Блокадное погружение. О выставке «Город-герой Ленинград» в петербургском Манеже
Бывают выставки, разработанные столь своеобразно, что жалеешь об их временном характере. В марте этого года побывал в петербургском Манеже на выставке «Город-герой Ленинград», приуроченной к 80-летию полного освобождения от блокады. Она уже закончилась: её открыли 27 января, ровно в день юбилея освобождения, и дотянули до 12 мая, до майских праздников. Но пусть выставка чуть продлит свою жизнь через мой рассказ, ибо этого достойна.
Выставочный проект хорош тем, что неплохо работает и с «мозгом», и с «сердцем» посетителя, давая любителям покопаться в исторической действительности сотни артефактов и произведений искусства, а также грамотно вводящие в исторический контекст сопровождающие тексты, и не забывая о людях чувствующих, которым интереснее художественное осмысление и эмоциональная подача. Как рассказывала моя подруга, побывавшая на выставке, под конец она натурально рыдала, и не она одна такая. Что ж, я скорее отношусь к категории первых, поэтому остался спокоен и даже, наоборот, почувствовал некоторый позитив в конце.
Выставка открывается зоной инсталляций «Небо» и «Ленинград». Не очень понял, зачем нужно разделять эти инсталляции по названиям, ведь они воспринимаются как единый зал.
Сверху – «Небо» с аэростатами, которые стали типичной картиной для блокадного Ленинграда и других городов, испытывающих налёты вражеской авиации. Аэростаты такого типа назывались заградительными, они тянули за собой тросы, а к ним могли ещё подвешивать взрывчатку: из-за этого самолётам было трудно летать над городом, а если летать выше, то прицельно бомбить сложнее.
Прямо под аэростатами простирается карта Ленинграда. Чтобы мы не забывали, что фронт рядом, а сам город находится в окружении, по бокам и углам расположены стрелки с подписями по типу: «9 километров от Кировского завода до артиллерийских позиций Группы армий „Север“».
Меня лично заинтересовал кусочек карты с обозначением старого рельефа Васьки. Точнее, не самого Васильевского острова, а островов севернее от него, которые иногда по умолчанию всё равно называют Васькой, потому что сегодня район-то один, Василеостровский. Севернее реки Смоленки пролегал малозаселённый остров Декабристов (бывший Голодай), а ещё редко упоминаемый остров Вольный прямо перед нами.
О Вольном острове почти никогда не говорят при упоминании истории Петербурга, потому что до XIX века он часто скрывался под водой из-за высокого уровня моря, а позже долгое время представлял собой группу заболоченных островов, где невозможно было селиться. После войны территорию между Вольным островом и островом Декабристов намыли и застроили, там сейчас плотно заселённый район. Некоторое время я жил в кварталах, которые на этой карте должны быть примерно между указанными островами.
Каждый раздел выставки представляет собой специально оформленный зал с подобранным по той или иной теме антуражем. В зале 1 «Кинозал» можно посмотреть комедию «Антон Иванович сердится», которую сняли на Ленфильме в 1941 году и рекламировали накануне войны. В Ленинграде во многих местах висели афиши этой лёгкой музыкальной комедии, и с началом военных действий их никто не стал снимать – не до того было. Так и висел сердитый Антон Иванович по всему городу до конца блокады.
Люди, сидящие в наушниках, слушают не кино, а аудиогид. Аудиогид с наушниками выдают на входе на выставку по умолчанию, ибо без него её не «прочитать» так, как задумали авторы: кроме пояснений по темам, значительную часть аудиогида занимают записи дневников пяти жителей Ленинграда – выдуманных персонажей, созданных на основе реальных прототипов с использованием реальных же блокадных дневников.
