Пила и Сысойко
Константин Карагода. Мой Telegram-канал: https://t.me/Pastand
Опять я откопал для себя настоящий бриллиант — напрочь забытую повесть в русской литературе. Печальную историю про крестьян Пилу и Сысойко. Я бы поставил её на одну полку с «Шумом и яростью» Фолкнера и «Шатунами» Юрия Мамлеева.
«Подлиповцы» Фёдора Михайловича Решетникова — знаковый текст русской литературы 1860-х годов. О повести хорошо отзывались Иван Сергеевич Тургенев и Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Вот, например, цитата из письма И. С. Тургенева, написанного А. А. Фету:
«Только можно читать, что Л. Толстого — когда он не философствует — да Решетникова. Вы читали что-нибудь сего последнего? Правда, дальше идти не может. Чёрт знает что такое! Без шуток — очень замечательный талант».
На мой взгляд, в повести встречаются моменты похожие на чёрный юмор. Иногда просто невозможно читать без смеха диалоги главных героев, крестьян Пилы и Сысойки — настолько они скудны по лексике и по мысли, что поневоле вспоминаются диалоги умственно отсталых Бивиса и Баттхеда (простите за такое сравнение). Вот, например:
«Каждый раз, когда нечего было делать, Пила и Сысойко садились куда-нибудь, вдалеке от прочих бурлаков, смотрели друг на друга и жалели друг друга.
— Плохо, Сысойко! Аяй плохо... Так вот и болит нутро; уж болит!
Иногда в описаниях и диалогах слышатся интонации Андрея Платонова, а в сценах бессмысленной смерти — мрак и абсурд, напоминающие роман "Шатууны" Юрия Мамлеева.
"Когда была жива Апроська, Матрене было все равно, что есть у нее дочь; не будь дочери, Матрене было бы тоже все равно; есть человек - ладно, а впрочем, пожалуй, и не надо бы: хлеб лишний идет; только ровно веселее с девкой-то, да и грудью ее Матрена кормила, как кормила и прочих детей. Только в этом и заключалась любовь матери к дочери. Когда умерла Апроська, Матрене жалко стало ее, а почему жалко, она сама не могла понять. Она плакала, что не увидит уже Апроськи, не будет говорить с ней, и сама не знала, чего бы такого попросить у бога, а только со слезами говорила: "Апроська померла!.. Ах, пошто ты померла? Пожила бы ты ошшо чуточку, поглядела бы я ошшо на красно солнышко..." Слова эти были заимствованы Матреной у других женщин, плакавших и причитавших по усопшим, и все-таки они-были искренние, задушевные; больше этих слов Матрена ничего не придумала хорошего".
Но потом приходит понимание: тут вовсе не до смеха. Эта нищая, почти животная, словно червячья жизнь, полная безнадёжности, сначала может показаться гротеском, гиперболой. Особенно в сцене, где Пила и Сысойко заживо закапывают Апроську, решив, что она умерла, хотя на самом деле она впала в летаргический сон. А когда они её выкопали, она уже была мертва: «Лицо затекло кровью, руки искусаны...».
От себя хочу отметить первую часть повести — с описанием медвежьего угла, заброшенной деревни, где бедно буквально всё: герои обездолены как материально, так и духовно. Они словно забыты Богом, занесены в эти глухие места случайно, как семена сорных трав, расплодившиеся без цели и смысла. Живут они почти как животные — питаются корой, мёрзнут, умирают от голода, холода, от собственной инертности и всепоглощающей, животной лени.
Понятия их были такие: есть какой-то бог, а какой, и сами не знали, и только по преданиям своих отцов справляли свои праздники, молились чучелам. О существовании земля они знали только то, что земля дает пищу да в землю покойников зарывают. Увидят они, что солнце ярко светит, и думают: это бог, молятся ему: светит ли ночью луна — тоже бог; и дождь, и снег, и молния — все бог. Знали они, что есть город Чердынь, только потому, что бывали там, а есть ли еще за Чердынью что-нибудь — дело темное. В городе они видели разных людей, но никак не могли понять, что это за люди; этих людей они боялись, не верили им, и только ездили туда затем, чтобы сбыть необходимое для обмена на пищу. Но вот начальство заглянуло к ним: деревню их назвали Подлипною, обложили всех их податью, стали брать по одному в рекрута, приехал к ним священник и стал уговаривать принять православную веру. Подлиповцы ничего не понимали, никого не слушали и хотели разбежаться, но струсили: приехал становой пристав, обласкал всех; подлиповцы смирились, испугались, исполнили все, что от них требовали, и с тех пор так боятся станового и попа (название, данное подлиповцами священнику), что, при появлении того и другого, прячутся в домиках и запирают двери. Сколько священник ни толковал им о боге, они не хотели понимать; хотя имели образа, но прятали их под лавки и вынимали, когда являлся священник; окрестившись, они, из боязни, стали отдавать крестить детей; венчались сначала по-своему, потом ехали в село к попу, везли к нему покойников… Ничего бы этого они не делали, да священник становым их пугал, а подлиповцы помнят станового, как он, когда в Подлипной умерло с голоду шесть человек, обласкал не только мужчин, но и женщин, сам не зная за что; а отрывши в лесу мертвое тело, увез трех главных стариков в село, потом в город, и с тех пор подлиповцы не видели своих стариков. Причта они еще и потому боятся: хотя он живет в селе, за пятьдесят верст, но как приедет в Подлипную, то дьячок непременно уведет самую лучшую корову или лошадь и продаст, а подлиповцы молчат, думают, так и надо, хотя и горько им, и обидно; а не дашь, становой приедет.
