ПАСХА
( В ГОДОВЩИНУ СМЕРТИ МОЕГО ОТЦА, С ЛЮБОВЬЮ И ВЕЧНОЙ ПАМЯТЬЮ, ПОСВЯЩАЮ ЕМУ ЭТОТ РАССКАЗ )
Скоро Пасха. В этом году запоздалая, майская. Весна тоже поздняя, затяжная. Кабарзинка бурлит и бушует, несясь меж гор, врываясь в поселок своими тяжелыми, талыми водами, смывая по пути с берегов ноздреватый, почерневший от грязных брызг реки лед. Нынче лед лежит по берегам реки, как никогда долго. Под напором солнечных лучей и ватаги мальчишек, рискующих свалиться вместе со льдом в бурлящий поток, он с ленивым треском, как бы нехотя, откалывается большими пластами и падает в воду.
За неделю до Пасхи в доме начинается оживление. Мать занимают вопросы: успеют ли куры нанести яиц для изготовления куличей, или придется занимать у бабки? Успеет ли отелиться корова до Светлого дня?..
В школе про Пасху - ни-ни! Бога нет. Сплошной атеизм и день рождения дедушки Ленина. Сам-то он, в детстве вкусил все прелести Пасхи и пасхальной недели, а мы теперь вместо Воскресения Христова, отмечаем его день рождения или субботник, опять же его имени. Несправедливо-с. Придется ход, исторически запланированных событий, подкорректировать.
Что такое Пасха мало кто знает, но все точно знают, что это праздник. Еды дома - завались. Родители в приподнятом настроении, и это передавалось нам, детям.
Самое главное, чтоб тесто удалось. Мать с пяти утра ставит опару, и периодически подмешивает в нее муку, и прочие ингредиенты. Готовое тесто она осторожно раскладывает в формы. Для них в ход идут всевозможные черепушки, кастрюльки, консервные банки - все, что можно вместе с тестом поставить в протопленную, русскую печь. И вот, когда первая партия куличей в печи начинает подходить, по дому разливается, ни с чем несравнимый, запах пряного хлеба - это запах Пасхи, запах детства.
Отец у нас, как говориться, первый парень на деревне - у него есть гармонь. В любом конце деревни, где бы он ни заиграл, мы с Галькой безошибочно можем определить: наш папаня или не наш. Нет, не потому что мы обладаем тонким слухом, и можем отличить один инструмент от другого, просто наш отец умеет играть только один частушечный мотив и плясовую:
Гармонь в семье - яблоко раздора. На праздники, папаня, что называется, нарасхват. Из-за этого мать люто ненавидит гармонь, и часто вымещает на ней свою злость на отца.
После его очередного загула, втихую тыкает ее кухонным ножом в меха. Наутро проспавшись, отец берет гармонь, и растягивая меха, с обреченностью на челе, вслушивается в ее обидные всхлипы, прорывающиеся сквозь дыры.
Пока отец их любовно латает на любимом инструменте - покой семье обеспечен минимум на неделю.
Пасха неминуемо приближается. Судя по тому, что отец все чаще берет в руки гармонь, и наяривает свой небогатый репертуар, приглашений он получил предостаточно. Мать косо смотрит и язвит. Уж она-то знает, чем оканчиваются эти репетиции! Гармонь мать почему-то называет проституткой, и все ее обвинительные тирады отцу после гулянок, начинаются одинаково: ты со своей проституткой……………и дальше идут перечисления его «подвигов», совершенных в определенный промежуток времени.
И вот наступил этот день! В доме убрано, половики застелены чистые, самотканые, дух пряно-хлебный, аж за воротами слышен, яйца всех цветов радуги вокруг куличей разложены. Красота!
Мать сегодня на смене. Отец, то и дело косится в окна - ждет гонцов. И вот стук в калитку:
- Илья Егорович! Уважь, поддержи компанию! Пойдем к нам в гости, подыграй нам для пущего веселья.
Отец не кочевряжится. Легко подхватывает гармонь и идет, слегка прихрамывая на одну ногу, прострелянную на войне.
Галька, сестра моя старшая, личность во мне не видит в упор. Она обеспокоена только собственным пасхальным времяпровождением, и меня игнорирует полностью. Так было всегда, не только на эту Пасху. И всегда мне, как натуре тонкой, но зловредной, было до слез обидно за такое обезличивание. Не раз я вынашивала план мести. Не раз была бита сестрицей, но с паскудным постоянством, я продолжала отстаивать свое право быть принятой в ее компанию. Когда-нибудь я своего добьюсь!
Стук калитки, закрывшейся за отцом, послужил сигналом к началу действий сестры. Она деловито подошла к большому ящику, стоявшему в материнской спальне. Ящик стоит там столько, сколько я себя помню. В нем хранятся старые вещи, документы в картонной папке перетянутые резинкой, мамины туфли на каблуках, которые она надевает раз-два в год по большим праздникам, и много еще чего, что может вдруг пригодиться.