Вот, кстати, тут же на стене плакат фильма. Ольга Берггольц в автобиографической повести «Дневные звёзды» назвала целую главу «Антон Иванович сердится». Она вспоминала:
И тот, кто шёл по Невскому, сколько бы раз ни поднимал глаза, всегда видел эти афиши, которые, по мере того как развёртывалась война, штурм, блокада и бедствия города, превращались в некое предупреждение, напоминание, громкий упрёк: «А ведь Антон Иванович сердится!» И в представлении нашем невольно возник какой-то реальный, живой человек, очень добрый, но всё понимающий, ужасно желающий людям счастья и по-доброму, с болью, сердившийся на людей за все те ненужные, нелепые и страшные страдания, которым они себя зачем-то подвергали.
Под фонарные столбы после обстрелов подтаскивали изуродованные трупы горожан. Дистрофики обнимали фонарные столбы, пытаясь устоять на ногах, и медленно опускались к их подножию, чтобы больше не встать... Антон Иванович сердился. Ах, как он сердился, печально сердился на всё это! И так совестно иногда становилось перед Антоном Ивановичем – человеком. Хотелось сказать за себя и за всех людей земли: «Антон Иванович, дорогой, добрый Антон Иванович, не сердитесь на нас! Мы не очень виноваты. Мы всё-таки хорошие. Мы как-нибудь придём в себя. Мы исправим это безобразие. Мы будем жить по-человечески».
Таким странным образом комедия про ленинградского профессора консерватории Антона Ивановича Воронова с «производственной драмой» в музыкальном коллективе обрела совершенно неожиданный для себя смысл в истории блокадного Ленинграда.
Чаще ленинградцам приходилось смотреть совсем другое кино. Например, это, которое транслируют в уголке неподалёку. Короткий учебный фильм «Как бороться с зажигательными бомбами» 1941 года. Надо сказать, весьма познавательный.
Вкраплениями между оформленными тематическими залами идут последовательные хронологические блоки с минималистичным оформлением и, как правило, одной витринкой и какой-либо цитатой на стене. В первом блоке за сентябрь 1941 года, когда блокада официально началась (8 сентября), можно обратить внимание на копию небольшого архивного документа – докладной записки о Ленинграде Главного штаба сухопутных войск вермахта от 21 сентября. Цитата оттуда:
Зима довершит участь остатков «защитников» города. Тогда весной мы войдём в город и отправим всех, кто останется живым, вглубь России или в плен, а город сравняем с лицом земли и передадим территорию к северу от Невы финнам.
Здесь хотелось бы передать привет тем наивным людям и осознанным пропагандистам, которые рассуждают, что Ленинград стоило сдать ради сохранения жизни людей и что никакого сознательного уничтожения населения нацисты не хотели проводить – мол, просто в условиях блокады так получилось, что многие умирали, но так не было задумано.
Зал 2 «Смольный» рассказывает о структуре органов власти Ленинграда в годы войны. Экспонаты соответствующие.
Меня заинтересовала пишущая машинка «Ленинград» 1940-х годов. В основу машинки легла, если не ошибаюсь, немецкая «Continental», но производство всё же отечественное. Раскладка клавиш нам в целом знакома, однако удивительно, что разные знаки перемешаны с буквами: восклицательный знак и равно – между Ч и С, вопросительный знак и плюс – между В и А. Единицу зачем-то поместили во второй ряд, хотя все цифры идут в первом ряду. То, что нет нуля и тройки, понятно: их можно заменить на буквы О и З.
Экспонат передан на выставку так называемым патриотическим объединением «Ленрезерв». Это частный музей коллекционера Анатолия Бернштейна, основанный на его весьма приличной коллекции автомобилей, военной техники и иных артефактов периода Великой Отечественной войны. Никогда туда не добирался: «Ленрезерв» занимает один из цехов на Выборгской стороне, да и работает вроде бы преимущественно на экскурсионные группы. В целом на выставку предоставили экспонаты десятки организаций – петербургские музеи, архивы, институты и предприятия.
