Том 2, Глава 1. Запутанное настоящее
Тихий утренний воздух наполнял небольшой сад семьи Сакай.
Эту тишину пронзил стремительный удар, направленный на Юдзи Сакая. Он был так быстр, что даже звук рассекаемого воздуха отставал.
Юдзи почувствовал в этом вихре, скользнувшем по земле и поднявшемся вверх, смертоносную мощь. Но у него не было воли противостоять ей. От страха он рефлекторно зажмурился.
Порыв ветра пронёсся мимо, словно оцарапав сомкнутые веки.
Словно от удара, глаза Юдзи распахнулись. Он увидел, что удар уже изменил направление и обрушивался сверху. Представив его тяжесть, Юдзи задрожал и отпрянул назад.
Скользнув по наклонившемуся телу, удар ушёл в землю. Но тут же, словно отскочив, атака изменила направление и с немалой силой…
…влепила по голени растерявшегося Юдзи.
Юдзи вскрикнул и подпрыгнул, схватившись за ушибленное место — ту самую точку, что зовётся «слабым местом Бэнкэя»¹. Пока он скакал на одной ноге, та самая ветка дерева, что только что ударила его по голени, ловко метнулась под опорную ногу и дёрнула.
Выведенный из равновесия в самый удачный момент, Юдзи мешком рухнул на спину.
Над корчащимся от боли и нехватки воздуха Юдзи, высокомерно глядя сверху вниз, стояла невысокая девочка.
На вид ей было лет одиннадцать-двенадцать, не больше, но строгое, волевое лицо и невероятная аура, исходящая от всего её существа, придавали ей странное величие. Это величие делало обычную деревянную ветку в её руке опаснее стального клинка, а мешковатый спортивный костюм – прочнее доспехов.
— Тридцать второй раз только за это утро.
И этот удар, играючи расправившийся с Юдзи, и эта необычайная аура были здесь не просто так. Девочка не была обычным человеком.
Она была одной из Пламенных Туманов — людей со сверхъестественными способностями, уничтожающих Томогар, обитателей иного мира, пожирающих «Энергию существования» людей в этом мире.
Прозвище, которое дал ей Юдзи, — Шана. Настоящее имя неизвестно. Возможно, оно и есть, но неизвестно.
И вот эта Шана сейчас с раздражением смотрела на упавшего Юдзи.
Бледные, но острые лучи утреннего солнца пробивались сквозь её длинные прямые чёрные волосы, заставляя Юдзи щуриться.
Ослепительная. Слишком ослепительная фигура.
Внезапно из-под её груди раздался низкий, тяжёлый мужской голос:
— И впрямь. Распустился совсем.
Голос исходил от кулона: чёрного шара, соединённого с серебряной цепочкой и опоясанного перекрещивающимися золотыми кольцами.
Обладателем голоса был Аластор, Пламя Небесов и Земли. Один из Багровых Королей, обеспокоенный нарушением баланса миров, вызванным неумеренной жатвой «Энергии существования» его сородичами. Он заключил контракт с Шаной, наделяя её своей силой.
Он (или оно?) погрузил своё основное тело в сон внутри Шаны, проявляя лишь своё сознание через этот кулон-артефакт под названием Кокитос.
— В последнее время число ударов, которые ты пропускаешь, увеличилось даже по сравнению с первым днём. А ведь инициатором этих тренировок был ты.
— Это так, но… — слабо ответил Юдзи. Он отряхнул спину пижамы, служившей и тренировочным костюмом, и медленно поднялся.
Заметив его вялый, лишённый энтузиазма вид, Шана нахмурилась ещё сильнее.
Как и сказал Аластор, эти тренировки начались по просьбе самого Юдзи.
Примерно десять дней назад Юдзи встретил Шану и Аластора и оказался втянут в их битву с Томогара, пожиравшим «Энергию существования» людей в этом городе. Точнее, он осознал, в каком положении находился, и понял, почему его защищали.
Так или иначе, пройдя через множество перипетий, они втроём сумели одолеть того Томогара. Однако в той битве Юдзи был полной обузой. Да, были моменты, когда он помог головой или ещё чем-то, но роль постоянно защищаемого была ему невыносима. Из-за этого он причинил Шане немало физической и душевной боли.
Поэтому после битвы, когда Шана и Аластор решили пока остаться в городе, для Юдзи было вполне естественным попросить их натренировать его хотя бы до такой степени, чтобы не путаться под ногами.
Шана, хотя и изобразила нежелание, не отказала и каждое утро на протяжении недели, включая Золотую Неделю², проводила с ним тренировки (впрочем, для неё, не имевшей другой жизни, кроме охоты на Томогар, других дел и не было).
Однако, несмотря на прошедшее время, признаков прогресса у Юдзи не наблюдалось. Он не только не освоил даже азов, но и, как сейчас, начал выказывать явную лень.
Было ли дело в том, что Шана плохо учила? Вовсе нет. Ведь всё, чего она требовала от Юдзи, было: «Не закрывай глаза».
В первый день тренировки, то есть на следующее утро после уничтожения Томогара.
Из-за того, что накануне она потратила все силы, Шана едва держалась на ногах (так сказал Аластор, а не сама Шана), но её голос звучал уверенно и сильно:
— Для того, чтобы эффективно действовать в бою, нужна не техника. Главное — это чувствовать «убийство».
Весьма прямолинейное и кровожадное выражение, в её стиле.
— Что бы ты ни делал, без этого ничего не выйдет. И наоборот, если сможешь это чувствовать, то сможешь и уклоняться от «убийства» противника, и наносить своё «убийство» в промежутках между его атаками, — всё станет свободно. Поэтому для начала ты должен научиться чувствовать, что «я здесь», и что из всего моего существа рождается «убийство».
— Легко сказать… А конкретно, что мне делать? — спросил Юдзи.
Шана весело, но с предельной жестокостью улыбнулась ему:
— Просто смотри и привыкай. Я буду показывать тебе разные виды «убийства». Ты будешь смотреть, оттачивать свои чувства и привыкать к ощущениям. Просто, правда?
Похолодевшему Юдзи Шана поставила одно условие:
— Поэтому ни в коем случае не смей закрывать глаза. Если закроешь — без колебаний влетит.
