Валентин Гафт (2.9.1935 -12.12.2020) Воспоминания. Эпиграммы. Стихи.
12 декабря 2020 года умер Валентин Гафт, актер, режиссер, поэт и писатель.
Лишь очень немногим актерам удается удержаться на высоте всю жизнь. Большинство не выдерживают перегрузок. Марафон оказывается не по силам.
У единиц происходит позднее развитие.
Талант крепнет, мужает, растет вместе с возрастом, опытом.
И в подобных случаях, остается на всю жизнь, не изменяет до конца.
Так вот, Гафт набирал силу постепенно, но неукротимо.
Нерешительный интеллигент, испугавшийся любви, в фильме «Дневной поезд»,
зловещий, почти гипнотический шулер, упоенно сыгранный в телевизионном спектакле «Игроки» по Гоголю,
злодей и убийца в многосерийной ленте «Тайна Эдвина Друда» по Диккенсу,
Берия из «Пиров Валтасара»,
средненький писатель из пьесы Войновича и Горина «Кот домашний средней пушистости»,
полковник в фильме Тодоровского «Анкор, еще анкор!»,
Хиггинс в «Пигмалионе» Бернарда Шоу — вот далеко не полный перечень превосходных ролей актера.
Ни в одной из них он не повторился.
Когда Эльдар Рязанов писался сценарий «О бедном гусаре замолвите слово…», режиссеру было ясно, что роль полковника Покровского предназначается для Валентина Гафта.
Рязанов чувствовал, что лучше него эту роль никто не сыграет.
Отец-командир, беззаветный храбрец, благородный полковник, покоривший немало городов и женщин, одичавший от казарменной жизни, но с обостренным чувством чести, одинокий, без семьи и домашнего очага, вояка, который не кланяется ни пулям, ни начальству, лихой кавалерист, гусар, преданный Отчизне и отдавший за нее жизнь, — вот кто такой Покровский в сценарии.
И это образ очень близок актеру Гафту.
После совместной работы над «Гаражом» Рязанов хорошо понял индивидуальность и характер Валентина.
Рязанов разделял актеров, участвующих в съемках «Гаража», на «идеалистов» и «циников». Так вот, Гафт принадлежал к идеалистам, более того, возглавлял их. Гафт с трепетом относится к своей актерской профессии, в нем нет ни грамма цинизма.
Именно Гафт своей серьезностью, невероятно развитым в нем чувством ответственности задал точную интонацию всему фильму.
Ведь съемки начались с эпизода первой речи председателя Сидорина, обращенной к пайщикам гаражно-строительного кооператива.
Здесь было очень легко впасть в балаганно-иронический стиль, увлечь этой внешней манерой игры и других участников актерского ансамбля.
Но чутье Гафта сразу настроило его на правильный лад и помогло Рязанову провести фильм в нужном, реалистическом русле.
К Гафту можноотнести строчки Марины Цветаевой:
Три сотни — побеждали трое!
Лишь мертвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
— Вы все могли!..
Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие…
И весело переходили
В небытие!..
В трагикомедии «Небеса обетованные» Гафт сыграл хромого вожака бомжей по кличке Президент.
Его персонаж — вызов конформизму.
Гафту удалось создать цельный, чистый характер атамана, для которого ясно, что в жизни подло, а что благородно.
Гафт — очень серьезный человек. Опираясь на впечатления от его эпиграмм, некоторые могут подумать, что он легкий, юморист, но это совсем не так. Как каждый очень талантливый человек, он очень неоднозначен, иногда до парадокса.
Гафт, конечно, сложный человек. И в этом и есть его сила — в его сложности. Этим он прекрасен — своей сложностью.
Он как талантливый человек, как человек, у которого кроме ума очень развита интуиция, очень точно видит и неожиданно вскрывает какие-то вещи, которые, может быть, кому-то видны, а кому-то не видно их вообще. В другом человеке, в людях, в предметах или в явлении.
