Как поменялось ваше искусство после 24 февраля
ИВАН ГОРШКОВ
Всю весну 2022 мне казалось, что наша жизнь все больше становится похожа на песни Гражданской обороны. И я думал, что работы тоже должны приобрести такой «запах». Мне даже показалось, что я стал более лояльно относиться к поздне-советскому нон-конформизму, который никогда не любил. Как раз потому что я вместе с надвигающейся Гражданской обороной сползаю куда-то в 80-е. Но потом это ощущение растворилось в океане противоречий, пока я не перестал вообще испытывать какие-то эмоции. Всю жизнь я двигался поступательно и эволюционно, так что, когда аффект сошел на нет, я вернулся на свою «дистанцию».
ПЕТР КИРЮША
Я стал агрессивней, как будто исчезла необходимость думать о будущем, да вообще о времени. Я могу — я делаю.
ГРУППА МИШМАШ
Маша Сумнина: Оно и его стало меньше, но внутренней нужды в нем больше.
Миша Лейкин: Поменялся взгляд на потребление какого либо культурного продукта. Возникает вопрос — зачем? Все вымыслы, произведенные ранее в своих исторических и культурных контекстах, теперь кажутся не просто не актуальными, а даже неуместными. Но, мгновенная культурная реакция на новый контекст уж очень поверхностна, предвзята и потому внутренне ощущается как бессмысленность. Почти любое произведение превращается в плакат. В любом случае, наше искусство, как мне кажется, всегда было отстранением от реальности — для Маши скорее уход в себя, а для меня в какое-то измерение вечности. Можно назвать это эскапизмом, но такова наша психологическая природа. Стоять и кричать на площади это не наш конёк. И опять же субъективность и временность сиюминутной реакции девальвирует произведение, на наш взгляд, и это то, что мы видим сейчас. Да, искусства стало меньше, но вроде бы мы начинаем что-то делать.
МС: События меняются, человеческая суть остается прежней (к сожалению). Мы пытаемся разобраться с этой сутью, а не с формой сиюминутных событий.
АЛЕКСАНДР ГРОНСКИЙ
Пытаюсь снять летопись происходящего.
ЕГОР ФЕДОРИЧЕВ
И поменялось, и нет. Наверное как и все я много думал, каким должно быть искусство, и на каком языке говорить. Я много работал до 24 февраля и говорил именно о том, что может произойти с личностью и обществом, если забыть про свой внутренний голос, если выключить критерии добра и зла, если верить государству, а не себе, и так далее, боролся с равнодушием, с попсой, считаю их гибельными. Я говорил не на прямую, так как считаю, что прямой нарратив -– не работает. Потом, когда все случилось, ворвались вопросы: а как говорить, если ты сказал, а это не работает? Что есть люди, которые кивают тебе на выставке, затем поддерживают противоположность? И так далее. Но вскоре я понял, что смерть убивает каждого индивидуальным инструментом. Солдата, она убивает пулей, моряка — штормом, поэта — запретом на слово, художника — запретом писать, заниматься художественными практиками. Каждый жив по своему.
Быть живым — это делать то, что тебя делает живым. Моряк живой, потому что он выходит в море, художник живой, потому что он делает свое искусство. Так что это тоже поле боя. Смерть жаждет умертвить, единственная борьба с ней, это продолжать быть живым. Считаю, что художник переставший практиковать из-за чего-то извне, он побежден, он мертв. Конечно делать все так, как-будто ничего не произошло, это по меньшей мере — странно. Необходимо осмыслить или прочувствовать настоящее, и с этим, новым багажом, идти дальше. И кажется, даже сильнее, более дерзко и напористо показать смерти, что ты живой.
АЛИНА ГЛАЗУН
Может быть стало чуть более «пышным» и «барочным», но это не связано с переживанием событий, я просто открыла для себя новые технические возможности.
ЛЮДМИЛА БАРОНИНА
В работе я сразу начала с придумывания календаря, по задумке которого каждый месяц должен был отображать вариации конца света. Мое искусство не то чтобы поменялось, оно обрело характерный оттенок происходящих событий. Каждый месяц был свидетелем хода истории и реакций людей.
РОМАН САКИН
Я сделал несколько работ как бы внеплановых, которые в обычное время не сделал бы. Эти работы «быстрого реагирования» были иллюстрациями в моем воображаемом политическо-юмористическом журнале. А этот воображаемый журнал существовал и до 2024 года. А когда я жил в Армении, мне попался на глаза самоучитель армянского языка. И там была буква, для правильного произношения которой надо сказать отец болен, и решил что это отличное название для моего журнала. Есть даже макет 1 номера, а слегка переделанная буква стала логотипом.
И видимо потом все что я сделал и сделаю внепланового будет в этом, уже не воображаемом журнале.
А сейчас я вернулся к старым планам, которые и не были слишком отстранёнными от внешних событий. И продолжаю делать проекты по старому до февральскому списку.
АЛЕКСАНДРА ПАПЕРНО
Искусство меняется постоянно, время меняет оптику и многое видится по-другому. Что-то уходит на второй план, что-то подсвечивается временем. Пойдешь в Третьяковку, посмотришь на любимые картины и увидишь не то, что в прошлый раз, они меняются. Ну и мы, конечно, меняемся, но себя сложно увидеть.