17/KB

Вечером я спускаюсь с холма, на котором стоит наш дом, к станции JR — путь, который я чаще проделываю утром, а сумка с вещами на неделю напоминает, что мнеи снова предстоит мой любимый ночной автобус до Кансая. На самом деле это даже и не сумка — чехол для мотошлема, сшитый мамой из старой футболки Religion, а вот ремень уже от сумки. Дождь на мотоцикле не прошёл для меня бесследно, днём мой организм прогрелся до 37, но, кажется, я немного охладила его кунжутным мороженым. Все дожди оставляют только воспоминания, кроме тех, что случаются перед чем-то важным. Я и многие другие постоянно замечают, что японский воздух делает с организмом интересные вещи — он вспоминает, что не обязательно болеть неделю, и вообще не обязательно испытывать дискомфорт, и что у него есть ещё кое-какие функции, которые не нужно чиниь, чтобы они работали. Короче, я верю в силу намерения, и всё равно сажусь в автобус. Может, лёгкая простуда наконец поможет мне заснуть.
Может, милдронат надо таки начать уравновешивать мелатонином.

На ночь в автобусе все окна плотно зашторены, но, когда начинает брезжить пасмурный рассвет, я ныряю под штору, так, чтобы не одёргивать её и не будить светом других пассажиров. и смотрю на шумящую будничным утром Осаку. Осака. Это слово перетекает из сознания на язык и обратно, и внутри головы отражается от висков. Сказать, что я люблю её,и было бы слишком просто. Это чувство сложнее и тоньше, как многоуровневая свежая паутина.

За Осакой начинается Кобе. Люблю ли я Кобе? Его пляжи и мосты — точно. И узкий дом, где на пятом этаже живёт Настя, а рядом с первым китайцы жарят курицу — тоже.

Я всегда приезжаю раньше, чем Настя привыкла просыпаться, а она всё равно всегда встречает меня заботливо и многословно. И,и хотя я редко болею, я уже не первый раз приезжаю с какими-то недугами, которые надо зализывать. У меня обычно есть, чем, и обычно это происходит быстро.

Я отрываю её от учебников (и она рада, что есть хотя бы повод), и мы идём гулять. Едем, потом идём, потом опять едем. Для начала, конечно, навестить Акаси-Кайкё и все ветра, что живут здесь.

От его размера мне всегда хочетсмя сжаться в комок у одной из опор.

Ветра всегда здесь, и попытки сделать селфи выглядят примерно так.

Отлично, мост в курсе, что я здесь, поэтому мы продолжаем путь вдоль побережья, напитываясь морским воздухом.

В шипящую солёную пиену так и хочется влезть, но она скорее всего окажется обжигающе холодной.

Я раньше видела таких гусениц только в интернете и энциклопедиях. Гусеница идентифицирует нас как угрозу неясной степени интенсивности, и впадает в ступор.

И, да, ещё одно селфи в круглом зеркале. У нас с Настей полторы совместные фотки, и все примерно такие.

А мы на курган. Настя приметила его давно, но тащиться к нему дураков не было, а тут я, и 5 вёрст мне не крюк, как обычно.

Курган (вообще их даже два, второй рядом и поменьше) имеет, естественно, некое историческое значение, слегка, впрочем, размытое. Из того, что мне удалось понять, следовало, что курган появился в 4 веке нашей эры, служил, естсественно, для захоронений, однако сейчас они никак не обозначены.

За века местность претерпела значительные изменения, а курган в 1960-х был воссоздан в первоначальном виде и открыт как городской парк. Ну, парк — не самая точная формулировка, но вы поняли.

С высоты двух сотен метров (звучит не очень внушительно, но попробуйте проделать этот путь по ступенькам) открывается вид на Кобе и остргов Авадзи, а в нашем случае пейзаж ешё и дополняет небо, которое можно было бы назвать грозовым, только грозы не будет ближайшие несколько месяцев.

Ветер здесь, конечно, в разы сильнее, и даже почти уволакивает мой рюкзак, а я вообще не помню времена, когда он был лёгким.

И ещё один вид на Акаси-Кайкё мне в копилку.

И ещё такой, где залив хитро выглядывает из-за жилого сектора.

Наверное, вполне такой среднестатистический пейзаж для японского города средней величины. Добавьте к картинке свежий запах моря.

Косплею Киану, только вместо пирожка у меня кофе, потомау что большой латте в 7/11 — лучший латте, который можно купить за 200 йен.

Дальше мы радостно скачем по камням (я разминаю булки после автобуса, Настя — после всей этой жизни). Камни большие, красивые, стоят в воде, и в них очень страшно уронить айфон.

От самой воды они отделены сваленными в ряд волнорезами...

...а от дороги — стройным рядом домов. В этом-то и была засада. Восхищаясь небом, мы ушли далеко по камням, но, как выяснилось, чтобы выйти на дорогу и продолжить путь в нужную нам сторону, нужно сдать далеко назад, либо идти через чей-то двор.

Мы попробовали вариант с двором (это была не совсем частная территория, ресторан какой-то), упёрлись с другой стороны в высокую калитку, но на наши максимально вежливые просьбы выпустить усталых двух путников явился некто вроде повара и приказал тикать обратно, пока он не вызвал копов. Пришлось тащиться к предыдущему чекпоинту.

Усталость наша была вознаграждена одним из самых ядовитых закатов, что со мной случались.

И вовремя же мы вылезли, за домами было бы и вполовину не так ярко.

Провожаемые этим чудесным закатом, мы движемся в одну сторону, но с разной скоростью — моя белокурая подруга несётся на байто, а я куда более праздным и плавным темпом — в сторону дома, потому что организм уже основательно позабыл про простуду, но ещё не до конца.

Такие красочные завихрения в небе даже Хаббл видит нечасто.

О, мне эти следы на небе вдруг напомнили узор, который остаётся на крепком пломбире, когда набираешь шарик круглой металлической ложкой для мороженого.

Среди домов, стоящих справа, конечно, много гостиниц и ресторанов, но кто-то и просто живёт так, уставившись в море. Мне кажется, это нереально. Отодвигаешь полупрозрачную занавеску, а там — рассвет над сияющей рябью, и больше ничего.

Тут даже вид с парковки захватывает. Будь у машин свобода воли, они бы развернулись.

Спустя полчаса пустынное побережье сменится Настиным районом, тоже не сильно людным. Под таким фонарём хочется снимать что-то под хэштегом #nowherediary.

...и часто меня не покидает ощущение, что я всё это видела, если не в детстве, то просто много лет назад.