О любви
Гл. 6. Цена жизни
❗️❗️❗️Важно❗️❗️❗️
● Хочу, дорогой мой Читатель, обратить внимание на метки: не все указаны.
● Никогда не указываю спойлеры! Поэтому если Вы тонкая и очень впечатлительная натура, то советую воздержаться от прочтения данной истории!
Дверь кабинет с грохотом ударилась о стену — на пороге кабинета, сверкая глазами, стоял запыхавшийся Ким Сокджин. Причёска потрёпана, щёки раскраснелись, жакет сбился набок, спадая с левого плеча, в правой руке зажата сумочка.
— Боже, папа! — резко вскинул Чонгук голову, с изумлением взирая на него. — Что с тобой?
Джин нервно провёл рукой по волосам, ещё больше взлохмачивая их и резко дёргая жакет обратно на плечо.
— Не заговаривай мне зубы! — он подскочил к сыну и ткнул пальцем в него. — Где Чимин, спрашиваю?
Пару дней назад его дети вернулись из свадебного путешествия: ни ответа, ни привета — что хочешь, то и думай! Первый день он им не звонил, понимал, что после дороги нужен отдых. На второй день Сокджин уже маялся по квартире, то и дело проверяя сообщения и звонки на телефоне — тишина! На третий день… А на третий день он молча собрался и направился прямиком к ним в ресторан.
Чонгук его сообщения игнорирует!
— Я тебе с самого утра пишу-пишу, пишу-пишу! И что?
Брови альфы поползли вверх: он засуетился, достал телефон из кармана пиджака и застонал!
Мать вашу, сто сообщений от папы!
Спрятав лицо в ладонях, он жалобно шепчет:
— Прости! Пожалуйста, прости! — смотрит на папу. — Я так ушел с головой в работу, что ничего не слышал!
— Сто сообщений, Чонгук! — омега замахивается сумочкой и с обидой бьёт по плечу мужчины. — Ты никогда не игнорировал мои смс! Женился, и папа стал не нужен? — в глазах блестели слёзы.
— Ну что ты такое говоришь! — альфа вскочил и обнял папу. — Ты же знаешь, что я люблю тебя! Прости! Простишь? — заискивающе заглядывает в глаза. — Мир?
Сокджин достал из сумочки носовой батистовый кружевной платочек — ох, питал омега страсть к кружевам! — и промокнул глаза.
— Мир, — прогнусавил он обиженно и посмотрел на улыбающегося сына, — а Чимини где?
Вчера в ночь муж привёз его в больницу. Отпираться уже было бесполезно. Всю дорогу из Испании Чимин чувствовал себя ужасно. Его постоянно тошнило. Спасал только сон. Вернувшись домой, полдня он провёл в ванной. И когда альфа понял, что его супругу лучше не станет, то силком затолкал в машину и отвёз в больницу.
Их встретил лечащий врач супруга — Мун Гонхо. Омегу разместили на ночь в палате, а Чонгука, заверив, что позаботятся о нём, отправили домой. Утром Чимин позвонил и предупредил, что ближе к обеду его выпишут.
Доктор внимательно изучал анализы омеги, периодически поправляя очки, сползавшие на кончик носа. Альфа шумно вздохнул, отчего Чимин напрягся, и, отложив одни листы, взял другие.
— Чимин, тебя не было всего месяц, — доктор строго смотрит на пациента. — Даже чуть больше. Ты пропустил приём.
Омега виновато кивает головой.
— Ты понимаешь, что это не шутки?
— Да, господин Гонхо, — омега, сложив ладошки вместе, зажимает между колен. — Мы с мужем были в свадебном путешествии, поэтому и пропустил приём.
— Когда себя почувствовал нехорошо?
Омега задумался, припоминая вечер, когда его тошнило впервые. Он как сейчас помнит: в тот день миндаля было съедено немерено! Омега даже передёрнулся.
— Примерно неделю назад, — поднимает растерянный взгляд на врача. — В тот день мы с мужем посетили миндальные сады. А Вы знаете, как я люблю миндаль? Вот и переел, — виновато поджимает губы. — Но не думал, что отравлюсь им.
— Отравишься?! — альфа быстро снимает очки и удивлённо смотрит на сидящего на кушетке омегу. — Ты считаешь, что отравился?
— Чимин, как ты думаешь, сколько может прожить отравившийся человек?
Омега ещё больше ссутулился, потирая ладошками.
— Не знаю, — начал он неуверенно, — наверное, всё зависит от степени тяжести.
— Чимин, ты всегда мне казался очень умным! Что с тобой происходит сейчас?
— Может быть, на меня так подействовало замужество? — улыбается.
— Хорошо. Если считаешь, что отравился, то сколько ещё ты сможешь проходить в таком состоянии? М-м-м? — Мун Гонхо, убрав очки на стол, сложил руки на груди, ожидая ответа.
— Я, — отрицательно закачал головой омега, — я не знаю.
— А я вот тебе скажу, — он наклонился, облокотившись на колени, и ждал реакции.
Борясь с накатившей паникой, Чимин забегал глазами по кабинету, но всё-таки останавливается на враче:
— И… И сколько? Всё так плохо?
— Если верить анализам, то в «отравленном» состоянии ты проходишь примерно восемь месяцев. Плюс-минус неделя.
— Не понимаю, — шепчет бесцветными губами омега. — А потом?
— Вот так, Чимин. Ты беременный!
Омега молчит и, не отрывая взгляда, смотрит на врача.
Наконец из груди вырывается судорожный выдох, и омега, приложив ладони к животу, резко сгибается пополам.
— Ребёнок, — стонет омега. — Мой ребёнок!
— Да, Чимин, ребёнок. Ты же понимаешь, что это опасно для тебя, — врач подошёл и сел перед Чимином на корточки. — Пока ещё срок мал, нужно прервать беременность.
Омега замолкает и медленно выпрямляется. Он хмурится, глядя в глаза врачу.
— Ты знаешь, что беременность окажет серьёзную нагрузку на организм: он теперь работает за двоих! — Мун Гонхо дальше приводит доводы против беременности. — Твоё стабильное состояние мы поддерживали систематическими обследованиями и своевременным лечением. Сейчас я ничего не могу гарантировать, — альфа развёл руки. — Может что угодно произойти: начиная преждевременными родами и заканчивая комой и смертью.
— Мне нужно подумать, — омега смотрит на свои ладони.
— Я сказал, что мне нужно подумать! — криком обрывает омега, и врач замолкает. Опустив голову, молчит, но потом добавляет: — Как знаешь, Чимин, — тихо вздыхает и отходит к рабочему столу. — Это твоё право, но советую не затягивать с раздумыванием. Завтра жду тебя.
Чимин согласно кивает и идёт к выходу.
— Моему мужу пока ничего не говорите. Я запрещаю! — он жестко просит, остановившись около двери. — Всё сам объясню.
— Так ты до сих пор не рассказал?! — врач шокирован. — Ты хоть понимаешь, что скрываешь от своего мужа? И сколько ты будешь молчать?
— Я… — растерянно заморгал омега. — Я… Не было подходящего момента.
