Выборг. Июнь 2024 года. Часть 2

После того, как мы погуляли по Выборгскому замку, вновь пожалеем, что не удалось из-за реставрации забраться на Башню Святого Олафа. Однако рядом с башней во дворике Главного корпуса можно зайти в центральную экспозицию музея, носящую краеведческий характер. Это я пропустить не могу: выставки выставками, но общий обзор истории Выборга кто будет делать? Святой Олаф? Тем более, что я успел вас озадачить и упоминанием корелы, и бесконечными сменами принадлежности города то шведам, то русским, то финнам.

Давайте музей нам поможет во всём этом разобраться.

Ой, а вот и сам Олаф. Икона, висящая недалеко от входа, явно современная, стилистика и непотускневшие краски на это намекают. Автором иконы стал выборгский художник Владимир Жак, написавший образ в начале 2010-х годов и подаривший его музею.

Олаф, он же Олав II, по батюшке Харальдссон, был норвежским королём (конунгом) в начале XI века. Тогда Норвегия переживала сложный период истории, на её территорию претендовала немного Швеция, но по большей части Дания. Олаф не представлял какую-то авторитетную династию, пусть легенды и утверждают, что его прапрадедом был сам Харальд Прекрасноволосый, знаменитый конунг, объединивший под своей властью большую часть Западной Норвегии. Но, вероятно, это уже потом придумали, чтобы дополнить крутизну нашего героя.

Олаф захватил власть в Норвегии и фактически вернул ей независимость от Дании, а заодно дал Церкви имущественные права, что было равнозначно признанию христианства официальной религией. И старая знать, и датский конунг Кнуд Великий были недовольны таким раскладом, и после военного вторжения датчан Олаф бежал на Русь, ко двору Ярослава Мудрого. А может, и не на Русь, тут есть разные мнения. Попытка вернуть себе престол вооружённым путём привела к трагической смерти во время битвы при Стиклестаде.

Всего через год после смерти Олафа признали святым. Ему повезло, что это произошло до Великой схизмы, то есть до раскола Церкви на католиков и православных, оттого данная икона – не местный креатив, а вполне себе православный канон. Постепенно культ Святого Олафа распространился на всю Северную Европу от Англии до Великого Новгорода, поэтому именование башни в Выборге довольно банально для этого региона.

Неплохой первый зал экспозиции посвящён древней археологии. Если вам неинтересно рассматривать мелкие находки археологов, то можно изучить линию времени с синхронизированными событиями из истории мира (зелёные), Скандинавии (синие), Руси (жёлтые) и Корельской земли (красные).

Не надо меня поправлять, что слово «Карелия» пишется через «а», я всё грамотно пишу. На пространстве Карельского перешейка в Средние века жило племя корела – его название пишут в женском роде единственного числа и с буквой «о». Корела родственна современным карелам, и их взаимосвязь вполне прямая, как между древнерусским этносом и современным русским. Как и в случае с «древнерусскими» и русскими, постепенно центр проживания корелы-карел сместился, потому-то современный Карельский перешеек, бывший центр Корельской земли, относится к Ленинградской области и карел в нём практически не осталось.

Линия времени подсказывает, что корела издревле была союзницей новгородцев. Крестили их, понятное дело, в православие, хотя многие продолжали оставаться язычниками, они поначалу платили дань Новгороду, а потом вовсе вошли в его состав. Была лишь одна проблема – растущая экспансия Швеции, которая оттесняла корелу со своих земель, поэтому одновременно с «синим» событием наверху – 1293-м годом, датой основания Выборга – мы читаем внизу о походе шведов на корелу в 1283-м, строительстве другой шведской крепости на Карельском перешейке в нынешнем городе Приозёрске в 1294-м и так далее.

Вот на карте и Выборг, и крепость Корела в Приозёрске рядом друг с другом. В данном случае подразумевается не шведская крепость, а уже новгородская, основанная в 1310 году. Короче, весёлое было время, когда корела оказалась зажата между двумя крупными государствами, Швецией и Новгородом, и никто не хотел отступать.

Основание Выборга стало удачным решением шведов, оно помогло им закрепиться в регионе, ибо крепость выдержала несколько осад новгородских войск. По итогу противостояния Корельская земля была поделена между Швецией и Новгородом: земли ближе к Ладоге остались за Господином Великим Новгородом, а шведы присосались к балтийскому побережью. Выборг же на долгие столетия стал воротами Швеции в русские земли.

Эти события считаются эпизодом так называемых шведско-новгородских войн или шведских крестовых походов, ибо шведов подхлёстывала к экспансии на юго-восток идея христианизации местного населения. Основание Выборга было частью Третьего шведского крестового похода, который, пожалуй, можно считать пиком противостояния двух государств. Всего их бесконечные войны и стычки растянулись примерно с середины XII века по середину XIV-го.

Копия карты Выборга землемера Андерса Стренга 1642 года показывает некоторые знакомые нам места: Замковый остров слева, на нём Башню Святого Олафа и Дом наместника, рядом с последним – Крепостной (Абоский) мост через пролив.

По городу справа мы толком не гуляли, поэтому комментировать нечего, кроме разве что прямых улочек. Регулярный план – это всегда свидетельство какой-то серьёзной перестройки, ведь естественным образом в Средние века улицы складывались бы более беспорядочно. Прямые улицы стали итогом пожара 1627–1628 годов, после чего Выборг выстроили ровненьким. Частично следы этой планировки сохранились в современных кварталах города.

Залы о шведском периоде истории Выборга по-своему интересны, но мне как-то не запомнились конкретные экспонаты. Возможно, сегодня нет настроения разбирать многочисленные археологические находки.

Зато под конец этого раздела нам попадается шикарный макет города на момент начала XVIII века. Макет называется «Осада Выборга войсками Петра I в 1710 году», его изготовил петербургский скульптор и макетчик Евгений Ковалёв. Солдатиков, однако, мы тут не видим, но представлено около 120 орудий на осадных батареях и показаны серьёзные разрушения, нанесённые Выборгу русской артиллерией. Действительно, местами кварталы будто всмятку, да и замку досталось.

В данный момент мы смотрим на южную косу острова Твердыш, где в правой части выстроены в аккуратный ряд батареи майора Коборта. Современный памятник Петру I находится значительно левее, ближе к мосту.

А это – вид с другой стороны. В конце дня мы ненадолго заглянем примерно в этот район. Выборг осаждали и пытались штурмовать не только с пролива, но и с материковой, юго-восточной стороны города, где он был неплохо укреплён. Мы помним, что именно эта сторона для шведов считалась «вражеской», поэтому крепость со рвами и бастионами была тут, а не на острове Твердыш, где потом появятся Аннинские укрепления.

Осада длилась долго, с марта по июнь 1710 года. Можно ещё вспомнить, что Пётр за четыре года до того пытался взять Выборг, ведь мощная крепость совсем недалеко от недавно основанного Петербурга была постоянным источником опасности. Но тогда операция была плохо продуманной, а теперь город взяли измором и гарнизон в конце концов капитулировал.

С тех пор при ответе на вопрос «Чей Выборг?» можно было отвечать «русский», хотя шведы ещё долго кусали локти и думали, как им вернуть утерянное.

Отливка с оттиском руки Петра, сделанная на Липецком металлургическом заводе в 1907 году. Довольно стандартный экспонат многих музеев, где только не попадается. Другие артефакты, напоминающие о петровской эпохе, прилагаются рядом.

Итак, сначала древняя археология и корела в экспозиции «Сокровища Земли Карельской», потом «Шведский Выборг», а потом почему-то сразу финский. Разные постоянные экспозиции, конечно, идут друг за другом в хронологическом порядке, но такое ощущение, что про русский Выборг XVIII века как будто и сказать нечего. Так чей Выборг-то?

