Ошибка Декарта

Антонио Дамасио вместе с женой Ханной многие годы занимался вопросами нейрофизиологии, особенно ролью эмоций в сознательной деятельности человека. В свое время интерес к эмоциям проявлял Чарльз Дарвин, отмечая, что они свойственны не только людям, но и некоторым животным. Фрейд исследовал психические расстройства, обращаясь к эмоциональной сфере. Физиолог и нейробиолог Чарльз Шеррингтон, исследуя синаптические связи в человеческом мозге, отмечал, что эмоции оказывают мощное воздействие на работу разума. Однако до поры до времени работ нейрофизиологов, посвященных отдельно эмоциональной сфере, практически не было. Нейробиология пренебрегала этой сферой, пока в 1994 году не вышло первое издание «Ошибки Декарта». Дамасио был готов к критике и опасался, что книга пройдет незамеченной, но, к его удивлению, она вызвала широкую дискуссию, в которой приняли участие многие его коллеги. Вскоре появились и другие работы нейробиологов, посвященные эмоциям людей и животных. Книги и научные исследования об эмоциях набирали популярность, которая не спадает до сих пор.

В «Ошибке Декарта» автор исследует отношения между эмоциями и разумом. Дамасио изучал неврологических пациентов, имеющих дефект в отношении принятия решений и расстройства эмоциональной сферы. В отличие от Декарта, которому принадлежит известное утверждение «Я мыслю, следовательно, я существую», являющееся выражением рационализма, Дамасио предположил, что эмоция принимает самое активное участие в работе разума и помогает процессу рассуждения, а не нарушает его. Эмоции не заменяют разум, а дополняют его. Правда, не всегда — например, такая эмоция, как страх, может запустить цепь реакций, помогающих человеку успешно и быстро избежать опасности на уровне инстинкта, так, как это делают животные. Иногда быстрая реакция лучше, чем долгое размышление.

Эмоции не противоречат разуму. Дамасио считает, что эмоции позволяют нам действовать разумно без размышлений. Размышления тоже нужны для разумных действий, но они предполагают работу сознания. В каких-то ситуациях необходимо долго размышлять, в других — действовать быстро, подчиняясь эмоции, не вдаваясь в сомнения и размышления. Так или иначе, эмоции неизбежно присутствуют в процессе рассуждения. Они помогают, помимо прочего, сохранить в памяти множество фактов, которые впоследствии пригодятся для того или иного решения.

Дамасио называет эмоции соматическим маркером. Он считает, что они являются частью интуиции, когда к выводам приходят быстро, не осознавая последовательных логических шагов. Эти шаги известны, но эмоция помогает проскочить через них, не тратя усилий на раздумья. Но качество интуиции зависит от того, насколько хорошо развит и привычен к размышлениям наш ум. Полученный в прошлом опыт так или иначе связан с определенными эмоциями, а память фиксирует, была ли успешной наша интуиция в том или ином случае.

Интуитивные решения, основанные на эмоциях, могут быть и ошибочными, и сомнительными. Так, известен случай, когда кураторы музея Гетти планировали добавить к коллекции музея одну из греческих скульптур, основываясь на внутреннем чутье, которое подсказывало им, что скульптура подлинная. Приглашенные эксперты считали, что она поддельная, поскольку интуиция подсказывала им именно такой ответ.
И в том, и в другом случае эмоции подсказывали разуму, и результат был противоречивым. Однако если эмоцию полностью исключить, разум становится ущербным. Дамасио наблюдал это у некоторых неврологических больных, у которых в результате травм мозга нарушилась нормальная работа эмоций. Автор неоднократно наблюдал, как отсутствие эмоций приводит к гораздо более тяжелым последствиям для личности пациента, чем повышенная эмоциональность.

