Cindy

18 ноября умерла наша кошка.

Первый раз столкнулась с кошкой, которая была привязана не к дому, а к человеку. Она сама к нам переселилась вслед за Ианом. Пришла за ним следом. Сначала заходила в гости, а однажды пришла и отказалась выходить, залезла под кровать и пряталась там, пока я ей не купила кошачий туалет.

Сначала еще иногда просилась на улицу, проведать старые места, но в старый дом отказывалась заходить наотрез. Если Иан приходил туда к дочке, то она шла за ним, ждала его на углу улицы, а потом возвращалась к нам. Если он там задерживался, то она подходила к двери и требовательно заглядывала в окно, но когда дверь открывалась, то сразу убегала. Постепенно установилась традиция: когда ей хотелось погулять, мы доводили ее до угла и там оставляли, а через час-два приходили и стоило посвистеть особым свистом, она откуда-нибудь выныривала и ворча, что ей так долго пришлось нас ждать, трусила за нами домой. Потом как-то прогулки стали все реже и реже, и она превратилась в совсем домашнюю кошку. Иногда летом, когда было жарко дома, то мы брали ее поздними вечерами с собой и делали несколько кругов по пустынным улочкам, а она ворча семенила за нами...

Она вообще очень много разговаривала. Наши московские кошки так себя не вели, предпочитали тактильное общение. А с ней можно было вести разговоры. Она отвечала всегда. Даже предпочитала, чтоб последнее слово оставалось за ней.

Она не очень любила чужих и предпочитала прятаться, когда к нам приходили гости. Исключение она сделала для бургомистра, когда он пришел к нам домой, приветствовать меня, как новую гражданку. Тут наша нелюдимая кошка стала настойчиво лезть к нему на колени, на черные брюки, а мы с бургомистром пытались непринужденно этому припятствовать не отвлекаясь от официального светского чаепития на коленках (мы только что тогда заменили столовый стол на бильярдный и ели в походных условиях на коленках).

Ей очень понравилось на нашей новой квартире - больше места, лестница, и она стала даже опять носиться и играть. Делала вид, что заблудилась в шторах, и кричала от туда басом.

По утрам у нас установилась традиция – я просыпалась рано, приводила гостинную и кухню в порядок, заваривала чай и устраивалась либо с книгой либо с жж/Facebook на диване, Синди мурлыча забиралась ко мне и так мы встречали рассвет – я читая гладила ее, а она мурлыкала...

Произошло все быстро. Я до сих пор себя виню, что не углядела и не поняла, на сколько все серьезно. До сих пор мучаюсь, возможно ли было ее спасти. Болела она пару дней всего. Потом мы были у ветеринара, она нам дала несколько дней на поправку, не найдя визуально ничего серьезного, а она умерла уже через 6 часов. У меня на руках.

А с понедельника у нас поселился новый бесенок. Может слишко быстро, но вместе с наступившими серыми холодными днями, я совсем затосковала. По утрам было особенно ужасно.

Теперь утро выглядит иначе.