Впрочем, богатство «финской» экспозиции не должно удивлять, потому что на эти залы, как я понял, дала денег общественная организация «Виипури-Кекс... простите, «Виипури-Кескус», что в переводе с финского означает «Выборг-центр». Есть подозрение, что сегодня организации уже не существует или её активность сведена к нулю, поскольку информации о ней в интернете кот наплакал. Но с момента открытия в 2001 году она многое сделала для популяризации истории и культуры Выборга, организации культурных мероприятий для финнов в России и для россиян в Финляндии и так далее.

Экспозиция, созданная при участии финских «кексов», открыта довольно давно, в 2006 году, но по-прежнему смотрится свежо. Этикетаж бережно переведён на английский, финский и шведский языки, экспонатов и иллюстраций очень много, особенно с учётом того, что многие темы связаны с бытом конца XIX – первой половины XX века, который в музейных пространствах всегда увлекательно показывать.

И вы, возможно, спросите: как же так вышло, что Выборг и Карельский перешеек, которые к финнам никакого отношения не имели, стали вдруг Финляндией? Это происходило постепенно. Финны, будучи основным населением территории современной Финляндии или, точнее, в основном её южной половины, оказались завоёванным Швецией народом. Ну и поскольку Карельский перешеек никогда шведами не выделялся в качестве самостоятельной территории, финское население по мере своего роста и расселения могло осваивать и соседние районы, так что с течением веков область Выборга стала восприниматься естественной частью Финляндии.

Когда Выборг с окрестностями оттяпала Россия, то в XVIII веке на этой территории создали Выборгскую губернию. Периодически её название менялось, и однажды она даже была переименована в Финляндскую губернию. Сама же область постепенно стала именоваться Старой Финляндией. Это традиционное восприятие привело к тому, что когда после очередной русско-шведской войны в начале XIX века Россия получила всю Финляндию, она щедро передала Выборгскую губернию (Старую Финляндию) в состав Новой Финляндии. И получилось автономное Великое княжество Финляндское. Ну что нам, жалко, что ли? Государство не обеднеет.

В итоге, если говорить откровенно, доля русского и шведского населения в Выборгской губернии и самом Выборге постепенно уменьшалась и в начале XX столетия финны вполне смело могли сказать: «Выборг наш», и были бы правы. И это при том, что официальным первым языком, на котором велось делопроизводство во всём Великом княжестве Финляндском, всегда был шведский.

На стене в один ряд поставили актуальные для финского периода истории гербы. Слева кажется, что это просто чёрный российский двуглавый орёл. Но на его груди красуется маленький герб с золотым львом с мечом на красном фоне, это и по сей день герб Финляндии: долгое время было принято финляндский герб изображать на груди российского орла, чтобы знали своё место.

Далее герб Выборгской губернии на момент независимой Финляндии, его отличие от герба периода Российской империи в расположении корон и общей форме геральдического щита, но в целом они похожие. И, наконец, герб самого города с замком; до революции над гербом города ещё была корона, а в независимой Финляндии корону убрали.

Вышел какой-то странный набор: герб Великого княжества Финляндского, а затем два герба, актуальные для послереволюционного периода. При этом под гербами идёт текст о Великом княжестве Финляндском. Вот явно тут какая-то фига в кармане была от финских соавторов экспозиции, если таковые были.

Не подумайте, что русские в Выборге вообще не жили. Да, их было мало, к началу XX века чуть больше 5 процентов населения, даже шведов было больше – около 10 процентов. Тем не менее, русские вполне комфортно себя чувствовали в этом финско-шведском городке.

Вот даже свидетельство русского образования имеется. В витрине лежит кокарда с ученической фуражки Выборгского реального училища начала XX века и пряжка от ремня, на которых аббревиатура училища написана по-русски: «В. Р. У.». Это было именно русскоязычное учебное заведение, открытое в 1880-е годы.

Спичечные коробки как свидетельства многоязычности и многонациональности Выборга.

Слева – привезённая сюда какими-то неизвестными путями в начале XX века спичечница от фабрики Рылова и Лесникова из Вятской губернии. На обратной стороне изображён Московский Кремль, чего, к сожалению, не видно отсюда. Металлическая спичечница – это не одноразовый коробок, но не суть. Данная мелочь принадлежала большевику Александру Шлихтеру, который оказался в Выборге по революционным нуждам во время Первой русской революции, и на его квартире недолгое время нелегально скрывался приезжавший в Россию Ленин.

Справа – спичечный коробок 1930-х годов, выпущенный в независимой Финляндии, поэтому тут всё на финском языке. А написано-то что? «Jaavan Teeta» самым крупным шрифтом – это понятно, яванский чай. А дальше интереснее: «F. Sergejeffin pojat ja kump.». Что за Сергеев? Русский предприниматель Фёдор Сергеев ещё в детстве оказался в Выборге, в 1850-е годы, где служил приказчиком у местного купца Шушина. В итоге он начал тут свой бизнес по продаже яванского чая, а дальше за ним потянулся и табачок, и пиво. У вокзала о Сергееве сегодня напоминает историческое здание доходного дома Сергеева, которое он построил в начале XX века.

Сергеев умер уже в независимой Финляндии в 1924 году, не бросив ставший родным для него Выборг, и его дело продолжили наследники. Название фирмы «F. Sergejeffin pojat ja kump.» («Сыновья Ф. Сергеева и компания») говорит о том, что чайком продолжали торговать и после смерти основателя. Да что уж там, чайная фирма «Sergejeff», гордо носящая подзаголовок «since 1873», до сих пор зарегистрирована и функционирует в Хельсинки.

В общем, не хочу занимать чью-то сторону и говорить, что до революции Выборг был преимущественно русским, финским или шведским. Финны численно стали большинством, но культурно свою лепту вносили все народы.

Вот, скажем, копия картины 1854 года Михаила Эрасси, русского художника вообще греческого происхождения. Когда в молодые годы в конце 1840-х – начале 1850-х годов он учился в Императорской Академии художеств, ему нравилось заезжать в Выборг и окрестности и рисовать всякое. Однажды он запечатлел и знакомый нам Крепостной мост. Горожане любили тут гулять, называли мост выборгским аналогом Риальто, знаменитого моста в Венеции. Картину подарили местному губернатору Казимиру Котену, шведу по происхождению, а тот в итоге переподарил её городу. Не очень ясно, как так вышло, но теперь картина находится в собрании художественного музея города Лахти, что по ту сторону русско-финской границы.

Ещё в залах случайно попалась временная выставка кирпичей «Кирпичное наследие Выборга и Карелии». Выставка показывает различные кирпичи местного производства из музейной коллекции и от одного частного коллекционера. Авторы в пояснительных текстах подробно объясняют, какие предприятия скрывались за тем или иным клеймом. Хотя иногда честно пишут, что объяснение некоторых клейм – предположительное, а авторство некоторых кирпичей даже с клеймом сегодня не восстановить.

Окончательный (надеемся) аргумент в споре о принадлежности Выборга был внесён в 1944 году, когда город освободила советская армия от финских оккупантов. Да, к этому моменту они были уже оккупантами, поскольку Финляндия честно передала город в состав СССР ещё в 1940 году по итогам Зимней войны, но потом оккупировала.

Подобный флаг водрузили над Башней Святого Олафа 20 июня 1944 года в 19 часов 45 минут. Это было импровизированное знамя, поскольку готового под рукой не было. Обычно пишут, что его сшили из двух транспарантов, но, кажется, транспарант был один, просто его разрезали и сложили иначе. При желании можно прочесть две строчки вместе и у нас выйдет кусок известного лозунга, что использовался в агитационных плакатах в сталинские годы: «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина – вперёд, к победе коммунизма!»