Сам Решетников был под стать своим героям — тоже из нищеты, и окончил жизнь трагически, умерев от алкоголизма в 29 лет.
Он рано лишился матери, которая ушла от мужа-пьяницы и с 9-месячным сыном переехала в Пермь, оставив мальчика на попечении дяди и тётки. В 1851 году Фёдор был отдан в Пермское уездное училище. После его окончания служил писцом в уездном суде в Екатеринбурге. В 1855 году попал под суд — потерял какой-то казённый пакет. После двух лет разбирательств был сослан на три месяца в Соликамский монастырь.
Глеб Иванович Успенский так вспоминает, как получил рукопись «Подлиповцев» от Решетникова:
«В начале 1864 года в бывшую редакцию "Современника" при посредстве кучера либо дворника, по просьбе какого-то крайне запуганного и нищенски одетого человека, была передана беллетристическая рукопись... "Я, — писал автор её к Н. А. Некрасову, — приехал в Петербург нищим, надеясь помещать свои сочинения в каком-либо журнале. Я чувствую, что могу написать хорошее, но меня некому поддержать..." Это писал Решетников. Рукопись была "Подлиповцы" и оказалась до того хорошею, открывала до такой степени много новых сторон в народной жизни и народной душе, что имя её автора сразу обратило на себя всеобщее внимание».
Итог: это небольшой, но захватывающий очерк. От чтения невозможно оторваться — он притягивает своей необычной манерой изложения, архаическими словечками, деревенской хтонью, постоянным развитием сюжета. А во второй части, где описывается жизнь бурлаков, повествование набирает эпичности и размаха, отчасти напоминая Толстого.
Все знают картину «Бурлаки на Волге» Ильи Репина. Так вот — чтобы по-настоящему проникнуть в их жизнь, понять, что скрывается за этими измученными лицами и согбенными спинами, стоит прочитать «Подлиповцев» Решетникова. Тогда картина обретёт полноту — не только визуальную, но и человеческую, внутреннюю.
«— Какой, однако, это ужас, — говорю я уж прямо. — Люди вместо скота впряжены! Савицкий, неужели нельзя как-нибудь более прилично перевозить барки с кладями, например, буксирными пароходами?»
Илья Репин, «Далёкое — близкое» (автобиография)
Именно в это время и получил широкую известность очерк Ф. М. Решетникова «Подлиповцы», впервые опубликованный в журнале «Современник» в 1864 году.
Илья Репин Бурлаки на Волге. 1870—1873
Цитаты:
Мимо подлиповцев прошел пароход с двумя баржами и оглушительно просвистел: бойся, мол, дрянь ты экая! Все бурлаки смотрели на него, как на чудо; особенно дивились те, которые в первый раз видели пароход. Их забавляли колеса, дым, свисток и то, что он бежит кверху да еще во какие огромные домины прет. Больше всего дым занятен: эк он из трубы-то валит, черный, да много сколь и выходит да как лошадь ржет.
И выпеваются бурлацкие песни, грустные, заунывные, и далеко-далеко, и долго разносятся эти песни. А поют-то как они: сидит бурлак, подопрет щеки руками, задумается точно, в глазах, жизнь видится, на лице горе, и смотрит в воду... Слушаешь эти песни, все бы слушал их, а слов разобрать не можно, только и слышится какой-то стон протяжный.
Текст очерка: http://az.lib.ru/r/reshetnikow_f_m/text_0010.shtml
Ф. Выгживальский. Бурлаки. 1925.
Подписывайтесь чтобы увидеть другие мои заметки и видео:
Мой ютуб канал: https://www.youtube.com/@KonstantinKaragoda
Мой Telegram-канал: https://t.me/Pastand