Ящик периодически перекрашивается, но содержимое его не меняется. Раньше он не запирался, теперь же, из него торчал пробой с большим навесным замком. Зачем замок? Да затем, что в этот ящик аккурат входит несколько десятилитровых банок с брагой, так сказать стратегический запас к сенокосу.
Галька с тоской посмотрела на замок и задала риторический вопрос:
И тут я поняла: пробил мой звездный час! Я знала, что на скалке предстоит большой сабантуй всей сестринской копании, куда мне ходу не было.
- Возьмешь с собой? - вопросом на вопрос ответила я.
Сестра скривила конопатую морду, но вовремя спохватилась и закивала: возьму, возьму.
Тут бы мне и задуматься, над столь резким поворотом, ан нет! Святая простота!
С гордым видом, я пролезла между сестрой и ящиком, присела перед замком и со словами "а ларчик просто открывался", с легкостью выдернула пробой из ящика вместе с замком, лихо перекинув его на крышку.
- Захады дарагой, - ни к селу, ни к городу влепила я цитату из какого-то анекдота.
- Та-а-к, - процедила сестра, нехорошо на меня посмотрев - и давно ты сюда дорожку протоптала?
- Че сло, это не я! Это папаня, намедни сюда наведывался, а я по звуку вычислила весь процесс незаконного вторжения в святая святых маманиного хранилища.
- Ну, и семейка, - то ли восторженно, то ли осуждающе произнесла сестра, деловито приноравливаясь к бутыли, как бы удобнее ухватить, и произвести урон стратегическому запасу.
- Га-альк, а ты правда возьмешь меня с собой?
- Возьму, конечно, возьму - ответила сестрица, не дрогнув ни одной конопушкой на морде.
Тем временем процесс хищения продолжался! Если вы думаете, что это пошлое, бездумное воровство, то глубоко заблуждаетесь. Пред стратегически сырьем, и задача была поставлена стратегическая: чтоб комар носа не подточил! То бишь, чтобы никаких насильственных следов вторжения оставлено не было.
- Тащи воду и сахар! - деловито скомандовала Галька!
- Не учи ученого, - парировала я в ответ, услужливо поднося ковш воды и стакан сахара.
Сестра опять как-то нехорошо на меня посмотрела, но на сей раз промолчала. И ведь имеет все основания так на меня смотреть! Я, как говорится, в этом году невыездная. Мне категорически запрещено покидать дом ныне, так как отголоски прошлой Пасхи, все еще перетираются на школьном педсовете.
Развеселая наша гопкомпания, в прошлом году решила достойно встретить Пасху. Собрались на стадионе, выложили и выставили на скамеечку все, кто что принес, и вкусили, так сказать, дары Христовы. Не рассчитали. Пьяные пионеры на скамейках стадиона - жуткое зрелище! Вызнали, вызвали, выпытали на педсовете:
- Кто да кто, все вместе предложили.
Все мнутся, молчат, не потому что не хотят сказать, а не помнят просто. И тут меня черт дернул за язык:
- Да, шли мы по Мостовой, смотрим, у Давыдовых на крыльце наш директор пляшет, так и мы решили повеселиться.
Педсовет быстро свернули, из пионеров нас, как обещали, не выгнали. Но! Уже год я нахожусь под жестким контролем со стороны родителей и сестры, которая старше меня на четыре года, и ее педагогическому рвению просто нет предела.
И подходы ее весьма оригинальны, Макаренко до нее далеко.
- Значит так, - сказала Галька, заметая следы преступления. Причем заметая в прямом смысле: сахар чуть-чуть просыпался, поэтому надо было все тщательно зачистить, ибо маманя у нас еще тот следопыт. Оставить рассыпанный сахар у ящика, равносильно отпечаткам пальцев убийцы на рукоятки ножа.
- Значит так, - повторила сестрица, и на ее лице явно отобразился весь мыслительный процесс: конопушки сбились в кучу и побледнели, - я пока покормлю кур и напою теленка, а ты беги к матери на работу, отнеси ей поесть, а то она до вечера будет голодная. Только давай по-шустрому! Одна нога здесь, другая там!
Вот тут-то бы мне и заподозрить, что-то неладное! Но увы, даже слабенькое подозрение не зародилось в моей наивной душе.
Когда я вернулась, запыхавшись от быстрого бега вверх-вниз по горе, на дверях дома, под замком обнаружила записку. То, что я не обнаружу в ней координат места дислокации Галькиной компании, я почуяла нутром, но содержание Галькиного послания меня добило: "Надя, папаня тоже ушел голодный, отнеси и ему поесть".