В книге Дамасио подробно рассказывает о клинических случаях повреждения мозга, которое у одного пациента привело к нарушению рациональности, а у другого — эмоциональной сферы. Последствия были одинаково тяжелыми для обоих. Кроме того, эти случаи доказали, что, несмотря на тяжелейшие травмы, мозг может сохранять свои основные функции, эти люди не лишились способности говорить, двигаться, читать и писать. Автор делает вывод, что человеческий разум зависит от нескольких систем мозга, которые действуют сообща на многих уровнях нейронной системы, а не от одного мозгового центра. Все части мозга, как высокоуровневые, так и низкоуровневые, вместе способствуют работе нашего разума. В нейронном строении разума нижние уровни регулируют обработку эмоций и чувств и функции тела, необходимые для выживания организма. Они связаны со всеми органами тела, и таким образом тело тоже косвенно участвует в принятии решений, социальном поведении и творчестве. Высокие уровни зависят от низких, и эта зависимость никак не искажает их работу.

Переживание чувств обычно описывается в романах, а не в научной литературе. Однако исследование неврологических пациентов показало, что чувства вполне достойны научного описания. За их появление отвечают лимбическая система и участки префронтальной коры головного мозга, а также участки мозга, которые принимают сигналы от тела и посылают их в него. Чувства, как и эмоции, от которых они происходят, служат внутренними проводниками, подают сигналы от мозга к телу и обратно, и неразрывно связаны с нашей физиологией. Если бы у человека не было возможности ощущать состояния тела, которые считаются болезненными или приятными, люди не знали бы ни страдания, ни блаженства, не ощущали бы разницу между тоской и радостью, трагедией и триумфом. По мнению автора, совокупность чувств и есть то, что принято называть духом или душой.

Важные идеи книги. Идея № 1. Личность человека зависит от состояния его мозга
Дамасио описывает известный несчастный случай, произошедший в 1848 году с Финеасом Гейджем, американским строительным рабочим, которому из-за взрыва пробило череп железным прутом. Прут вошел в левую щеку, пробил основание черепа и вышел из верхней части головы. Бригада, которой он руководил, доставила пострадавшего к врачу, причем он был в полном сознании и даже самостоятельно выбрался из повозки.
В ожидании врача Гейдж сидел в кресле в гостиничном холле и рассказывал всем, что с ним произошло. Часть головы была разворочена и, судя по внешнему виду раны, он давно должен был если не умереть, то потерять сознание. Однако Гейдж не умер, успешно перенес операцию и сопровождавшую ее инфекцию и довольно быстро встал на ноги.

Он не потерял способности разговаривать, рассуждать, ориентироваться в пространстве, с виду это был совершенно нормальный человек, разве что у него остался страшный шрам и он перестал видеть левым глазом. Во всем остальном его тело было вполне здоровым, и он решил вернуться к прежней работе.

Однако личность его изменилась настолько, что надолго он нигде не задерживался. Он стал совершенно другим человеком. Прежний Гейдж был уравновешенным и проницательным, настойчивым и рассудительным. После завершения острой фазы черепно-мозговой травмы он стал грубым, постоянно прибегал к непристойной ругани, демонстрировал неуважен��е к людям, не мог сдерживать раздражение. Женщинам советовали с ним не заговаривать, чтобы не выслушивать грязную брань. Он стал упрямым и капризным, строил планы и потом отказывался от них, принимаясь за новые.

Гейдж работал конюхом на разных фермах, нигде надолго не задерживаясь. Он работал хорошо и никто его не выгонял — он сам находил предлоги, чтобы уйти. Затем он работал в цирке вместе с цирковыми уродцами, демонстрируя публике свою ужасную рану в голове и рассказывая свою историю. Но и там он надолго не задержался — уехал в Чили, где работал конюхом и водителем дилижанса. После ухудшения здоровья он вернулся на родину, снова сменил множество работ, и наконец в возрасте 38 лет умер от непрерывных конвульсий в эпилептическом припадке.

До несчас��ного случая Гейдж обладал хорошими социальными навыками, он понимал, как следует себя вести, чтобы придерживаться общественных условностей и этических правил. Он умел планировать, понимал, как следует вести себя с бригадой и своим начальством. Странным образом повреждение мозга привело к утрате этих навыков, хотя его интеллект и речь совсем не пострадали.