За спиной раздаются твёрдые шаги, и Чимина за плечо поворачивает к себе Мун Гонхо:
— Ты сегодня же всё расскажешь ему! И пообещай, что, какое бы решение ни было принято, оно будет совместным. Пообещай!
— Хорошо, — чуть слышен голос омеги.
— Чимин, пообещай! — врач давит на него.
— Хорошо! — недовольный омега повышает голос в ответ. — Я же сказал! — и выскакивает из кабинета.
Оказавшись на улице, омега прикрывает лицо ладонью от резкого солнечного света, бьющего по глазам. Чимин щурится, быстро смаргивая непрошеные слёзы, и осматривается по сторонам. Двери здания открываются и закрываются, люди заходят и выходят, и никто не обращает на него абсолютно никакого внимания: если и стоит у кого-то на пути, то его спокойно обходят. Чимин потерянно топчется посреди огромного крыльца, оглядываясь вокруг, а в голове целый рой мыслей: «Что же делать? Как сказать правду Чонгуку? Как после этого я посмотрю ему глаза? Как?»
Холодный воздух отрезвляет омегу и возвращает в реальность. На мгновенье он смотрит в небо и сразу же принимает одно-единственное решение. Из груди вырываются вздох облегчения и клубы пара.
Миновав больничный двор, Чимин оказывается на тротуаре. Не дожидаясь светофора, петляя между машинами, перебегает под громкие автомобильные сигналы и недовольные выкрикивания водителей на противоположную сторону улицы, нервно застёгивая пальто и укутываясь в тёплый шарф — омега никогда не носил шапки. Но сейчас ему всё равно, как он выглядит: запыхавшийся, с растрёпанными волосами, пуговицы не в тех петельках, поэтому на груди пальто собралось складками, а из-под шарфа святятся шальным блеском глаза — счастливые глаза. Таким и заскакивает в автобус. Расплатившись, усаживается на заднее сиденье и спокойно засыпает: на окраину города ехать час, а то и больше.
Солнце уже перевалило за полдень, когда омега подошёл к многоэтажному жилому дому - пристанище в часы душевных мук и скорби, когда не перед кем было открыть своё истерзанное сердце и поговорить о наболевшем. Здесь он жил с папой. Здесь прошло детство вездесущего Пак Чимина. Здесь же оно и закончилось.
Ещё будучи студентом, он часто возвращался в родные места: забирался на крышу дома, усаживался на самый край и, свесив ноги, разговаривал с папой, глядя в небо.
— Привет, — тихо начинает омега неторопливый монолог, в очередной раз усаживаясь на край, — давно не приходил к тебе, — улыбается сквозь слёзы.
Он был уверен, что после смерти душа оказывается на небесах. Папа ему рассказывал, что «если ты веришь, то она непременно попадёт в Рай». А Чимин верил! Он верил, что душа его папы в Раю.
Ёжась от холода, рукавом колючего пальто вытирает навернувшиеся слёзы и нос и натягивает на голову шарф. Пока Чонгук едет сюда за ним, есть время.
— Знаешь, я теперь замужний и… — всхлип срывается с губ, а подступивший ком в горле так и не даёт закончить: нижняя губка мелко затряслась, пальцы задрожали. Он прячет лицо в ладонях и громко стонет: — Мне так не хватает тебя! Ты же знаешь, что нужен здесь! — делает глубокий вдох, слизывая с верхней губы слезу, и снова смотрит в небо. — Я сегодня вас познакомлю, — улыбается. — Мой муж очень заботливый и любит меня. Да, он любит меня! А ещё… А ещё у нас скоро родится ребёнок!
Омега отворачивается: куда не глянь — везде здания, дороги. Вдали чернеют горы, за вершинами которых каждый вечер прячется солнце. Но сейчас его уже не видно: низкие облака нависают над вечерним городом. Заплаканный дождём Сеул доживает последние осенние дни. Деревья давно оголились, земля мертва, а воздух пуст. Не ноябрь, а «умирающий месяц» — так именовал Чимин. Он не жаловал его. Не любил за промозглость, мрачность, словно находишься в зловещем ожидании. И оттого ещё страшнее: а вдруг не дождёшься тепла и света?
— Я должен родить, пойми! Не осуждай и не злись! Да, я понимаю, что ты переживаешь за меня, но… — омега задирает голову вверх, — это, может быть, мой единственный шанс познать радость отцовства! А Чонгук? Он же не заслуживает остаться без ребёнка, — тяжело вздыхает и замолкает. — Я думаю, он обрадуется.
Ветер теребит полы пальто, и Чимин суёт руки в карманы и прижимает их к ногам. Ноябрьская погода самая противная, по мнению омеги.
— Пусть у него уже есть сын, но это будет наш, наш с ним ребёнок! С ним останется часть меня, — виновато поджимает губы.
Чимин долго рассказывает о том, как готовились к свадьбе и как она прошла, как Сокджин во всём его поддерживает и тоже, как и Чонгук, заботится о нём, как они с мужем отдохнули на Майорке. Омега просил папу не скучать и присматривать за единственным сыном оттуда, с небес, а он, в свою очередь, пообещал чаще навещать его.
— Чимин? Чимин! — омега оборачивается на закрытую дверь, из-за которой доносится голос мужа.
— Я здесь! — кричит в ответ и уже тиши добавляет: — Вот вы и познакомитесь.
Железная дверь со скрипом открывается, и на крыше появляется взволнованный альфа. Ветер теребит галстук и расстёгнутый пиджак. Чонгук крутится в поисках омеги и, увидев супруга сидящим на краю здания, резко тормозит.
— Чимини, дорогой, — тянет к нему руки и жестом подзывает к себе, — что там делаешь? Иди ко мне. А если ты упадёшь? Ты совсем себя не бережёшь! — он видит, что супруг лишь искренне улыбается в ответ. — А я? Ты подумал обо мне?
— Гуки, ты решил, что я собрался прыгнуть с крыши? — и рассмеялся, запрокинув голову. — Глупый, альфа! Иди ко мне скорее, — тоже протягивает к нему руки, и оказывается в крепких объятиях. Чонгук тянет на себя омегу, и Чимину приходится встать и отойти от края. — Я давно сюда не приходил.
— Зачем? — мужчина не понимает. — Что ты тут забыл?
— Тут? — омега с грустью смотрит вокруг. — А тут прошло моё детство, любимый муж, — прижимается губами к небритой щеке. И опять на него смотрят с удивлением. — Что? Зачем мне тебя обманывать, сам подумай!
— Верю, Чимин. Только ты никогда не рассказывал о том, где жил и рос. Я о твоей прошлой жизни мало что знаю. Вот и удивляюсь.
— Я, — омега, смущаясь, опускает взгляд, и пальчиком теребит пуговицу на рубашке, — приходил поговорить с папой, — чувствует, как под рукой напрягается тело.
— Поговорить? — осторожно переспрашивает альфа. — А разве он не…
— Да, он умер. Давно умер. Знаю, что, может быть, это звучит глупо, но, — смотрит на собранного мужа, — я прихожу сюда поговорить с ним. Давно не был, вот сегодня приехал.
— Да. Он мне рассказывал, что люди, проповедующие христианство, верят в бессмертие души: после смерти человека душа попадает либо в Ад, либо в Рай.