Скрывая за раздражённым выражением лица мрачные и тяжёлые мысли, Шана вспоминала.
В начале тренировок у Юдзи был энтузиазм. Он не всегда приводил к результатам, но, по крайней мере, в каждом его движении чувствовалось рвение. И ей самой почему-то было интересно и весело, она двигалась так много, что даже забывала об усталости после битвы.
Но когда это началось? Юдзи стал странно расслабляться. Когда ему указывали на это, он оправдывался и, хотя не пропускал тренировок по утрам… но постепенно терял боевой дух.
Для Шаны это не было обязанностью, так что, если у него пропал настрой, она могла бы просто бросить это дело. Аластор так и советовал.
— Но мы должны быть готовы на случай, если снова появятся Томогара! — возразила Шана так громко, что сама удивилась. Аластор замолчал. Они быстро помирились, как обычно, обменявшись извинениями и прощением.
Ни поведения Юдзи, ни своих чувств.
Она чувствовала, что её словно отталкивают… И от этой мысли в груди поднималось что-то тяжёлое и неприятное — смесь гнева и растерянности.
(В тот раз я осознала и приняла себя как Пламенного Тумана… и сражалась… Юдзи тоже это… поэтому… но почему…)
Шана вспоминала крик Юдзи в той битве, его последнюю улыбку. Вспоминала и снова чувствовала боль. Раньше этот крик, эта улыбка вызывали совсем другие…
Фигура Юдзи, медленно поднимающегося и поворачивающегося к ней.
(Нет, это не то, «это не то») — ощущала она. Но что именно не так, она не понимала.
У неё не было слов, чтобы исправить это.
Поэтому оставалось лишь использовать то, что у неё было.
Ненавижу это чувство, но ничего не поделаешь.
Словно барахтаясь в тупике своих мыслей, Шана снова приготовилась атаковать Юдзи.
Но в этот миг напряжённого противостояния, полного лишь взаимных недопониманий, раздался беззаботный женский голос:
— Шана-тян, Шана-тян, пора заканчивать, сегодня же в школу, верно?
На краю веранды дома Сакай (хотя это было просто большое окно, выходящее в сад) сидела мать Юдзи, Тигуса Сакай, поставив перед собой поднос.
На подносе стояли два стакана с охлаждённым апельсиновым соком и тарелка с горой каринто. Эти сладости, немного неуместные здесь, были благодарностью от Тигусы Шане — отчаянной сладкоежке, которая взялась тренировать Юдзи. Само собой, у Юдзи не было права их есть.
— Сегодня тоже совсем никак? — с милой улыбкой, но с ноткой искреннего удивления, смешанного с неодобрением, спросила Тигуса.
Семья Сакай состояла из трёх человек, но отец, Кантаро Сакай, работал за границей, так что дома были только Юдзи и Тигуса.
С момента приезда в город Мисаки Шана проводила большую часть времени в доме Сакай.
Отчасти потому, что это был дом Юдзи, которого она, сама того не желая, взялась защищать, а отчасти потому, что Тигуса легко принимала всё как есть и не задавала лишних вопросов. Она ни разу не выказала недовольства или жалобы, даже когда Шана бесцеремонно вторгалась в их дом (хотя, вероятно, её бы это в любом случае не обеспокоило). Более того, казалось, она с удовольствием наблюдала за этими утренними тренировками, которые сводились к тому, что её сына просто избивают.
Шана бросила ветку и присела рядом с Тигусой. С надутым видом она ответила, потянувшись за каринто³:
— Сегодня тоже совсем никак. Бесполезно. Становится только хуже.
Она с хрустом разгрызла каринто, словно горькую пилюлю.
Тигусу совершенно не смущало, что Шана, выглядевшая едва ли на среднюю школу, говорила с ней на равных. Она лишь приложила руку к щеке и вздохнула из-за непутёвости сына.
— Вот как. Жаль, что тебе приходится зря стараться, Шана-тян, приходя каждое утро.
В этом городе Шана официально выдавала себя за одноклассницу Юдзи, Юкари Хирай. Поначалу Тигуса, конечно, звала её этим именем, но Юдзи, которому надоело использовать два имени в месте, где его навещали, попросил мать тоже звать её Шаной.
— У неё такое прозвище, — сказал он.
Шане нравилась эта женщина, лишённая всякой скрытности. Схватив целую горсть каринто, она сказала:
— Тебе не о чем беспокоиться, Тигуса. Виноват Юдзи.
— Удивительно, ведь он должен быть спортивным, как Кантаро-сан или я…
— Талант не поможет, если у самого человека нет боевого духа, — безжалостно отрезала Шана и отправила полную пригоршню каринто в рот. Она шумно захрустела, размалывая их в пыль.
Тигуса лишь проговорила: «Ох-ох», — и казалось, была даже рада.
Такое отношение Тигусы вызывало у Шаны, которая до встречи с Юдзи общалась с людьми почти исключительно через силу или обмен, свежее удивление и чувство уюта.
Тигусе, похоже, тоже нравилась неловкость Шаны. За последние десять дней Шана из «подружки Ю-куна» — чего-то отстранённого, связанного с ней через Юдзи — превратилась для неё почти в «мою подругу» или даже «дочь». Дождавшись, пока Шана доест каринто, Тигуса сказала:
— Иди скорее в ванну. И не забудь положить спортивный костюм в корзину, как обычно.
Шана послушно кивнула и взяла с подноса стакан. Проигнорировав соломинку, она залпом выпила сок и со стуком поставила стакан обратно. Резко встав, она поднялась на веранду и направилась в ванную. Длинные чёрные волосы рассыпались по плечам, скрывая её лицо.
Тигуса почти заставила Шану принимать ванну после утренних тренировок. Хоть Тигуса и казалась мягкой, в таких вещах она была настойчивой. Впрочем, самой Шане в итоге очень понравилось принимать ванну, и она нередко засиживалась там по утрам.
Шана, не имевшая обычной человеческой жизни, вообще не имела привычки мыться. Не то чтобы она была грязнулей. Просто в этом не было необходимости, так как она поддерживала чистоту тела с помощью очищающего пламени Аластора.
Юдзи лишь однажды видел это очищающее пламя. На мгновение показалось, что её тело окутало пламя, и вот вся грязь исчезла — удивительно простая и удобная сила.