Когда-то он принимал верные решения, направленные на то, чтобы улучшить свою жизнь. Он понимал, что такое личная и социальная ответственность, продвигался по службе, ответственно относился к работе и пользовался уважением начальства и подчиненных. Все это после несчастного случая утратило для Гейджа смысл. Этот спокойный рациональный человек начал принимать странные хаотические решения, которые не принесли ему ничего, кроме вреда. Он утратил всякую предусмотрительность и совсем не беспокоился о будущем. Его прежняя система ценностей стала для него абстракцией и больше не была связана с конкретными жизненными ситуациями. Случай с Гейджем как будто демонстрировал, что за нормальное социальное поведение отвечает соответствующая область мозга, что долгое время казалось немыслимым.

Современное исследование, проведенное Ханной Дамасио, показало, что избирательное повреждение префронтальной коры мозга Гейджа нарушило его способность планировать будущее и вести себя в соответствии с общепринятыми нормами, которые были ему хорошо знакомы. Наблюдения за современными пациентами с теми или иными повреждениями мозга позволили с уверенностью утверждать, что даже черты характера могут полностью измениться, если мозг травмирован. Изменения могут коснуться как способности рассуждать, так и эмоциональной сферы.

Идея № 2. Повреждение префронтальной коры может привести не только к потере рациональности, но и к утрате эмоций
Автор долгое время занимался изучением повреждений префронтальной коры и их воздействием на поведение пострадавшего. Однажды его попросили посмотреть на пациента, чья личность полностью трансформировалась после удаления доброкачественной опухоли мозга. Врачи, обратившиеся к Дамасио, хотели знать, является ли его новое состояние болезнью. Пациенту по имени Эллиот было тридцать с небольшим. Он не мог работать и жил под присмотром родных, но ему отказывали в инвалидности и соответственно в пособии. И действительно, трудно было поверить, что этот обаятельный и умный человек, некогда хороший профессионал, не способен самостоятельно позаботиться о себе. Первое, на что обратил внимание Дамасио при знакомстве с Эллиотом, — его эмоциональная сдержанность. Врачи полагали, что его интеллектуальная сфера ничуть не пострадала после операции по удалению опухоли, и он просто симулирует или ленится.

Эллиот был совершенно спокоен, лишь изредка иронически улыбался. Его холодную невозмутимость и отстраненность ничто не могло нарушить, даже когда он рассказывал о собственных несчастьях. При этом он хорошо ориентировался в окружающем мире, следил за новостями, обсуждал политические и экономические вопросы, мог долго рассказывать о той сфере бизнеса, в которой когда-то работал. Он прекрасно помнил все подробности своей жизни, как те, что случились давным-давно, так и совсем недавние.

У Эллиота была семья, он был заботливым отцом и мужем. На работе он был идеальным сотрудником, его карьера стремительно двигалась вверх. Но несколько лет назад у него стала сильно болеть голова, а при обследовании диагностировали доброкачественную опухоль, которую следовало немедленно удалить.

Опухоль удалили с частью ткани лобной доли, которая уже была повреждена. Повторного роста опухоли никто не прогнозировал, удаленные менингиомы больше не растут. Но когда Эллиот начал выздоравливать, обнаружилось, что его личность изменилась, несмотря на сохраненный интеллект.

Когда он вернулся к работе, обнаружилось, что он не знает, с чего начать свой день. Он потерял способность распоряжаться своим временем, не мог придерживаться расписания. Он не понимал, чему нужно уделять внимание в первую очередь, а что может и подождать. Он мог бросить подготовку пакета документов для важного клиента и, забыв обо всем, начать вдумчиво и с удовольствием читать газету.