— И ты считаешь, что твой папа попал в… — альфа делает паузу.
— В Рай, — он отворачивается от мужа и устремляет взгляд в небо. — Он сейчас там, — кивает головой, и Чонгук тоже смотрит на низкие осенние тучи. — Ты мне веришь, Чонгук? — омега вопрошающе глядит на него. — Я знаю, что ты никакой религии не придерживаешься, но…
— Чимин, — муж останавливает быстрый поток слов, — знаешь, чем хорошо не иметь религию?
— Я не мучаю себя мыслями, куда попадёт моя душа после смерти! Когда я умру, то она не попадёт ни в Ад, ни в Рай — её просто больше не станет. Вот и всё.
Чимин поджимает губы, но Чонгук спрашивает раньше:
— Скажи, ты, правда, веришь, что твой папа там? Тебе легче от этих мыслей?
Омега быстро-быстро кивает головой и шмыгает носом:
— Тогда он точно там, — тихо шепчет альфа, сильнее прижимая к себе супруга, и целует в макушку.
Они стоят молча, обнявшись и прикрыв глаза.
— Поедем домой? — просит Чонгук. — Уже поздно, да и очень холодно. Поедем? — отстраняет омегу и ласково смотрит на него.
В сумерках они покидают крышу.
Оказавшись в тепле, омега скинул обувь и забрался на сиденье с ногами, плотнее закутался в пальто и, спрятав нос в огромном шерстяном шарфе, быстро уснул. Пока ехали к загородному дому, альфа иногда задумчиво поглядывал на супруга.
Чонгук подозревал, что Чимин скрывает что-то: омега на крыше, глядя на него, улыбался, только вот глаза говорили об обратном. Чонгук никогда не видел Пак Чимина таким грустным! Никогда! Столько тоски! Столько отчаяния! Альфа уверен, что эта грусть в глазах супруга не по его папе. Нет.
Днём, после разговора с Сокджином, Чонгук получил с неизвестного номера всего одно сообщение:
От кого — понятно сразу. Отбросив телефон на край стола, больше он к нему не притронулся, пока не позвонил Чимин и попросил забрать неизвестно откуда! Это сообщение, странное поведение супруга — ничего хорошего это не сулило!
Заглушив мотор, альфа устало откинулся на спинку водительского кресла и посмотрел на спящего на пассажирском сиденье омегу. Свернувшись в позу эмбриона, Чимин мирно сопел. Он даже не шелохнулся, когда автомобиль остановился.
В салоне тепло, а за окном темно и холодно. Только слышен шум ветра, устрашающе раскачивающего деревья.
Альфа громко выдохнул, открыл дверцу и вышел. От хлопка Чимин вздрогнул. Омега сонно проморгался, высовывая нос из нагретого местечка, вглядываясь в темноту. Перед капотом мелькнула фигура, и сразу же открылась дверца, а в салон шустро нырнула голова мужа:
— Всё-таки разбудил тебя, — в голосе сквозит сожаление. — Укутайся плотнее, а то тут очень холодно, — натянул сильнее на взлохмаченную макушку шарф и подхватил на руки, щёлкнул брелоком — автомобиль сразу мигнул фарами — и отправился в дом.
Не останавливаясь в холле, сразу поднялся на второй этаж и зашёл в их комнату. Здесь уложил супруга на кровать, включил бра на прикроватной тумбе, и сел рядом.
Белый круг света падал на лицо Чимина. Альфа не смотрел на него. Он, облокотившись на колени, уставился на сложенные в замок руки, а омега изучал сосредоточенный профиль мужа: губы плотно сомкнуты, в межбровье легла складка. Чимин осторожно положил ладонь на бедро и придвинулся ближе.
— Что случилось, Гуки? — шёпотом интересуется омега.
Чонгук вздрогнул и отрешённо посмотрел на руку на своей ноге, а потом перевёл взгляд на супруга. Альфа долго молчал — под пытливым взглядом омега заёрзал.
— Это я хочу знать, что случилось, Чимин! — Чонгук излучал недовольство. — Утром ты мне звонишь и говоришь, что днём тебя выпишут, но потом пропадаешь. В больнице нет, объяснить не могут, куда ты подевался. И только вечером звонишь и просишь забрать тебя. Я пока добрался до черт знает докуда, передумал всё: начиная какой-нибудь болезнью и заканчивая… — альфа осёкся.
— … И заканчивая разводом, — тихо закончил альфа и настороженно глянул на омегу: тот улыбался.
— Ты подумал о том, что я хочу с тобой развестись? — смеётся Чимин.
— Я же говорю, — вскочил на ноги Чонгук и заходил по комнате, — что волновался и поэтому передумал всё на свете.
Чимин свесил ноги с кровати и похлопал рядышком, приглашая мужа:
Чонгук остановился и недоверчиво посмотрел на постель, а потом на него:
— Прошу, ляг рядышком, — широко улыбаясь, омега смотрел на грозного альфу. — Ну же!
И Чонгук сдался. Сел чуть подальше от омеги, стянул туфли и лёг на бок, устроив голову на коленях супруга, а ноги на кровати и поджав их.
И снова пара уютно молчала. Чимин сквозь пальцы пропускал чёрные пряди волос мужа, тихонько массировал ему голову.
— Так что случилось, мой супруг? М-м? Поделишься со своим мужем?
Омега вздохнул. Его руки больше не двигались.
Чонгук хотел сесть, но Чимин надавил на голову, не давая подняться мужчине:
— Лежи, — снова принялся за старое и, недолго подумав, прохрипел: — Чонгук, ты хочешь детей?
По своей природе альфы жаждут оставить после себя как можно больше потомства. В давние времена они оплодотворяли чуть ли не каждого омегу. И если бы Вы, допустим, тысячу лет назад, а то и больше, спросили бы первого встречного альфу, например, о том, сколько у него отпрысков, то в ответ бы получили грубый смех и твёрдое «понятие не имею, но уверен, что настругал их прорву!». Мир развивался, цивилизировался, и уже взять и обрюхатить омегу, а потом удачно свинтить под белым парусом в закат не всегда получалось, и вот альфы и поубавили-то свою прыть, остудили пыл в штанах. Так и повелось: хочешь потомство — заключи брак с выбранным омегой и стругайте столько детишек, сколько пожелает душа и вытерпит организм супруга. В настоящем же уже не каждый альфа задумывался о детях. На первый план вышли финансовый достаток и социальное положение, а о маленьких, надрывно кричащих по ночам свёртках задумывались, как правило, в зрелом возрасте, уже чего-то добившись в жизни. Но всё равно потребность, заложенная природой в каждом альфе, в продолжении рода никуда не делась.
— Гуки? — омега в растрёпанных чувствах.
— Ты хочешь знать, хочу ли я вообще детей или от тебя? — садится и поворачивает серьёзное лицо к супругу, который растерянно смотрит в ответ и быстро хлопает ресницами.
— Наверное, второе, — гулко сглотнув, шепчет побелевшими губами Чимин.
Глаза Чонгука округляются, и он смотрит на живот, которому сейчас так тепло под пальто, а в этом маленьком, уютном и защищённом от холода местечке притаилась новая жизнь — его ребёнок!