— Похоже на стерилизацию кипячением, — ляпнул он тогда и получил пинка. Это так, к слову.
В общем, ванна, наряду с едой, стала одним из немногих развлечений для практичной Шаны.
Юдзи, даже не глядя на удаляющуюся Шану, тоже безвольно опустился на веранду. Вдруг он почувствовал на себе взгляд сбоку.
Почувствовал, но проигнорировал. Тогда ему сказали голосом, которым обычно увещевают маленьких детей:
— Ю-кун, нехорошо обижать девочек. Маме это не нравится.
На серьёзный ответ сына Тигуса вздохнула и покачала головой.
— Эх… Действительно, такой же непонятливый, как Кантаро-сан.
Тигуса перехватила стакан, к которому потянулся Юдзи, и поднесла соломинку к губам.
Юдзи хотел было возмутиться, но передумал.
В раздевалке Шана молча скидывала одежду в корзину.
Этот процесс был полной противоположностью мгновенному и бодрящему очищающему пламени. Принятие ванны было тёплым расслаблением, а раздевание — подготовкой к нему… Поначалу она даже неумело мурлыкала себе под нос. Теперь же из неё вырывался лишь тяжёлый вздох.
Из корзины, с самого дна, куда по правилам прятался кулон в таких случаях, раздался приглушённый голос Аластора:
— Ты всё ещё собираешься продолжать?
Этот иной демон, который был для Шаны то ли отцом, то ли братом, то ли учителем, то ли другом, — настоящий обладатель столь грозного истинного имени, как «Пламя Небесов и Земли», — был на самом деле весьма порядочной личностью. Однако даже его в последнее время выводило из себя поведение Юдзи. Ровным голосом он задал решающий вопрос:
— Я спрашиваю, собираешься ли ты продолжать эту жизнь здесь?
Шана застыла, так и не сняв майку.
— И то, что ты «Юкари Хирай», и то, что ты связана со школой… твоё пребывание здесь, всё это — не более чем инерция после битвы с «Охотником» Фриагне. У нас, естественно, есть вариант устранить Юдзи Сакая и забрать или уничтожить «Полуночное Дитя».
Голос пропал, Шана лишь беззвучно открывала и закрывала рот.
Аластор продолжал, не обращая внимания:
— Я терплю его существование и эту жизнь здесь исключительно из-за твоего желания. Так что, ты всё ещё хочешь продолжать?
Но Аластор ничего не подсказывал этой совсем юной девочке, не считая её миссии. Он лишь сказал:
— Если не знаешь, не торопись с ответом.
— Не пытайся облечь в слова то, что туманно. Это порождает самообман.
Шана смогла выдавить лишь одно слово:
— Хорошо. Иди скорее в ванну. Опоздаешь.
Шана сняла оставшееся бельё и вошла в ванную комнату. Плитка под босыми ногами показалась непривычно холодной.
(Почему из-за такой мелочи мне так паршиво?)
Шана включила душ и подставила голову под струи воды.
Прохладная ванная комната стала наполняться паром.
Глядя сквозь затуманенное зрение, она погрузилась в свои мысли.
(Меня бесит, что Юдзи такой слабый? Или я злюсь на его несерьёзность, на то, что он только говорит, но не делает?)
Даже если и так, почему это вызывало такое тяжёлое и неприятное чувство?
Касалось её самой, но она действительно ничего не понимала.
Внезапно, поддавшись порыву, Шана изо всех сил ударила кулаком себя в грудь, где едва намечалась выпуклость.
Словно желая разбить это непонятное чувство.
Но это принесло лишь тупую боль и брызги тёплой воды.
Как раньше, силой решить проблему не получалось.
Среди тёплой воды и пара стояла, застыв, маленькая фигурка.
Опустив голову от боли в груди, идущей и изнутри, и снаружи, она вдруг подумала:
В тот же миг её охватило воодушевление.
Это было не просто привычное кипение боевого духа. Это было неосознанное, почти отчаянное ожидание, горячее и страстное желание.
(Бой… Если будет бой, то, может быть, как в тот раз… я смогу разобраться…)
Раньше у неё уже было похожее неприятное чувство. Но начавшаяся битва всё развеяла. Развеяла полностью.
Именно в тот миг, когда она об этом подумала, Шана почувствовала.
Чувство присутствия того, кого здесь быть не должно.
Это было присутствие того, кто использует «Энергию существования» и вмешивается в этот мир.
Скрывая лицо под струями тёплой воды, Шана улыбнулась трагической улыбкой.
Однако наступление этой битвы предаст все ожидания и надежды Шаны.
Женщина сидела, закинув ногу на ногу, выставив напоказ длинные стройные ноги в чёрных туфлях-лодочках.
На вид ей было лет двадцать с небольшим. Черты лица, характерные для европеек, с точёным носом, были искусно подчёркнуты лёгким макияжем. Блестящие каштановые волосы, собранные в прямой хвост, и великолепная фигура, облачённая в короткий деловой костюм-платье, — всё в ней напоминало топ-модель, ожидающую съёмки.
Однако это лицо, которое при улыбке стало бы неотразимым, почему-то выражало крайнее раздражение. Блеск глаз за стёклами очков без оправы был необычайно острым.
Она расположилась в зале ожидания автобусного терминала станции Мисаки, где стояли ряды скамеек. Место, кишащее людьми, спешащими на работу и учёбу, находилось в самом центре города Мисаки, зажатое между зданием вокзала и главной улицей.
Но эта толпа, словно огибая невидимый забор, держалась на расстоянии примерно десяти метров от красавицы с явным раздражением на лице и от некой стопки чего-то, сложенной перед ней.
Голосом, идеально соответствовавшим её недовольному выражению лица, женщина произнесла:
— …И всё же, что это за город? Сплошные Факелы.
Она сидела на самом краю пятиместной скамьи, и рядом с ней никого не было. Только на сиденье справа от неё, под рукой, опиравшейся на спинку, лежал единственный, похоже, её багаж — странный предмет.
Невероятно большая и толстая книга.
Она выглядела громоздко, словно стопка планшетов для рисования. Книга была помещена в нечто вроде обложки-переплёта с ремешком, похожим на ремешок сумки.
Женщина перевела взгляд на книгу и бросила презрительно:
— Неужели Лами направлялся сюда? Похоже на то. Для этого ублюдка это идеальное охотничье угодие.