Его память сохранилась, он по-прежнему мог выполнять много отдельных действий. Но порядок и важность этих действий больше ничего для него не значили. Какое-то время коллеги и начальство терпели нового Эллиота, затем его уволили. Он сменил несколько рабочих мест, но работа всегда заканчивалась увольнением. Эллиота, казалось, это ничуть не трогало.

Он затевал деловые предприятия, которые ничем не кончались, и так же, как Гейдж, увлекался коллекционированием всякого хлама. Он вкладывал деньги в заведомо нестоящие предприятия, несмотря на предупреждения друзей. Им казалось странным, что такой опытный и дальновидный человек может принимать настолько глупые решения.

Брак Эллиота распался. За ним последовал другой союз, такой же необъяснимый, как последние его предприятия, который тоже кончился разводом. В итоге он оказался без средств, без работы и к тому же без официально признанной инвалидности. Дамасио помог ему выбить пособие, доказав, что состояние Эллиота вызвано неврологическим заболеванием. Физически и умственно он был здоров, но его способность принимать верные решения куда-то улетучилась вместе с эмоциями. Он не мог планировать свою жизнь не то что на несколько лет вперед, но даже на несколько часов. Он не контролировал эти новые свойства своей личности, и они никуда не собирались исчезать. Катастрофические последствия его странных решений нисколько не волновали Эллиота. При этом он прошел нейробиологические тесты, показав отличный результат. Необычным было только его бесстрастие, с которым он рассказывал о своих несчастьях, — по словам автора, он сочувствовал Эллиоту больше, чем тот сочувствовал себе.

Коллега Дамасио предложил Эллиоту тест, в котором показывали картинки, вызывающие гнев, сочувствие, страх или печаль: горящие дома, пострадавших людей, тонущие корабли. После просмотра этих картинок, которые длились по несколько часов, Эллиот отметил, что ничего не чувствует. Он даже знал, что обычно ощущают люди при виде трагедии, но сам испытывал такое только до операции.

Дальнейшее исследование Эллиота показало, что утрата эмоций и чувств пагубно сказалось на его способности принимать решения. Причем в тестах на решение логических и этических задач Эллиот показывал отличные результаты. Но когда дело касалось его самого и нужно было выбрать между разными вариантами, Эллиот понятия не имел, какой из них правильный.

Принято считать, что избыток эмоций мешает мыслить здраво и толкает на необдуманные поступки, но случай с Эллиотом показывает, что отсутствие эмоций приводит к не менее иррациональному поведению. Изучение 12 пациентов с таким же префронтальным повреждением мозга, как у Эллиота, показало, что утрата эмоций сказывается на силе разума и принятии решений. При этом внимание, память, интеллект и речевые навыки работают, как и прежде. Но нарушения в эмоциональной сфере оказывают негативное влияние на рассудок.

Идея № 3. Повреждение префронтальной коры и некоторые другие травмы мозга вызывают отклонения в социальном поведении
Ухудшение процесса принятия решений и утрата эмоций могут вызываться повреждениями разных частей мозга, а не только его префронтальной коры. Есть и другие участки мозга, отвечающие за систему эмоций, чувств, рассуждений и принятия решений.

Так, один из товарищей Эллиота по несчастью, названный учеными, изучающими его случай, пациентом А., тоже перенес операцию по удалению менингиомы, но она успела затронуть больше мозговых тканей, чем у Эллиота.
Ни речь, ни способность двигаться не пострадали, интеллект тоже. Пациент А. проходил тесты, делал расчеты, хорошо играл в шашки. Однако он так и не смог восстановиться для полноценной жизни. Он планировал вернуться к работе и все время строил планы своей дальнейшей карьеры, но планами все и ограничилось.

Изменилась и личность. Из скромного и вежливого человека пациент А. превратился в бестактного нахала, который мог сказать кому угодно что угодно. Он стал безудержно хвастливым, воспевая вслух свои профессиональные, спортивные и сексуальные подвиги. При этом к работе он не возвращался, спортом не занимался, а сексуальная жизнь была на нуле. Все его разговоры вращались вокруг его вымышленных подвигов.