— Чимин, — голос предательски дрожит, — ты беременный? Это правда?
Омега видит, что сильный и храбрый альфа, сидящий перед ним, сейчас беззащитен как никогда, так как новость о ребёнке выбивает из него последние остатки мужества.
— Скажи, что это правда, Чимин? — чуть ли не скулит Чонгук, опускаясь на пол перед супругом, и прикладывает руку к пальто: сердце ему подсказывает, что через несколько месяцев из-под этой самой драповой ткани будет выпирать округлившийся живот, а омега будет недовольно ворчать о том, что ни одна вещь не сходится на нём, потому что он стал толстым и муж его теперь разлюбил, что по вечерам он будет гладить пупочек, а в ответ на заботу и ласку получит маленькие толчки, от которых его супруг станет морщиться и болезненно стонать, что скоро услышит быстрое биение крохотного сердечка, когда они вместе с Чимином придут на очередной приём к врачу, что через девять месяцев они станут родителями самого замечательного, но крикливого омеги или альфы.
— Вот завтра и узнаем, — нежно смотрит на мужа. — А теперь идём спать?
Чонгук согласно кивает: он быстро помогает супругу раздеться, попутно уговаривая принять тёплый душ, но безрезультатно. Сонный Чимин, устроившись под одеялом, счастливо улыбался мужу, пока тот просил без него не засыпать:
— Я десять минут, хорошо? — расстёгивая рубашку, тараторил альфа. — Только, пожалуйста, не засыпай без меня! Я быстро!
Хоть омега и согласился подождать, но, вернувшись через пять минут, Чонгук увидел посапывающего омегу. Альфа лишь сокрушённо покачал головой. Забрался под одеяло к горячему супругу, поудобнее уложил подушку под головой, терпеливо подождал, пока омега покрутится и устроится у него на груди. Протянув руку к бра, он роняет взгляд на телефон и, поколебавшись мгновение, берёт и открывает сообщение с неизвестного номера. Перечитывает предложение несколько раз, а потом…
«Мой развод никак не повлияет на твою семейную жизнь.
Прошу только об одном: Юнги должен знать родного отца.
На это он может рассчитывать?»
«Нет. Мы это расскажем вместе, чтобы
сын не сделал неправильных выводов»
Альфа проверяет будильник, блокирует телефон и тушит свет.
Они непременно расскажут их сыну об отце, но потом. А сейчас он хочет позаботиться, возможно, о ещё одном сыне.
Мун Гонхо вложил всё недовольство, что переполняло его на данный момент, во взгляд, который устремил на омегу. Пациент то ли так мастерски игнорировал его, то ли действительно ничего не замечал.
Ранним утром Гонхо разбудил звонок от Пак Чимина. Омега, не церемонясь, предупредил, что сегодня он с мужем придёт на приём, врач обрадует Чонгука об интересном положении его супруга.
— Но Вы, господин Гонхо, ни слова не скажете о моей болезни, — спокойно констатирует Чимин.
— Но… — собрался уже возмутиться врач.
— Никаких «но»! — перебил его омега. — Вы слышите меня? Ни словом, ни намёком, ни взглядом, ни покашливанием, ни одним анализом Вы не дадите усомниться моему мужу в том, что я хоть чем-то болен! Вы поняли?
— Но Ваш муж имеет право знать, — уже не так пылко отвечает Мун Гонхо.
— Имеет право знать о том, как проходит беременность его дражайшего супруга. И не более! Вы же помните о врачебной тайне, м-м?
— Помню, — буркнул альфа, усаживаясь на постели, ища взглядом очки.
— И Вы помните, что когда я впервые переступил порог Вашего кабинета, то предупредил о том, что никто не должен узнать о моей болезни от Вас. Я Вам запретил кому-либо говорить. И, если не ошибаюсь, в моей карте это даже прописано. Или я что-то неправильно понял тогда? Поправьте меня, господин Гонхо.
— Всё так, Чимин. Я помню об этом. И за все годы, что ты у меня обследуешься, никому ничего не рассказал.
— Раньше некому было рассказывать, — грустно вздыхает Чимин, сидя на холодном полу в душевой кабинке и зачесывая рукой назад волосы, — а теперь такой человек появился. Вот в чём разница! И Вы своими нравоучениями, чёрт возьми, не поставите моего мужа перед выбором! — со злостью выплёвывает слова в телефон. — У Вас теперь одна задача: сделать всё возможное, чтобы я благополучно проходил эту беременность до родов или… — омега замолкает, опустив голову, — хотя бы доходил до того срока, когда ребёнок сможет развиваться вне меня, — чуть ли не шёпотом заканчивает.
Альфа понял. Он всё прекрасно понял.
— Хорошо, — вздохнул врач. — Тогда жду вас сегодня.
И вот сейчас Мун Гонхо, сложив руки на груди и глядя исподлобья, наблюдал за взволнованным омегой, который ожидал, что, наконец, скажет Чонгук, прочитав заключение.
— Я не понимаю, — Чон Чонгук уронил на колени руки, так и держащие листы, и поднял взгляд на Чимина, а потом перевёл на врача. — Тут речь идёт о каких-то пяти-шести неделях, о необходимости пройти УЗИ. Получается, что только после УЗИ мы узнаем, беременный ли мой супруг или нет. Так что ли?
Тяжело вздохнув, врач расцепляет руки и садится за стол.
— Ваш супруг уже беременный, — врач бросает короткий взгляд на омегу, расплывшегося в счастливой улыбке. — Пять-шесть недель — это примерный срок беременности. Он может быть меньше или больше. Процедура УЗИ даст точные сведения.
— Это значит, что мы, — оба альфы переводят взгляды на омегу, — станем родителями? Чимин, я правильно понял?
А Чимин, зажав ладошки между коленей, радостно быстро-быстро закивал:
— Ага, — шмыгнул носом, — наверное.
— Боже мой, Чимин, — радостно воскликнул Чонгук и, подскочив к супругу, схватил его в охапку.
— Гуки, ты опять богохульничаешь, — смеясь, отстраняется омега, — сам не веришь в него, а упоминаешь!
— Спасибо! — шепчет в губы альфа. — Спасибо!
Как и положено, Чимин каждую неделю посещал врача. Мун Гонхо настоял на еженедельном осмотре, а при любом покалывании в пальчике или подёргивании глаза, он сразу же приезжает на приём. Скоро тошнота прошла, и к третьему месяцу беременности омега начал уплетать всё съедобное и несъедобное.
— Доктор, скажите, — как-то на приём с омегой заявился и альфа, — а это естественно, если беременный, — он с опаской посмотрел на довольного, развалившегося на кушетке супруга, поглаживающего слабо вырисовывающийся из-под одежды живот, — хочет попробовать на вкус комусин고무신, Gomusin — корейская традиционная резиновая обувь, сродни нашим галошам?
— Что, простите, Вы только что спросили? — врач недоумённо взирал на Чонгука.
— Ну, я, — он неуверенно покашлял, снова посмотрев на Чимина, — хочу спросить, что можно ли их вообще есть?
— И как давно тебе захотелось попробовать комусин, Чимин?