В эпиграммах, в стихах это его качество ярко проглядывает.
Потому что они всегда построены на неожиданности, на парадоксе, на каком-то совсем, совершенно не приходящем вот так сразу, не лежащем на поверхности сравнении. У него всегда под этим есть некая оригинальность мысли. И потому-то он пишет стихи и эпиграммы. Это не просто так, это тоже как-то выражает его.
О Рыба, чудо эволюции!
Тебя ел Моцарт и Конфуций,
Ел, кости сплевывая в блюдо,
Так чудо пожирает чудо!
Ну, как он это вдруг соединил? Чудо природы и чудо человеческого гения. Неожиданность мыслей, неожиданность сравнений. В нем, конечно, это очень сильное и прекрасное качество. И своей неординарностью он очень интересен многим людям, не только на сцене, но и в жизни интересен тем, кто его знает.
В своей книге Гафт вспоминает:
он с другом напросился к Ираклию Андроникову, чтобы попросить у него устные рассказы.
Гафт никогда в жизни не видел, чтобы кто-то в театре стоял и рассказывал от себя так просто, естественно, а все смеялись и даже ржали.
Гафт с другом хотели попросить у Ираклия его устные рассказы, чтобы пройти с ними в любое театральное училище.
Андроников сказал, что артистами им быть не следует.
«Зачем? Кого вы будете играть, мальчики: рабочих, колхозников? Отелло вы не сыграете никогда», — сказал Ираклий, поглаживая Валентина по голове.
В конце концов Андроников сказал:
«Устных рассказов дать не могу по той простой причине, что они устные, но если вы так хотите и решили поступать, то я могу вам посоветовать вот что, запомните: артисты — люди малообразованные, книг не читают.
Чтобы было все органично и просто, вы выйдите, назовите какого-нибудь автора с потолка, допустим, Петров,
«Как я пошел первый раз на свидание».
И прямо от себя говорите любой текст, например:
«Сегодня я вышел из дома рано,
у меня должно состояться свидание с девушкой, я надел свой самый лучший костюм, вышел из подъезда, но вдруг заметил, что моросит дождик…» и т. д.
И все это будет органично и просто. Главное — рассказывать». Вот такой он дал совет. Это было в 1952 году. Гафту было 16 лет.
Дочь Андроникова позже расказывала:
«Господи, эту историю о том, как пришли два мальчика с просьбой дать устные рассказы, папа очень часто рассказывал в доме, он внимательно следил за ними и говорил, что Гафт будет артистом».
Кстати, к счастью или к несчастью, однажды Гафт все-таки сыграл Отелло.
Томас Манн в романе «Приключения Феликса Круля» отлично описал своего героя, который никогда не умел играть в теннис, но если на него смотрела девушка, которую он любил, играл как чемпион мира. Нечто подобное происходило и с Гафтом.
В Школе-студии МХАТ Гафт учился вместе с Олегом Табаковым.
Гафта пригласили в фильм «Убийство на улице Данте», где на одну из главных ролей был утвержден Миша Козаков. Впоследствии эта картина сыграла решающую роль в его судьбе. Снимал картину Михаил Ромм.
А Гафта взяли на небольшую, почти бессловесную роль одного из трех убийц.
Сколько дублей на Гафта ни тратили, он просто не мог одновременно говорить и доставать блокнот, не мог — и все.
Но потом какой-то дубль отобрали, Валентин чувствовал себя скверно, подошел к Михаилу Ромму сказать, что, мол, извините, не получилось, и услышал в ответ: «Ничего страшного, не волнуйтесь, вы будете такой застенчивый убийца».
В начале шестидесятых, в период короткой работы Гафта на Малой Бронной, режиссер Владимир Храмов решил поставить в театре пьесу Шекспира «Бесплодные усилия любви».
Актеры тщательно готовились к этому спектаклю, разбирали роли. Пьеса была очень непростая, и режиссер решил отвезти актеров, в Переделкино к ее переводчику… К самому Корнею Ивановичу Чуковскому.
