Кукла
И для чего я здесь? Какую миссию мне поручил всевышний, что решил отправить меня в сей, с виду, чудесный край, являющийся на деле самым центром адского котла, заставляющего всё тело воспламенятся синим пламенем, а глаза плавится и стекать по ржавой чугунной поверхности?
Я всего лишь кукла, восковая кукла, совсем старая и побитая жизнью, что закидывала меня в самые разные уголки несчастной планетки, что заставляла меня падать чистым девственным телом на острые иглы, протыкая его насквозь и истекать алой жидкостью, но ведь воску не может быть больно. Я всего лишь кукла, восковая кукла, которая могла бы быть свечкой, что, горя, освещала бы тёмное пространство маленькой комнатушки, в которой я бы провела всю жизнь, от начала и до полного сожжения моего тельца из-за этого грёбаного фитиля. Но я не свеча, я кукла, восковая кукла, мне не больно.
Воску не бывает больно или страшно, я кукла, но даже господь недоумевает, откуда такое отродье находит в себе силы продолжать существование, а не позволить адскому пламени поглотить себя, а после, словно дешёвая свечка, оставаясь лишь белёсым пятнышком на дне котла, заставить забыть всех, что когда-то в мире существовала весёлая восковая кукла с задорной глуповатой улыбкой, короткими, но слегка вьющимися рыжими волосами и голубыми, словно звезда Ригель, глазами по имени ***.
Я всего лишь кукла, возможно, слишком старая, но душа моя не стареет. Я молода, сильна и красива, я — мечта любого человека, мне по прежнему четырнадцать и вся моя жизнь, словно сладкий мёд. И ничего не заставит мою душу расплавиться будь то от яркого солнца или внезапно вспыхнувшего костра. Ведь моё тело не является воплощением меня, оно лишь бесполезный кусок потемневшего от времени воска, что так часто плавился.
Я — есть моя душа, она совсем не из воска, как потёкшое бестолковое тело, изрезанное и сожжёное моей долгой жизнью, нет, она, словно чистый ангел прямиком из райских садов, сверкает и блестит на солнце, взмахивая белоснежными крыльями, напевает лёгкую весеннюю мелодию.
Мне не нужна физическая оболочка, что сковывает мою душу в цепи, обрекая её на вечные муки и самоистязания никчёмного воскового тела, которые вовсе ни к чему не приводят, ведь воску не может быть больно, это всего лишь воск, и не важно, дешёвая ли ты свечка или дорогая восковая кукла прямиком из столицы Франции, в любом из случаев ты однаково равен перед огнём, который не щадит никого на своём пути и гнев которого заставляет твоё тело воспламенятся и утекать на чугунную поверхность котла, под названием жизнь.
Пламя вознеслось надо мною, стоило мне только посмотреть на жалкую свечушку грушевого оттенка, что лежала подле моих ног, словно моля меня «давай, подожги меня наконец, да вознеси мою бренную восковую оболочку к небесам, отдавая её на разтерзание богам, мне не нужно тело, я такая же, как и ты..»
— Как и я..? — акустика котла отражает от стенок мой дрожащий голос, раздающийся эхом по всему резко озарившемуся светом пламени пространству, прерывая мёртвую тишину. Воск, стекающий со свечи, больно жёг мне руки, добавлял моему телу новый цвет светлого жёлтого, заменяя тускнеющий с каждым днём белый. Её пламя горело сильно, что, казалось, я сама вот-вот расплавлюсь, но какая же я кукла, если я не смогу устоять перед последним испытанием в моей жизни.
Едкое рыжее пламя выжигает моё тело, оставляя в нём дыры, заполненные, казалось бы, пустотой, однако в этой пустоте мелькали нотки какого-то совершенно нового, но слишком знакомого чувства. Мои голубые глаза видят пламя, оно приближается всё быстрее и быстрее, словно несётся к моим зрачкам, подобно олимпийскому бегуну, всё резвее и резвее приближается к финишу, не оставляя ни следа от моих весёлых некогда глаз, беспощадно выжигая их и оставляя лишь потемневшие отверстия, на месте веселящих и таких приятных небесно-голубых очей.
Белёсым водопадом расплавленный всепоглощающим пламенем, от, казалось бы, такой малюсенькой свечки, воск продолжает течь от моих, ныне несуществующих изуродованных глаз, которые сейчас напоминают лишь пару скважин посреди чистого тела. Он течёт по моим щекам, оставляя углублённые дорожки, разогретые изнутри минимум до ста восьмидесяти градусов по фаренгейту и прожигая лишь некоторые насквозь, позволяя воску затекать в полость моего, такого бессмысленного тела.
Воск протекает сквозь кожу, попадая прямо в артерии, продолжая течь по ним, перемещаясь в каждую частичку моего тела, а в некоторых местах и вовсе прожигая их полностью, получая власть над каждым органом, что находится поблизости, заставляя их в считанные секунды плавиться и полыхать, словно угольки.
Расплавленная, вот-вот переходящая в состояние раскалённой жидкость, уже достигающая температуры, по меньшей мере, двухсот тридцати градусов, уничтожает на своём пути всё, что ей приходится встречать на своём пути, не остаются в стороне ни лёгкие, отчаянно и безнадёжно пытающиеся делать последние вздохи, да так, словно им хотелось бы улететь куда-то подальше от пожирающего их несчастные ткани пламени. Ни пальцы, которые, словно карточные домики, разваливаются по кусочкам и плавятся в сотни раз быстрее самой дешёвой свечки. Ни даже сердце, явно всполошённое столь "горячим" визитом и собственным уничтожением.
Лишь нечто, напоминающее по своей форме не то шарик, не то облако некоего дыма остаётся нетронутым и неподвластным даже кипящей восковой жидкости, которая уже давным-давно затекла и испепелила большую часть моего тела, а то, что ей не удалось сжечь, лишь течёт по котлу, в надежде скорейшего остывания и скорой собственной кончины. Наверное, простые люди назвали бы то облако "душой". Оно и не торопилось вознестись к небесам, подобно ангелу, ему словно любопытно было наблюдать за кончиной своей прошлой физической оболочки.
Даже не пламя уничтожило моё тело, нет. Моё тело являлось лишь узником, своим собственным, находящимся в оковах, обречённого на вечные страдания. А пламя — последним его спасением, давшим толчок к самоиспепелению, разогрев моё тело до чудовищно огромных, для такого хрупкого и нежного материала, как воск, температур.
Последнее бурление напоминает последний вздох. Дым рассеивается. Воск, словно теряя надежду на какой-либо дальнейший смысл быть, застывает на ржавеющей чугунной поверхности.
— Чего мне хочется? Как я и кто же я? — Да чёрт его знает.
Ведь я всего лишь кукла. Старая восковая кукла. И мне совсем не больно.