В целом финальная по хронологии экспозиция, посвящённая Великой Отечественной войне, самая слабенькая из имеющихся, ибо похожа на многие другие краеведческие музеи.

Конечно, я показал далеко не всё, вышла выборочная субъективная прогулка по музею. Может быть, когда откроют Башню Святого Олафа, загляну сюда ещё раз вместе с вами.

На выходе из музея нас провожает самый неожиданный экспонат – барельеф скульпторов Леопольда Дитриха и Василия Козлова «Ассирийский вождь» 1910 года. Напротив в таком же стиле – барельеф «Сирены». За эти парные барельефы скульпторам дали Первую премию на Всероссийском конкурсе Общества поощрения художников. Поскольку на барельефах оставлены разные имена (на «Ассирийском вожде» – фамилия Дитриха, а на «Сиренах» – Козлова), возможно, они разделили работу над ними между собой, но точно задумали их вместе, как пару. Эти два товарища как раз в то время вместе учились в Императорской Академии художеств и нередко выступали дуэтом.

Авторский замысел этикетки не поясняют. Возможно, это была просто учебная практическая работа молодых приятелей. История появления барельефов в Выборге тоже не вполне ясна, ибо с городом скульпторов вроде бы ничего не связывает – они жили и работали в Петербурге-Ленинграде и даже похоронены рядом на Литераторских мостках. Но почему-то довольно крупная коллекция их работ в 1960-е годы была подарена Выборгскому музею. А мы и не против.

Что ж, хоть летом световой день длинный, но нам ещё надо успеть посмотреть Монрепо, погнали туда.

Вжух, и мы переместились из центра Выборга ко входу в парк Монрепо. На самом деле пешком от Аннинских укреплений идти где-то полтора километра, а от вокзала – в два раза больше, поэтому при планировании визита в Выборг учитывайте, стоит ли вам взять такси, чтобы сэкономить энергию своего организма. А погулять по парку вам точно захочется подольше.

Сейчас мы прошли мимо кассы, заплатив за входной билет, и двигаемся к Главным усадебным воротам. Въездные деревянные ворота в неоготическом стиле кажутся каким-то новоделом, слишком уж чистенькими деревяшками они облицованы, но это вполне нормальная реконструкция. Наверное.

Оригинальные ворота 1830-х годов разобраны в 1950-е. Предполагают, что их построил Карл Людвиг Энгель, который изрядно отметился разными архитектурными проектами на территории Финляндии, без него облик Хельсинки эпохи классицизма невозможно представить. В 1982 году ворота более-менее восстановили, но несколько лет назад решили сделать более точный вариант. Если посмотреть исторические фотографии, то, кажется, отличий и нет.

Над аркой красуется герб баронов Николаи. Они будут главными героями этого парка, поскольку им он бессменно принадлежал с 1788 по 1940 год. Как вы понимаете, и при императорской, и при финской власти. Герб слегка упрощён, без дополнительных завитков, корон, торчащих во все стороны перьев и прочего. Вариант попроще поставили сами хозяева на оригинальных воротах. В данном варианте герб ограничен щитом с короной, шестиконечными звёздами (нет, это таки не то, что вы подумали!) и костыльным крестом.

Костыльный крест или крест-молот активно использовался в католической традиции, а баронский титул Николаи получили от австрийского императора, по совместительству императора Священной Римской империи. Поэтому имели право.

Герб восстановили в 2021 году, это была одна из важных деталей реконструкции ворот.

Порадуемся, что Людвиг Генрих из рода Николаи хорошо сидит, а мы сесть, как известно, всегда успеем.

Музей-заповедник «Парк Монрепо» в конце 2010-х – начале 2020-х годов довольно неплохо провёл реконструкцию территории и добавил модные и популярные куар-коды в разные места парка. Это объявление предлагает послушать в избранных точках отрывки из поэмы Николаи «Имение Монрепо в Финляндии» (1804).

Я только не пойму, почему его на иностранный манер называют Людвигом Генрихом. Чай мы не в Европе! Немецкий барон фон Николаи (ударение на а) по приглашению российских властей приехал в Петербург жить и работать на благо нашей страны и дослужился при Павле I до государственного секретаря и президента Академии наук. Вскоре он оставил службу и пенсию провёл тут, в купленном им ранее имении Монрепо. Даже поэму про неё на пенсии писал. Но только служил-то он под именем Андрея Львовича.

Монрепо расположен на острове Твердыш. Это уже советское название острова, при шведах он был Слотсхолмен, при финнах Линнасаари. Ну и верно, что переименовали, а то бы без логопеда мы не справились. Ходило предание, что тут в Раннем Средневековье было поселение корелы, но подтвердить это современные учёные не могут. Шведский Выборг держал на месте будущего парка скотный двор и хозяйственные угодья.

Так бы и осталось место безвестным, если бы комендант Выборгской крепости Пётр Ступишин не решил в 1760-е годы устроить здесь дачку. Потом её купил Фридрих Вильгельм Карл Вюртембергский, служивший в 1780-е выборгским наместником. Он оценил уникальность и гармонию тихого местечка и назвал имение Монрепо («Mon Repos») – грубо говоря, «мой отдых» или «место моего отдыха» в переводе с французского. Некоторые вещи в архитектуре парка он успел изменить, но вскоре территорию приобрёл Николаи, поэтому по большей части Монрепо – это наследие его семьи.

Мы приближаемся к небольшой «площади» с Главным усадебным домом и Библиотечным флигелем (они проглядываются за деревьями). По пути можно обратить внимание на садик слева от главной дорожки. Изначально с рубежа XVIII–XIX веков тут и были фруктовые сады, но сами понимаете, что времена менялись, посадка менялась, и сейчас многое приходится восстанавливать. Современным вариантом сада озаботились после последней реставрации Монрепо в 2020 году.

Что там, кстати, наш поэт-любитель Николаи писал по поводу своего имения...

Когда пройдёшь ворота Выборга и укрепления,
Увидишь холм на правой стороне,
Что укрывает, бережёт моё именье,
Убежище покоя... Часто мы,
Того не ведая, проходим мимо счастья,
Оно не попадается черни на глаза
И укрывается от всех в бездонных глубях...

Не понял. Ты кого чернью обозвал? Тьфу на них, аристократов этих.

Какой-то усадебный дом был на этом месте и на дачке коменданта Ступишина, и при принце Вюртембергском. Последний явно не рассчитывал быстро смотаться из Монрепо: он был шурином наследника престола Павла Петровича и честно служил на разных должностях в Российском государстве, но после смерти отца, герцога Вюртемберга, Фридрих уехал править мелким герцогством на западе германских земель, недалеко от границы с Францией. Как раз накануне наполеоновских войн, ага. Пожелаем ему удачи и попрощаемся.

Так вышло, что Николаи приютил в усадьбе своего приятеля Джузеппе Антонио Мартинелли, талантливого реставратора и долгие годы хранителя картин в собрании Эрмитажа при Зимнем дворце. Его под старость лет уволили, и что делать? Возвращаться в Италию? Вот и поселился тут.

Художественное мышление Мартинелли пошло на пользу Монрепо: он спроектировал новый усадебный дом так, чтобы тот намекал на итальянский классицизм эпохи легендарного Палладио, архитектора эпохи Возрождения. Иногда этот подстиль называют палладиевым или палладианством. Суть в том, что направление аккуратнее всего копирует античное наследие, в то время как дальнейший классицизм то подвергался воздействию барокко, то эволюционировал в ампир.

Ну что, видите античность? А она есть. И нравилось же русскому барину мечтать об античной Италии, глядя на деревянный усадебный дом где-то под Выборгом! Ну, хорошо, Андрею Львовичу простим, он всё-таки немец.

