«Преступление и наказание» Владимира Мирзоева – фильм «для всех и ни для кого»
В начале ноября российским зрителям показали первые четыре серии сериала, снятого по мотивам одного из самых известных романов Достоевского. Действия нового «Преступления и наказания» происходят в современном Петербурге, а режиссер Владимир Мирзоев пообещал представить в работе «новый взгляд на одно из самых важных произведений русской литературы». Кандидат филологических наук Варшавского университета, автор десятков научных статей и двух книг по творчеству Ф.М. Достоевского и журналист Белсата Сергей Подсосонный рассказывает , почему новый сериал многим придется не по вкусу.
Интеллектуальный квест от «нескрепного» режиссера
Сериал снят по мотивам романа и, что больше всего шокирует многих зрителей, перенесён в современность. Только этот киношный ход — не новый. И вот несколько примеров экранизаций только по Фёдору Достоевскому: ещё в 1957 году с «Белыми ночами» это проделал Лукино Висконти; к этой же повести такой трюк применил Робер Брессон в «Четырёх ночах мечтателя» (1971 г.); Роман Качанов так подошёл к роману «Идиот» в «Даун Хаусе» (2001 г.); а Ричард Айоади – в «Двойнике» (2013 г.) по одноимённой повести. Что ж так переполошился зритель?
Помню из детства, как все смотрели сериал «Твин Пикс» Дэвида Линча, говорили, что ничего не понимают, но ждали новой серии и – снова смотрели. Есть такие вещи в культуре, которые не обязательно понятны, но как-то необъяснимо притягательны. В литературе, без сомнения, это Достоевский. А вот станет ли таким новый сериал «Преступление и наказание» Владимира Мирзоева – большой вопрос, хотя режиссёру, видимо, очень хотелось бы. Сам создатель далеко «нескрепный»: выступил против войны, ранее поддержал украинского режиссёра Олега Сенцова, осуждённого и посаженного в российскую тюрьму, подписался в поддержку протестов 2020 года в Беларуси и пр. А ещё снял антиутопию, мини-сериал «Этюды о свободе» – знаково, хотя творческий список режиссёра длинный как в театре, так и в кино. Его Раскольников (Иван Янковский – внук легендарного Олега Янковского) бросает Черту (Борису Хвошнянскому): «Знаешь, почему все так любят войну? Потому что они считают, что это лекарство – от низости».
Премьера в ноябре как нельзя кстати – будто подарок на день рождения Достоевского (11 ноября). Но есть и такие, как этот комментарий (и далеко не единичный): «Разрешить „Кинопоиску” снимать классику – это „Преступление”, смотреть этот сериал – это „Наказание”».
Всё дело в том, что зрителя ждёт квест «Игра в бисер» с текстами Достоевского, а не банальная иллюстрация одного романа; тут целый «Форт Боярд» с культурными кодами-ходами, которые нужно собрать, отгадать и понять. С каждой серией пазл начинает собираться, как капли ртути, которые сбиваются в смысловой сгусток. Словно сделка с дьяволом: не поймёшь – конец всему. На кону «жизнь и судьба», а рулеточная ставка поставлена уже через графику к началу фильма, которая отсылает к роману Достоевского «Игрок» (кто не читал – надо!).
Питер – герой романа и сериала
Одним из главных героев, как и у Достоевского, в ленте становится город. Он разный. Местами, как из «Бандитского Петербурга», где средь бела дня похищают полицейского, а юная проститутка блюёт в канал. И вдруг – это эстетически красивое пространство, такое знакомое по разведённым мостам, Неве, дворам-колодцам, крышам и огням. Двойственность из эссе петербуржца Иосифа Бродского. И когда «бледнеет и светает», как у Даниила Хармса.
Портрет последнего висит в квартире матери Раскольникова (Юлии Марченко) на стене, а Лужин (Никита Тарасов), приписывая его к родственникам семьи, замечает: «Этот мужчина наверху, там, он какой-то своеобразный. Взгляд у него какой-то недобрый». Тонкая аллюзия на Большой террор: писатель был арестован и скончался в тюремной больнице. Среди этих «родственников» на стене и портрет Осипа Мандельштама – ещё одна жертва репрессий: поэт погиб где-то на лагерной пересылке.
Здесь же и почитатель Достоевского, продолжатель его экзистенциальных идей Альбер Камю. Всё это зрителю надо вычитать в одном коротком кадре и комментарии вскользь (а таких подводных камней много – ищи, зритель!). Также мелькает и критикуемый, как сам сериал, новый памятник Александру Блоку на улице Декабристов, под которым под одинаковым наклоном со скульптурой стоит Черт: «Чёрный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! На ногах не стоит человек» (поэма «Двенадцать»). Таков уж этот сериал: будь на чеку!