Пациент А. почти не испытывал эмоций: он никому не сочувствовал, не смущался и не печалился по поводу собственной судьбы. Постепенно он полностью стал зависеть от семьи, которая за ним присматривала, научился печатать визитные карточки на специальной машине, и это стало его единственным занятием до конца жизни.

Если такие повреждения происходят в детстве или в подростковом возрасте, социальное развитие останавливается, а социальное поведение сильно ухудшается. Больные не испытывают ни печали, ни счастья, они безразличны к своей жизни и к другим. Такой же эффект когда-то вызывала лоботомия, пока ее не запретили.

Опыты на обезьянах показали, что повреждения префронтальной области препятствуют проявлению эмоций и вызывают отклонения в социальном поведении. Обезьяны остались внешне такими же, как были, так же двигались и ели, но у них исчезла всякая потребность в социальном взаимодействии. Они избегали других обезьян в стае, и стая избегала их. Многие обезьяны оказывают помощь парализованным и больным товарищам, но обезьян с разрушенной префронтальной корой они игнорируют.

Одни и те же нейронные системы отвечают за социальное поведение, обработку эмоций и удержание в уме разных образов. Если механическое повреждение затрагивает эти системы, то человек перестает эффективно взаимодействовать с другими, плодотворно работать и реализовывать запланированное.

Идея № 4. Тело и мозг образуют неразделимый организм
Их объединяют биохимические и нервные цепи. Сенсорные и моторные периферические нервы несут сигналы от каждой части тела к мозгу и обратно. По кровотоку поступают химические сигналы — гормоны, нейротрансмиттеры и модуляторы.

Каждая часть тела, мышца, сустав и внутренний орган посылают сигналы в мозг через периферические нервы. А мозг может действовать через нервы на все части тела. В этом ему помогают вегетативная нервная система и опорно-двигательная система. Мозг и тело взаимодействуют с окружающей средой как единое целое. При этом человеческий организм не просто генерирует внешние реакции, которые называют поведением. В нем протекают и внутренние реакции, порождающие образы — зрительные, слуховые, соматосенсорные и другие, которые образуют основу для работы разума.

Поведение есть даже у одноклеточных организмов, не имеющих мозга: они реагируют на раздражители в окружающей среде либо сами на нее воздействуют тем или иным образом, когда ползают, хватают, двигаются или пытаются что-то удержать. У сложных организмов мозг дает команды для того или иного поведения. Большинство этих действий — простые реакции, но есть и более сложные действия, например, способность обрабатывать внутренние образы и на их основе формировать поведение. Такая обработка внутренних образов, по мнению автора, и есть процесс мышления.

Образы нужны для рассуждения и принятия решения. Когда человек смотрит в окно, или слушает музыку, или трогает что-то, или читает, он воспринимает и формирует разные образы. Образ, создающийся в результате восприятия, называется перцептивным.

Перцепция — это и есть восприятие, то есть отражение в сознании человека предметов, явлений, ситуаций при их воздействии на органы чувств.

Можно отвлечься от пейзажа за окном или слушания музыки и подумать о чем-нибудь другом, например о далеком друге, знаменитом певце или архитектурном шедевре. Любая из этих мыслей тоже состоит из образов. Они возникают при воспоминаниях, но мысли о возможном будущем, которые вы спланировали, тоже состоят из образов. Такие образы может формировать мозг любого здорового человека и некоторых животных.

При совместной работе органов чувств отдельные ощущения объединяются в сложные комплексные системы. Образ, полученный от одного органа чувств, объединяется с другими — так, при восприятии яблока или другого фрукта человек объединяет ощущения, поступающие от зрительных, вкусовых, осязательных рецепторов и добавляет к этим ощущениям то, что он уже знал о яблоке. Так с помощью образов рождается целостное восприятие на основе отдельных признаков. В процесс восприятия включаются другие процессы высокого уровня, такие как память и мышление.