— Ага, это вроде как повадки «Собирателя Трупов». Если тут столько добычи, этот трус наверняка рискнёт и нагребёт побольше. Наконец-то я смогу подарить ему весёлый, зубастый поцелуй, хи-ха!!
На этот вульгарный, режущий слух, пронзительный голос книги женщина лишь нахмурила свои красивые брови.
— Да, так и есть. Но для начала я быстро проверю, почему в этом городе так много Факелов. Не хватало ещё, чтобы какой-нибудь другой Томогара помешал.
— Да какая разница, какая разница, мой прекрасный кубок Гоублет⁴, Марджори До! Давай просто всех их перегрызём и сожжём к чертям!
Женщина, названная Марджори, хлопнула ладонью по книге.
— Маркосиас! Это из-за твоей безалаберности мы до сих пор гоняемся за такой мелочью, как Лами!
Книга, которую, видимо, звали Маркосиас, не осталась в долгу:
— От тебя слышать – просто оскорбление! Это потому что ты усердно убиваешь всех подряд, кто попадается на пути, мы никак не можем прикончить главную цель!
— Естественно! Уничтожать Томогар — это и есть работа нас, Пламенных Туманов!!
Похоже, против самого принципа «убивать врагов» возражений не было.
Маркосиас спросил с недоумением:
— Меня раздражает гоняться за одной и той же дичью! Нужно быстро прикончить его, а то это как бирка на рубашке чешется — терпеть не могу!
— Ха! Ну ладно, значит, в этот раз убьём серьёзно.
Марджори ответила, не меняя раздражённого выражения лица, и на этот раз легко похлопала по книге.
— В любом случае, количество Факелов в этом городе ненормальное. Здесь определённо что-то произошло. Я проведу разведку, так что найди проводников.
Произошло нечто странное. Застёжка на обложке книги, похожая на замочек на дневнике, сама собой открылась, и страницы начали быстро перелистываться, хотя ветра не было. Страницы из старого пергамента были сплошь покрыты древними письменами.
Книга, занявшая два места справа от Марджори, продолжала листаться и, наконец, остановилась на странице с закладкой.
На вопрос Марджори ответила, не меняя недовольного тона, с полным безразличием:
— Ну… Молодой, и чтобы назвал меня «красавицей» — прямо вслух.
Несмотря на насмешливый ответ, на части древних букв в книге вспыхнул и замерцал тёмно-синий огонёк. Это была одна из Свободных формул, позволяющих творить чудеса с помощью «Энергии существования».
— Заткнись, дурак Марко. Со стариками вечно куча проблем — и с тем, как они выглядят, и с тем, как торгуются. К тому же, удобнее, если ко мне относятся с симпатией.
— А-а, ладно, пусть будет так.
Одновременно с этими словами вспыхнувшие древние буквы ярко засияли слева направо и исчезли.
Перед мысленным взором Марджори возникли образы людей, текущих мимо них или остановившихся посмотреть. Они быстро начали тускнеть, и в конце остались только фигуры подходящих кандидатов, окутанные тёмно-синим светом. Её бровь дёрнулась.
— Сопляки совсем. Не слишком молоды?
— Ими удобно будет управлять. И внешность… ну, у одного вполне приемлемая.
Марджори грубо захлопнула книгу. Взяв ремешок обложки, она перекинула его через плечо и стремительно поднялась со скамьи.
Город Мисаки разделялся на две части рекой Манами, протекающей через его центр: восточный, городской район, и западный, жилой. Их соединял большой железный мост Мисаки-Охаси.
Одноклассники из 1-го класса 2-й группы Городской старшей школы Мисаки, Кэйсаку Сато и Эйта Танака, дружили со средней школы, так же как их одноклассники Юдзи Сакай и Хаято Икэ дружили в другой средней школе.
— Ух ты, какая красотка! Хотел бы я познакомиться.
— М-да, действительно красавица, даже лучше сказать — богиня.
Оба жили в районе, называемом старым жилым кварталом, расположенным на окраине городского района. Естественно, их путь в школу, находящуюся в жилом районе на другом берегу, был одинаковым. Маршрут пролегал через площадь перед станцией, затем по главной улице через мост Мисаки-Охаси и прямо по дороге до самой школы. По сравнению с Юдзи и Икэ, жившими в жилом районе, их путь был длиннее, но зато они могли легко заглянуть в оживлённый центр города.
— Кстати, Танака. Как думаешь, что это за… штука перед этой красавицей?
Кэйсаку Сато, хрупкий на вид парень с довольно симпатичной внешностью, выглядывал из-за спин толпы.
— Мне кажется… это гора избитых хулиганов, — ответил Эйта Танака, крупный парень с добродушным лицом, смотревший поверх голов.
По пути в школу они заметили толпу людей перед станцией и протиснулись вперёд. Это казалось отличной темой для разговора с Юдзи Сакаем, Хаято Икэ, Юкари Хирай, Кадзуми Ёсидой и другими близкими одноклассниками, с которыми они не виделись все каникулы Золотой Недели.
Ещё бы! Прямо посреди зала ожидания станции сидела потрясающе стильная иностранка-красавица в очках… само воплощение «идеальной женщины» из их мечтаний, а перед ней была навалена гора из семи-восьми парней бандитского вида. Зрелище, выходящее за рамки обыденности.
От красавицы исходила какая-то колючая атмосфера, поэтому никто не решался подойти ближе. Тем не менее, все, у кого было время, наблюдали за ней издалека.
— Интересно, связано ли это как-то с тем, что она только что разговаривала сама с собой?
Красавица, которая до этого бормотала что-то себе под нос и листала книгу, теперь закрыла её и встала.
— Кто знает. Не похоже было, чтобы она говорила по мобильному… Ого?
Сзади к красавице, начавшей двигаться резкой, но элегантной походкой, подбежали двое полицейских, видимо, вызванные кем-то из пассажиров. Увидев гору хулиганов посреди зала ожидания, они на мгновение опешили, а затем поспешно окликнули её:
Однако красавица проигнорировала их и… почему-то направилась прямо к Сато и Танаке. Её красивое лицо было недовольно нахмурено, словно что-то её раздражало.
Полицейский догнал её и положил руку ей на плечо.