— Уже не хочу, — спокойно вздохнул омега. — Надо было нести, когда я просил, а ты, — зло зыркнул на мужа, — неблагодарный! И вообще, — шмыгнул носом, — ты разлюбил меня, раз не заботишься о нас с малышом! — всхлипнул. — Так и скажи, что я тебе не нужен тако-о-ой некраси-и-ивы-ы-ы-ый! — затянул слезливую песню Чимин.
Чонгук подсочил и подбежал к плачущему на весь кабинет супругу, обнял и стал что-то нашёптывать омеге на ушко. И плач тут же прекратился.
— Х-х-хорошо, — вздрагивал Чимин, — я с-с-согла-а-а-асен, — и принялся вытирать слёзы.
— И как часто бывают перепады настроения? — врач возвышался над парой, спрятав руки в карманах белого халата.
— Это о каких перепадах настроения Вы спрашиваете, господин Гонхо? — ощетинился Чимин, прищурив глаза.
— Господин врач, — устало вздохнул Чонгук, — у нас не бывает перепадов настроения, — он многозначительно приподнял левую бровь, умоляя взглядом закрыть эту тему.
— Раз та-а-ак, — пошёл к столу, оглядываясь на них, — то не вижу никаких проблем, — врач что-то написал в карте. — Беременность проходит хорошо. Всё в норме: вес, аппетит, настрое-е-ение, — он расписывал, попутно задавая вопросы о беспокойствах, и, назначив очередные анализы, проводил пару к двери. — Жду тебя, Чимин, как обычно, через неделю, — они остановились в дверях. — Завтра с утра сдашь анализы. Если что-то мне не понравится, то я тебя сразу же вызову! — пригрозил врач.
Омега лишь радостно улыбался и кивал. На выходе из кабинета Чонгук почувствовал, что в карман его пиджака быстро и незаметно от беременного супруга нырнула рука врача. Альфа вопросительно посмотрел, на что врач крикнул:
Пока Чонгук с Чимином спускались на лифте на подземную стоянку, его руку в кармане жгло листком, что засунул врач.
И лишь дома вечером, пока омега принимал душ перед сном, альфа вспомнил про него. Перешагивая через несколько ступенек, он взлетел на второй этаж, прокрался в комнату, прислушиваясь к шуму воды из-за двери, и осторожно достал сложенный пополам листок, исписанный витиеватыми каракулями, — рецепт на успокоительные. Не веря своим глазам, он ещё раз перечитал и, приложив заветную бумажонку, заполненную рукой заботливого врача, к груди, альфа в блаженстве закатил глаза:
А ещё через пару недель с дёргающимся глазом в кабинет ресторатора вбежал уже шеф-повар и, сложив руки в молитвенном жесте, опустился на колени перед Чон Чонгуком, сидящим на мягком стуле и просматривающим бумаги:
— Так больше продолжаться не может! Вы срочно должны вмешаться, или мы потеряем постоянных клиентов! И тогда, — он нервно дёрнул головой в сторону закрытой двери, и Чонгук, испуганно вцепившись в ручки кресла, тоже посмотрел туда, — мой надзиратель, он же Ваш супруг, оторвёт мне голову и принесёт её Вам на блюде! Не погубите! Будьте милостивыми! Спасайте!
Как-то перед сном — до того, как самый понимающий в мире врач выписал ему успокоительные — он вычитал информацию о том, какие физиологические и психологические изменения происходят с омегами во время беременности. Много страшных вещей он узнал, но даже и не подозревал, что столь безобидное «вкусовые изменения» сыграет с ним злую шутку.
Чонгук поднял с пола причитающего альфу, извлёк из верхнего ящика стола белую баночку, отсыпал на ладонь одну таблетку, но, внимательно посмотрев на дрожащие губы двухметрового в высоту мужчины, добавил ещё одну.
— Пей, — недоверчивый повар ждал объяснений. — Пей, эти успокоительные мне прописал врач, который ведёт беременность моего супруга, — альфа быстро проглотил таблетки, не запивая.
— А когда подействует? — с надеждой спрашивает начальника.
— Скоро, — усмехнулся альфа в ответ, похлопав работника по плечу, и направился на кухню, откуда доносился разгневанный голос помощника:
— Бездари! И кто вас только учил готовить! Ни черта ничего не умеете! Даже нормально посолить не в состоянии!
Чонгук с шеф-поваром наблюдали: сбившись в кучку, молча стояли повара и не смели смотреть на разъярённого Пак Чимина.
— И кто вас только нанял в наш ресторан! — никак не унимался помощник, переходя от одного блюда к другому и пробуя на вкус: каждый раз он морщился, выплёвывал на тарелку еду и отдавал новое распоряжение: — Посолить! Тоже посолить! И это посолить! И это тоже посолить! Я не пойму, у вас соль отобрали что ли? Чёрт-те что творится! — он с грохотом поставил тарелку и вышел, сверля чёрными глазищами мужа и спрятавшегося за ним повара-громилу. Чонгук лишь улыбался.
— Только попробуйте что-то сказать, господин начальник Чон Чонгук.
В звенящей тишине альфа подошёл к тем же блюдам, что минуту назад пробовал омега.
— А в чём проблема, я не понял? — он вопросительно посмотрел на кучкующихся поваров. Один отмер, взял с края стола тарелку и подал ресторатору:
— Это я приготовил, шеф, — он махнул на главного повара, — одобрил, но господин Пак Чимин перед подачей сказал, что надо досолить, и сам всё сделал. В итоге заказ вернули, потребовав новый.
Чонгук принял тарелку, взял ложку и зачерпнул суп — от такого количества соли даже скулы свело, и альфа выплюнул.
— Это он? — отставил тарелку от греха подальше.
— Да, — продолжал тот же альфа. — И это уже не первый раз. А как ему объяснить, — он опустил глаза, — мы не знаем, ведь понимаем, в каком положении находится господин Чимин.
— Хорошо, спасибо, что рассказали. Эту проблему я решу. Сегодня же. Можете продолжать работать.
— Теперь Вы понимаете, господин, почему я против омег-поваров на моей кухни? — шеф-повар шагал за Чонгуком.
Сразу же Чонгук позвонил Мун Гонхо и объяснил ситуацию. Врач обещал помочь. А на следующий день Чимин после очередного осмотра у врача заявил:
— Мне пора искать замену, — омега закрыл дверь кабинета.
Чонгук вопросительно молчал, ожидая дальнейших разъяснений, откатившись в кресле от стола и шире расставив ноги.
— Ты же понимаешь, что с каждым днём он будет становиться больше и больше, — омега подошёл к мужу, чтобы погладил округлившийся живот, — и что мне всё тяжелее и тяжелее находиться на работе.
— Понимаю, — довольно проурчал альфа, потираясь носом о живот и задирая рубашку супруга.
— Какое? — насторожился ресторатор.
— Я займусь поисками нового помощника на своё место, но тебе придётся мне помочь кое-с чем.
— Как скажешь, мой дорогой! — альфа продолжал носом задирать одежду, тихонечко мурлыча: — Любой твой каприз! Любое твоё желание!
Чонгук поднял лицо — на него смотрел с прищуром супруг. Как же он опасался этого взгляда!
— Что именно? — громко сглотнул.