Дом достроили к 1804 году, когда Мартинелли уже умер. Именно тут Николаи писал свою поэму о Монрепо, где объяснял, как, что и зачем сделано в его имении. Дом оставался жилым вплоть до смены хозяев при советской власти, когда тут разместили военный дом отдыха, а потом детский сад «Лесная сказка». Сам парк в это время носил не историческое название Монрепо, а назывался Центральным парком культуры и отдыха имени М. И. Калинина. Спустя несколько месяцев после моей поездки в усадебном доме открыли музейную экспозицию – ранее в парке таковой не было вообще. Как-нибудь надо посетить.

Вы заметили, что Главный усадебный дом стоит на возвышении. Оно образует удобную площадку, где с другой стороны пару дому составляет Библиотечный флигель 1804 года. Поначалу это был флигель для гостей и прислуги, но сын Николаи Павел Андреевич обустроил в нём библиотеку. Авторы текстов на табличках в парке упорно называют Павла Паулем; что за идолопоклонство перед Западом?.. Павел, в отличие от отца, родился в Петербурге, и пусть многие годы служил в Европе дипломатом, но уж его-то мы точно можем назвать в первую очередь русским подданным, а не немцем.

Большая библиотека на девять тысяч томов в годы Первой мировой войны была подарена наследниками Гельсингфорсскому университету, то есть Хельсинкскому. Вероятно, там она пребывает по сей день. В советское время тут был жилой дом с квартирами. Сейчас флигель занимают служебные помещения музея, в том числе музейная библиотека, но, конечно, не такая масштабная и уникальная, как библиотека Николаи.

Интерес представляют часы на фронтоне, которые Павел Николаи привёз из Англии. Они считались вторыми фасадными часами во всём Выборге, насколько это было редкостью в те времена.

На табличке рядом с флигелем сказано, что его фасад украшает пара барельефов на античные сюжеты – «Геракл и Омфала» и «Гера и Зевс». Такая пара висит под фронтоном с часами спереди, и точно такая же – под фронтоном сзади. Сейчас я показываю вид сзади.

Если смотреть невнимательно, то может показаться, что изображения просто зеркальные: женщина стоит перед сидящим мужчиной. Какие ж тут два сюжета? Но я думаю, что слева всё-таки Омфала и Геракл, потому что Геракл отдал Омфале львиную шкуру, которую она потом любила одевать – справа под левой рукой женщины видно мордочку льва на барельефе. А справа другие животные: павлин рядом с Герой как её традиционный символ, а орёл рядом с Зевсом как его символ.

В этом домике живут мерзкие хоббитцы, которые украли мою прелесть...

Шучу, конечно. Это всего лишь погреб-ледник, неизменный атрибут серьёзных имений, где нужно было хранить много еды для барского стола. Сейчас в нём сувенирная лавка, которая почему-то закрыта – то ли сегодня, то ли временно на какой-то срок. Но наличие рядом с входом почтового ящика и общий стиль так и вызывают желание пошутить про хоббитцев.

А вот и красивый берег.

На самом деле идти до берега довольно быстро, мы бы его увидели прямо с возвышенной «площади» Главного усадебного дома. Дом стоит примерно в центре исторической части Монрепо, изрезанной тропинками и усыпанной разными достопримечательностями. Всего в длину вдоль берега можно гулять чуть больше километра.

Предлагаю сначала посмотреть места к югу и юго-востоку от усадебных построек, потом вернуться в центр и пройти на север.

К южной части парка можно отнести огромный валун недалеко от Главных усадебных ворот. Ну валун и валун, мало таких, что ли, в северных землях Европы осталось после ледникового периода? Но эта каменюка во времена Николаи была облюбована жителями и гостями имения. Молодой Павел Николаи ещё при жизни отца организовал на валуне беседку в форме китайского зонтика. Выглядело это так, как изобразил на своём рисунке датский художник Кристиан Кристенсен, побывавший в Монрепо в 1830-е годы:

Заодно посмотрите на образец информационных табличек в парке. Очень удобные, можно ходить даже без аудиогида, хотя куар-коды прямо тут предлагают послушать разные подробности.

В общем, валун так и прозвали – Камень китайского зонтика. Он действительно высокий, это не преувеличение художника, однако на моей фотографии рядом с камнем нет человека рядом и размер может быть непонятен. Но сравните с высотой информационного стенда: стенд с текстом находится на уровне наших глаз, а на предыдущем фото вы видите его оборотную сторону перед камнем.

Не уверен, что сегодня с камня открывался бы вид на Выборг, как раньше, – слишком сильно заросли деревья и слишком много иных построек на пути. Но и сегодня его сразу видно при подходе ко входу в парк. Людвиг Генрих Андрей Львович в 1798 году приятно удивился, когда его застал сюрприз при въезде в имение в виде «китайского шампиньона на большом камне» – так он обозвал беседку в письме к сыну.

Здания и клумбы, связанные с оранжерейным комплексом, не особо историчны, хотя оранжерея в Монрепо была ещё при принце Вюртембергском: когда Николаи покупал имение, он отмечал, что за домом находится большой сад с оранжереями. Вероятно, какие-то здания либо сохранены, либо восстановлены или стилизованы под исторические. Оранжерея может быть интересна любителям ботаники, к которым я не отношусь. Любители же приглашаются на специальные экскурсии по оранжерее по предварительной записи.

Мы же идём через «площадь» оранжереи дальше на юго-восток...

...и почти сразу же натыкаемся в лесу на валунные ограждения. Судя по металлическому забору за ними, дальше проход закрыт, хотя вроде бы формально территория дальше тоже входит в парк. Там находится небольшой холм, на вершине которого при Николаи построили деревянную смотровую башенку. Её поэтично называли Бельвю, от французского «belle vue» («прекрасный вид»). Башенка не сохранилась, но вершина холма по-прежнему может восприниматься как высокая и удобная смотровая точка.

Почему нельзя пройти? Не знаю. Впрочем, окраинный холмик Монрепо, кроме его вершины, вряд ли чем-то интересен. Сама же ограда тоже историческая, появилась ещё в 1800-е годы. Из переписки семейства Николаи этого периода можно узнать, что ограда в первую очередь нужна была, чтобы на территорию Монрепо не шастал чужой скот. Она довольно длинная и прекрасно сохранилась с тех времён.

Ранее рядом с Камнем китайского зонтика мы видели часть этой же валунной ограды.

В какой-то момент тропинка вдоль ограды приближается к берегу и идёт параллельно ему (ограда сзади нас). И между ними – небольшая поляна, как будто ничем не примечательная. Но из-за того, что эта поляна регулярно затапливалась водой, её пришлось укрепить дамбой. Конечно, не такой дамбой, которую используют на мощных электростанциях, а так, просто более прочным и высоким берегом, но тем не менее. Чтобы почва не размывалась, вдоль берега высаживали чёрную ольху, и аллею этих молодых деревьев мы сейчас видим вдоль берега.

Поляну прозвали Долиной Розенталь. Нет, кумир граммар-наци Дитмар Розенталь, автор наших любимых словарей и справочников, тут ни при чём, просто поляну периодически засаживали розами. Получается, однако, какое-то масло масляное: «Rosental» по-немецки – это «долина роз», и выходит «Долина Долина роз». Ну и ладно. Вот что-то на клумбе перед нами выращивают, только розы это или нет, не могу сказать. В любом случае сейчас не цветут.

Дамбу с долиной недавно реконструировали, поэтому деревья молодые. В 2020 году со стороны залива это выглядело так:

Хорошо виден укреплённый берег, но пока вообще без деревьев.

Монрепо интересен тем, что небольшие полянки и площадки на его территории тут же сменяются холмиками, тропинки из-за рельефа местности неровные и надо внимательно смотреть на карту, чтобы не пропустить нужный поворот. Вот между Главным усадебным домом и Долиной Розенталь можно наткнуться на холм, куда так и хочется подняться из-за возвышающегося обелиска. Идём?