Когда Чуковскому задавали вопросы по поводу пьесы «Бесплодных усилий любви», он отвечал нехотя — мол, что там может быть непонятного?
И продолжал, продолжал разглядывать хорошеньких актрис. И все улыбался, улыбался.
Потом, словно собираясь открыть какой-то секрет, стал по очереди подсаживаться к каждой нашей девушке и нашептывать ей что-то на ушко.
Затем начинал нежно гладить ее по плечику, по спинке…
Девушки краснели от смущения, но ему не отказывали — великий старик, всё ждали, что он будет говорить про пьесу…
А он все поглаживал и пощупывал.
Хихикая и улыбаясь.
Нашептывая что-то, явно не имеющее отношения к пьесе.
А после грустно вздохнул и сказал:
«Вот это и называется: бесплодные усилия любви!».
Удачей Гафт считал роль в пьесе Радзинского «Обольститель Колобашкин».
На «Колобашкине» Гафт очень много получил не только как артист, но и как человек. Он понял, что такое справедливость, что такое донос, что такое ложь.
Анатолий Васильевич Эфрос вытаскивал из актеров какие-то человеческие, порядочные вещи, которые не очень-то часто можно выявить в жизни. А для того чтобы выявить их на сцене, надо немножечко стать таким человеком.
Герой Гафта был «донкихотом от пивной», который хотел перевернуть мир в лучшую сторону, энергии было через край, но средств мало.
Таких людей очень много, а Гафт, может быть, оставался таким до последнего.
В 1969 году в театр «Современник» Гафта пригласил Олег Ефремов. Современник стал домом Гафта до последних дней.
Интересны размышления Григория Горина о Валентине Гафте
…Ну что за странная фамилия! Похоже на аббревиатуру. «ГОСТ… ГАБТ… ГАФТ…»
Ломаю голову над приемлемой расшифровкой…
ГЛАВНЫЙ АКТЕР ФАНТАСМАГОРИЧЕСКОГО ТЕАТРА…
ГНЕВНЫЙ АВТОР ФИЛОСОФСКИХ ТИРАД.
Беру медицинский справочник. Какое-то слово по-латыни, похожее на сочетание «гафт», и пояснение: «ОСОБОЕ СОСТОЯНИЕ НЕРВНО-ПСИХИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ»…
Ну конечно! И как я мог сразу не догадаться? «Гафт» — не фамилия, а диагноз!
Особое состояние организма, когда нервы обнажены и гонят через себя кровь, слова, мысли…
Рассказ Григория Горина «Случай на фабрике № 6» — единственное, что Гафт когда-либо читал с эстрады, и единственный рассказ, который за всю свою жизнь запомнил наизусть.
Гафт считал, что это такой высоты произведение — шедевр на все времена.
В нем рассказана история маленького человека, который не умел ругаться, не умел приспособиться к тем, с кем жил и работал. И умер оттого, что его не понимали. Он не только не умел тем языком разговаривать, а и думать так не мог.
Это был остаток прекрасного, которое умирает от собственной чистоты, от собственной наивности. Есть такие люди или нет таких людей — но то, что написал Горин, замечательно. Этому веришь, без этого нельзя жить.
Написанные на своих коллег-артистов, режиссеров, поэтов, эпиграммы очень точно ухватывают суть жертвы — либо недостатки характера, либо неблаговидный поступок, показывая известного деятеля с неожиданной, смешной стороны.
Эпиграммы Гафта хлестки и афористичны, в них чувствуется незаурядный поэтический талант автора. Видно, профессия актера не в полной мере удовлетворяет нынче мыслящих людей.
Когда человеку есть что сказать, он не удовлетворяется текстами, написанными другими. Его тянет высказаться самому.
Эпиграммы Гафта.
Вот эпиграмма, которую он посвятил себе
– Когда ты сочиняешь эпиграммы,
Ты сам себе копаешь яму.
