Некоторые размышления при свете Полярного дня

Но КАК мыслить сегодня – вот в чём вопрос.

«Мыслить» и «страдать» - они сегодня стоят по-пушкински рядом. Мыслящему не угнаться за модами времени – попросту некогда упаковывать «себя-мысль» в продажную обёртку, то есть заниматься маркетингом и продавать мысль по рыночной цене. Мысль – добывается и изращивается. И ты не можешь не страдать, видя, что совестливая и не наглая, ясная, художественно-красивая и точная мысль мало кем востребована на торжище жизни, в дрязге её…

Был у нас большой и модный проект «современное искусство», в котором так много было НЕискусства (а мути и жути), что волей-неволей пришлось его свернуть (тем более, что его главные адепты релокантировались). Нынче идёт огромная работа по государственному проектированию «креативных индустрий» (разрабатывается стандарт для регионов). Как в проекте «современное искусство», так и здесь есть свой коммуникативный язык, и даже «бизнес-ангела» можно доставить из столицы в провинцию. Суть же в том, что центры креативных индустрий по всей стране должны помочь найти таких творческих людей, которые способны сделать новый продукт в области рекламы и дизайна, цифрового искусства и интерактивных развлекательных программ, современной архитектуры, туризма и моды (фэшн). Конечно, все эти тенденции, связанные с развивающимися технологиями не остановить, но без культурно-философской рефлексии по этому поводу можно ведь тоже счастливо и технологично зайти в тупик.

Зачем всё это говорю?

Только что вернулась из Мурманска, где одновременно шел мощный форум «Культарктика» со спикерами из Москвы, гостями из Петербурга, Сибири и Дальнего Востока. И рядом, под крылом форума, примостился местный театральный фестиваль «Арктическая сцена», который на втором этапе станет международным. Ужасно жалею, что не посмотрела спектакли любительских театров – но только стала свидетелем их пронзительной радости на закрытии фестиваля.

Так вот. На мой взгляд не только через технологии, но развитое культурное сознание человека лежит путь и к креативным индустриям тоже. Сделать «упаковку северного образа жизни» – это здорово! Но, наверное, всё упрётся снова в человека ­ - пойдет ли молодой парень покупать худи из Китая, или выберет местного производителя, который предложит элегантную косоворотку в русском стиле без лубочности? То есть, сначала нужно воспитать «русский вкус» или «северный вкус», а потом уже рассчитывать на экономический эффект от «креатива». Как хотите, но в «экономике идей» все определяется вкусом и выбором, то есть степенью личной культуры.

И так во всем. И так всегда. Всё начинается с человека, всё развивается внутри него, всё завершается – в человеке.

Именно поэтому высокое профессиональное искусство, в моем случае, это театры Мурманска, и формирует ту самую «северную идентичность», носитель которой (не закрываясь, конечно, от других культур и не впадая в местный сепаратизм) все же сначала выберет фильм Н. Гугуевой «Туман», в котором её величество природа Кольского полуострова исполняет «роль» античного рока, а потом будет (или не будет) смотреть боевик Гая Ричи. При своём, отеческом культурном фундаменте и «значение Рича» будет не навязанным. В общем, я хочу сказать, что все дело в месте (точке, пункте), откуда начинается оценка. До недавнего времени это был взгляд на Россию и себя «со стороны» – пункт содержательной оценки, коррелирующий «наш взгляд» находился на Западе. Сегодня медленно и трудно, но центр смещается в сторону самобытия, своей идентичности.

Вы вправе потребовать от меня объяснения: что, например, несут в копилку этой самой идентичности фестивальные спектакли Драматического театра Северного флота «Хозяйка гостиницы». К. Гольдони (реж. Юрий Сергиенко) и «ЧехонТэффи» по мотивам рассказов А. Чехова и Н. Тэффи (реж. Александр Шарапко)?

Тут нет никакой «войны» актерских нервов, терроризирующих публику бешеной энергетикой. Тут нет актуальной ажиотации, связанной с претензией на небывалую интерпретацию и свободу режиссерского самовыражения.

Оба спектакля отличает отсутствие эстетической и нравственной гнилости как таковой. А это те самые невидимые, но явно осязаемые зерна, которые в душе публики прорастают душевным здоровьем.

Оба спектакля хороши своей сочной и честной театральностью –ясным сюжетом, легкой театральной «походкой», когда о серьёзном говорится будто вскользь. В старинные театральные времена зрители восторг выражали просто: «Играет-то как, как играет, злодей!» – кричали из публики, вытирая слезы.

Изящно и радостно артисты этих спектаклей играют характеры и состояния. Собственно, сам Гольдони был уверен, что его комедия «учит, как избежать опасности и не поддаться искушению». О, счастливые театральные времена, когда драматург все силы отдавал сюжетным перипетиям и простодушной театральной радости! И никаких тебе «антипатриархальных манифестов» сильной женщины в вопросах любви и семейного счастья!