Одним движением предплечья красавица отбросила его на два-три метра в воздух, словно он был лёгкой веточкой.
Казалось, она коснулась его лишь кончиками пальцев, без видимых усилий, будто полицейский вообще ничего не весил. Странное зрелище. Это застывшее время пришло в движение от…
…падения и вскрика полицейского.
Второй полицейский вскрикнул, глядя на упавшего и неподвижного коллегу, и потянулся к дубинке на поясе.
Недовольное лицо красавицы, обращённое к ним, даже не повернулось в сторону полицейского, но она явно вздохнула от раздражения.
Красавица тихо пробормотала что-то и коснулась кончиками пальцев обложки книги, висевшей у неё на плече.
Огромная книга словно прилипла к её ладони, взмыла вверх и внезапно раскрылась. Она направила раскрытую страницу на полицейского, на лице которого читались враждебность и страх.
На мгновение показалось… будто вспыхнул яркий синий свет, как от фотовспышки.
Толпа очнулась. В руке красавицы, вытянутой вперёд, покоился переплёт книги, похожей на стопку планшетов. Невероятное зрелище, но тут же произошло нечто ещё более странное.
— Теперь нет претензий, так? Тех я всего лишь усмирила за то, что они приставали к какой-то старушке. Можете убирать.
Сказала красавица, кивнув подбородком на хулиганов, и полицейский поспешно отдал честь.
— Так точно! Благодарим за содействие в охране порядка!
Красавица проигнорировала его ответ и снова развернулась. Книга уже была закрыта и прижата к боку.
Сато и Танака переглянулись и снова уставились на это чудо.
Полицейский с каким-то растерянным выражением лица помогал подняться стонущему коллеге.
Словно забыв о происходящем позади, красавица целенаправленно шла сквозь застывшую толпу прямо к ним.
Наконец, она остановилась на краю толпы, прямо перед ними.
Высокая, статная, в коротком деловом костюме, подчёркивающем все достоинства фигуры. Сато, обычного для пятнадцатилетнего подростка роста, был ей по плечо, а крупный Танака — почти одного роста. Разумеется, их ауры были несравнимы.
Толпа незаметно расступилась, оставив их вдвоём. Они стояли как вкопанные, словно не могли пошевелиться.
Красавица обратилась к ним всё с тем же раздражённым выражением лица, отрывистым тоном. Не заискивая, не кокетничая, она лишь элегантно откинула прядь волос.
Так Сато Кэйсаку и Танака Эйта стали проводниками Марджори До, Пламенного Тумана Маркосиаса, по городу Мисаки.
Юдзи Сакай, на самом деле, не человек.
Точнее говоря, он, что стоит здесь сейчас, — это остаток погибшего Юдзи Сакая, Факел.
(Я давно смирился с такими вещами, должен был смириться.)
Давным-давно Томогара Багрового Мира, появившиеся в этом мире, просто пожирали «Энергию существования» людей. Не заботясь ни об искажении этого мира из-за исчезновения съеденных людей, ни о балансе с Багровым Миром, они лишь следовали своим желаниям, применяли свою силу, разоряли и нарушали порядок этого мира.
Однако со временем Томогара поняли.
Поняли, что ненавистные убийцы сородичей, Пламенные Туманы, мешающие их Свободным формулам, выслеживают их по искажению этого мира, возникающему из-за их неумеренной жатвы «Энергии существования»… то есть, по ощущению диссонанса от быстрого исчезновения существования.
И тогда они придумали способ максимально уменьшить шок от этого искажения.
Не пожирать всю «Энергию существования» человека целиком, а создавать из её остатков заменитель и оставлять его на месте.
Этот заменитель, названный Факелом, на время сохранял связи с окружающими людьми и миром. Созданный из фрагмента самого человека, он сохранял его воспоминания и личность, и даже продолжал жить.
Однако по мере истощения остатков «Энергии существования» он становился апатичным, безликим, буквально теряя своё присутствие. Благодаря этому его исчезновение не вызывало у людей чувства диссонанса.
Даже самый заметный и выдающийся человек постепенно переставал привлекать внимание окружающих, его забывали. Постепенно его роль и место занимали другие, и когда люди привыкали к миру без него, к миру, где он больше не нужен… он действительно исчезал. Никем не замеченный.
С появлением Факелов резкие искажения, ощущаемые Пламенными Туманами, прекратились. Теперь им приходилось самим ходить и искать места с Факелами, чтобы найти Томогар.
Однако законы мироздания, похоже, полны иронии. Этот инструмент обмана Томогар в итоге смягчил искажение этого мира, вызванное быстрым исчезновением существования. То есть, заклятые враги Пламенных Туманов, Томогара, помогли им достичь их цели — сохранения баланса миров.
Тем не менее, Томогара и не думали прекращать свою жатву. Значит, и уничтожение их Пламенными Туманами продолжалось.
Даже после появления Факелов эта игра в кошки-мышки между ними не имела конца.
Юдзи, стоящий здесь сейчас, тоже был таким остатком, Факелом. То есть, «настоящий Юдзи Сакай» давно был съеден Томогара, напавшим на этот город, и мёртв.
(Да, в той битве я должен был понять… что такие вещи не важны, важно лишь то, что есть сейчас…)
Однако у Юдзи ситуация была немного сложнее.
Он был Мистесом — особым видом Факела. Проще говоря, он носил внутри себя сокровище.
(В той битве, с ней, сейчас… да, я так думал… и, наверное, до сих пор так думаю…)
Его, также называемого «путешествующим хранилищем сокровищ», Томогара использовали для сокрытия внутри него Хогу — артефактов, вызывающих чудеса, — или самой силы. Когда Факел-носитель исчезал, содержимое переносилось в следующий Факел, вечно странствуя по этому миру.
Внутри Юдзи находился Хогу. И не просто Хогу, а «Полуночное Дитя» — один из величайших секретных артефактов Томогар, вмешивающийся в течение времени. Говорят, давным-давно один Багровый Король, влюбившийся в человека в этом мире, создал его, чтобы сделать свою возлюбленную «вечной любовницей».
Этот Хогу обладал силой привязывать «Энергию существования» Факела, которая обычно постоянно истощалась, к суточному циклу и каждый день в полночь восстанавливать её до уровня предыдущего дня.