Зал 3 «Улица» раскрывает методы маскировки зданий и укрытия памятников во время блокады. В связи с этим в центре зала нас встречает заложенный деревянным каркасом и мешками с песком «Медный всадник» в натуральную величину. Не поленились же такую конструкцию воспроизвести!
Уличные памятники, которые было невозможно спрятать в хранилище, но которые хотелось сохранить для потомков, были укрыты таким способом. Другие могли просто снимать с постаментов и убирать, нередко зарывая в землю. Маскировали также разные достопримечательности города, которые были архитектурными доминантами. Ещё одним способом изменить карту города с целью скрытия стратегически важных объектов было создание фальшивых зелёных зон, улиц и руин.
Ещё один привет любителям отрицания геноцида.
Тем временем, пока мы ходим по залам, не забываем слушать аудиогид. Исторические справки дополняют реплики героев выставки. Их собирательные образы намеренно разнообразны и охватывают разные возрасты и социальные слои: школьник Никита (озвучивает актёр Ярослав Гребельный), уже почти пожилая заведующая детским садом Анна Александровна (Нина Усатова), молодой сотрудник Физико-технического института Григорий (Тихон Жизневский), студентка Академии художеств Лена (Евгения Фадеева) и скрипач среднего возраста Борис (Сергей Мардарь). К сожалению, записать их монологи я не мог, а никакой копии рассказов в Сети обнаружить не удалось, поэтому эта важная компонента выставки остаётся за кадром.
Зал 4 «Эвакопункт» рассказывает о проблеме связи с «большой землёй» и создании Дороги жизни. Напомню, что вражеским войскам не удалось окружить Ленинград с востока, но путь по суше к неоккупированной советской территории был всё равно перекрыт после захвата Шлиссельбурга. Поэтому для доставки грузов пришлось достраивать железную дорогу и прокладывать коммуникации, в том числе через Ладожское озеро.
В витрине висит железнодорожный рельс из Военно-морского музея, который использовали при строительстве железной дороги по льду озера. Судя по надписи «Darlington Iron», рельсина британского производства, с тех самых мест, где в первой половине XIX века была открыта первая общественная железная дорога в мире от Дарлингтона до Стоктона на Тисе. В Дарлингтоне долгое время было производство чугунных и стальных изделий, а также паровозостроительный завод. Пути британской рельсины в СССР непонятны: возможно, её поставили в Россию или уже Советский Союз задолго до войны и она ожидала своего часа на каком-то складе.
Зал 5 «Склад забытых вещей» воспроизводит вид склада, что мог появиться после решения Исполкома Ленсовета от 28 июня 1941 года, согласно которому всем гражданам предписывалось сдать радиоприёмники. Ибо нечего вражескую пропаганду по радио слушать. Кроме этого, через радиопередающие устройства могли работать и диверсанты со шпионами. Так что наличие радио каралось уголовной ответственностью в рамках военного времени, а послушать любимую передачу можно было и в специально отведённых местах на предприятиях, в клубах и так далее.
Зал 6 «Музей» воспроизводит ситуацию в Эрмитаже во время войны, когда значительную часть экспонатов удалось эвакуировать, а то, что нельзя было увезти, не оставалось на виду. В залах висели пустые рамы. Сотрудник Эрмитажа Павел Губчевский умудрился провести здесь несколько экскурсий. Его рассказ можно найти в «Блокадной книге»:
В сорок втором году сверху прорвало воду, и мебель, великолепный набор: средневековье, французский классицизм – всё оказалась под водой. Надо было спасать, перетащить, а как и кто? <...> А курсантов привезли из Сибири, они были ещё более или менее сильные, их тут готовили на курсах младших лейтенантов. И они переволокли мебель в тот зал, где безопасно сравнительно, и тут до конца войны она стояла. Нужно было поблагодарить их. Выстроили их в зале (вот между этими колоннами), сказали им какие-то слова, поблагодарили. А потом я взял этих ребят из Сибири и повёл по Эрмитажу, по пустым рамам. Это была самая удивительная экскурсия в моей жизни. И пустые рамы, оказывается, впечатляют.