— Помощником будет альфа: никаких омег! — схватил за подбородок мужа и приблизился. — Ты меня понял, Чон Чонгук? — зловеще прошипел.
Чимин наблюдал, как темнели от возбуждения глаза мужа, как изгибались в охотничьей улыбке губы, обнажая оскал. Пальцы на его бёдрах дрогнули, а потом сильнее сжались, прижимая к груди альфы. Омега ликовал: он всё ещё возбуждает мужа! Внизу живота приятно заныло.
— Ах, Гу-у-уки, — Чимин запрокинул голову и слабо застонал, как только почувствовал обжигающее дыхание на животе.
— Я сказал, трахни! — мягкая настойчивость и озорные искорки сделали своё дело: Чонгук подхватил за бёдра омегу и усадил на стол. Чимин широко раздвинул ноги, приглашая мужа, и прогнулся в спине, упираясь руками. — Только будь со мной нежным! Позаботься обо мне! — шептал, прикусывая нижнюю губу.
— Позабочусь, — на выдохе шептал альфа. — Я позабочусь. Обещаю, — руки альфы блуждали по оголённому телу омеги, пока он расстёгивал ему брюки. Прохладой обдало возбуждённую плоть, и Чонгук, придвинув его ближе к себе, прошептал в губы: — Обещаю всегда заботиться о тебе! — стонал, медленно погружаясь в юное тело супруга.
Постепенно Чимин отходил от дел, а когда нашёл себе достойную, по его мнению, замену, то и вовсе прекратил совать свой прелестный носик в ресторан. Омега округлился: живот стал похож на шарик, на лице лоснились яркие щёчки, поэтому когда он улыбался, то глаз практически не было видно, пальчики стали похожи на «варёные сосисочки», как говорил сам омега. Но Чимин радовался. И еженедельно посещал врача. Лишь изредка они вместе с Джином заскакивали поужинать перед закрытием, чтобы потом всем вместе вернуться домой.
Семейные заботы, хлопоты на работе выбили из головы альфы давнюю переписку с Ким Техёном, пока однажды они не встретились вновь в ресторане.
— К Вам посетитель, — Чан Бом, новый помощник Чонгука, открыл дверь и впустил омегу.
— Спасибо, господин Бом, — альфа встал, пряча руки в карманах брюк и не отрывая взгляда от Ким Техёна. — Попрошу нас пока что не беспокоить.
Похудевший омега внимательно изучал альфу. Красивый, статный, уверенный в себе и такой… желанный. Сердце больно защемило, и, поморщившись, он отвернулся и сел на край дивана.
— Неужели я настолько тебе противен, Техён? — Чонгук поставил стул напротив омеги, усаживаясь. — А может быть, ты никогда меня и не любил? Может, один я только сходил с ума от расставания? А?
— Что же ты молчишь? Явно не для этого ко мне пришёл. Рассказывай!
— Юнги, — и сразу стало всё ясно. — Я понимаю, что тебе сейчас не до него, ведь у тебя скоро родится ещё ребёнок, — в голосе обида.
— Ты не имеешь права осуждать меня, — желваки заиграли на лице альфы. — Если бы ты не смалодушничал…
— Бо-о-оже, Гук! Какие высокопарные слова ты знаешь! — омега состроил язвительную гримасу, закидывая ногу на ногу и складывая руки на коленях. — Я устал тебе объяснять, что тогда мне было страшно! Я испугался, что окажусь ненужным тебе не потому, что ты не любишь меня, а потому, что буду тебе обузой! Ты так жаждал выплатить долг за своё обучение в университете, так сильно мечтал вернуть ваш семейный ресторан, что я просто побоялся, что в один из дней увижу разочарование в твоих глазах! Вот чего боялся!
Чонгук слушал и всё больше убеждался, что от прежнего — учтивого, сдержанного и благовидного — Ким Техёна не осталось и следа. Перед ним сидел уверенный, дерзкий, прямолинейный омега. И чертовски красивый.
— Ну, у меня не было альфы, который бы оплатил мои долги и…
Лицо дернулось от звонкой пощёчины, щека горела огнём. Поморщившись, Чонгук медленно повернулся к омеге:
— Гляжу, ты осмелел, — глаза Техёна пылали яростью. — Выкладывай, что нужно и убирайся.
— Я не ищу понимания в твоём лице, Чонгук! Тебе проще считать себя брошенным и оскорблённым, чем понять меня, — он встал, альфа следом поднялся. — Тебе неожиданно стало интересно, осмелел ли я? Нет. Я устал. И всё.
— Отчего же ты устал, Техён? От обеспеченной жизни? Скука заела? Страстей не хватает? — хмыкнул Чонгук.
Омега равнодушно смотрел в глаза любимого человека, а потом, бросив сумочку на диван, со вздохом прошептал:
— Смотри, — и начал раздеваться: к ногам скинул пальто, которое удивлённым взглядом проводил альфа, потом расстегнул пиджак и тоже бросил на пол, выдернул из брюк рубашку и принялся её расстёгивать.
— Если ты пришёл меня соблазнять, — Чонгук перехватил тонкое запястье омеги, — то зря стараешься. Остановись.
— Какого же низкого ты мнения обо мне, Гуки! — в глазах дрожали слёзы. — Смотри, Гуки, — омега рванул на себе рубаху, трясущимися руками стянул рукава и отбросил. — Что теперь скажешь, Гуки?
А Гуки молчал. Шокированный увиденной картиной, не знал, что думать, что говорить и как после этого себя вести. Всё тело омеги было в синяках: одни уже заживали, бледно желтея, другие, наоборот, наливались багровыми кровоподтёками. Омега повернулся спиной, и из груди альфы вырвался стон бессилия: нежная кожа исполосована. Фиолетовые набухшие рубцы пересекали всю спину крест на крест. Их было много — сколько, альфа не рискнул считать. Он осторожно коснулся одной бугристой линии, и омега, крупно вздрогнув, взмолился:
— Прошу, не надо! — глянул через плечо на альфу. — Я пришёл не за жалостью.
Техён присел, подхватил одежду и встал. Пока он выворачивал рубашку, Чонгук наблюдал, насколько болезненно даётся каждое движение омеге.
— Кто, Техён? За что, скажи мне!
— Помнишь, я тебе написал, что подал на развод? — Чонгук кивнул, глядя, как Техён осторожно одевается. — Вот примерно с того момента всё и началось: его словно подменили. Сначала мои слова он не воспринимал всерьёз: уговаривал одуматься, приводил факты, почему нам не стоит разводиться. Я либо молчал, либо повторял, что не передумаю. Однажды он решил надавить на меня, пригрозив тем, что лишит родительских прав и отберёт у меня сына, — Чонгук сжал кулаки, — и я в порыве злости рассказал, кто является отцом Юнги, — омега поднял глаза на альфу. — Прости! Я не думал тогда о последствиях, Гуки! Лишь бы уберечь сына, лишь бы его не потерять! — омега выдохнул. — А потом он озверел. Первый раз избил, вернувшись домой выпившим. Он плакал, всё умолял передумать, а я не слушал его. Увидев моё равнодушное лицо, ударил. Тогда он пинал долго. Юнги спал в своей комнате на втором этаже. Я так и не смог встать с пола, пролежал до утра. А на рассвете он молча сам же отнёс меня в комнату, вызвал врача и предупредил, что если я не отзову заявление на развод, то такое будет повторяться постоянно.