А.Джигарханяну
– Гораздо меньше на земле армян,
Чем фильмов, где играл Джигарханян.
Михалковым
– Россия! Чуешь этот страшный зуд
Три Михалковых по тебе ползут
Галине Волчек
– В ней, толстой,
Совместились тонко
Любовь к искусству
И комиссионке.
Владимиру Высоцкому
– Ты так велик, ты так правдив,
Какие мне найти слова,
Мечте своей не изменив,
Твоя склонилась голова.
Не может быть двух разных мнений
Ты просто наш советский гений.
Татьяне Дорониной
– Клубника в сметане,
Доронина Таня,
Другого ты в ней не ищи.
И ляжет в постель
И на сцене так встанет,
Как будто «Шанели» накапали в щи.
Нине Ургант
– Уже любить можно за то,
За «белорусский» твой вокзал
За песню лучшую в кино.
Я потрясен, я все сказал.
Андрею Мягкову
– Ни будь «иронии в судьбе»
Мы бы не знали о тебе.
Роланну Быкову
– Ему бы в сборную по баскетболу.
Какой-то черт сидит в нем, бес.
Всего лишь два вершка от пола,
Но звезды достает с небес.
Евгению Евстигнееву
– Тебя глядеть всегда приятно,
Смешно, тоскливо и понятно.
Гафт написал эпиграмму и про Козакова:
Все знают Мишу Козакова.
Всегда отца, всегда вдовца.
Начала много в нем мужского,
Но в нем мужского нет конца.
Козаков в ответ поблагодаоил: «Валька, ты сделал мне прекрасную рекламу среди женской части населения. Многие, заинтересовавшись, решили проверить правдивость твоего заявления. Спасибо, друг».
Четверостишия и двустишия Валентина Гафта.
Птица-тройка.
Куда ты, птица-тройка, нас несешь?
Пора заправиться — поешь овса немного.
Потом опять скачи, авось поймешь —
Что это кольцевая, б…, дорога.
Море.
Ну успокойся, подремли.
В тяжелых думах постоянно,
Ты, море синее, — земли
Незаживающая рана.
* * * *
Бассейна голубое око,
И веер пальм над головой.
Мне хорошо, мне одиноко,
И одиноко ей со мной.
Роман.
Роман — любовь, но очень редко
Читать не скучно до конца.
Любовь — короткая заметка,
Но все зависит от чтеца.
Настоящее.
Пришедший к нам из будущего день,
Став настоящим, суматошным,
Взглянул на нас, шапчонку набекрень,
Дождался ночи и… стал прошлым.
Будущее.
Оно, всегда к себе манящее,
Находится не за горами,
Давай испортим настоящее,
И будущее будет с нами!
Облако.
Вот облако, похоже на рояль,
Кусочек влаги надо мной несется,
Сейчас оно, как сердце, разорвется,
И не сыграть на нем, а жаль.
Птица.
Быстрей тебя — обычный самолет,
Но разве может он с тобой сравниться
Зависит от меня его полет,
А ты свободна, маленькая птица!
Советы фотографа.
Конечно, жизнь — не развлеченье,
Но ты про горести забудь.
Невозвратимый миг — значенье
Его поймешь когда-нибудь.
Экспромт Аде.
Мы сидели, пили чай,
Лучше и не надо.
Все напоминало рай,
Но хотелось Аду.
* * * *
Ты с ума сошел, прибой?
На кого пошел ты в бой?
На свою подругу сушу?
На ее земную душу?
Дорога.
Тук-тук-тук — стучат колеса,
Сердце — тук-тук-тук в груди.
Задаю себе вопросы,
Все ответы впереди.
Луи Армстронг.
Сакс — хобот, продолжение кишок.
Закрой глаза и сделай вдох глубокий.
Хрипи, трубач, коричневый бульдог,
Земному шару раздувая щеки.
А вот несколько стихов Гафта.
Капля дождя.