Хотя в самом этом Хогу и истории его перемещений было много неясного, он давал Юдзи неоспоримое преимущество: он мог жить день за днём, сохраняя волю и личность. Теоретически — вечно.
Сам он, как сейчас думал, смирился с этим и жил своей нынешней жизнью. Однако именно эта воля и личность, существующие сейчас, и порождали проблемы в его повседневной жизни.
(…Почему же сейчас, когда я с ней, я не могу собраться с духом…)
Юдзи шёл по обычной дороге в школу вместе с Шаной.
Шана, шедшая рядом уверенной походкой, не вязавшейся с её небольшим ростом, как и после утренней ванны, позавтракала в доме Сакай по заведённому обычаю.
«Настоящая Юкари Хирай», чьё имя она позаимствовала, тоже была съедена Томогара вместе со всей семьёй, как и Юдзи. Все они стали Факелами и жили, ожидая своего исчезновения. Шана внедрилась в их существование и назвалась её именем, но недавно её родители окончательно потеряли «Энергию существования» и исчезли.
В результате «Юкари Хирай», которой притворялась Шана, осталась одна. Это было одной из причин, почему Тигуса Сакай о ней так заботилась.
Шана же рассматривала дом Хирай, формально считавшийся её родным домом, лишь как склад для вещей или место для ночлега. Это было одной из причин, почему она постоянно пропадала в доме Сакай.
И вот сегодня, в первый учебный день после каникул, она, следуя привычке, сложившейся за Золотую Неделю, провела утро в доме Сакай и теперь, как само собой разумеющееся, шла вместе с ним в школу. То есть, это был первый раз, когда Юдзи шёл в школу вместе с ней.
И в это самое время, пока они шли вместе, сейчас.
(…Сейчас — это всё… но почему я теряюсь в том, что чувствую к этому настоящему…)
В глубине души Юдзи застряло тяжёлое недоумение.
Именно оно не давало ему действовать как раньше. Он не чувствовал того воодушевления, той горячей силы, что владели им, когда он сражался с ней против Томогара.
Значит ли это, что она ему разонравилась?
(Да как я могу её ненавидеть?) — мог он с уверенностью сказать. …Но только там, где никто не слышит.
Честно говоря, для Юдзи Шана была слишком неординарной личностью во всех смыслах, чтобы говорить о любви и прочем. Например, он не мог испытать к ней таких же простых и понятных чувств, как, скажем (да, чисто гипотетически, оправдывался он сам перед собой), к Кадзуми Ёсиде. Тем не менее, те сильные чувства, что он обрёл в битве, всё ещё определённо жили в нём.
(Тогда откуда это гнетущее, безысходное чувство?)
Размышляя об этом, он ощутил утренний свет на глазах.
Этот свет, который во время их первой встречи с Шаной побуждал его спокойно обдумать свои чувства к ней, теперь вызывал лишь раздражение. Недосохшие волосы после быстрого душа, принятого вслед за ней, казались тяжёлыми под свежим утренним ветерком.
Они оба искали подходящий момент, чтобы заговорить, и в итоге снова заговорила Шана:
— Поблизости Томогара или другой Пламенный Туман. Как только пообедаем, сразу идём проверять.
Известие о том, что снова появился иномировой пришелец, пожирающий «Энергию существования» людей. Шокирующая новость.
Однако осадок в душе Юдзи был невыносимо тяжёл и, словно вязкая жижа, притуплял его чувства.
Как и в прошлый раз: удивления, паники, временами острых замечаний, желания быть вместе.
Она ждала такого Юдзи. Наконец-то она осознала, что ждала этого. И от осознания ожидание стало ещё больше и сильнее.
Гневный крик разнёсся по утренней школьной дороге.
Шана почувствовала, как в огромную дыру, образовавшуюся от обманутого ожидания, хлынул гнев.
Десять дней назад этот парень отреагировал бы на её крик мгновенно, словно от удара. Теперь же он лишь равнодушно нахмурился.
— —!! Томогара здесь!! Где-то они могут пожирать людей!! Почему, почему ты такой расслабленный?!
Юдзи ничего не почувствовал от её гневного крика.
Эту логику он и сам прекрасно понимал.
Она злится, он это понимает, но ничего не чувствует.
Он смотрел на девушку, которая сверлила его взглядом и бросала в него жёсткие, твёрдые слова.
И тут, словно пузырёк воздуха, из глубины его душевного осадка всплыла фраза:
— Без меня ты бы прекрасно справилась.
Она перестала что-либо понимать.
Мысли о Юдзи и о себе, желанная битва, ожидания и гнев, предшествовавшие им боль и растерянность, чего она сама хотела, что делала…
Юдзи и сам удивился своим словам.
Было ли то, что он сказал, правдой? Были ли это его истинные мысли?
Почему он сказал такие слова? Почему её лицо застыло?
Он не мог вымолвить ни слова. Не получалось.
Наконец, они оба, словно по негласному сговору, отвели взгляды и снова зашагали к школе.
Даже когда они вышли на главную улицу, тяжёлое молчание между ними ощущалось как пустота посреди уличного шума.
Они оба почти бессознательно ждали, что ещё одно… единственное существо, находящееся между ними, заполнит эту пустоту. Они замедлили шаг, ища помощи.
У Аластора, Пламени Небесов и Земли, который видел всё изнутри и должен был всё понимать.
Чувствуя их упование, он, однако, именно поэтому ничего не говорил.
В холле у входа в Городскую старшую школу Мисаки, в тени ящичков для сменной обуви первогодок, Кадзуми Ёсида была при смерти.
Хотя, по её собственным ощущениям, это было весьма точное описание.
Её сердце колотилось сильнее, чем десять дней назад, когда она упала без сил после бесконечного бега; сильнее, чем на следующий день, когда она призналась (по крайней мере, для неё это было именно так) в своих чувствах однокласснику Юдзи Сакаю; и даже сильнее, чем ещё через день, когда она объявила Юкари Хирай войну как сопернице в любви (это тоже было именно так).
Голова кружилась, всё вокруг расплывалось, ноги дрожали, и, скорее всего, лицо покраснело. В голове, в такт бешеному стуку сердца, повторялось одно и то же слово:
(…Смогу, всё в порядке, скажу, смогу, всё в порядке, скажу, смогу, всё в порядке, скажу…)
Если бы её сейчас спросили, может ли напряжение убить человека, она бы ответила: «Да, вот прямо сейчас и умираю».
