Интересная война и невзрачный мир в Русском музее
В Русском музее в Корпусе Бенуа посетил две парные выставки, объединённые, по задумке авторов, в своеобразный диптих «Война и мир». Первая выставка – отличная, вторая – достаточно скромная и непримечательная.
На фото – картина Виктора Васнецова «Бой скифов со славянами» 1881 года. Не понял, так Блок же писал, что мы и есть скифы... Это, конечно, шутка. Но и данное произведение тоже имеет слабую привязку к реальным историческим событиям, показывая вымышленную битву между русским витязем – защитником Древнерусского государства – и степным кочевником-скифом.
Выставка «Картины военной жизни в отечественном искусстве XVI–XX веков» показывает живопись из собрания Русского музея, так или иначе связанную с военной тематикой. Это не обязательно батальная живопись, живопись сражений, грома пушек и побед. В ряде случаев военная тема показывает историю простых людей, причём совсем не героическую.
На фото – картина Израиля Лизака «Человек на тумбе (Инвалид империалистической войны)» 1925 года. Несмотря на идеологическое название картины, а также серии полотен, в которую она входит («Улица капиталистического города»), картина впечатляет и без политического подтекста. Она огромная и давит на зрителя негативом.
Картины на выставке выставили в хронологическом порядке, но не по времени написания, а по времени показываемых событий. Например, здесь, на картине «Въезд Александра Невского в Псков» (1945) художник Владимир Серов показал встречу победителей, которые возвращаются домой после сражения с немцами на Чудском озере. Чувствуете параллели?
И, как видите, под картиной крупным шрифтом указана дата события – по всей выставке то тут, то там идёт временная линия русской истории.
Любопытно, что до эпохи передвижников историческая живопись в России была очень уж условно исторической. Вот что на картине Ивана Угрюмова «Дмитрий Донской на Куликовом поле» начала XIX века может подсказать, что действие происходит в русских землях конца XIV столетия? Да ничего. Одежда, доспехи – всё непохоже, а композиционно это как будто библейская история в представлении европейцев Нового времени, а не Русское средневековье.
«Покорение Казани» художника Карла Венига конца 1890-х годов. Это всего лишь эскиз к огромному полотну, которое ныне утеряно, но даже эскиз передаёт какой-то страх, царящее в воздухе напряжение от катастрофы, настигшей Казанское ханство при Иване Грозном.
Военную тематику авторы выставки местами понимают довольно широко. Картина Василия Перова «Суд Пугачёва» 1879 года. Однако, если восстание Пугачёва – это как бы гражданская война, то почему бы и нет? На картине очень выразительные лица. Особенно в левой части у мужика с бердышом, не хотел бы, чтобы такая улыбка мне приснилась.
Довольно ловкий пример использования живописи, которая не была посвящена историческому событию, но сейчас воспринимается в ином контексте. Первоначально Айвазовский просто изобразил кораблики. А если знать название, то сюжет играет новыми красками: «Русская эскадра на Севастопольском рейде» 1846 года. То есть это те самые корабли Черноморского флота, которые через восемь лет будут затоплены тут же, на входе в Севастопольскую бухту, чтобы не допустить прохода вражеских кораблей в город русской славы и русских моряков.
Ещё одна любопытная картина о Крымской войне. Но не про Крым. Картина Владимира Сверчкова «Ополченцы. Дозор на берегу Финского залива» 1854 года. В Балтийское море на подступах к Петербургу тогда проникла англо-французская эскадра, и местные ополченцы дежурили на берегу, высматривая вражеский флот.
Вопрос, который остался без ответа: данный валун – это случайно не известный ли Ольгинский валун на северном побережье Финского залива? Я его как-то видел и он кажется похожим.
Хотя вроде не он. Кстати, этот валун некоторые упорно называют осколком Гром-камня, на котором стоит «Медный всадник», но это легенда.
Мой любимый Верещагин. Две картины 1868 года из его Туркестанской серии: «После удачи» слева и «После неудачи» справа. Не откажешь всё-таки Василию Васильевичу в специфическом чувстве юмора: две картины словно просятся на мемы в стиле «A few moments later».
Пристрастие Казимира Малевича к геометрическим фигурам заметно в его картине «Красная конница» (1932). Авторы выставки написали в аннотации следующее: «Изобразительные символы Малевича в этой картине можно трактовать по-разному – как напоминание о рыжем апокалипсическом всаднике или как новый знак „мировой революции“». Кхм, всадники апокалипсиса?.. Иногда искусствоведов всё-таки уносит, на мой взгляд.
Картины Гелия Коржева из серии «Опалённые огнём войны»: «Проводы» (1967) слева и «Следы войны» (1964) справа. Герои картин Коржева – это такие крепкие коренастые советские мужики. Они одновременно и простые, и глубокие, и добрые, и суровые.
Картина Валентина Сидорова «Колокол. Тишина» (1975). Этот колокол висел в деревне Подол Тверской области и после изъятия его из церковной колокольни в советское время служил местной «сиреной». Именно он протрубил на всю деревню начало войны 22 июня 1941 года.
А вот выставка «Дом и семья. Картины мирной жизни» получилось невзрачной и малоинтересной. По задумке она должна показать собирательный образ счастливого дома в русской живописи, но вышло так, будто нам подобрали случайные изображения по запросу «дом и семья в живописи» из интернет-поисковика.
На фото – картина Ольги Богаевской «Гости. День рождения» 1960 года.
Произведения, конечно, любопытные, но выставке не хватает понятной структуры, какого-то рассказа, нарратива, который естественным образом присутствует в выставке о войне – благодаря хронологии и значимости исторических событий. А дом и семья здесь как будто всегда дом и семья с одними и теми же эмоциями и тёплой душевностью, ну разве что в одном зале преимущественно в дворянской усадьбе XIX века, в другом – в народной жизни, в третьем – в советское время и тому подобное.
На фото – картина художника Соколова «Крестьянское семейство перед обедом» 1831 года, копия картины Фёдора Солнцева.
В разных местах выставки разбросаны кое-как привязанные к содержанию картин поговорки, от приторности которых лично меня немного воротит: «Не печь кормит, а труд да забота», «У кого детки, и того и ягодки», «Сердце без тайности – пустая грамота», «Работа не волк – в ле...» А, нет, это не надо.
На фото – скульптура Юлии Сегаль «Женщина у телевизора» (1980).
Это я утром собираюсь на работу. Только без кота. Картина Виктора Русанова «За столом. Портрет Чагелишвили» (1979).
Я бы не критиковал вторую выставку так сильно, если бы она не была заявлена как часть диптиха. В рамках диптиха она заметно слабее, без какой-то внятной идеи, без масштабных полотен, она не перетягивает внимание к первой выставке и не служит ей достойным противовесом. Думаю, гораздо интереснее было бы задать тему массовых созидательных движений как альтернативы войне, от христианских и народных праздников, собирающих толпы людей, до трудового энтузиазма советского периода. А дом, семья – как-то мелко в сравнении с войной.
Одним словом, война увлекает больше, чем невзрачный мир. Впрочем, если так бы происходило только в живописи, это было бы не так страшно.