1000 дней большой войны. Прошлое перечеркнуто и спрятано в «пиксель»
19 января — очередной мрачный юбилей. Ровно тысячу дней назад началось полномасштабное вторжение российской армии в Украину. Война, про которую российские пропагандисты говорили, что она займет всего пару дней, длится уже почти три года. И конца ей до сих пор не видно. Журналист и военнослужащий ВСУ Юрий Мацарский стал добровольцем в первый день войны. В колонке для «Вот Так» он рассуждает, почему иллюзия о быстром ее окончании помогла Украине выстоять.
Моя военная история началась ровно тысячу дней назад с черного маркера, которым я закрасил большую белую надпись PRESS на моей репортерской каске. Немного позже я оценил символизм этого поступка — собственными руками перечеркнуть свое прошлое, свою профессию, которой посвятил всю жизнь, спрятать все это под слоями черной краски.
Но тогда, 24 февраля 2022 года, в этом не было никакого символизма. Я просто готовился идти в армию добровольцем, зная, что экипировки на всех может не хватить, потому и превратил свою репортерскую каску в военную. Еще, помню, переживал, смогу ли я оттереть маркер и вернуть белую надпись. Потому что у меня были большие журналистские планы на лето 2022 года. Как минимум, еще одна поездка в Сектор Газа. Может быть, еще и Ирак.
Тогда у всех были планы на лето. В очереди в военкомат тысячи человек только и обсуждали чем займутся после победы. Причем, это «после победы» у всех было довольно четко очерчено. Пара-тройка недель, может быть, несколько месяцев. Но вот прям в августе уже точно все по домам будем сидеть и вспоминать, как отбились от русских оккупантов.
Людям, в одночасье превратившимся из поваров, журналистов, драматургов и дизайнеров в солдат, казалось, что война — вещь простая. Вот враг, который нацелился на полное наше уничтожение, думая, что не встретит при этом должного сопротивления. А вот мы — сопротивление — необученное и необстрелянное, но отлично мотивированное и готовое стоять до конца. В нашей картине мира враг должен был остановиться и отступить после того, как ему станет понятно, что легкой прогулки до польской границы не будет. Что оккупантов будут встречать огнем буквально на каждой улице каждого украинского города. Мы были страшно наивными.
Наивнее нас были только наши враги. Пленные россияне рассказывали, что их командиры обещали им быструю победу, новые звания и премии. Уверяли, что никто даже толком стрелять по ним не будет, когда они поедут верхом на броне своих танков от Брянска до Львова, что Украина капитулирует за пару недель, «освободители» пройдут парадом по Крещатику (им правда это обещали) и прямо оттуда они поедут домой в статусе победителей.
Для них война должна была стать молниеносным маршем с востока на запад, для нас все было еще проще. Надо было просто не пустить их, стать стеной на пути россиян. Обороняющийся же, как пишут в книжках, всегда в более выгодном положении, чем наступающий.
Но все пошло не так, как хотели наши враги, и не так, как рассчитывали мы. Хотя мы и знали, что эта война неизбежна. Мы понимали, что вся эта накачка россиян ненавистью через телевизор, обесценивание украинской культуры и истории на всех уровнях, начиная с Путина, — это всё моральная подготовка к попытке полного и окончательного нашего уничтожения. Мы всё это видели.
Чувство неизбежности войны, ожидание большой беды были постоянными спутниками украинцев как минимум за полгода до полномасштабного вторжения. Кто-то тогда уехал из страны — только у меня не меньше десятка знакомых призывного возраста оказались за границей еще до февраля 2022 года. Кто-то пошёл на курсы боевой подготовки. Кто-то просто ждал, надеясь на лучшее. Но. Все верили в то, что, во-первых, Украина выстоит, а во-вторых, что война не будет долгой. Последнее представление — это такое заблуждение, которое кочует из века в век. Вот, и в Первую мировую и солдаты, и генералы всех армий думали, что за пару месяцев всё закончится.
Но это заблуждение, которое, возможно, спасло страну. Я не знаю, остались бы все те толпы людей в очередях к военкоматам, если бы тогда кто-то убедительно сказал нам, что конца войне не будет видно и через тысячу дней. Что многие из нас погибнут еще до первого военного лета. Что вот тебя, тебя и тебя убьют под Бахмутом или в Кременной, ты — потеряешь обе ноги на мине в Купянске, а вы двое — пропадете без вести где-то на Луганщине и ваши близкие выплачут все глаза, почернеют от горя и будут вздрагивать при каждом телефонном звонке, ожидая, что это вы звоните им, чтобы рассказать, что все у вас хорошо.
Конечно, люди понимали, чем рискуют, знали, что могут погибнуть, но ощущение, что все можно закончить одним решительным рывком, за несколько дней — черт с ним, пускай даже за несколько недель — остановить и даже развернуть вражеские орды, ощущение это придавало сил. Оно буквально окрыляло. Никогда тогда не думал о сырых окопах, в которых многим доведется жить годами, об опасности плена, из которого люди возвращаются калеками, о том, что близких месяцами будут видеть только на экранах смартфонов.
Наверное, никто тогда всерьез и не собирался быть военным. Все хотели получить автомат, отпугнуть с его помощью наступающих русских и вернуться домой. Многие из тех, кто не собирался быть военным, сейчас уже сержанты или офицеры, почти у всех есть ордена или медали.
Тысяча дней большой войны уже не кажутся нам какой-то важной особой датой. Все особые даты давно прошли: первая неделя, первый месяц, первый год полномасштабного вторжения. Когда еще была обманчивая иллюзия, что все скоро закончится, что до победы, а с ней и до возврата к привычной жизни, хоть и не так близко, как казалось в феврале 2022, но все же уже и не очень далеко.
Мне даже в какой-то момент казалось, что из-под нескольких слоев черной краски на моей каске начинает потихоньку проявляться надпись PRESS. Но это не так. Все, что было до войны так и осталось перечеркнуто и спрятано в «пиксель», как затянута в армейский защитный чехол моя старая каска. Все, что будет после — загадка, на которую ни у кого нет ответа.