В её руке были зажаты два билетика. Сжав их обеими руками, она изо всех сил давила на них большими пальцами, словно пытаясь запечатать демона магическими талисманами.
Она не замечала удивлённых взглядов проходивших мимо одноклассников. Ей было не до того. Ведь она решилась на поступок всей своей жизни, и…
— Хм, так ты собираешься пригласить Сакая на свидание?
Ёсида подпрыгнула на месте, умудрившись при этом съёжиться.
Рядом стоял её одноклассник, очкарик Хаято Икэ. Как всегда, с невозмутимым лицом, излучающим ненавязчивую ауру всезнайки.
— И-И-Икэ-кун, э-это, па-папа дал, можно было и в кино, но, я, вот, подумала, что такое тоже неплохо, я, но…
Ёсида протянула вперёд билеты, словно это было доказательство её невиновности. На них было написано: «Музей искусств „Атриум Мисаки“ и Галерея „Арка“ представляют выставку художественного стекла».
Икэ внимательно изучил место и тему выставки, подумав: (Ну да, в стиле Ёсиды-сан, изысканный и хороший вкус), — а затем мягко опустил её руки.
— Не нужно мне оправдываться. Ладно, я подам ему знак, когда Сакай придёт.
Икэ махнул рукой на её благодарность и огляделся по сторонам по своим делам.
— Кстати, Сато и Танака ещё не пришли?
Икэ вздохнул и почесал голову.
— Могли бы и пораньше прийти, раз уж списали домашку, вот же ж…
Для Ёсиды Икэ, который так запросто оказывал ей подобные услуги, был образцом для подражания. Не стремился выделиться, но был умён, и во всём остальном разбирался, как правило, выше среднего. При этом не зазнавался. Хорошо ладил с людьми (она и сама могла говорить с ним без излишней вежливости), и не раз помогал ей в трудных ситуациях. Особенно часто — когда дело касалось Юдзи Сакая.
Ёсида решилась спросить совета у этого надёжного одноклассника:
— Сакай-кун… ему такое не понравится, да?
Кадзуми Ёсида стояла с билетами в руке, такая беззащитная и встревоженная, что не помочь ей означало бы стать злодеем. Она сама совершенно не осознавала, но внешне, хоть и не была яркой красавицей, относилась к разряду очень милых девушек.
(Эх, Сакай, как же я тебя ненавижу…)
Мысленно нанеся Юдзи пять-шесть ударов кулаком, Икэ всё же по-джентльменски дал точный ответ:
— Думаю, на свидании важно не что смотреть, а с кем ты идёшь.
Именно в «себе, идущей с ним» Ёсида была уверена меньше всего. Она немного повзрослела и выбрала эту выставку, но, может, это было зря…
Заметив, что Ёсида поникла, Икэ поспешно добавил:
— Д-да ладно, всё нормально! Если Ёсида-сан пригласит, Сакай точно обрадуется!
— Конечно! А если скажет, что не пойдёт…
Он хотел было твёрдо пообещать, но тут внезапно вспомнил, какой реакции можно ожидать от той грозной девчонки, что вечно крутится рядом с Юдзи, — её задранные брови, пылающие глаза, её ужасающий вид.
Взвесив все эти факторы, он остановился на компромиссном варианте:
— …Ну, я попробую его уговорить.
Разумеется, для Ёсиды даже это было огромной поддержкой.
— Говорю же, не стоит благодарности… О, а вот и лёгок на помине.
Очки Икэ поймали фигуру Юдзи Сакая, вошедшего в холл.
Клац! — Ёсида застыла в позе «смирно».
Икэ быстро оставил надежды на её самостоятельность и собрался окликнуть друга, которого не видел целую неделю.
Но тут он заметил рядом с ним маленькую фигурку девочки.
В последнее время эти двое постоянно были вместе, хотя ничего особенного и не делали. Он думал, что утренний путь в школу — лучший момент, чтобы поговорить с Юдзи наедине, но просчитался.
Решив хотя бы поздороваться, он легонько коснулся плеча Ёсиды и направился к Юдзи.
Ёсида, словно очнувшись от оцепенения, последовала за ним, хотя и двигалась очень скованно.
Но через несколько шагов они оба остановились.
Вокруг Юкари Хирай и Юдзи Сакая сгустилось тяжёлое молчание.
Другие ученики держались поодаль, трепеща перед этой тихой угрозой.
От Юкари Хирай исходило не обычное её решительное присутствие, а какое-то обжигающее давление, которое она без разбора распространяла вокруг.
А Юдзи Сакай стоял рядом, не выказывая никаких признаков того, что его это задевает.
Оба были безэмоциональны. Но это было не от душевного спокойствия. Скорее наоборот — это было отражением бушующего внутри них хаоса, слишком сильного и сложного.
В воздухе висело ощущение неминуемого взрыва при малейшем прикосновении.
Эти двое переобулись и подошли к Икэ и Ёсиде. Юкари Хирай лишь слегка повернула голову. Юдзи коротко бросил «Доброе» и прошёл мимо.
Не в силах ответить или даже пошевелиться, Икэ и Ёсида лишь молча смотрели им вслед, пока они не скрылись по направлению к классу.
Пока Хаято Икэ на первом уроке выслушивал упрёки и получал наказание за несделанную домашку.
Кэйсаку Сато и Эйта Танака, пойманные загадочной красавицей на станции Мисаки, сидели в кафе, расположенном напротив вокзала и главной улицы.
(Сегодня прогуливаем… Ну ладно, зато пьём чай с красоткой, так что оно того стоит.)
(Точно, впервые прогуливаю с начала старшей школы… Жаль Икэ, но ничего не поделаешь.)
Такие мысли бродили в головах парней, сидевших рядом за столиком напротив красавицы, представившейся Марджори До, и… книги, назвавшейся Маркосиасом.
В тихой, но суетливой атмосфере утреннего часа пик Марджори властно, словно хозяйка заведения, подозвала официантку и самовольно сделала заказ:
— Самый дорогой чай, три чашки, горячий, и побыстрее.