К земле стремится капелька дождя,
Последнюю поставить в жизни точку…
Ударится о серый тротуар,
Растопчут ее след в одно мгновенье,
И отлетит душа, как легкий пар,
Забыв навек земное притяженье
(Стих) Свобода.
Свободны во тьме тараканы,
Свободен мышонок в ночи.
Свободны в буфете стаканы,
Свободно полено в печи.
Но свет я зажег — тараканы
Хрустят под моим каблуком.
А кот мой смертельные раны
Наносит мышонку клыком.
В стакан наливается водка,
Бревно согревает мой дом.
Потом надрывается глотка:
«Зачем мы на свете живем?!»
Елка.
Ходили по лесу, о жизни трубили
И елку-царицу под корень срубили,
Потом ее вставили в крест, будто в трон,
Устроили пышные дни похорон.
Ах, если бы видели грустные пни,
Какие бывают счастливые дни!
Но смолкло веселье, умолкнул оркестр,
Для следующей елочки спрятали крест.
Ходили по лесу, о жизни трубили…
Дзинтари.
Сил драгоценных снова набираюсь,
Тебя касаясь, желтенький песок…
До моря два шага,
иду,
купаюсь
И слитком золотым
ложусь
у Ваших ног.
Антресоли.
Мы не проходили в школе,
Что такое антресоли.
Что-то близкое к фасоли
И соленое притом.
Оказалось — антресоли,
Когда жить не хочешь боле,
Когда корчишься от боли
И прихлопнут… потолком.
Мизансцена.
Всем известно, Жизнь — Театр.
Этот — раб, тот — император,
Кто — мудрец, кто — идиот,
Тот молчун, а тот — оратор,
Честный или провокатор,
Людям роли Бог дает.
Для него мы все — игрушки,
Расставляет нас с небес…
Александр Сергеич Пушкин,
А напротив — Жорж Дантес!
Пьяное танго.
На веранде два мустанга
Танцевали грустно танго.
Капитан второго ранга
Выпил манго,
Съел трепанга
И ушел под воды Ганга
Рыбок приглашать на танго.
Хулиганы (Владимиру Высоцкому)
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,
Он не пристанет к вам на полустанке,
В войну — Малахов помните курган?
С гранатами такие шли под танки.
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли туда,
Взяв на себя все боли наши, раны…
Горит на небе новая Звезда,
Ее зажгли, конечно, хулиганы.
Корова.
Ты в Индии священна,
Буренушка моя,
Пожуй немного сена —
И в дальние края.
Ты в Индии священна,
Хотя там и жара,
Привыкнешь постепенно,
Ну, выходи, пора.
Никто тебя не тронет,
Никто не оскорбит,
С газонов не прогонит,
Чем сможет, угостит.
Как будто бы не слышит
Буренушка моя,
Жует себе блаженно
И шепчет мне во мгле:
Умру я на священной,
Родной своей земле.
(Стих) На смерть Алексея Габриловича.
Живых все меньше в телефонной книжке,
Звенит в ушах смертельная коса,
Стучат все чаще гробовые крышки,
Чужие отвечают голоса.
Но цифр этих я стирать не буду
И рамкой никогда не обведу.
Я всех найду, я всем звонить им буду.
Где б ни были они, в раю или в аду.
(Стих) Театр.
Театр! Чем он так прельщает,
В нем умереть иной готов,
Как милосердно Бог прощает
Артистов, клоунов, шутов.
Зачем в святое мы играем,
На душу принимая грех,
Зачем мы сердце разрываем
За деньги, радость, за успех?
Зачем кричим, зачем мы плачем,
Устраивая карнавал,
Кому-то говорим — удача,
Кому-то говорим — провал.
Что за профессия такая?
Уйдя со сцены, бывший маг,
Домой едва приковыляя,
Живет совсем, совсем не так.
Жизнь коротка, как пьесы читка,
Но если веришь, будешь жить,
Театр — сладкая попытка
Вернуться, что-то изменить.
