эхо дорог

К концу подходил званый ужин, на котором гладко прошел только разъезд машин по его окончанию. Кому-то не хватило еды, кто-то весь вечер простоял у озера, пытаясь привлечь внимание уток, спящих в кустах, кусочками слегка подсохшим брауни. В какой-то момент все вдруг спешно засобирались, как выяснилось, кто-то сломал антикварный диван, когда тот, по словам моего друга, попытался в прямом смысле плюхнуться в разговор трех дам.
– Это выглядело как предсказуемая концовка барабанного соло, которого никто не ожидал, - сказал мой друг Д. Мы с ним познакомились в театральной студии в Казахстане, а теперь оказались вместе в арт-резиденции в Штатах.
Почти не прощаясь лично, все стали расходиться по семиместным машинам.
– Встречаемся в баре через полчаса, - кто-то крикнул так, чтобы услышали 40 человек.
- Только я еду домой? – не помню, сказала ли я это про себя или вслух, но никто на это не обратил внимания, так что я поплелась к единственной оставшейся машине, на которой я и приехала сюда. В резиденции, в которой я была уже пять недель, нам выдали по три арендованные машины на каждый дом. Мне предстояло ночью проехать 20 миль в одиночестве на незнакомом мне Лонг-Айленде. Я ухмыльнулась, вспомнив, что год назад я пила коктейль Лонг-Айленд на свой день рождения, а в этом – отметила его на одноименном полуострове.
Я завела машину, а она заговорила со мной включившимся радио.
Я получила права за полтора года до этого, но за этот период садилась за руль лишь механической Нивы дедушки, когда мы ездили с ним на дачу. В районе дачи были дороги без тупиков, так что можно было кругами ездить вокруг да около. С каждым повторяющимся поворотом мои действия становились все более автоматическими, а наставления моего дедушки – все более редкими. Мне нравилось наблюдать за взглядами прохожих, которые видели меня за рулем Нивы, это давало мне смутное ощущение уверенности в себе. Через какое-то время я переходила в режим неосознанной компетенции и начинала разговаривать, и даже шутить.
В этот раз разговаривать было не с кем, к тому же трасса требовала моего полного внимания. Фуры сигналили, то и дело проезжавшие мимо феррари с открытым верхом обгоняли мой мини-вэн, а огни слепили в глаза. Я смотрела на происходящее словно кино, словно это был прожектор, направленный внутрь меня. – Спасибо, что вы с нами на одной радио-волне. Вы помните, что делали летом 2007-го года? – спросил радио-ведущий. – Нет? Уверен, что вспомните, услышав следующую композицию.
- Big girls don’t cry, - запела по радио Ферги. Я громко выдохнула.
Летом 2007-го я впервые осознала, что выросла и перестала выходить играть с друзьями во дворе, хотя мне было 11 лет. И несмотря на все «несмотря на», я стала разотождествлять себя со всем детским. 12 лет спустя, я еду вдалеке от дома и пытаюсь вспомнить, что заставляло меня хотеть вырасти как можно быстрее.
Я открыла окна до середины. Запах свежести от близости большой воды вперемешку с бензином и пылью дороги резко наполнил машину, сделав мои духи неконкурентноспособными. Открытые окна всегда помогали мне чувствовать себя свободнее, чем я есть.
Однако мое ощущение внутренней свободы быстро улетучилось, когда я заметила, что на моем телефоне оставалось всего 25 процентов заряда батареи, а ехать мне нужно было еще не менее получаса. А если я потеряюсь? У меня закончится бензин. Придется возвращаться назад, но будет еще хуже, я ведь и так с трудом нашла тот дом. Ничего, поеду по обозначениям и знакам и куда-нибудь приеду. А если машина снова сломается, как две недели назад? Джейкоб, немецкий плотник в резиденции каждое лето, тогда сказал, что Доджи – это игрушки, по сравнению с немецкими машинами, когда чинил эту. Может остановиться у кафе и попросить зарядку? – промелькнуло в моей голове за доли секунды, но я продолжила движение. Где-то в душе я понимала, что все будет в порядке, потому что я долго взращивала в себе убеждение, что все для меня происходит наилучшим образом. – Я всегда знаю, куда я двигаюсь. – повторила я словно мантру несколько раз. Всегда, всегда? - отозвалось вопросительным эхом в моем скептическом уме.
Я отключила навигатор. Мысли о том, что телефон может разрядиться до того, как я приеду, были тревожнее, чем мысли о том, что я могу заблудиться. Дорога была ровной, освещенной и полной машин даже в полночь. Следующие пять километров нужно было ехать только прямо, только прямо, прямо. – Может все же взглянуть на карту? – подумала я, но через мгновение справа от себя увидела знакомую вывеску супермаркета, он находился рядом с домом, который я за несколько недель стала называть своим. Эхо всегда в моей голове умолкло.
- Тебе не кажется, что это похоже на наши мысли? – спросила я дедушку, когда четвертый раз проехала мимо нашего дома.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, вот сначала дорога тебе кажется новой, ты обращаешь на все внимание, а потом тебе становится не интересно. Но на большую дорогу выезжать все еще страшно.
- Но ведь в любом случае придется выехать на большую дорогу?
- И она тоже станет привычной и скучной. И ты выезжаешь на следующую и так до бесконечности.
Я остановилась у дома, как всегда забыв нажать сцепление, что всегда расстраивало дедушку. Мне часто снилось как я еду в разных машинах: чужих, старых, новых. И никогда не могла остановиться, словно машина ехала сама по себе. В одном из таких снов появился дедушка и остановил машину. Я вспомнила это и посмотрела на него, словно ожидая толкования своего сновидения.
Он молча вышел из машины. Уже подходя к воротам, он обернулся и сказал:
- Знаешь, может дороги и становятся однообразными, но однажды ты больше думаешь не о них самих, а о том, как ты ощущаешь себя на любой из них.