И как-то незаметно возникает твердое основание для симпатии к этим людям: к Кавалеру Рипафратту Дмитрия Пастера, зарекшемуся любить и полюбившему Мирандолину; и к надутому Графу Виталия Швейгейрта, который сильно озабочен эффектными самопрезентациями себя и своих денег; и к Маркизу Евгения Патапчика, гордо и артистично колеблющегося вместе с жизненными обстоятельствами. Актриса Юлия Писарева – Мирандолина и хозяйка гостиницы– решившая заставить Кавалера полюбить себя, – отнюдь не бойкая субретка! Актриса сыграла натуру искреннюю, которой и самой была опасна её веселая игра с Кавалером – она и сама полюбила его…Получился тот самый русский акцент, свойственной нашей природе. И она, как Татьяна Ларина, все же замуж пойдет за другого. Счастье – оно ведь не для всех. Только принять это могут натуры глубокие…Светлая грусть неожиданно повисает в зале в финале спектакля. Простой хеппи-енд не случился. Режиссер перевел веселого Гольдони в русский регистр: мы ведь часто плачем, когда нам хорошо.

В программе к спектаклю «ЧехонТэффи» написано: смех и слезы Серебряного века. Художник Ольга Цылёва разместила на сцене гримерные столики, рамы которых создают эффект зеркала. Зеркальность, двойничество – любимые темы Серебряного века, который театром дан в театральной раме добродушия и жалостливого отношения к человеку, в котором, увы, не все прекрасно. И это «взгляд» писателя в театре может выразить Мим. Да, чисто театральными средствами (движениями без слов) Дмитрий Лапин и пожалеет, и погрустит, и порадуется… И одежда, и тело бывают нелепы (особенно, если претендуешь на роль танцовщицы), как у несчастной Рюли, которую даже выводят на сцену куклой, что усиливает смысловой эффект. И душа бывает пустоватенькой, заеденной обыденностью.

Но, что важно, нет тут у Александра Шарапко модно-пряного любования пороками Серебряного века. Все объединяется другим: темой театра (бродячая труппа разыгрывает сюжеты), любви к нему как «художеству», и чеховской темой человека, мучительно отошедшего от лучшего в себе, но очень глубоко в душе сохраняющего пространство памяти о вечном, о «лапоточках Христа», в которых Христос по душам людским ходит.

Наверное, можно сказать и так, что в инсценированном рассказе Тэффи «Рюлина мама» очень много и чеховского. Елена Варцева играет маму той самой нелепой Рюли, которую она страстно желает сделать артисткой. Естественно, она уверенна в том, что её дочь нужно только разглядеть, то есть увидеть так, как видит она. Точно и последовательно актриса, владеющая широким игровым диапазоном, передала страстную любовь к своей дочери – дочери, прекрасной для неё и категорически невозможной на сцене. Хотя, смотря на кукольный её образ я как раз подумала, что в современном театре так и бывает – невозможное и даже безобразное становится «феноменом искусства».

Режиссеры в этих спектаклях – уж точно не мучители публики. Они не играют в фальшивую «подлинность реальности», не занимаются модным аутсорсингом, то есть не передают свои творческие функции (продумать и реализовать концепцию спектакля) зрителю, оставляя намеки, открытые финалы, смысловые провалы. Мол зритель сам пусть понимает, что я тут хотел сказать!

Эти спектакли учат понимать театр и главное, – учат культуре чувств. Состраданию, соучастию, сопереживанию. И делают это, втягивая публику в поле эмоционального здоровья. И мне кажется, что это очень важно в век «гаджетной культуры», так легко добивающейся холодной окаменелости сердца.

Театр Северного флота бедный. Очень бедный, живущий «меж горестей, забот и треволненья». но при этом в нём сохраняется дух театральной общинности, сердечный лад в спектаклях.

Мурманский областной театр кукол – это высочайшая профессиональная театральная культура. «Ночь перед Рождеством» Н. Гоголя требует отдельного разговора. Но о них, надеюсь, у меня еще будет возможность поговорить (как и об уникальной Театральной школе Мурманска и о Драматическом театре, нацеленном нынче, на мой взгляд, «на искусство хорошей погоды»). Спектакли театра кукол тоже обращены к человеку – к маленькому человеку, где так важен принцип «не навреди».

+++++

Длинный, длинный полярный день, с его игрой света и тени, с его жемчужно-низким небом, очищающим ветром и стального цвета водой Залива – всё настраивало на остроту чувства и мысли. Но вся эта особенная полярная красота была бы не нужна без человека! Так и театр, мне кажется, может быть соразмерен тому месту, в котором он живет. Без – местное, не привязанное ни к чему, только растрата души.