Монумент на информационной табличке называется Обелиском братьев Броглио. Минуточку, на французском фамилия пишется как «Broglie», но читается совсем иначе, это же французский. Сплошное бикукле, понимаешь...

При этом в тексте таблички авторы вполне честно называют имена Огюста-Сезара и Шарля-Франсуа де Брольи, братьях Александры-Симплиции де Брольи, которая вышла замуж за Павла Николаи. Семья Брольи покинула Францию во время революции и обосновалась в России, братья Брольи пошли учиться в Сухопутный шляхетский корпус и служили в русской армии, где и погибли в ходе наполеоновских войн. То есть, по сути, сражались против своего же отечества.

Желающие могут поразбирать на гранях обелиска изрядно стёршийся текст. На мраморных плитах со всех четырёх сторон были выгравированы надписи на латыни с посвящениями императору Александру I, двум братьям Брольи и самому факту установки обелиска. Одна из плит в память об Огюсте-Сезаре не сохранилась. Ладно, беру свои придирки обратно: здесь и правда на латинский манер фамилию братьев написали как «Broglio», а на латыни же как пишется, так и читается. Вот и получился Обелиск братьев Блоглио, загадка разрешилась.

При Николаи-отце здесь стоял Храм Амура, а скалу на вершине холма прозвали Левкадской в память об острове и одноимённом мысе Левкада (также Лефкада, Левката, Лефкас). Оттуда по легенде бросилась в море древнегреческая поэтесса Сапфо. Деревянный храм за много лет истрепался, и в 1827 году Павел Николаи поставил здесь данный обелиск. Казалось бы, его родственники погибли достаточно давно, но жена умерла недавно, в 1824-м, поэтому для Павла обелиск в память о её братьях был напоминанием и о супруге.

Позволю запечатлеть красивый вид с Левкадской скалы в виде панорамной съёмки. Красиво.

Часто Монрепо называют скальным пейзажным парком, ведь скалы, крупные валуны и камни стали неотъемлемой частью его рельефа. Альпинизмом тут не позаниматься, но пейзажи действительно выходят неплохими. Этому способствует тихая Защитная бухта, которая является частью Выборгского залива, но отделена от него островом Твердыш. Получается почти что закрытое со всех сторон озеро, а не залив, и здесь, возможно, не бывает штормов и крупных волн. По крайней мере, сегодня таковых не наблюдаем.

Монрепо расположился на северном берегу острова и смотрит на противоположный берег бухты, где нет и никогда не было крупных городских зданий, портов, хайвеев и прочих артефактов современной цивилизации. Таким образом, ни люди, ни стихия природы не мешают мирной жизни парка и не отвлекут нас от изучения его деталей.

Прогуляемся вдоль берега залива от юго-восточной окраины парка к северной и посмотрим локации, которые принято отмечать на туристической карте Монрепо.

Очевидно, что бессменные хозяева имения в XIX веке старались не только сохранить природную уникальность пространства, но и улучшить его на свой вкус. Какие-то крупные валуны могли дробить, вытёсывать из них определённые формы и перемещать их в иные места. Известно, что ещё в середине XIX века жители и гости Монрепо называли крупную глыбу на вершине этой скалы Падающим камнем.

Обратите внимание на выделяющийся почти округлый валун наверху, который словно придерживает собой тоненькая белая берёзка, как Человек-паук в известном фильме удерживал поезд. Будто она сейчас сломается и камень покатится вниз и упадёт в залив. Эй, мальчонка впереди, берегись!

Судя по всему, раз за два столетия камень так и не упал, значит, стоит он прочно, а эффект падающего роднит его с Пизанской башней. Ну или с Невьянской, которая лично мне как-то роднее. Остаётся лишь гадать, является ли Падающий камень шуткой природы или это постарались талантливые устроители имения Николаи.

Что ещё есть неподалёку?

Как вы поняли из сказанного ранее, на холм, где когда-то была Башня Бельвю, нам пройти не разрешают, и туристическую зону с холмом разделяет валунная ограда с дополнительным забором позади неё. Перед ограждением красуется высокий 17-метровый кедр по имени Лира, посаженный на рубеже XIX–XX веков. Его возраст, таким образом, оценивают примерно в 130 лет. Предположительно его посадил правнук Андрея Николаи и внук Павла Павел Николаевич.

В табличке рядом с кедром его тоже обозвали на немецкий манер Паулем Эрнстом Георгом. Нет, ну вы серьёзно выставляете Николаи немцами даже в четвёртом русском поколении? Павел Николаевич был последним мужским представителем рода, он умер в 1919 году тут, в Монрепо. После него последней хозяйкой имения стала его сестра София.

А почему Лира? Ведь дерево и правда выросло с ветвями, которые слегка напоминают округлые формы музыкального инструмента. Скорее всего, саженец кедра посадили на довольно пустой поляне, но впоследствии она стала зарастать и дереву с ветками пришлось тянуться вверх. Вот и получилась лира.

Табличка рядом с кедром призывает голосовать за него на всероссийском конкурсе «Российское дерево года – 2023». Ребята, что-то вы припоздали с объявлением, конкурс уже прошёл. На нём победил дуб из Чувашии, «Старейшина чувашских дубов» возрастом в 372 года, чему я, как чуваш по мужской линии, крайне рад.

От берега отделены три крохотных острова: остров Пампушинка, остров Колонны и остров Палатки. Пампушинкой называли в детстве Павла Николаи, который не правнук, а сын. При жизни его родителей на острове поставили скамейку у берега и беседку в центре, где любила проводить время жена Андрея Львовича и мать Николая Иоганна, она же Маргарита Фёдоровна. Её родная Пампушинка редко бывала дома, поскольку его бросало по делам службы то в Лондон, то в Копенгаген, то с Стокгольм, поэтому на острове его имени она скучала по сыну.

Видите у берега острова валун и скамейку рядом? Скамейка, конечно, уже совсем не историческая, но как бы на историческом месте. Рядом со скамейкой есть табличка с фрагментом из поэмы Андрея Николаи про Монрепо.

Миленько.

Самый крупной остров из группы трёх островков – остров Колонны – соединён с берегом двумя Китайскими мостиками. Есть ещё два мостика к другим островам, но они китайскими не считаются, потому что не столь красивы. Два мостика (в кадр попал только один) появились в 1798 году, когда остров Колонны был искусственно создан рытьём канала. Зачем? Да просто для красоты.

Мостики были разноцветными, но, к сожалению, утрачены во второй половине XX века. Новые поставили в 1998 и 2002 годах на деньги финских спонсоров, они повторяют исторические. Однако красить их не стали.

Сильно ли это напоминает о Китае, я не знаю, не бывал. Автор мостиков Джузеппе Антонио Мартинелли тоже не бывал, поэтому если китайские туристы не признают их за свои, то это простительно.

Остров Колонны назван в честь Колонны двух императоров. Она возведена в память о Павле I и Александре I и считается самым старым сохранившимся памятником Монрепо. Колонну датируют 1804 годом.

Несмотря на то, что значительная часть карьеры Андрея Николаи пришлась на годы царствования Екатерины II, ей он колонну посвящать не стал. Всё-таки при Екатерине он служил не на благо государства, а в первую очередь на благо её сына Павла, к которому он был приставлен в качестве наставника и учителя. Поэтому не удивительно, что Павел, взойдя на престол, сделал Николаи государственным секретарём и президентом Академии наук. Можно сказать, что Николаи долгие годы служил именно Павлу, пусть тот и не был на то время императором.