Ряд музейных экспонатов, которые пережили «упаковку» во время войны, показаны в этом зале как бы в военных условиях. Коллекция пасхальных яиц из Австро-Венгрии конца XIX – начала XX века хранилась в Этнографическом музее в таком ящике, созданном специально для неё ещё в первой четверти столетия. На крышке можно заметить пометку о проверке сохранности от 13 апреля 1941 года, за несколько месяцев до войны и блокады.
Хронологический указатель между залами намекает, что впереди нас ждёт история о самом ужасном периоде блокады – первой блокадной зиме. Экспонат в витрине соответствующий – бутылка холерной вакцины того времени из Военно-медицинского музея.
Зал 7 «Лаборатория» посвящён медицинским проблемам блокадного Ленинграда, в первую очередь голоду и сопутствующим заболеваниям.
Медики и учёные прилагали немало усилий, чтобы ленинградцы смогли выжить, – даже конференции проходили, о чём напоминает брошюрка в витрине справа с программой конференции терапевтов и педиатров Ленинграда по проблемам алиментарной дистрофии и гипоавитаминозам. Алиментарную (от латинского «alimentum» – «еда») дистрофию считали типичной для блокадного Ленинграда болезнью. Дистрофика на санках, которого везут в стационар, можно увидеть на фотографии 1942 года. Оба экспоната – из Военно-медицинского музея.
Крайний слева экспонат – справка о смерти неизвестной молодой женщины возрастом 20–25 лет, умершей от истощения в марте 1942 года. Из Музея обороны и блокады Ленинграда.
Нумерация текстов не совпадает с нумерацией залов: в каких-то текстов нет, а в каких-то, как здесь, их несколько. Но интересно не это: каждый крупный пояснительный текст такого рода подписан и оформлен с примечаниями и ссылками, словно научная справка из энциклопедии. Так редко делают на выставках, и, пожалуй, мне это нравится. Чувствуется серьёзный подход к материалу.
Рядом с залом 8 «Детский сад» – комплекс экспонатов, связанных с историей детей блокадного Ленинграда.
По подсчётам исследователей, к началу блокады в городе жило около 300 тысяч детей ясельного и дошкольного возраста. Детские сады в феврале 1942 года перевели в круглосуточный режим работы, чтобы детям, потерявшим семью или не имевшим нормальных возможностей жить дома, было, где пребывать. В таких условиях им старались дать не только ночлег и приют, но и чувство безопасности, любовь к жизни и творчеству: в детских садах готовили и устраивали праздники, театрализованные представления.
На фото – копия рисунка трёхлетнего Шурика Игнатьева, написанного в мае 1942 года. Подпись внизу слева: «Это война, вот и всё, а больше не знаю». И посередине подпись на какой-то бесформенной фигуре: «Булка эта». Экспонат из музея «Дети и дошкольные работники осаждённого Ленинграда» педагогического колледжа № 1.
В зале 9 «Парадная» сделали копию реального исторического источника – дневника Алексея Малыгина, командира батальона Школы подготовки радиоспециалистов одной из бригад Ленинградского фронта. Он вёл дневник прямо на створках межкомнатных дверей в доме, где жил. В Ленинграде он остался в одиночестве, так как его семью смогли эвакуировать, а он остался воевать. Последняя запись датируется 11 марта 1943 года, нечёткая фотография едва позволяет её разглядеть, поэтому я вам зачитаю:
После 2х месячных боев остался жив, теперь нас расформировали, ухожу в другую часть и снова в бой. До свидания. Алёша.
Малыгин пережил войну, а дверь во время ремонта обил досками и оклеил обоями. После переезда жильцы сменились, в 1970-е годы в доме на улице Чайковского начался новый ремонт, и дневник случайно обнаружили. Когда выяснилось, кто автор, с ним связались, и уникальные надписи было решено сохранить. Двери срезали и передали в Государственный музей истории Ленинграда, ныне Музей истории Санкт-Петербурга. Не знаю, насколько точно воспроизведён данный экспонат, но впечатляет.