Запечалившись, я присела на крылечко и стала смотреть на реку. В верховьях таял снег, вода прибывала и тащила за собой весь хлам, осевший по берегам за зиму.
Скорей бы уж вода спала, - подумала я, - хоть усатов вилкой можно будет поколоть, или банкой пол-литровой, с затянутой марлей горлышком и вырезанной посередине дыркой, мульганов половить. Тоска.
Тут обида захлестнула меня с новой силой, и я стала сочинять планы мщения сестре, один страшнее другого. Во-первых расскажу, что курит, что часы отводит на час назад, когда вечером уходит гулять, расскажу что брагу тырит. Тут меня взяло сомнение: а как поверят, что это я ее научила добывать стратегический запас? Главное не перегнуть, да и битой быть, опять-таки не хотелось. Тут мне стало, тошно от примитивности собственных планов, и я решила придумать месть более утонченную. Было над чем подумать.
Время тянулось медленно, и вдруг мое ухо уловило звуки гармони - это явно наяривал папаня. Частушки, одна забористее другой, слышались со стороны верховья реки.
У Демидкиных гуляют, - сделала вывод я.
Их дом, был чуть ли не последним на нашей улице. Дальше начиналась тайга.
Вдруг звякнула калитка. Поднимаю голову. Ба! Знакомые все лица! Нарисовалась моя разлюбезная сестрица собственной персоной. Не то, чтобы злая, но недовольная. Без браги, но трезвая.
- Так, - мыслю я себе, - или брагу отобрали чьи-то родители, или девок не пустили, а может на вечер отложили. Сейчас начнет отыгрываться.
- Ну, чё? Отнесла отцу поесть?
Даже не говорю, а блею овечкой. План мести молниеносно рождается в моей голове. Сестрица подозрительно мерит меня взглядом.
- А чо, у Демидкиных гуляют, - не моргнув глазом, продолжаю я, - там гулянка с утра идет, уж все подъели, вот и отнесла им сала, яиц, да кулич, как ты велела. Пусть люди порадуются. Папаня мне на радостях рубль отвалил, сильно доволен был. Всем говорил: "Смотрите, какая у меня дочь заботливая!" – вдохновенно продолжаю я врать.
- Ща-а-з! Мы уже это проходили! И я, вспомнив прошлую обиду по изыманию у меня денег, получила новый импульс на возмездие.
(афиша действительно неделю висела на клубе в пику Пасхе), вот я и пойду на концерт.
Главное не спугнуть, главное не спугнуть! - билось у меня в голове, и я закатывала глаза, якобы от предвкушения встречи с настоящим искусством, а на самом деле, чтобы не встретиться взглядом с Галькой.
Сестра почесала переносицу, конопушки перегруппировались, хотели видимо принять какое-то особое построение для марш-броска, но внезапно рассыпались по всей морде в абсолютном беспорядке! Это могло означать только одно: сестра клюнула!
Зевнув, и глядя на нее агнецом, я сказала:
- А чё? Сходи, может и тебе отвалит, он сегодня добрый. Только еды не носи больше, а то маманя ругаться будет.
Прозвучало убедительно. Сестра фыркнула и зашла в дом.
- Есть! - Возликовало все мое нутро! Я ее зацепила! Теперь она, чтоб не потерять лицо, будет пытаться тайком сбегать к Демидковым.
Я тихонько отворила дверь в сени, и вошла в дом именно в тот момент, когда хлопнула створка закрывающегося с улицы окна.
—Так, значит она сейчас через стайку прямиком к Демдковым", - поняла я.
Подождав, пока Галька прошла через скотный двор, я закрыла все окна на щеколды, и с чувством исполненного долга, села ждать ее на крыльце. Частушек слышно не было. Это означало одно: ни петь, ни пить отец уже не может, а уж тем более дать Гальке денег. Душа моя медленно оттаивала, я наслаждалась предстоящей встречей с сестрой.
Она не стала возвращаться окольными путями, а зашла сразу через калитку.
- Ну что? Дал тебе папенька денежку? - спросила я бесстрастным голосом.
- Нет его уже там, - ответила сестра. - Сказали, что только что ушел домой. -Не приходил?
- Ну, если б он шел домой, вы б наверняка по дороге встретились, - резонно заметила я.
- Ну да, - нехотя согласилась Галька и присела рядом со мной.
- Наверно, по дороге, кто-то еще перехватил, - предположила я.
- Я не думаю, что в это время суток, наш папаня может представлять интерес для населения, как нереализованная музыкальная единица, - сумничала сестра. По моим подсчетам он уже должен реализовать себя полностью.
Я молча согласилась, пораженная витиеватостью Галькиных доводов. Вечерело. С гор подул ветер и принес еле уловимый запах черемухи.