Мгновение – и кинематографический пейзаж совсем не совпадает с пыльным, грязным и вонючим из романа. Здесь будто картинки из мелодрамы «Питер FM» Оксаны Бычковой. Мелодии «бард-рока» в «Студенте» от Жени Трофимова и другие саундтреки к фильму играют на музыкальной памяти, словно из ритмов старого и легендарного «Наутилуса Помпилиуса». Сходятся коды культуры, которые близки подсознательно. Белые ночи, а где-то рядом нищета, и потом вдруг – бац топором по голове. Очень по-достоевски всё же!
И питерские коммуналки, в которых нет тайн и которые давят на человека. В XXI веке всё так же, как в жёлтом Петербурге Достоевского, там живут люди. Это ли та «великая Россия», о которой говорят по телевизору? Тут существует с семьёй чиновник-пропойца Мармеладов (Олег Дуленин). И ведь из такой коммуналки его дочь Соня (Алёна Михайлова) уходит продавать себя. Слышим, что на таких Лолит, как у Владимира Набокова, многие тут падки. А идут проститутки к клиентам «с Богом». Только на «вырученные» деньги снова пьёт Мармеладов. Стоп-кадр из «Матрицы» выносит за пределы реальности. Ведь разве она такой может быть?! Может! И туда, в город-ад, все устремлены, туда ведут все дороги, как в четвёртый Рим-перевёртыш. Там, как у Дмитрия из «Братьев Карамазовых» Достоевского, сходятся идеал содомский и Мадонны, «а поле битвы – сердца людей». Спектр мира Достоевского широк и полифоничен (по Михаилу Бахтину). И всё это в красивых и медленных раскадровках в духе Педро Альмодовара.
Булгаковская Москва в Петербурге Мирзоева
Булгаковская весна с Патриарших из Москвы врывается летом Петербурга у Мирзоева. Первый кадр сериала – марширующий кот (хотя для Бегемота несколько тускловат). За этим котом следует Раскольников. А если есть кот, то явится и Воланд. В новом сериале – это Черт, который наблюдает, является соучастником, герои говорят его голосом – голосом своего тёмного «я». Только если у Булгакова Воланд подтверждает существование Бога, то Черт Мирзоева «не знает». А диалоги Раскольникова с Чертом – ничто иное, как диалоги Ивана с Чертом в «Братьях Карамазовых» (снова – надо читать!).
И что далеко ходить, тут же озвучивается известная всем с уроков по русской литературе теория Раскольникова, только устами прохожих: «По-твоему, не загладится крошечное преступленьице тысячами добрых дел?! Одна смерть и сто жизней взамен». Режиссёр в самом начале, как печатью, обозначает идеологию, которая звучит у Достоевского предупреждением. И есть о чём трубить! Это ведь почва последующих фашизма, коммунизма, путинизма... Конца нет, и как говорит Черт: «Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном не считает?!».
Черт ставит вполне вопрос от Ставрогина из «Бесов» Достоевского (и это – читать!): «Если доказан черт, доказан ли Бог?». Питие вина на набережной Невы с Чертом выглядит как надругательство над евхаристией. Черт, причащая, готовит свою жертву. Он преломляет гранат, в котором насыщенность символов: от изобилия и плодородия с вечной жизнью – до смерти. Красный сок – кровь Христова, которая стекает по губам Раскольникова. Но семена граната – и залог воскрешения. То самое евангельское зерно из эпиграфа к «Братьям Карамазовым», которое «принесёт много плода».
Диалог Раскольникова с Чертом, скорее, не исповедь, а партия со смертью – явная реминисценция на «Седьмую печать» (1957 г.) Ингмара Бергмана, который через десятилетия предупреждает, что нельзя избежать неизбежного. Но разве не стоит попытаться? Сбывается апокалиптическое пророчество Откровения. У сериальной старухи-процентщицы (Ёлы Санько) этим непрочитанным пророчеством становится собственно книга «Преступление и наказание» на полке (какая шутка режиссёра и судьбы). А вот читала бы внимательно – дверь не открыла бы!
«Сколько душ надо загубить да опорочить честных репутаций, чтобы получить одного праведного Иова», – потирает лапки Черт. Он пытается убедить Раскольникова, что тот и есть «спаситель человечества», обещает «святым сделать». Подмена понятий: Христос – жертва абсолютная, отдаёт жизнь во имя спасения других, а не ищет своего спасения через убийство. Идея безвинных страданий Иова подменяется рассуждением топором. Не та ли это «справедливость», которую несёт тоталитарная система Кремля в мир сегодня? И только в бреду пьяного угара Мармеладова можно услышать: «Власть наша богоугодная».
«Брат 2» и «Слово пацана»
Хипстер Раскольников-Янковский ещё и блогер, записывающий свои идеи на видео. К примеру, о детях, которые совсем для него не ангелы. А ведь это Иван Карамазов за слезинку одного ребёнка готов вернуть Богу билет. Герой спорит с Чертом, сомневается, отбрасывает топор, чётко слышит продавщицу в супермаркете: «Уйди от греха, а…». Здесь он романный. Но потом вдруг опять становится из современного кино, готовясь к убийству, как Данила Багров в «Брате 2» Алексея Балабанова (именно эту видеокассету прячет в карман Раскольников на барахолке).