— Сука! — выдохнул Чонгук и тяжело сел в кресло. — Где сейчас Юнги? Он знает о том, что Намджун избивал тебя?
— Нет, не знает. Пару дней назад мы приехал в Пусан. Сейчас он с няней в отеле.
— Вам нужно перебраться в мою квартиру, — лихорадочно соображал альфа. — Там он вас не найдёт и вам не о чем будет волноваться!
— Чонгу-у-ук, — тихо засмеялся омега, — ты женат. Остановись. Что скажешь Чимину, когда он узнает?
— Он не узнает, если я не расскажу. Да и ему пора рассказать: дальше тянуть — только хуже. Конечно, в его положении сейчас не подходящее время, но, думаю, так будет лучше всем, — альфа встал и подошёл к Техёну. — Я позабочусь о вас! Обещаю!
— Скорее всего, тебя уволят, Гуки. Намджун словно помешался на идее как можно скорее перебраться в США. У него появился новый партнёр по бизнесу, и не так давно они вместе в Нью-Йорке открыли ресторан корейской кухни. Если верить словам моего мужа, то он пользуется колоссальным успехом. Сейчас он активно ищет покупателей, чтобы выгодно продать бизнес и уехать отсюда навсегда. Планировалось, что мы тоже поедем с ним, но… — омега замолчал.
— Я не хочу уезжать от тебя, Гуки! — Техён бросился на грудь Чонгука. — Ты даже не представляешь, как мне было тяжело без тебя! Только благодаря сыну я держался! Только благодаря ему! А когда мы встретились снова, то уже и сын не спасал! Если бы ты знал, сколько раз я приезжал сюда, но так и не решился поговорить с тобой! — омега беззвучно плакал. — Прости! Прости меня! Пожалуйста, прости! — он поднял мокрое от слёз лицо. — Ненавидь! Презирай! Отвернись от меня! Откажись! Но только не отказывайся от Юнги! Только не от него! Иначе Намджун отнимет его у меня и увезёт из страны, а я не переживу! Только не нашего сына, Гуки! Только не его! — омега в голос рыдал. — Прости меня, Гуки! Прости!
Альфа повёл его к дивану, сел и устроил на коленях, давая возможность выплакать всё, что накопилось в душе омеги за долгое время, что они провели вдали друг от друга.
— Гуки, — Техён судорожно хватался за ворот рубашки на груди альфы, — поцелуй меня! Пожалуйста!
— Техён, — слегка отстранился Чонгук, — остановись, пожалуйста. Мы не можем. Нам же нельзя, — неуверенный тон лишь раззадорил омегу, и он жадно впился губами в губы Чонгука. Сначала альфа не отвечал, но и не отталкивал, но, когда Техён протолкнул язык в его рот, он осторожно положил руки на тонкую талию омеги и подался вперёд на поцелуй. Техён, оседлав альфу, задвигал тазом, чувствуя возбуждение в чужих штанах. — Техён, я не смогу больше контролировать себя, если ты не остановишься сейчас же! — альфа шептал, покусывая губы омеги.
— Не останавливайся, прошу! — обхватил ладонями лицо. — А сожалеть за нас обоих буду я! Я люблю тебя! Слышишь? Я всё ещё безумно тебя люблю!
Чонгук зарычал, углубляя поцелуй, и, подхватив Техёна под ягодицы, понёс к столу, на котором несколько недель назад под альфой стонал супруг.
Первые опасные звоночки дали знать о себе ещё на четвёртом месяце беременности. Чимин сразу же отправлялся в больницу. Так продолжалось пару месяцев, пока утром Чонгук не проснулся от громкого стона. Он открыл глаза и сразу же повернулся — супруга на кровати не было.
— Чимин, — негромко позвал альфа, вставая с постели — в ответ тишина. — Чимини? Ты там? Можно я войду? — он постучал в дверь и тихонечко её приоткрыл.
На сером полу, согнувшись пополам, лежал бледный омега. Он дрожал.
— О боже! — опустился перед омегой альфа. — Я срочно вызываю скорую! Ты слышишь меня? — омега слабо кивнул.
Чонгук вызвал скорую и сразу же позвонил доктору, потом осторожно перенёс Чимина на кровать и стал его одевать.
— Господи, да ты весь ледяной! Как давно ты там лежал? — злился Чонгук. — Почему не позвал? Почему не разбудил меня? — на такого суетливого мужа омега смотрел с болезненной улыбкой. — Если ты меня не отчитываешь за богохульство, значит всё очень и очень хреново! Да, Чимин? — Чонгук замер: из глаз омеги катились слёзы. — Чимини?
— Гуки, я обязательно выкарабкаюсь, не печалься так обо мне, хорошо?
Чонгук свёл брови на переносице:
Как всё случилось, Чонгук не понял. И не хотел понимать.
Скорая приехала быстро. Чимина сразу же увезли, а Чонгуку приказали ждать в коридоре. Через несколько минут мимо него пробежали врачи, среди которых альфа узнал Мун Гонхо. Чонгук вскочил и ринулся вдогонку, но на его просьбы объяснить, в чём дело, никто не остановился, и на расспросы никто не ответил, лишь хлопнув дверьми, отделяющими коридор от реанимационного блока.
Он терпеливо ждал, сидя на диване, ходил по коридору туда-обратно. Если кто-то выбегал из блока, то Чонгук преследовал до самого лифта или пока врач не скроется за другими дверьми. Но ему так ничего и не объяснили. Он сел на корточки около стены и перестал реагировать на проносящихся мимо врачей. Сколько часов Чонгук проторчал в коридоре, он не знает. И так и сидел безучастным, пока перед ним не остановились ноги в форменных зелёных штанах. Альфа подобрался и устало поднял глаза — на него смотрел мужчина в медицинской маске.
— Идёмте со мной, — он снял маску, и Чонгук узнал господина Гонхо.
— Кофе? — войдя в кабинет, утомлённым голосом спросил врач и бросил чепчик с маской на кушетку, на которой когда-то рыдал Чимин, потому что муж не позволил ему попробовать на вкус комусин.
— Нет, — Чонгук безразлично отвернулся от кушетки и упал на стул рядом со столом. — Что с моим супругом? Мне кто-нибудь сегодня что-нибудь объяснит? — он чувствовал, как в нём с неимоверной силой просыпается злость, но старался держать себя в руках.
— Чонгук, с Вами Чимин когда-нибудь в разговорах упоминал о своём здоровье? — врач сел напротив.
— Не понимаю, — альфа смотрел в пол, облокотившись о колени.
— Например, о том, что он чем-то болен.
Откуда-то из закутков памяти всплыла именно это фраза.
— Я порченый, — прошептал альфа, выпрямляясь на стуле и устремляя взгляд на врача.
— Что, простите? — переспросил врач.
— Однажды в разговоре Чимин назвал себя порченым. Я ещё тогда отругал его за эти слова. Но почему он так говорил, объяснять отказал наотрез.
Мун Гонхо утвердительно кивнул.
— Знали и молчали? — сквозь зубы прошипел Чонгук.