Идея № 5. Наши инстинкты и влечения контролируются не душой, как утверждал Декарт, а биологией нашего организма
Дамасио считает, что эта биология не менее сложна и возвышенна, чем нематериальная душа, о которой говорил Декарт. Он предлагает вспомнить историю Тристана и Изольды. Тристан приехал за Изольдой, чтобы отвезти ее к королю Марку, женой которого она должна была стать. На корабле оба случайно выпивают любовное зелье, приготовленное служанкой Бранжьеной, и между ними вспыхивает безумная страсть, которую не могут остановить никакие соображения долга, чести и здравого смысла. Похожая страсть одолевала и Рихарда Вагнера, создателя оперы «Тристан и Изольда». Что за скрытые и необъяснимые силы подчиняют волю человека? Магия ли это или предначертания судьбы?

Автор считает, что любовные зелья не приходят к нам извне. Они живут в наших собственных телах и мозге и воздействуют на наше поведение так сильно, что воля не может ничего с этим поделать.

Главное из этих веществ — гормон окситоцин, его производит и мозг, и яичники или семенные железы. Мозг производит его для регуляции метаболизма, тело — во время родов, сексуальной близости, стимуляции гениталий или сосков. Его возможности ничем не отличаются от возможностей любовных эликсиров.

Окситоцин облегчает социальные взаимодействия и усиливает влечение между партнерами.

И действует он не только на людей, которым приписывают наличие души. Степная полевка тоже может испытывать сильную страсть к одному партнеру. Самец и самка после быстрого ухаживания и многократного спаривания в первый же день становятся неразлучными на всю жизнь. Самец больше ни на кого не смотрит, кроме своей ненаглядной, и помогает ей ухаживать за потомством. Такая связь очень полезна для многих видов, она сохраняет «семью», и тогда о малышах заботятся и самец, и самка.

Нейробиология секса уже изучена, теперь пришло время нейробиологии привязанности. То, что мы зовем любовью или привязанностью, на деле представляет собой набор петель прямой и обратной связи в нашем мозгу, влияющих на наше поведение. Некоторые из этих петель чисто химические.

Структуры мозга, участвующие в биологической регуляции, отвечают и за регуляцию поведения, и за функционирование когнитивных процессов. Гипоталамус, ствол мозга и лимбическая система принимают участие в регуляции тела и во всех нервных процессах. На этих нервных процессах основаны все психические явления — эмоции, чувства, восприятие, обучение, воспоминания, а также рассуждение и творчество.

Регуляция нашего тела, выживание и ум тесно связаны. Эта связь включает биологическую ткань, химическую и электрическую сигнальные системы. Декарт делил мир на две сферы: протяженную (Res extensa) и мыслящую (Res cogitans). К протяженной относились тело и окружающая среда, к мыслящей — душа, Бог управляет взаимодействиями этих сфер как их создатель и высшая субстанция. Душа, как утверждал Декарт, обитает в шишковидной железе.

Декарт считал, что со страстями борется воля. Дамасио полагает, что и сама воля тоже структурируется в человеческом организме, регулируя поведение для лучшей адаптации, социализации и выживания, и нейробиология должна эту регуляцию изучать. Социальные и биологические явления тесно связаны между собой.

Идея № 6. В процессе принятия решения полезно прислушиваться к соматическим маркерам
Мы постоянно сталкиваемся с ситуациями, требующими выбора. Например, важный клиент компании, которой вы руководите, одновременно и злейший враг вашего лучшего друга. Как вам поступить — отказаться от выгодной сделки во имя дружбы или наоборот? Какие последствия вызовет каждый из этих вариантов? Можно ли их просчитать?

Образы в нашем мозгу начинают формировать сценарии разных исходов этой ситуации. Это воображаемые сцены, сменяющие друг друга, состоящие из коротких клипов: вот клиент пришел к вам на встречу и нос к носу столкнулся с вашим другом. Друг полон негодования и требует от вас выбора. Или наоборот, говорит, что понимает вас и советует поступить так, как нужно для дела. Для поведения клиента тоже есть свои сценарии. Так на чем следует остановиться, если мозг непрерывно подбрасывает все новые и новые варианты?