В чём-то Янковский просто играет свою же роль Вовы (Адидаса) из нашумевшего «Слова пацана». Будто из его фантазии, сна врывается лошадка, как в упоминаемом «Твин Пиксе». Только она из романа, там её истязают. А обдумывание преступления под памятником Ленину – соорганизатору красного террора – весьма показательный символ; инфернальный вождь явится в его бреду и после убийства старухи (простят ли режиссёру коммунисты?). Сама же сцена убийства со звуками топора по телу и брызгами крови – истинный Хичкок. Главное тут страшное понимание: «Я не вошь!».
Двойное дно Достоевского, садомазо, ЛГБТ и Америка
Параллельно сюжет разворачивается в западной Сибири, в поместье Свидригайловых под Томском. Сцена с утопившейся Мари в бассейне сделана в лучших традициях психологических триллеров. Двоемирие пронизывает не только время, но и пространство (прошлое и современность, Петербург и Сибирь, двойные мысли, двойные сны и пр.). Прямая отсылка к «Двойнику» (очередной текст Достоевского – для чтения). И архаический язык, который создаёт диссонанс с современностью, в этом смысле вполне оправдан, хотя так и мешает некоторым зрителям. Здесь вечность проблем – и не так важно, каким языком они проговорёны.
Отношения Дуни (Любови Аксёновой) со Свидригайловым (Владиславом Абашиным) выпадают из сюжетной канвы романа. А может, это сам Достоевский, который, оставив в России умирающую первую жену Марию, поехал с любовницей Аполлинарией Сусловой за границу? А потом, как видел будущий муж последней, философ Василий Розанов, весь этот эротизм проснулся в художественных образах. А в них – страсть мужчин к Настасье Филипповне («Идиот») и Грушеньке («Братья Карамазовы»), «ставрогинская сила» («Бесы»). Садомазохистские и лесбийские аллюзии накладываются даже на мученический образ Дуни, втягивая зрителя в контекст «Пятидесяти оттенков серого» Сэма Тейлора-Джонсона. Этот же мотив появляется в борделе, где работает Соня – каких развлечений там только нет (и что скажут православные блюстители нравственности и борцы с ЛГБТ-пропагандой?).
Сама Дуня не только показана товаром для имущих мира сего, но и подводит итог о Свидригайлове: «Это самый развращённый, погибший в своих пороках человек». И он топит свою жену в фильме – хотя в романе это звучит неопределённо. А потом даёт взятку следовательнице, сторговываясь на меньшую сумму. Вот ещё одна проблема всегдашней России – коррупция (как непатриотично со стороны режиссёра!).
Дуня говорит ещё живой жене Свидригайлова (Юлии Снигирь): «Как же вы несчастны, Марфа Петровна!». Однако несчастны у Достоевского все. И парадоксально, только Дуня и заслужит у автора счастья, выйдя замуж за Разумихина: единственная счастливая любовь на всё творчество. Не очень-то много! Поэтому и не вписывается этот романный персонаж в конвенцию режиссёрской интерпретации.
И куда ж без Америки! Есть она и в романе. Собирается туда Свидригайлов. А в фильме зовет Дуню за океан: «К черту всё!». Есть и американский анекдот от Черта: «Американцы говорят: „Сделай – или сдохни! Do or die!”. А русские: „Сдохни, но сделай!”». Так и просачивается токсичная действительность, пропитанная смертью.
Проститутки по-прежнему существуют в XXI веке. Хотя случайный охранник замечает: «Раньше такого не было» (звучит, как ностальгия по советскому прошлому). Но и тогда, и раньше проституция была – Достоевский свидетель. «Эх, бедность и убожество!» – восклицает Разумихин (Тихон Жизневский); и совсем не по сюжету: с ним Соня проводит первую свою ночь по «желтому билету».
Фальшивый моралист, сериальный мазохист Лужин, будто с трибуны, озвучивает тезисы, которыми никогда не жил. Не таковы ли сегодняшние политики и граждане в «белом пальто»? Абсолютное зло в романе, которое не гибнет, воплощается в новом времени и с новой силой. Бойся, зритель, и читатель, такого человека – ибо нет для него ограничителя, который называется совестью. Чем не прототип сегодняшних карликов-Наполеонов? Поэтому, будто случайно оброненная, фраза из «Записок из подполья» (читать – непременно!) совсем неслучайна: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?»
Главное, чтобы обиженных этим фильмом (от коммунистов до церковников и прочих моралистов) не оказалось столько, что оставшихся серий зрителю не покажут, чтобы не пошатнуть, так сказать, высоконравственных канонов российской психики. Хотя показывай не показывай, современная российская действительность так насыщена достоевщиной, что хуже не бывает. Разве что Раскольников из сибирской каторги поедет на «СВО» – как говорится, в зарю новой жизни... Но, зная Владимира Мирзоева, это маловероятно.