— Я не имел права рассказывать.
— Но я его муж, чёрт возьми! Кому, если не мне? А?
— Чимин запретил мне говорить и даже пригрозил судом, если я только намекну Вам.
Чонгук грустно усмехнулся: как это по-чиминовски!
— И сейчас последнее решение он принял без Вас.
— Что значит «последнее»? — альфа вскочил на ноги. — Я разнесу вашу чёртову больницу, если Вы мне сейчас же всё не расскажете!
— Сядьте, — Чонгук игнорировал. — Прошу, сядьте. Сейчас не до шуток. Время играет не в нашу пользу.
Альфа больше не перечил и сел, ожидая услышать «занимательную» историю жизни супруга.
— У Чимина острая почечная недостаточность. Его папа умер от этой болезни, хотя смог родить ребёнка. Чимину же этого, к сожалению, не дано. Он наблюдается у меня со школьной скамьи. И с каждым годом болезнь медленно, но прогрессировала. Когда он сказал, что беременный, я попытался его уговорить прервать беременность, приводя факты, чем может закончиться его идея стать папой. Он, естественно, не послушал меня.
— И чем же она может закончиться?
— У Чимина отказывают почки. Одна перестала работать, скорее всего, сегодня утром. Когда его доставили в больницу, она уже не функционировала.
— Пересадка? — в глазах затеплился огонёк надежды.
— Нет, во время беременности это исключено.
— Чонгук, мы ничего не можем сделать.
Повисла гнетущая тишина. Чонгук непонимающе смотрел на врача:
— Он умирает. Вторая почка его не спасёт. Сутки — максимум двое, и она откажет. Сейчас с ним юрист. Чимин подписывает необходимые бумаги: он хочет, чтобы, как только он впадёт в кому, а такой риск имеется, ему сделали кесарево сечение.
— Но ведь срок ещё мал! — взревел альфа. — Вы убьёте их обоих! — Чонгук схватился за голову, сильно сдавливая виски.
— У Вашего ребёнка есть шанс выжить, а у Чимина — нет, — тихо закончил Гонхо.
— Что ты такое говоришь? — Чонгук вскочил и схватил врача за грудки. — Ты доктор или шарлатан? Спаси моего Чимина! — альфа орал во всё горло, переходя на хрип. — Ты обязан его спасти! Он доверился тебе, а не кому-то другому! Значит, ты обязан вытащить его оттуда! Разве ты позволишь ему умереть? Иди и делай свою работу! Не сиди и не жди, пока эта чёртова почка не перестанет работать!
Голова доктора болталась, пока альфа тряс его. Он не отталкивал Чонгука, лишь повернув голову вбок. Когда же его отпустили, только и смог прошептать:
— Он Вас ждёт. Идёмте, провожу.
— Ты обязан был мне сказать! — простонал альфа. — Обязан! — он упал на кушетку и обхватил руками голову.
— Что? — Чонгук уставился на доктора.
— Если бы я сказал, кого бы ты выбрал?
— Спрашиваю, кого бы ты выбрал убить — Чимина, своего супруга, или своего же ребёнка?
— Он не поставил тебя перед выбором, кого убить, а кому спасти жизнь!
— Ты не знаешь, что сейчас творится внутри меня! — прошипел Чонгук, вскакивая на ноги и ударяя кулаком себя в грудь.
— Нет. Наверное, ужасно быть тобой.
Чонгук шёл к Чимину, словно на плаху: там, за дверьми, ему озвучат окончательное решение — смертный приговор.
В палате полумрак, лишь над больничной койкой резкий белый свет. Тишину разбавляли монотонные сигналы приборов и еле уловимое дыхание омеги. Прикрытый простынёй, лежал его супруг, увитый прозрачными трубками. Грудь редко вздымалась и опускалась. Чонгук стоял.
На родной голос дрогнули ресницы и глаза медленно открылись. Чимин чуть повернул голову.
— Не говори так, Гуки! Не богохульничай, — слабый голос хрипел.
— Если бы ты любил меня, то не оставил! — руки задрожали, и альфа сжал кулаки.
На это омега чуть улыбнулся. Из уголка глаза по виску стекла слеза и исчезла в тёмных прядях омеги.
— Ты не должен умирать! Слышишь! Не сегодня! Не сейчас! — умолял он. — Но почему ты решил за меня? Почему ты не выбрал меня? — мужчина плакал. — Почему? Чимин, ты должен жить! Дышать, понимаешь! Вдох и выдох! Вдох и чёртов выдох! Пропускать через лёгкие этот паршивый воздух! Выплёвывать жизнь! Харкаться днями, но жить, чёрт тебя возьми!
— Почему ты не рассказал мне? Почему ты решил всё без меня?
— Я всю жизнь прожил с этим, поэтому давно смирился. Так надо, Гуки.
— Почему-у-у? — надрывая голосовые связки, резко выкрикнул Чонгук. — Почему? Почему? Почему-у-у-у?
На крики сбежался больничный персонал: омеги пытались успокоить разбушевавшегося альфу, врачи держали его за руки, прижимая к стене, пока ему делали укол. Кое-как скрутив, наконец-то увели в коридор, откуда ещё долго доносились громкие стенания альфы.
— Прости, — прошептал Чимин, закрывая глаза.
Прошёл час, а Чонгук всё сидел на диване в больничном холле. Кроме него и дежурных врачей, никого. Наконец он поднялся, с соседнего дивана следом за ним встал альфа, приставленный следить за Чонгуком.
Проводив его к кофемашине, альфа оставил его одного. Пока адская машина соображала, что от неё хотят, в отдалённом коридоре послышались торопливые шаги и взволнованный голос:
— Где он? — кто-то громко спрашивал. — Где Чонгук? — альфа уже взял картонный стаканчик кофе, услышав своё имя, когда из-за угла выбежал Мун Гонхо: — Чонгук! — врач тяжело дышал.
— Что? — альфа ждал ответа. — Что с ним?
Стакан ещё не ударился о пол и кофе не разлился противной жижей, а альфа уже бросился со всех ног по коридорам. Толкнув руками двери на бегу, он резко остановился посреди палаты, с ужасом созерцая страшную картину: прибор непрерывно пищал, отражаясь на мониторе тоненькой линией, а двое врачей колдовали над телом Чимина. Чонгук ожил, когда сплошной звук сменился отрезками.
— Почему он здесь? Выведите посторонних из палаты! — пожилой альфа грозно бросил в сторону Чонгука и, уже не обращая на него никакого внимания, добавил: — Приготовить операционную к кесареву сечению, — больше он не слышал.
Из реанимационного блока Чимина перевезли в операционный. Чонгук беспомощно стоял и ждал.
А ровно через час к нему вышел хирург:
— Поздравляю, у Вас здоровый омега, — устало улыбнулся, снял медицинскую маску и с тяжёлым вздохом добавил: — И примите мои соболезнования.
Если спросить Чонгука, какова цена жизни, то он, не задумываясь, ответит — другая жизнь!
— Прости, что меня не было рядом!
Посреди больничного коридора, стоя перед дверьми операционного блока на коленях и с опущенной головой, словно ребёнок, плакал взрослый мужчина.
Назад | Содержание | Вперёд