Павел пожаловал Николаи титул барона, орден Святой Анны и полторы тысячи душ крепостных. Как тут не быть благодарным? А Александр I, в свою очередь, отпустил Николаи на пенсию и отдал ему Монрепо в потомственное владение без уплаты поземельного налога. Вновь обратимся к поэме Николаи:

Освободив мне шею от ярма,
Затем и Александр, Твой кроткий сын,
Владеть именьем собственным дозволил,
Чтобы вечер жизни мирно завершить.

Мраморная колонна, откровенно говоря, нуждается в реставрации, но пока как есть.

Последний остров из трёх, остров Палатки, связан с названием Турецкой палатки или Турецкого шатра. Павильоны в форме как бы восточных турецких палаток при Екатерине II установили в Гатчине и Павловске в память о победах русского флота над турками. Николаи в Монрепо по собственной инициативе захотел сделать что-то подобное. Палатка была где-то на этом месте до первой половины XX века, возможно, до 1940-х годов. Выглядела она так:

Китай, Турция... Чем ещё нас порадует занимательная география Монрепо?

Вы не поверите, но Елисейскими полями. Жаль, Эйфелевой башни нет, а то я бы произнёс свою коронную шутку о том, зачем нам Париж, если есть Выборг.

Елисейскими полями принято называть всю прогулочную зону от подножия Левкадской скалы, где стоит Обелиск братьев Бикукле Брольи, до источника «Нарцисс». Впрочем, Елисейскими их прозвали вряд ли потому, что они как-то напоминали о Париже (хотя есть и такая версия), а потому, что в греческой мифологии Елисейские поля – это райская долина в загробном мире, то бишь Элизии или Элизиуме. Латинское «Elysium» трансформировалось во французское «Élysées», так что ни к какому Елисею парижские поля отношения не имеют. И выборгские тоже.

Я не захватил в объектив непосредственно сами поля (их кусочек лишь слегка влез слева), потому что обычная лужайка показалась мне малопримечательной. А вот скальная гряда, которая тянется вдоль неё, выглядит любопытно. Она ограничивает довольно ровные низменные Елисейские поля с одной стороны, а берег залива делает это с другой.

По мнению учёных, рельеф скал в этом месте мог сформироваться, страшно сказать, 1,7 миллиарда лет назад. В эти времена даже животных ещё не существовало, а эти скалы уже выползли из-под земной поверхности. Как же молниеносна и мимолётна человеческая цивилизация на этом фоне...

Нельзя пройти мимо острова Людвигштайн и не задать вопрос: почему туда нельзя пройти?

Самый крупный скалистый остров Монрепо был облюбован Андреем Николаи, по имени которого впоследствии его назвали Людвигштайном, то есть «скалой Людвига». Напомню, что от рождения Андрей Львович был таки Людвигом. Он придумал острову другие названия: Скала отшельника, Эрмитаж, что суть одно и то же, ведь так с французского переводится слово «ermitage» («место уединения» или «приют отшельника»).

А отшельником, по его задумке, тут был шведский король Эрик XIV, которого в XVI веке свергли с престола братья Карл и Юхан и заключили в тюрьму. На самом деле Эрик сидел, конечно, не на острове под Выборгом, но почему бы эту красивую историю не рассказывать доверчивым гостям имения, не так ли?

Эрихштайн превратился в Людвигштайн, когда после смерти Николаи его сын в 1820-е годы построил на острове капеллу в неоготическом стиле, где похоронил отца. Симпатичная усыпальница в виде замка выглядывает из-под деревьев справа, но толком её рассмотреть сложно, поскольку она перекрывается заросшими деревьями острова. Капелла Людвигсбург и прилегающая к ней территория стали семейным некрополем Николаи, и остров иногда называли Островом Мёртвых.

Всё-таки надо посмотреть на капеллу чужими глазами, потому что ближе нам не подобраться.

Так выглядела капелла на акварели упомянутого ранее датского художника Кристиана Кристенсена.

Остров отделяют от берега все-то 30 метров воды. Как и остров Колонны, когда-то он был частью большой суши, но ради создания уединённого островка Николаи-старший распорядился изменить рельеф местности. Остров соединялся с сушей то мостиком, то паромной переправой, но сейчас всего этого уже нет. Да и хорошо, что нет: во второй половине XX века остров нередко подвергался вандализму и банально неаккуратному обращению с захоронениями некрополя.

Гораздо лучше капеллу видно с небольшого возвышения у Храма Нептуна.

Музей-заповедник давно хочет заняться полноценной реставрацией объектов Людвигштайна. Но даже когда это произойдёт и построят новую переправу, у руководства есть опасения, стоит ли делать допуск на остров свободным: это маленькая и опасная для больших толп скала. Возможно, сюда будут ходить аккуратно сформированные группы в сопровождении экскурсовода.

Пока шла большая реставрация Монрепо в последние годы, была надежда, что запретный остров откроет свои двери, но нет, отложим визит на неопределённый срок.

Храм Нептуна был дважды воссоздан из пепла, так что его стены не смогут рассказать о жителях Монрепо XIX века. Тем не менее, он восстановлен в соответствии с оригиналом, что появился здесь на рубеже XVIII–XIX столетий. Читаем в поэме Николаи:

Уйдём с дороги скромною тропою
На мыс, что весь в цветах благоуханных,
Целуемый серебряной волной.
Там, возведённый в греческой манере,
Открытый храм предстанет пред тобой.

Храм разобрали в 1948 году, он к тому времени обветшал. В 1999-м восстановили, но в 2011-м он сгорел. Пришлось в 2018-м построить вновь.

Храм представляет собой павильон с одной стеночкой без какого-то внутреннего закрытого помещения. Изначально под крышей стояла римская богиня Пиетас – символ благочестия и родительской любви. Недалеко от павильона была статуя Нептуна, которого потом установили вместо Пиетас, так и получился Храм Нептуна.

Со временем те старые статуи пропали. Кого представляет новая, я не знаю. Может, тоже Пиетас? Правда, её вроде бы принято изображать с младенцем на руках, ибо она должна отвечать за родительскую любовь. Неясно.

Ну что, притомились? Испейте водички из источника «Нарцисс». Будка над ним воспроизводит утраченный оригинальный исторический павильон 1820-х годов, хотя, если судить по старым рисункам и фотографиям, слегка в упрощённом виде. Раньше под крышей павильона была скульптура (возможно, самого Нарцисса?), а перед ним – небольшой прудик.

Природный источник был популярен у местных жителей в начале XIX века и получил прозвище «Сильмя», что от финского «silmä» («глаз»). Вероятно, считалось, что водичка помогает от глазных болезней. Фантазёр Андрей Николаи и здесь придумал легенду о прекрасной нимфе Сильмии, в которую влюбился пастух Ларс. Он так безостановочно плакал от своей любви, что потерял зрение, и Сильмия попросила Солнце исцелить пастуха и превратилась в целебный родник, где Ларс свою слепоту вылечил. С тех пор в журчании источника как будто слышен голос Сильмии.

Недалеко от источника можно свернуть на полянку, которая называется долиной Китай. Китайского в ней примерно столько же, сколько французского в местных Елисейских полях, но семейству Николаи нравилось развешивать ярлыки разным уголкам своего имения. Может, о Китае напоминала недалеко проходящая валунная ограда, которая, видите ли, похожа на Великую Китайскую стену? Ну да, помню, в детстве в моём родном городе «китайской стеной» называли длинный многоподъездный дом, так что чем вам поляна у ограды после такого не Китай...

Давайте не будем туда заходить, а лучше посмотрим на милое нововведение последних лет – почтовый ящик для добрых желаний. Его придумал мальчик из Выборга Тимофей, а соорудить ящик помог его дедушка. Администрации парка инициатива понравилась, и теперь ящик принимает письма от посетителей.

