«Они хотели показать, что могут все». Бывший генконсул Польши в Петербурге — о закрытии консульства и уничтожении польских мемориалов
В начале января 2025 года, спустя 52 года работы, в Петербурге закрылось Генеральное консульство Польши. Это было ответом российских властей на ликвидацию российского генконсульства в Познани — по версии польской стороны, там велась диверсионная деятельность. «Вот Так» поговорил с Гжегожем Шлюбовским, который занимал пост генконсула Польши в Петербурге с 2019 по 2025 год. Он рассказал, что изменилось в России и работе польской дипломатический миссии после полномасштабного вторжения в Украину.
— Как повлияла война на вас и на Петербург?
— Мой мир и Петербург очень изменились [с начала войны]. Много моих знакомых уехало. Очень много было звонков и вопросов от людей из Петербурга: «Что можно сделать, как мы можем уехать? Как получить карту поляка?»
В первые недели были надежды на какие-то изменения в городе. Были акции протеста, на Невском проспекте собирались молодые люди — их не было очень много, но все-таки они были. Прошел месяц, два месяца — и все начали привыкать к этой жизни. Я думал, что намного больше поменяется и будет такой момент, когда что-то начнется.
— Как петербургские чиновники были настроены по отношению к тому, что происходит?
— Не знаю, что они чувствуют и что они действительно думают. Но поддержка, конечно, есть. Господин [Александр] Беглов (губернатор Петербурга. — Ред.) с буквой Z на пиджаке ходил с самого начала.
В тот момент началась изоляция польского консульства. Власти делали все, чтобы к нам никто не обращался, чтобы мы ничего не организовывали. Даже если к нам кто-то приходил, то полицейский на улице говорил: «Ну зачем вы здесь? Они уехали». Такая дезинформация.
Мы почти прекратили общение с чиновниками, и они меня очень боялись. Если у нас и происходили встречи, то где-то в кафе, чтобы никто не узнал. Один человек, с которым я очень близко сотрудничал, в какой-то момент сказал: «Я могу прийти, но вы уедете, а я здесь останусь».
Каждая организация мероприятия была очень большой проблемой. Мы договаривались, а через два-три дня был звонок и говорили: «Там дождь пошел, невозможно никак». Но мы с Польским институтом в Санкт-Петербурге (был закрыт вместе с Генконсульством. — Ред.) делали очень много концертов и встреч. С нами продолжали сотрудничать «Полония» (культурно-просветительское общество «Полония» работает в Петербурге с 1988 года, его цель — объединение поляков и всех тех, кому интересна Польша. — Ред.), фонд «Мемориал», диссидентские организации и некоторые культурные учреждения.
— В Петербурге и под Петербургом есть несколько мемориалов, связанных с убитыми в разные периоды поляками, прежде всего — в период сталинских репрессий. С недавних пор эти мемориалы подвергаются атакам. Почему так происходит?
— В России наступает реабилитация сталинских времен, меняется история. Строят памятники Сталину, начинаются разговоры: «Конечно, репрессии были, но все-таки Сталин тоже что-то сделал хорошее». Это не всем россиянам нравится, и мы этим людям тоже помогали.
Отдельная история — Левашовское кладбище (на Левашовском мемориальном кладбище похоронены репрессированные в Ленинграде в годы Большого террора советские граждане польского происхождения, там был установлен мемориал в их память. — Ред.). В июле 2023 года мемориал снесли, неизвестно кто — он пропал просто. Мы начали акцию, чтобы вернуть памятник. С нами сотрудничали многие люди: приезжали артисты и читали антисталинские стихи, участвовали «Мемориал» и «Полония», даже журналисты местных СМИ.
Властям очень не понравилось, что вокруг этой проблемы собралось сообщество. И они начали очень большую акцию, чтобы этих людей испугать. [На кладбище] происходили потасовки, неизвестные на какого-то нападали.
Был мощный прессинг на меня лично. Каждый раз, когда я приезжал, меня ждали путинские активисты с антипольскими плакатами и лозунгами. Они действовали сначала спокойно, а потом агрессивно — не давали пройти, блокировали машину. Но мы приезжали до последнего дня.
— Как изменилась жизнь поляков, с которыми вы общались?
— Некоторые очень испугались и начали намного меньше сотрудничать с «Полонией». Но некоторые были с нами до конца. Конечно, для них сейчас сложная обстановка. Невозможно быть хорошим и для одних, и для других. Это такой момент, когда надо определиться, что, как и с кем можно делать. Но трудно сказать кому-то прямо, что он должен делать, потому что я не на его месте. Это очень сложный выбор для безопасности человека.
Я думаю, что российские власти захотят поменять лидеров «Полонии» на людей, которые будут больше с ними сотрудничать. Так было в Петербурге в 30-х годах XX века — польские организации были чисто сталинскими. Но я знаю историю «Полонии» в Петербурге — ее создавали в 1988 году хорошие, храбрые люди и они не боялись.
— Как вы восприняли решение российских властей о закрытии консульства Польши в Петербурге?
— Для нас это было очень большой трагедией. И мы до конца не хотели верить, что так будет. Но и тем, кто остался [в Петербурге], это тоже очень осложняет жизнь — ведь многие приходили к нам до последнего дня. И это не только люди польского происхождения.
Когда началась ликвидация консульства, в городе Боровичи снесли мемориальные сооружения [в честь погибших в лагере поляков]. Хотя это кладбище! Там были похоронены молодые польские парни, которые работали в этом лагере (в лагере «Ёгла» содержали иностранных военнопленных, в том числе поляков-партизан, которые сопротивлялись немецким захватчикам. — Ред.). Просто приехали какие-то люди с тяжелой техникой. Я думаю, что это не была случайность. Они хотели показать, что могут все.
— Как вам кажется, сильно ли изменилось российское общество за последние несколько лет? И есть ли для России какая-то надежда?
— Каждый месяц после начала масштабной войны становилось все хуже и хуже. Мне кажется, что большинство поддерживает [вторжение], хотя бы молчаливо или пассивно. Есть люди, которые не поддерживают и что-то пытаются делать, но их все меньше и меньше.
Сложно сказать про надежду. Мои российские знакомые всегда говорили: «В 1988 [году] никто не знал, что так будет, а все-таки Советский Союз рухнул». Может, надежда в том, что поддержка большинства россиян — это поддержка людей, которые не хотят ничего делать. Всегда надо верить.