Автор считает, что есть две возможности выбора. Первая — традиционная: подойти к делу рационально, разумно, просчитывая все варианты «на холодную голову». Вторая — прислушаться к соматическим маркерам.

Рациональный подход предполагает, что для наилучших результатов все эмоции и страсти должны быть исключены. Вы просто анализируете плюсы и минусы, затраты и выгоды, и взвешиваете, что для вас лучше. И вот уже простой анализ затрат и выгод превращается в сложный расчет с учетом воображаемого будущего, сравнения разных результатов, генерирования еще большего количества сценариев, которых в итоге становится так много, что вы окончательно теряете нить. Такой холодный расчет с исключением эмоций напоминает действия Эллиота, который тоже придумывал множество вариантов своего будущего, но был при этом совершенно равнодушен к любому из них, и они были либо неверными, либо просто никогда не претворялись в жизнь, потому что он не знал, какой выбрать. Даже если вы начнете записывать все возможные сценарии и просчитывать их выгоды, вам потребуется очень много бумаги. Не всем людям хорошо даются стратегии рассуждения и статистические навыки, они легко могут сделать ошибочные выводы. Для правильных решений требуется нечто большее, чем чистый разум.

Дамасио в качестве альтернативы предлагает прислушаться к соматическим маркерам. Допустим, вы перебираете разные сценарии развития событий. Вы еще ничего не высчитываете и не взвешиваете затраты и выгоды. Но когда вы думаете над решением проблемы и в голову приходит плохой результат, связанный с одним из сценариев, вы испытываете неприятное ощущение где-то в животе.

Все наши чувства связаны с телом, и это соматическое состояние — физическая реакция на образы в нашем сознании, которую Дамасио называет соматическим маркером.

Соматический маркер заставляет человека обратить внимание на опасный результат, к которому может привести то или иное действие.

Он действует как сигнал тревоги, чтобы мы отказались от неправильного образа действий и выбрали альтернативный вариант. Этот автоматический сигнал мгновенно защищает от потерь и позволяет сократить бесконечное количество вариантов до нескольких. Если же вы остановились на одном из правильных вариантов, тело отреагирует приятными ощущениями — теплом, расслабленностью или чем-то еще.

При принятии решения мы полагаемся не только на соматические маркеры. Они лишь повышают точность и эффективность принятия решения, а отсутствие этих маркеров уменьшает и то, и другое. Это особый случай чувств, порожденных вторичными эмоциями. Первичные эмоции — это 6 основных эмоций, о которых писал Дарвин (страх, гнев, отвращение, удивление, грусть и счастье). Они не предполагают размышлений и появляются в ответ на внешние раздражители. За них отвечает старая, лимбическая система мозга. Вторичные эмоции — более сложные, они основаны на первичных, но имеют более тонкую структуру. Ответственны за них высшие центры коры головного мозга. Они не появляются автоматически, как первичные, а производятся мозгом в результате размышлений и подбора вариантов решений.

Соматические маркеры помогают принять неприятное, но верное решение — например, во имя выживания фирмы сократить зарплату и увеличить рабочее время. Казалось бы, это плохое решение, но соматический маркер подсказывает, что в долгосрочной перспективе оно верное, одаривая каким-нибудь приятным ощущением. Сегодняшние лишения во имя лучшего будущего могут показаться проявлением силы воли, но что такое сила воли? Дамасио считает, что это другое название для выбора в пользу долгосрочной пользы, а не сиюминутной выгоды.

Врожденный нейронный механизм генерирует соматические состояния в ответ на определенные стимулы. Он обрабатывает сигналы, которые касаются личного и социального поведения. Соматические маркеры развились в человеческом мозге в процессе обучения и социализации. Но их правильная работа требует, чтобы мозг человека и культура, в которой он воспитывается, были здоровыми. У социопатов и психопатов соматические маркеры не работают. Дамасио считает их больными людьми, у которых плохо работают участки мозга, связанные с эмоциями и рациональностью.