- Черемуха зацветает, - констатировала сестра, - а лед по берегам все еще лежит. Дуреет природа.
Я, было, открыла рот, чтобы ответить типа: она не одинока, но что-то привлекло мое внимание на реке. Я привстала, и кивком показала сестре:
- Смотри! Там чегой-то плывет.
Сестра тоже вперила свой взгляд на плывущий предмет, и неуверенно подтвердила мои опасения:
- По-моему, это папанина фуражка.
- Наверно стал переходить речку на ту сторону, и уронил, - предположила я.
Фуражка плыла вниз донышком, как круглая лодочка, весело подскакивая на перекатах, и тонуть не собиралась. На пути ее образовалась коряга, за которую она и зацепилась.
- Пойти выловить, что ли? - лениво предложила Галька. - Фуражка-то форменная, рабочая.
И тут, мы увидели другой предмет, плывущий вдогонку за фуражкой. Это была гармонь. Тяжело бултыхаясь, и всхлипывая, как будто захлебывалась своим утонченно-музыкальным нутром, она переворачивалась попеременно ладами вверх-вниз, и нехотя продолжала свой путь вслед за фуражкой, мимо родного дома.
- Я даже знаю, кто поплывет следующий, - сказала я, и мы с Галькой опрометью бросились через калитку к реке.
- Лови гармонь! - крикнула сестра и бросилась в воду наперерез плывущему
Сестра слыла экстрималкой, да и старшинство обязывало ее взять на себя более ответственный участок по спасению утопающего в данной ситуации.
Я побежала вниз по берегу, заскочила в воду навстречу плывущей гармони, и выловила за мокрые ремни. Ледяная вода обожгла ноги. Несмотря на то, что течение было бурное и быстрое, уровень воды оставался небольшим, хотя и был значительно выше колен. Выскочив с гармонью на сушу, я поспешила на помощь сестре, которая уже вытащила отца из бурлящих потоков горной реки.
Гармонь я тащила за ремень за собой, и она, подскакивая на камнях, издавала теперь уже предсмертные стоны.
И, тут меня накрыло! Я, дурашливо заголосила,стоя на берегу, заламив руки:
- Папанечка дорогой! Да пошто же ты, мимо дома сплавляешься?! Да куда же ты мимо доченек любимых проплываешь? Уж не мы ли тебя холим, почитаем?! Да, не плыви ты дальше в реку Кондому глубокую, остановись у порожка родимого!
- Заткнись, дура! - зло бросила сестра в мою сторону. - Опять сейчас вся деревня сбежится на твой концерт.
Выловленный ею папаня, стоял уже в воде , и пытался осмыслить происходящее. Отец панически боялся воды - он не умел плавать. Понадеявшись, что река неглубокая, он не учел силу, и стремительность течения, за что и поплатился. Держась за сестру, он вышел на берег, вода лилась с него ручьем, но он, кажется, даже не замечал этого. Первым его вопросом было:
- Что, папаня, - опять не удержалась я, - все продам, гармонь оставлю?! Да вот она, твоя… - моя зловредность так и лезла из меня, чтобы наградить папин инструмент маманиным эпитетом, но я не рискнула, субординацию блюсти надо было в любом случае.
Двадцать метров до дома мы донесли отца почти на руках. Раздели-переодели, высушили, уложили, накрыли теплым одеялом. На предложенный чай папаня посмотрел презрительно. После омовения в водах горной реки, он стал трезв, как стеклышко. И тут случилось непредвиденное. Галька, умостившись у отца в ногах, сказала:
- Па, Надьке дал рубль, дай и мне, я тоже на концерт хочу пойти.
Отец, с просветленным взором, протрезвевший, растроганный своим спасением сказал:
- Да вон в кителе гомонок лежит, возьми рубль. Идите, девки, на концерт, заслужили! Конечно он и не вспомнил, что никакого рубля мне не давал.
"Удавиться что ли? - подумала я. - И чтоб обязательно с предсмертной запиской: "В моей смерти прошу винить Галю К."
Я представила у своего гроба Гальку. Она бледная, в черном платке и без конопушек. Будет она голосить или нет? И как именно?
-Да куда же ты ушла от меня сестричка, дорогая-а-а-а!? Да это я виновата в твоей смерти, змеюка подколодная-а-а-а-а! Да открой глазоньки свои ненаглядныя-а-а-а-а!
(- Эй, Надьк, ты чего? - спросил у меня озабоченно отец.
Я очнулась, слезы лились в три ручья, я судорожно всхлипывала. Галька тоже с тревогой смотрела на меня. Давиться расхотелось.
- Тебя жалко, - все еще всхлипывая, сказала я отцу. - Чуть ведь не утонул.
- Па, это ей еще денег надо, - сказала подлючная сестра, и вышла из комнаты с рублем в кармане.