Периодически парк рассказывает СМИ, какие желания оставляют гости Монрепо. В 2021 году, например, среди прочих там было такое письмо: «Чтоб в 2022 открылись границы, чтоб корона исчезла...» Эх. Знал бы ты, дорогой посетитель, что в 2022-м «корона» станет тебя волновать меньше всего.

Далее по пути на север – Хижина отшельника. Процитируем Николаи:

За рощей луг есть с мягкою травой,
За ним глухая местность. Там, в её глубинах
Сокрыта хижина, в которой жил монах,
Он благочестьем славился.

Да-да, и монах тут жил, и нимфа Сильмия, и свергнутый шведский король, верим.

Старый деревянный павильон конца XVIII века в конце следующего XIX столетия сгорел. Он был совсем другим, поскольку, согласно описаниям современников, в него помещались столик и кровать. Собственно, поэтому и можно было сказать, что в нём жил монах. После пожара её сделали всего лишь простенькой беседкой. Современный вариант построен в 2021 году по аналогии со вторым упрощённым вариантом, их сходство заметно по старым фотографиям.

Не один раз вы услышали от меня, что перед нами реконструкция или восстановленный памятник. Увы, это так. Тем не менее, Монрепо не оставляет ощущения бездушного новодела и весьма правдоподобно, на мой субъективный взгляд, воспроизводит исторический ландшафт дореволюционного имения.

Только мы бегали рядом с Китаем, а тут уже целый Ньюфаундленд. Николаи вроде бы не бывали в Северной Америке, но, возможно, слышали, что у этого крупного острова скалистые и обрывистые берега. Что ж, здесь хотя бы аналогия прослеживается: северная окраина туристического маршрута в Монрепо не оставляет нам большого манёвра между скальной грядой и берегом залива. Ещё немного, и дальше придётся ползти уже наверх в лес.

Но прежде загадайте желание, пройдя под валунами Грота желаний. Только наклоняйтесь, а то головой стукнетесь в этом проходе, тогда вашим желанием будет только больничка.

Конечно, грот – это сильное преувеличение, поскольку пройти нужно всего несколько шагов. Как и в случае с Падающим камнем, понять, искусственно ли создано данное нагромождение валунов или нет, мы не можем, но его знали гости Монрепо ещё при Николаи.

Вайна... Вяйно... Да что ж такое, простите. Вяйнямёйнен – это главный герой карело-финского эпоса «Калевала». Вообще «Калевала» стала известна в мировой литературе только после первой публикации в 1835 году, но сам персонаж первочеловека Вяйнямёйнена, карело-финского аналога Адама, был знаком финнам и карелам за много столетий до того. Его часто воспринимали как бога или покровителя песнопений и поэзии, поэтому изображали с кантеле в руках (название этого струнного инструмента не склоняется).

Памятник Вяйнямёйнену впервые поставил в этом ущелье датский скульптор Готтхельф Боруп в 1831 году, то есть до публикации «Калевалы». Выглядел он совсем иначе и скорее напоминал Аполлона, а не сурового скандинавского рунопевца:

Да, мужик в античной тунике, скорее с кифарой, чем с кантеле, – именно так представил Вяйнямёйнена Боруп. В 1871 году вандалы (как в частное имение вообще забрались какие-то вандалы?) разбили гипсовую статую Борупа. За новый вариант взялся скульптор Йоханнес Таканен, финн по национальности. Он-то в своей культуре явно разбирался больше, поэтому сделал весьма каноничного Вяйнямёйнена. Скульптура была цинковой и простояла до Второй мировой войны. Куда она пропала, никто не знает: встречались мнения, что её кто-то скинул в воду, но поиски водолазов успехом не увенчались.

В годы перестройки идею восстановления монумента высказал сам Дмитрий Лихачёв. Руки дошли только у петербургского скульптора Константина Бобкова в 2007 году. Скульптура повторяет вариант Таканена, но сделана из смеси цементного раствора и крошки пудостского камня, что добавляет ощущение старины.

Ущелье, где расположился карело-финский первочеловек, всё равно названо не его именем. Первый владелец Монрепо Андрей Николаи хотел поставить здесь скульптуру святого Николая, с которым связывал фамилию своего рода. Скульптуру никто не изваял, а название ущелья осталось.

Удивительный парк, где переплетаются отсылки на китайскую, карело-финскую, французскую и античную культуру, а сами хозяева Монрепо – немцы по происхождению на русской службе. И сам Выборг, напомню, шведско-финский город. Почувствуй силу мультикультурализма.

Площадка рядом с ущельем святого Николая называется Краем света. Несколько интригующее название скрывает простой факт, что дальше наш маршрут заканчивается. Точнее, пойти дальше можно, но там начинается так называемый экомаршрут по лесной части парка длиной в несколько километров, на что у нас уже нет времени. Лесная часть Монрепо гораздо больше по площади, чем историческая. Там есть некоторые любопытные места: скажем, остатки оборонительных укреплений, построенных на острове Твердыш в конце XIX – начале XX века. Но это уже для любителей долгих прогулок.

На обратном пути из Монрепо посмотрим на одноколейную железку, которая пересекает остров Твердыш и устремляется из Выборга в Финляндию. Дорога разбивает остров примерно пополам, оставляя справа длинную полосу территории Монрепо, а слева – частный сектор. Можно было бы пожалеть, что по этой дороге теперь не поездишь в Финляндию, но, как пелось в известной песне, не нужен нам берег туре... давайте так: не нужен нам берег финляндский, и Швеция нам нужна!

Этот насыщенный день завершим немного нестандартным местом, куда доходит редкий гость Выборга.

Большинство туристов в Выборге дойдут и до замка, и до Монрепо, и, конечно, с удовольствием прогуляются по улочкам исторического центра. Но южнее всех этих мест, там, где заканчиваются даже Восточно-Выборгские укрепления, приютился маленький домик, который я предпочёл посетить в обязательном порядке. Это местный Дом-музей Ленина.

Домик действительно маленький и сегодня может служить образцом деревянной финской архитектуры конца XIX века. Многим деревянным домикам той эпохи не свезло, поскольку они либо со временем оказались снесены, либо вовсе сгорели в годы Второй мировой войны. Сейчас это Рубежная улица, а до революции – Александровская. Уж не в честь ли Александра I, который дал Финляндии автономию? Не знаю. На финский манер её называли Алексантеринкату (Aleksanterinkatu). Местность вокруг не считалась городом, а входила в предместье Таликкала.

Короче говоря, по адресу Таликкала, Алексантеринкату, 15 проживали простые финские рабочие Юхани Латукка и его супруга Лююли Мария. Точнее, непосредственно их чета занимала половину дома, а другую половину держал отец Лююли Марии Туомас Харконнен Хайконен, рабочий фарфорово-изразцовых заводов Выборгской губернии, а по национальности вообще карел, а не финн. По причине смешения фамилий дом иногда называют домом Хайконен-Латукка.

Типичная советская мемориальная доска рассказывает нам, что в сентябре и октябре 1917 года сюда приехал пожить Ленин. И Юхани Латукка, и его жена были социал-демократами по убеждениям, участвовали в местной рабочей газете «Työ» («Труд»).

Ленин в это время находился на нелегальном положении из-за участия большевиков в попытке организации Июльского восстания, Временное правительство отдало приказ об аресте Ильича. Самым известным местом, где скрывался Ленин, был шалаш у Разлива, но затем он наведался в Гельсингфорс (Хельсинки), Ялкалу и, наконец, Выборг.

Музей весьма маленький, однако не запущенный. В парочке комнат воспроизведена, насколько это возможно, обстановка революционных лет. Вот здесь, например, не совсем комната, а скорее кухня или даже кухонный уголок – тесновато. Тем не менее, хозяйка (или кто это?) что-то готовит, может быть, даже для самого Ильича.

За ней спрятался чайник-кофейник, который так и называют – и чайником, и кофейником одновременно. У чайника есть своя история.

