда направляют в отношении государственной тирании, как правило, замазывается той же самой кистью «чокнутости».
Рассматривая доминантные анархические течения, очевидно, что на вопрос, являются ли либертарианцы анархистами, нужно без колебаний ответить отрицательно. Мы находимся на совершенно противоположных полюсах. Путаница возникает, однако, из-за существования в прошлом, особенно в Соединенных Штатах, небольшой, но блестящей группы «индивидуалистических анархистов» во главе с Бенджамином Р. Такером. Здесь мы подходим к другой породе. Индивидуалистические анархисты внесли большой вклад в либертарианскую мысль. Они предоставили некоторые из лучших мыслей по поводу индивидуализма и антиэтатизма, которые когда-либо были написаны. В политической сфере анархисты-индивидуалисты, как правило, были убежденными либертарианцами. Они поддерживали частную собственность, превозносили свободную конкуренцию и боролись со всеми формами государственного вмешательства. С политической точки зрения анархисты Такера имели два основных недостатка: 1) они не защищали частные землевладения за пределами того, что собственник использовал лично; 2) они слишком сильно полагались на присяжных и не видели необходимости в своде конституционных либертарианских законов, которые должны были бы поддерживать частные суды.
Однако, в отличие от своих незначительных политических неудач, они впали в тяжелую экономическую ошибку. Они считали, что проценты и прибыль являются эксплуататорскими из-за якобы искусственного ограничения денежной массы. Пусть государство и его денежное регулирование упразднится, и будет создана свободная банковская система, верили они, и каждый будет печатать столько денег, сколько ему нужно, а проценты и прибыль упадут до нуля. Эта гиперинфляционная доктрина, заимствованная у француза Прудона, является экономической бессмыслицей. Однако мы должны помнить, что «респектабельная» экономика и тогда, и сейчас была пронизана инфляционистскими ошибками, и очень немногие экономисты постигли суть денежных явлений. Инфляционисты просто берут более благородный инфляционизм модных течений экономики и мужественно доводят его до логического завершения.
Ирония этой ситуации заключалась в том, что, хотя анархисты-индивидуалисты придавали большое значение своим бессмысленным банковским теориям, их политический порядок, который они защищали, привел бы к экономическим результатам, прямо противоположным тому, во что они верили. Они полагали, что свободная банковская деятельность приведет к неограниченному расширению денежной массы, тогда как на самом деле все обстоит как раз наоборот: это приведет к «твердым деньгам» и отсутствию инфляции. Экономические заблуждения таккеристов, однако, совершенно иного порядка, чем у коллективистских анархистов. Ошибки коллективистов привели к тому, что они стали сторонниками абстрактного политического коммунизма, в то время как экономические ошибки индивидуалистов все еще позволяли им отстаивать почти либертарианскую систему. При поверхностном рассмотрении можно легко спутать их, потому что индивидуалисты были вынуждены нападать на «капиталистов», которые, по их мнению, эксплуатировали рабочих через государственное ограничение денежной массы.
Эти «правые» анархисты не занимали глупой позиции, что преступность исчезнет в анархическом обществе. Тем не менее они склонны недооценивать проблему преступности и в результате никогда не признавали необходимости фиксированной либертарианской конституции. Без такой конституции частный судебный процесс мог бы стать поистине «анархическим» в общепринятом смысле (т.е «хаотическим»).
Таккерское крыло анархизма процветало в 19 веке, но вымерло к Первой мировой войне. Многие либертарианские мыслители в тот Золотой век либерализма работали над доктринами, которые были во многом схожи. Однако эти подлинные либертарианцы никогда не называли себя анархистами; вероятно, главная причина заключалась в том, что все анархические группы, даже правые, содержали социалистические экономические доктрины.
Здесь мы должны отметить еще третью разновидность анархистской мысли, совершенно отличную как от коллективистов, так и от индивидуалистов. Это абсолютный пацифизм Льва Толстого. Он проповедует общество, в котором нельзя использовать силу даже для защиты личности и собственности, будь то государство или частные организации. Программа ненасилия Толстого оказала влияние на многих предполагаемых пацифистов сегодня, главным образом на Ганди, но последние не понимают, что не может быть подлинно полного пацифизма, если государство и другие оборонные ведомства не ликвидировать. Этот тип анархизма, прежде всего, опирается на чрезмерно идеалистический взгляд на человеческую природу. Он мог бы работать только в обществе святых.
Мы должны сделать вывод, что на вопрос, являются ли либертарианцы анархистами, невозможно ответить на этимологической основе. Расплывчатость самого термина такова, что либертарианскую систему одни люди считают анархистской, а другие —архистской. Поэтому мы должны обратиться к истории для просвещения; здесь мы обнаруживаем, что ни одна из провозглашенных анархических групп не соответствует либертарианской позиции, что даже лучшие из них имеют нереалистические и социалистические элементы в своих доктринах. Более того, мы обнаруживаем, что все нынешние анархисты являются иррациональными коллективистами и, следовательно, находятся на противоположных полюсах от нашей позиции. Поэтому мы должны заключить, что мы не анархисты и что те, кто называет нас анархистами, не имеют под собой твердой этимологической основы и ведут себя совершенно неисторически. С другой стороны, ясно, что мы тоже не архисты: мы не верим в установление тиранической центральной власти, которая будет принуждать неинвазивных, а также инвазивных. Возможно, тогда мы могли бы назвать себя новым именем: неархисты. Затем, когда в рыцарских дебатах раздается неизбежный вызов: «Вы анархист?», — мы можем, возможно, в первый и последний раз позволить себе роскошь «золотой середины» и сказать: «Сэр, я не анархист и не архист, но я нахожусь прямо на середине этой неархической дороги».
Оригинал на английском: https://mises.org/library/are-libertarians-anarchists