Усадив парней, она, не понижая голоса, сразу перешла к делу:
— В этом городе появился монстр-людоед. Мы охотимся на него. Поэтому сотрудничайте.
(Ну ты даёшь), — раздался изумлённый голос Маркосиаса — огромной книги, лежавшей на сиденье рядом с Марджори, если только глаза и уши парней не обманывали их.
— Даже для тебя это слишком прямолинейно, мой стремительный охотник, Марджори До. Нельзя было как-то подоходчивее объяснить, чтобы поверили?
Невероятная история, сопровождаемая невероятным явлением, и призыв рассказать её подоходчивее.
Парни совершенно не знали, как реагировать.
— А если так скажу, не факт, что поймут. Так что проще сразу сказать правду, меньше мороки будет.
Эта вечно недовольная красавица, похоже, терпеть не могла всяких сложностей.
Сато и Танака, настолько ошарашенные, что не могли даже изобразить растерянность, просто ждали следующих слов этой парочки (?).
Заметив их состояние, Марджори, сама себя накрутив, дополнила объяснение:
— Ладно, скажу подробнее. Монстр-людоед — это один из Томогар, пришедших из Багрового Мира, что лежит по ту сторону, куда не дойти пешком. Его зовут «Собиратель Трупов» Лами.
Головы парней закружились ещё сильнее. Но они промолчали, опасаясь, что если скажут об этом, их постигнет участь того полицейского. Они пытались осмыслить происходящее.
Обычно люди, столкнувшись с чудом, не могут просто так его принять. Они либо сомневаются в собственном рассудке, либо считают, что то, что перед ними, — ошибка.
Но эти двое не обладали ни достаточно меланхоличным складом характера, чтобы сомневаться в себе, ни достаточной силой воли (или упрямством), чтобы отрицать очевидное. Конечно, они не были и настолько проницательны, чтобы принять чудо как есть.
Поэтому эти беззаботные по натуре парни избрали четвёртый вариант.
Они решили не торопиться с интерпретацией и пониманием происходящего, а просто плыть по течению. В конце концов, возможность провести время с красавицей, пусть и при таких странных обстоятельствах, была для них важнее глубоких размышлений. Они были честны сами с собой.
— Э-э… Так что конкретно нам нужно делать? — спросил Сато.
— Надеюсь, не сражаться с этим монстром? — добавил Танака.
— Дураки. Кто ж вас об этом просит? Уничтожать Томогар — это работа моя и Маркосиаса, мы же Пламенный Туман.
Похоже, эта особа, несмотря на внешность, была довольно свирепой… то есть, пылкой натурой, подумали парни.
— Пламен? — переспросил Сато, услышав очередное непонятное слово.
На этот раз вместо Марджори ответила книга, лежавшая рядом:
— Это вроде нас, тех, кто убивает Томогар, хи-хи.
Заливаясь странным высоким смехом, книга — Маркосиас — продолжила:
— Так вот, этот Лами, за которым мы гоняемся, хоть и мелюзга, но здорово умеет скрывать своё присутствие. А раз уж он забрался в город, полный Факелов, где могут быть и другие Томогара, нам нужны проводники, чтобы разобраться в обстановке. То есть, вы.
— Полный… чего!? — теперь спросил Танака.
Марджори раздражённо взъерошила свои идеально уложенные волосы. Сказав, что объяснит всё как есть, она, похоже, не слишком продумала, как именно это сделать.
(Вспыльчивая и довольно легкомысленная… то есть, великодушная), — отметили про себя парни, добавляя новые пункты в анализ характера недовольной красавицы.
— Всё, я пас. Маркосиас, объясни ты.
Подтверждая их анализ, Марджори легко отказалась от своих слов.
— Чего-о? Это же скидывание ответственности, мой…
Бах! — рука хлопнула по книге, обрывая голос.
— Заткнись. Объяснишь по дороге.
Марджори не оставила своему партнёру возможности возразить. Поднявшись, она сказала парням:
— Для начала покажите мне общую структуру этого города на месте. А потом обойдём места, где недавно происходили странные события или ходили слухи.
Похоже, вариант «отказаться» даже не рассматривался.
Однако прежде чем подчиниться, Сато остановил Марджори:
Он указал на официантку, которая принесла чай и теперь стояла рядом со вставшей Марджори с растерянным выражением лица.
Марджори сверкнула глазами на ни в чём не повинную официантку из-за стёкол очков, молча взяла с подноса чашку. Затем, словно перед битвой, залпом выпила всё содержимое, почти кипяток, из которого ещё шёл пар. Сохраняя невозмутимое лицо, она поставила чашку обратно на поднос и, повернувшись к застывшим от этого бытового чуда Сато и Танаке, кивнула подбородком:
Парни переглянулись с удивлённой официанткой, а затем посмотрели туда, куда указывал подбородок.
Две чашки, наполненные почти кипящим чаем.
— Мы уже уходим, так что быстрее.
[1] – ( 弁慶の泣き所) - Бэнкэй но накидокоро, дословно «место, где Бэнкэй плачет» — это устоявшееся японское выражение, обозначающее переднюю часть голени (большеберцовую кость), ту её часть, где кость находится очень близко к коже и почти не защищена мышцами.
[2] – Золотая Неделя (ゴールデンウィーク - Gōruden Wīku) — это неофициальное название длительного периода весенних праздников и выходных в Японии, который обычно приходится на конец апреля – начало мая.
[3] – Каринто традиционная японская закуска. Это хрустящие палочки или кусочки теста, обжаренные во фритюре и посыпанные сахаром или сахарной пудрой. Каринто имеют тёмный цвет и характерную хрустящую консистенцию. Они могут быть как сладкими, так и солёными. Иногда в них добавляют соевый соус или другие ароматизаторы, посыпают семенами кунжута, морскими водорослями, арахисом и даже красным перцем.
[4] – 酒盃 (shuhai) означает «винная чаша» или «кубок для саке». ゴブレット (Goburetto) — это японская транслитерация английского слова «Goblet» (Кубок). То есть, буквально он называет её «Кубок» или «Бокал». В переводе оставлено транслитерированное "Гоублет" для сохранения этой специфики. ((это прозвище, которое Маркосиас (книга-гримуар, её партнер и Король Багрового Мира) использует, обращаясь к Марджори До.))