Решение о создании музея появилось после Великой Отечественной войны, когда Выборг уже окончательно и бесповоротно стал частью нашей страны. Дом был частным, в нём жили люди, но местный обком партии постановил создать тут музей. Делали его долго: в 1947 году вышло постановление, в 1948-м – поставили мемориальную доску на фасаде, и только в 1958-м открыли для посетителей. Денег было мало, собственного штата сотрудников тоже, и на общественных началах местный инструктор Выборгского горкома вместе с добровольцами-пенсионерами водили экскурсии.

Только в 1960-е музеем занялись серьёзно: сначала отдали в состав Выборгского краеведческого, потом передали Ленинградскому филиалу Центрального музея Ленина. Как раз тогда в музей из Финляндии передали группу экспонатов начала XX века, хранившихся в этом доме. Их передала Хильдур Хаарала, в девичестве Хайконен – одна из дочерей Туомаса Хайконена и сестра Лююли Марии.

Под стеклом мы видим и другие предметы из её даров: глиняную кружку и сливочник с блюдцем. Но чайник-кофейник интересен тем, что его ошибочно записали как дубликат и долгое время относились просто как к барахлу. И лишь в 1977 году директор музея Николай Закатилов решил докопаться до истины и понял, что чайник-то настоящий! По свидетельству самой Хильдур Хаарала, Ильич им точно пользовался.

Основная информация в музеях представлена на таких больших баннерах. Немного простенько, но в целом нормально, да и видно, что информацию и иллюстративный ряд подобрали неплохо.

На этом баннере мы узнаём, что Лююли Мария Латукка действительно готовила Ленину еду, так что наверняка манекен играет её роль. А на фотографиях мы видим конспиративного Ильича той эпохи: слева – в образе простого работяги-пролетария, когда ему надо было сфотографироваться на липовое удостоверение, а чуть правее – в образе финского пастора. Вот о таком факте не знал, честно.

Здесь Ленин жил и работал. Единственная полноценная мемориальная комната в музее.

В начале 1990-х был короткий период, когда музей не был государственным. Его в прямом смысле слова вышвырнули на мороз и ему пришлось преобразовываться в общество с ограниченной ответственностью «Историко-культурный центр „Калевала“». Удивительно, но почему-то в 1993-м году его опять оформили как бюджетное учреждение, поэтому порадуемся, что музей сохранился и при этом не убрал из своей экспозиции «ленинскую» тему. Могли бы и про «Калевалу» рассказывать, а то зачем вообще сегодня Ленин кому-то сдался?

Часть экспозиции посвящена истории гражданской войны в Финляндии, где поучаствовали оба супруга Латукки. Экспозиция представляет в основном копии фотографий, обложек изданий и газетных вырезок, но есть и какие-то объёмные предметы.

Вот это, например, что? Не нахожу описание. Должно быть, какая-то нашивка или повязка финского красногвардейца, вероятно, копийная и стилизованная, но как расшифровывается надпись? Непонятно.

Возможно, я правда не увидел описание где-то рядом, поэтому пришлось догадываться самому, что сокращение «P. K.» – это «Punainen Kaarti», «Красная гвардия» по-фински. А дальше неясно.

Эти транспаранты точно копийные. Они затрагивают другую тему – «красных финнов», оказавшихся после эмиграции в Советском Союзе. Куда им оставалось идти после проигрыша в гражданке в своей стране?

Значительная часть экспонатов здесь на финском языке, поэтому знатоки приглашаются к изучению и переводу. Я надпись на левом транспаранте не переведу, но, к счастью, у нас есть не только правый транспарант на русском, но и историческая фотография, намекающая, что это точно была пара.

Что ж, теперь перевод очевиден.

Название ленинградского издательства «Кирья», что попало на фотографию, переводится просто как «книга» с финского языка («kirja»). Финноязычное издательство открыли в 1923 году для публикации самой разной литературы, где, конечно же, значительную часть занимала общественно-политическая пропаганда: журнал «Коммунист», газета «Свобода», переводы классиков марксизма-ленинизма и литература о гражданской войне – как русской, так и финской.

В середине 1930-х годов, в связи с изменениями в национальной и внешней политике СССР, элемент вольности в отношении разных национальных движений, пусть и с коммунистическим уклоном, был в сталинском государстве значительно ослаблен, а заметное число работников издательства и финских писателей-эмигрантов попало под каток репрессий. В 1937 году «Кирья» преобразовано в карельское издательство «Карелия», а его отделение в Петрозаводске стало главным. С тех пор там оно и существует до сих пор. На финском языке, кстати, тоже периодически что-нибудь публикуют.

Среди «красных финнов», нашедших прибежище в Советском Союзе, были обитатели данного дома. В «белом» финском Выборге остаться они уже не могли. Юхани Латукка работал главой Петроградского отделения Бюро печати Наркомата иностранных дел и проректором Ленинградского отделения Коммунистического университета национальных меньшинств Запада. В последнем преподавала его жена Лююли Мария. У них бывали пересечения и с издательством «Кирья»: скажем, газету «Свобода», она же по-фински «Вапаус», некоторое время возглавлял в качестве главного редактора Юхани.

Как свидетельствует газетная вырезка в музее, Юхани Латукка умер в 1925 году. В какой-то степени ему повезло, потому что он не застал сталинских репрессий, а вот его жена стала их жертвой: в 1938-м её осудили за контрреволюционную деятельность и расстреляли. Экспозиция не делает на этом акцент, но в целом отдельным баннером рассказывает о событиях в Ленинграде в 1938 году, которые фактически положили конец истории краснофинской советской диаспоры.

А это Ильич смотрит на последнюю осень Российской империи. Прощальным костром догорает эпоха, и мы наблюдаем за тенью и светом. В последнюю осень! Та-да-да-да-та-дам! Извините, увлёкся.

Шутка. Это небольшая выставка иллюстраций к детской художественной книге Николая Новосёлова «Домик в Выборге», впервые изданной в 1960-е годы. В ней Ленин, коротая время в городе, общается с сыном семейства Вильямом Латуккой. Какой конкретно эпизод из книги иллюстрирует этот эскиз художника Филиппа Махонина, не знаю.

Во дворе музей приютил памятник Калинину.

В мае 1940 года Калинин как председатель Президиума Верховного Совета СССР присутствовал тут на параде советских войск. Выборг в этот момент только-только вошёл в состав Союза по итогам советско-финской войны. В 1957 году на площади, где проходил этот парад, был установлен памятник, который по факту является копией калининградского памятника Калинину от скульптора Бориса Едунова. Только калининградский памятник в связи с какими-то местными проволочками был установлен даже позже выборгского, пусть Едунов в первую очередь придумывал образ для Калининграда.

Площадь в советское время носила название Суворовской, но после её стали переделывать под новые идеологические задачи. Сначала переименовали в площадь Выборгских Полков в память о воинских подразделениях, носивших в истории название выборгских – к таким относились и один полк петровской эпохи, и несколько времён Великой Отечественной войны. Такая вот забавная преемственность. А в 2010 году, несмотря на то, что памятник Калинину считался объектом культурного наследия регионального значения, его с площади убрали ради создания на ней комплекса «Город воинской славы». Помню, подобный комплекс я показывал в Малоярославце, но мы эти стелы можем увидеть уже в десятках городов.

Калинина приютил музей Ленина. Скульптура, скажем прямо, потрёпана, хорошо бы её отреставрировать.

В отличие от всесоюзного старосты, бюст Ленина вполне себе сохранился. Но он тут с самого начала, с 1974 года.

Такой вот музей. И такой Выборг, который всего за один летний день подарил нам так много интересных впечатлений. До новых встреч, «Святая крепость»!

Первая часть здесь: Выборг. Июнь 2024 года. Часть 1