Идея № 7. Эмоции не всегда работают безошибочно, но разум без них работает еще хуже
Понравились идеи спринта? Читайте также Странные повторяющиеся действия. Исследование компульсий — ключевые идеи бестселлера Шэрон Бегли «Не могу остановиться».Человеку свойственна иррациональность, и наши стратегии рассуждения менее совершенны, чем кажется. Поэтому разум нуждается в помощи эмоций — в виде соматических сигналов, которые помогают ему справиться в сложных личных и социальных проблемах.

Физиология необходима для помощи холодному интеллекту, но некоторые телесные сигналы могут ухудшить качество рассуждений. Так, многим кажется намного безопаснее путешествовать на машине, чем летать, хотя статистические данные говорят о том, что вероятность умереть в авиакатастрофе намного меньше, чем в автомобильной аварии. Однако образ авиакатастрофы во всем ее ужасе слишком сильный для бесстрастного рассуждения и склоняет нас к неправильному выбору. Но такой ли уж он неправильный? Если в автомобильной аварии у человека есть хоть какие-то шансы выжить и как-то повлиять на ситуацию, то в авиакатастрофе практически ни одного.

Эмоции могут подталкивать к иррациональному поведению в одних обстоятельствах, но быть необходимыми в других, особенно в личной и социальной сфере.

Дамасио рассказывает о пациенте с повреждением префронтальной области, который приехал на прием в плохую погоду, во время ледяного дождя, плохой видимости и обледенелых дорог. Вождение в такую погоду было опасным, о чем Дамасио и напомнил пациенту. Тот бесстрастно ответил, что если следовать правилам езды в такую погоду, то ничего страшного не случится. Не все следуют этим правилам — он видел, как женщина за рулем совершила неправильный маневр, перевернулась и улетела в кювет. Но он-то не такой — он продолжал спокойно двигаться дальше, даже не подумав оказать помощь этой женщине или хотя бы вызвать скорую помощь.

В данной ситуации отсутствие соматического маркера было выгодно пациенту. Он ничуть не запаниковал, не стал тормозить, чтобы самому не потерять управление, как сделал бы человек с нормальным соматическим маркером, взывающим к его альтруизму. Возможно, это привело бы к тому, что он сам попал в аварию, что никак не грозило пациенту с повреждением префронтальной коры, эмоциональный дефект которого в этой ситуации служил ему преимуществом.
Но в другой ситуации, самой простой, отсутствие соматических маркеров показало другую свою сторону. Тот же пациент пытался договориться с Дамасио о дате следующего визита, и Дамасио предложил две даты на выбор. Пациент долго сверялся с календарем, полчаса перечислял все за и против каждой даты, сопоставлял их с затратами и выгодами, так же бесстрастно, как рассказывал о вчерашней аварии. Эти рассуждения могли бы длиться бесконечно, но в итоге Дамасио просто назвал ему дату сам. Пациент тут же сказал, что его все устраивает, и ушел.

Это затруднение вокруг пустячного вопроса демонстрирует недостатки отсутствия соматических маркеров. Пациент не ломал бы голову над несуществующей проблемой. Его маркер подсказал бы ему нужный вариант или хотя бы изрядно сократил количество этих вариантов. Он мог бы положиться на подсказку маркера, или передать решение самому Дамасио, сказав, что даты ему неважны, или назвать любую. Вместо этого произошло бесконечное застревание.

Так полезны эмоции или вредны? Все зависит от обстоятельств. Когда пилот сажает свой самолет в плохую погоду, он не должен позволять чувствам отвлекать себя от важных деталей. И все же он должен иметь эти чувства, потому что они побуждают его помнить о жизни пассажиров, а также своей собственной. И недостаток чувств, и их избыток могут иметь тяжелые последствия.