В зале 11 «Рынок» можно почитать доску объявлений, которые были распространены в Ленинграде в суровую зиму 1941/42 года. Тут комментарии не нужны, за хлеб продавали всё: мебель, одежду, дорогую аппаратуру. Дрожь пробирает от объявлений, авторы которых желали купить кошку или собаку... Ну а что поделать, есть-то хочется.
В этом же зале, если подвести аудиогид к указанному месту, можно послушать жуткую историю о монетке в витрине. Монетка в 2 копейки хранится в музее средней школы № 235 «А музы не молчали...» (это такое название музея). Экспонат принесла в школьный музей в 1970-е годы жительница Ленинграда, которая во время блокады жила с двумя детьми. Им недоставало еды, и стало ясно: оба ребёнка не смогут выжить. Нужно было решать, кого из детей продолжать кормить, а кого нет... Орёл или решка... Это ужасно.
В зале 12 «Завод» лучше не показывать этот плакат доморощенным монархистам и любителям «примирять» участников Гражданской войны в XXI веке. Плакат 1941 года художника Владимира Гальбы непрозрачно намекает, какую сторону в Великую Отечественную занимал бы Николай II.
Сам зал посвящён работе промышленных предприятий во время блокады, но из экспонатов мне как-то ничего не запомнилось. Идём дальше.
В зале 13 «Библиотека» койки не случайны: в январе 1942 года в Публичной библиотеке решили открыть стационар для ослабевших и больных сотрудников. А что за книжки можно найти на полке слева?
Здесь собраны книги, которые были изданы в Ленинграде во время блокады. Да, издательская деятельность не прекращалась даже в такое суровое время. Естественно, выбор изданий был продиктован условиями войны: часть книг носила практический характер (издания по медицине, выращиванию продуктов питания), часть – пропагандистский характер, направленный на непосредственную военную агитацию или распространение патриотических знаний по отечественной истории, литературе и культуре.
Вот брошюра о художнике Василии Сурикове из серии с отличным названием «Гениальные люди великой русской нации». Люблю вспоминать в таких случаях давнее утверждение одного известного консервативного мыслителя современности, который со знанием дела размышлял, как в Советском Союзе запрещалось всё русское и само слово «русский» старались обходить стороной. Убедительно, не так ли?
И только нам попалось это неопровержимое доказательство русофобской политики коммунистов, как в следующем зале «Театральная гримёрка» демонстрируют фотографию января 1943 года со спектакля «Русские люди» (слева). Пьеса была написана Константином Симоновым в годы войны и поставлена в Городском театре в Ленинграде, где его во время блокады показывали 60 раз. Сюжет пьесы разворачивался в первые месяцы войны и рассказывал о партизанской борьбе и проблеме предательства.
Но интереснее в этой витрине выглядит рукописная программка студенческого концерта, сделанная в обычной тетрадке. Не только библиотеки, театры и школы старались не останавливать свою работу, но и специализированные музыкальные учебные заведения.
Зал 15 «Квартира» без лишних слов показывает типичную бытовую обстановку после бомбёжек, которая могла быть в ленинградских домах. Перед залом была указана дата 11 марта 1942 года и приведён документ из архива – оперативная сводка о результатах артиллерийского обстрела Фрунзенского района за эту дату.
Два документа из Музея блокады – письма Славика и Гали Кабановых тёте Наташе. Не знаю, где жила их тётя Наталья Харитонова, не нашёл упоминаний об этом. Письмо справа от Гали датировано 10 апреля 1942 года, письмо слева от Славы не имеет точной даты. Но написано оно точно раньше 21 марта. Почему? Читаем в письме Гали:
16 февраля умерла мама. 16 ноября умер папа. 10 января умерла бабушка и 15 января умерла т[ётя] Лиза. 21 марта комната наша разбита и ранен в голову Славик. 23 марта в госпитале в 9 ч. утра он скончался. И я осталась одна.
