«Ночи больше не будет» (2020), реж. Элеонор Вебер
Ирина Ломакина: Камера пролетает над землей. Она следит за пустынным пейзажем и подолгу что-то выжидает. Появляется яркое пятно — так считывает тело тепловизор — прицел, удар.
«Ночи больше не будет» представляет собой смонтированные куски с камер летательных аппаратов, которые американские войска использовали в Афганистане, Ираке, Сирии. Фильм сильно рифмуется с недавней книгой Грегуара Шамаю «Теория дрона» (вышедшая на русском языке в том же году, что и фильм). Оба автора выбирают объектом анализа воздушную и радикально дистанцированную войну: Вебер — вертолёты, Шамаю — дроны. Они оба проблематизируют сразу несколько острых вопросов, и главные из них — власть и уязвимость. Насколько война остается войной, когда одна сторона физически убивает другую, находясь на безопасном расстоянии? Шамаю, развивая «теорию дронов», подчеркивает: «...для того, кто использует подобное оружие, становится априори невозможно умереть, убивая кого-то. Война, какой бы асимметричной она ни была раньше, становится абсолютно односторонней. То, что ранее казалось войной, превращается в кампанию по истреблению». Кровь холодит невыносимая актуальность.
Ещё один важный аспект фильма — сам способ репрезентации. Рамка камеры наблюдения полностью занимает кинематографический кадр. Под размеченным прицелом в самой середине кадра настоящие люди, на экране — настоящая смерть. Но в то время как машина убийства спаивается с технологией кино, взгляд зрителя действует. Он не может быть подчинён точке в середине кадра, несущей смерть, он подвижен. Он сопротивляется и не хочет участвовать в абсолютном насилии.
Полина Трубицына: «Ночи больше не будет» — это ещё и found footage, обнаруженный случайно в YouTube. Доступность реальных кадров насилия развращает взгляд. Он становится бесчувственным, машинным, безэмоциональным и несет тотальное разрушение. Камера/прицел/убийца спаивается со зрительским взглядом, что представляется самым жутким насилием над зрителем. Какой бы сильной не была воля смотрящего, крестик прицела настаивает фокусироваться на себе. В фильме есть сцена, где под прицелом появляется семья пилота. Они машут и передают привет с земли, поднимая руки вверх. Эта сцена уравнивает всех перед оком машины-убийцы, передаешь ли ты привет или сдаешься.
Название фильма отсылает к последней главе Книги Апокалипсиса из откровения Иоанна Богослова. Под прицелом боевых летательных аппаратов никогда не будет ночи, а значит не наступит новый день. Ощущение бесконечной воспроизводимости смерти не покидает.
Диана Абу Юсеф: Кинематографический взгляд обречён на узнавание. Взор не только следит за неизвестными солдатами, которые ходят с оружием, но вдруг обращается к не-военным. Вот очень медленно идет женщина с горбом, куда она — может ищет сына? Пилот, который следит за ней, отворачивается в другую сторону.
Вскоре мы видим семью с ребёнком, который играет в мяч на детской площадке. Пилот не отводит свой стальной хваткий прицел, а зритель готовится закрыть глаза от ужаса. Персонифицированная смерть в фильме (и в настоящих войнах) — всегда самое страшное. Зачем тебе столько глаз, война? Чтобы лучше нас всех видеть?