«Власть пса» (2021), реж. Джейн Кэмпион
«…Каким мужчиной я бы был, не помоги я матери. Не сумей я спасти ее?» — этим вопросом открывается фильм. Кому принадлежит эта маскулинная речь? Еще до начала визуального повествования, она задает тему фильма: что вообще значит быть настоящим мужчиной?
Звучит тревожная музыка. Пыль, стадо, ранчо, ковбои. Ответ уже будто вырисовывается первыми кадрами фильма: вот две коровы столкнулись лбами, та, что меньше, явно проигрывает, и ее место занимает особь более крупная; вот идет мужчина — образцовый ковбой в наглухо застегнутой рубашке, пыльных от работы чапах и, конечно, в кожаной широкополой шляпе. Уверенным шагом он пересекает ранчо и входит в дом — тревожный, темный, пугающий. Протагонист Фил Бёрбенк вторгается в чужое пространство, как позже выяснится, своего брата Джорджа. Он уверенным шагом пересекает комнату, берет банджо и начинает разговор. За стенкой в ванной комнате розовощекий и неуклюжий сидит в воде Джордж, в надежде хоть на какое-то уединение. Кажется, что этих двоих не роднит ничего, кроме общего дела. Фил — женоненавистник, гомофоб, вожак «стаи». Работники ранчо беспрекословно выполняют любой его приказ, в то время как приказы Джорджа игнорируются. Фил вызывает в зрителе внутренний дискомфорт, даже его взгляд на крупном плане направлен сверху вниз — его превосходство неоспоримо.
Есть одна деталь, нарушающая эту маскулинную идиллию. Фил зависим от брата. Они не только совместно ведут дела на ранчо, но и спят в одной комнате, а иногда и постели. Если Джордж еще не вернулся домой, Фил будет кругами мерить пространство, искать его, нервно играть на банджо. Но в этих двух переплетенных жизнях сквозит бесконечное одиночество. Герои разделены даже композиционно. Крупных планов, кажется, куда больше, чем общих. А Фил часто отделен от мира то зданием конюшни, то проемом двери или окна, то своим расстроенным музыкальным инструментом. Палитра визуальных приемов, которыми пользуется оператор Эри Вагнер, снимая героя Бенедикта Кэмбербетча, более насыщенная, чем у остальных персонажей фильма. Кроме закрытости от мира, выраженной рамками, камера то и дело «трясется» от напряжения в присутствии Фила или заваливается в голландский угол. Нервного натяжения добавляет и аудиальный ряд. Надрывная музыка звучит резко, минорно, тревожно и никак не складывается в стройную мелодию. Инструмент безнадежно расстроен, как и душа Фила.
Джордж молчаливо, точно так же, как он реагирует на грубости брата, разрушает их долгую неестественно близкую связь. Он женится на Роуз, вдове и владелице трактира из близлежащего городка. Для Фила это становится ударом. Он воспринимает жену брата как врага и с неприкрытым презрением относится к ней и ее сыну Питеру. Флегматичный юноша представляется совершенной противоположностью грубому и нарочито маскулинному ковбою. Он мастерит цветы из бумаги, еле держится в седле (и это на Диком Западе) и расхаживает по ранчо в белых теннисках. Именно руками Питера Фил намеревается разрушить отношения Роуз и Джорджа. Он решает втереться к парню в доверие, передать ему свой профессиональный опыт, как когда-то ему передал Бронко Генри — почти мифический учитель, память о котором так ревностно хранит Фил, воплощение модели «правильного» мужского поведения.
В середине фильма зритель узнает, что у Фила есть тайна. Сродни Алисе он ныряет в кроличью нору — лаз, заваленный ветками от непрошенных гостей. Наедине с собой и лесом Фил позволяет себе обнажиться: снимает не только пыльный ковбойский костюм, но и маску маскулинности и грубости. Словно самурай, приготовившийся к харакири, он достает из поясной сумки шелковый шейный платок с таким трепетом, будто выворачивает наизнанку собственную душу. Он проводит им по своему телу, вдыхает запах, накидывает на лицо. На платке вышиты инициалы: BH. Тот самый Бронко Генри, которого Фил постоянно упоминает как непобедимого героя, настоящего мужчину. Отношение зрителя к Филу меняется на диаметрально противоположное. Вся неприязнь словно стирается. Эта невероятно интимная сцена, в которой камера становится подглядывающим глазом, раскрывает чувственность и ранимость героя. Грубость персонажа оказывается лишь защитным механизмом, броней, за которой надежно спрятаны подавленные желания.
Становится понятна и привязанность Фила к Питеру. Это не просто желание развести Джорджа и Роуз, но и потребность близости с кем-то похожим. Желание если не разрушить, то хотя бы переступить границы сковывающей маскулинности. С кем-то, кто понимает, каково это быть «не таким». Фил решает сплести для Питера веревку из коровьей кожи, метафорически передать свой опыт. Граница разрушается в кульминационной сцене: Питер прикуривает сигарету и протягивает ее Филу, затем снова забирает, ведь руки Фила заняты плетением веревки. Наблюдая за переходящей между мужчинами сигаретой и заполняющим кадр дымом, зритель совершенно неожиданно сталкивается со смертью. Единственный момент близости за долгие годы убивает Фила.
Пока зритель разбирался в сложных эмоциях по отношению к Филу (от раздражения и ненависти до понимания и принятия), из поля зрения ускользнуло самое главное — жестокость Питера. Сразу вспоминается сцена с умершей от сибирской язвы коровой, которую он нашел в горах. Именно ее отравленную шкуру, осторожно срезанную в перчатках, Питер предложит Филу для плетения веревки. Не моргнув глазом, юноша избавит от страданий сломавшего лапу кролика. И больше — хладнокровно и без доли сочувствия препарирует одного из зверьков у себя на столе, чтобы нарисовать анатомически верный рисунок его внутренностей. Да и цветы на могилу отца приносит бумажные, фальшивые.
Слова, ставшие эпиграфом к фильму, принадлежат Питеру, который решает спасти мать от гнетущего и уничтожающего присутствия Фила. После похорон он смотрит на нее и Джорджа из комнаты спальни. Сверху вниз, словно всевидящий Бог. Оба героя оказываются жестоки. Только жестокость Фила происходит из желания и отсутствия любви, а жестокость Питера — из его неспособности любить. И все же, чье поведение оказывается «по-настоящему мужским»? Ответа на этот вопрос «Власть пса» не дает.