Тяжело идти дальше... Но самые страшные сюжеты первой блокадной зимы позади.
Весной с потеплением прямо под окном мастерской в зале 16 «Мастерская художницы» разбили огородик для пропитания.
А рядом можно заглянуть в саму мастерскую.
Наверное, как-то так этот огородик мог выглядеть в реальности. Людей на картине Николая Рутковского «Обстрел района» (1943) из собрания Музея истории Санкт-Петербурга, должно быть, отвлекает налёт вражеской авиации.
В целом зал 17 «Союз художников» рассказывает о работе художественных выставок во время блокады. Так, в марте 1942 года удалось организовать так называемую Первую военную весеннюю выставку из трёх сотен произведений 42 художников. Любопытно, что работы местных художников удалось специально вывезти в Москву и организовать в столице в октябре того же года их выставку в Пушкинском музее. Всё-таки Ленинград – невероятно интеллигентный город, где во время войны не забывали обо всех аспектах культурной жизни.
Справа – альбом «Приветствие женщинам Ленинграда» от женщин Шотландии, созданный и отправленный из Великобритании в 1941 году. Он содержит подписи в поддержку блокадного Ленинграда от жительниц Котбриджа, Эйрдри и Уирсайда, городков недалеко от Глазго. Альбом хранится в Музее истории Санкт-Петербурга.
Слева – копия альбома-ответа, созданного летом 1942 года художницей Анной Остроумовой-Лебедевой и художником-графиком Борисом Светлицким. Копия – потому что оригинал был отправлен в Шотландию и ныне хранится там, а точную реплику шотландцы сделали в 2005 году и прислали в Питер. Ответная копия шотландского альбома есть и на Британских островах. Такие вот культурные связи между двумя народами.
На разворота копии ленинградского альбома читаем:
Прихожанкам церкви Альберт Стрит.
Женской гильдии.
С великой радостью получили мы ваши приветствия и добрые пожелания. Верьте, дорогие сёстры, как твёрдо верим и мы, что недалёк тот день, когда наши дети будут спокойно спать в своих кроватках, когда над нашими городами не будут кружить самолёты со свастикой.
Мы, советские женщины, и вы, дорогие друзья, должны сделать всё, чтобы 1942 год стал годом нашей общей победы над врагом.
Мы верим, что вы всеми силами и всеми мерами будете помогать нам.
Ещё шла блокада, но ленинградцы были уверены, что победа не за горами. А значит, город нужно будет восстанавливать из пепла. На рисунке 1942 года архитектора Олега Гурьева можно увидеть фантазию о возможной реконструкции Гостиного двора, который мог бы стать Дворцом культуры молодёжи. Гостиный двор сильно пострадал от бомбёжек и обстрелов, горел, и городские власти прямо во время блокады объявили конкурс проектов по восстановлению здания.
Многие сторонники сохранения аутентичного исторического облика городов возмутятся, как можно переделывать памятник архитектуры XVIII века. А мне нравится! Сейчас бы такое смотрелось очень мощно и воспринималось бы уникальным памятником сталинского ампира прямо в центре Питера. Но в итоге после войны Гостиный двор восстановили в соответствии с первоначальным обликом.
Конфеты «Мишка на Севере» выпускали в Ленинграде на Кондитерской фабрике имени Н. К. Крупской с 1939 года, это был местный ленинградский бренд. Казалось бы, перед нами обычная крышка от коробки конфет, но в 1942 году эту крышку своеобразным образом дополнил художник Ярослав Николаев. Нужно посмотреть под другим углом так, чтобы зеркало отразило обратную сторону крышки...
Я вот только не понял, верно ли выходит, что надпись на крышке дана в зеркальном отображении? Ведь в зеркале мы читаем надпись в нормальном порядке. Быть может, художник изначально предполагал, что крышку нужно рассматривать с зеркалом, как мы это делаем сейчас?
Зал 18 «Физкультурный зал» напоминает о спортивной жизни блокадного Ленинграда.
В апреле 1942 года при посредничестве местного управления НКВД в Ленинграде был организован футбольный матч между командами клуба «Динамо» и завода № 371 имени Сталина. Матч провели 31 мая, «Динамо» победил со счётом 6:0. Как вспоминали футболисты, игра была утомительной, поскольку сил на спорт было мало, и в конце матча у них сводило ноги. Через неделю эти же команды сыграли вничью 2:2.
Футбольный мяч в витрине не видел войну. Его в 1977 году в память о первом блокадном матче расписали автографами участники матча из «Динамо» и подарили Музею Краснознамённой Ленинградской милиции. Там же, в так называемой Исторической экспозиции МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, он хранится и сегодня.
После очень детальной хроники осени 1941 года – весны 1942 года мы практически сразу же переносимся на конец блокады. Зал 20 «Филармония» идёт после даты 18 января 1943 года – даты прорыва блокады Ленинграда.
Обстановка филармонии намекает на премьеру Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Стоит отметить, что она произошла ещё в 1942 году, 9 августа. До этого симфонию успели исполнить в Куйбышеве, Ташкенте, Новосибирске и даже за рубежом, но местная премьера была очень символичной и необходимой. Музыканты и дирижёр Карл Элиасберг, как и все жители Ленинграда, страдали от недоедания, да и было их немного: из сотни участников ансамбля Ленинградской филармонии в городе оставалось меньше трети.
На репетиции не хватало сил, приходилось делать перерывы. Военные перед премьерой специально провели мощную артподготовку, чтобы не допустить обстрелов центра города во время концерта. При этом симфония в живом исполнении транслировалось по радио и по громкоговорителям городской сети, чтобы все слышали, в том числе немцы за линией фронта.
Последний 21-й зал даёт на двух стенах конспективную хронику событий от прорыва блокады до её окончательного снятия 27 января 1944 года.
Прилагаю не фото хроники, а классическую трафаретную надпись с улиц блокадного Ленинграда, воспроизведённую в этом же зале. Если вы не знали, почему опасней представлялась конкретная сторона улицы, то вот вам объяснение. Обстрелы в основном шли с немецкой стороны фронта с юга, а с севера финны не располагали дальнобойной артиллерией в том же количестве. Соответственно, летящие с юга снаряды, падая под углом, скорее наносили бы повреждения северным сторонам улиц. Соответственно, северная сторона опаснее.
Несмотря на то, что кто-то из героев аудиогида не дожил до освобождения города, в последнем зале мне хотелось обращать большее внимание не на трагические судьбы блокадников, а на то, как город постепенно возвращался к жизни. Хроника 1943 и начала 1944 года содержит немало позитивных событий: город связывался с «большой землёй», увеличивал норму выдачи хлеба, возобновлял работу школ, проводил новые культурные мероприятия, начал производство медалей «За оборону Ленинграда» и принял решение о восстановлении ряда исторических названий улиц и площадей – Невского проспекта, Дворцовой площади и так далее.
Последний экспонат выставки – дубликат государственной награды «Золотая звезда», вручённой Ленинграду в связи с присвоением звания города-героя. Оригинал награды хранится в Мариинском дворце – здании Законодательного собрания Санкт-Петербурга.
Таким образом, для меня выставка завершилась жизнеутверждающе. Блокада закончилась, мирная жизнь вернулась. Хочется выйти на улицу и прогуляться по городу, который выстоял в ту трудную эпоху и не сдался. Нечасто увидишь такой разносторонний и продуманный выставочный проект. Спасибо Манежу и, конечно же, спасибо Ленинграду и его героической истории.