Остановить на миг мгновенье,
Потом увянуть, как цветок,
И возродиться вдохновеньем.
Играем! Разрешает Бог!
(Стих) Музыка Генделя.
Мне снился сон, он был так странен,
Я б выдумать его не смог,
Как в соблазнительном тумане
Я флейтой плыл меж чьих-то ног.
На провалившемся диване
Ушел во сне я в этот рейд.
В страну несбывшихся желаний,
Переплетенья ног и флейт.
* * * *
Вечер не вечность. Промчится —
как миг новогодний,
Снег, поискрившись, — сойдет,
не оставив следа.
Знаю, что очень люблю,
что люблю тебя очень — сегодня,
Завтра, быть может, не будет
уже никогда.
* * * *
Когда настанет час похмелья,
Когда придет расплаты срок,
Нас примет космос подземелья,
Где очень низкий потолок.
Бутылка там под ним повисла,
Как спутник в невесомой мгле,
И нет ни в чем ни капли смысла,
Весь смысл остался на земле.
(Стих) Солнце.
Я солнце пяткой заслонил в окне,
Чтобы оно глаза мне не слепило,
Но почему-то стало стыдно мне,
Что так я обошелся со Светилом.
Чуть-чуть ногой я влево шевельнул,
И солнце мне в глаза, как зверь, вцепилось.
Лицо в слезах в подушку я воткнул,
А желтое пятно за тучей скрылось.
Как стало вдруг темно средь бела дня.
Нет, тыкать пяткой в солнце я не вправе.
Лишь туча черная смотрела на меня
В небесно-золотой оправе.
(Стих) Волк
Скомпрометировано имя Волка,
Съел внучку с бабушкой — таков его удел.
Детей пугают им еще с пеленок.
За что? За то, что горд? За то, что смел?
Чтоб в будущем какой-нибудь подонок
От страха застрелить его посмел.
Волк — оппозиция, он зверь, а не собака,
Но право у людей отстреливать волков,
Но право у людей на них ходить в атаку
И бить их в окружении флажков.
Не трогайте волков, лес — только их планета.
Друг друга поедайте в городах,
Друг друга предавайте в кабинетах,
Но на волков не списывайте страх.
Пусть сказки переходят век от века,
Пусть будут детки снова их читать,
Я волком называю — человека,
Чтоб человеком — волка называть.
(Стих) Пиво.
И если станет вдруг тоскливо,
Ты не печалься, слез не лей,
А вспомни — есть на свете пиво,
И сердцу станет веселей.
Бледнеют золотые слитки,
Когда из бочки бьет струя.
И все побочные напитки
Уже не стоят… ничего.
* * * *
Окончилось лето,
Устали поэты,
На время свое отложили перо.
Раскрыты секреты, все песни допеты,
Что новым казалось — вдруг стало старо.
Остались заветы, загадки-ответы,
Но как нам жить дальше,
Не знает никто.
(Стих) Восторг.
Нет, не от оргий я в восторге,
Когда пьяны мы и сильны.
Любимая, когда в постели
Тебя коснусь я еле-еле,
В восторге я — от Тишины.
(Стих) Юрий Визбор.
Попса дробит шрапнелью наши души,
Ее за это не привлечь к суду,
Часть поколенья выросла на чуши,
И новое рождается в бреду.
О, солнышко лесное, чудо-песня,
Так мы в неволе пели, чудаки.
Пришла свобода — стали интересней
Писклявые уродцы-пошляки.
Из сборника стихов: Локарно. Новые стихи
* * * *
С утра день новым был,
наивным и прозрачным…
К полудню, повзрослев,
он думал, ел, любил…
Каким бы день ни стал —
удачным, неудачным,
Но ночью он умрет,
как будто и не жил…
В который раз нам смерть напоминает,
Что жизнь это отсчитанные дни.
Пусть никогда никто не забывает,
Что к нам не возвращаются они.
* * * *
* * * *
Не знают прошлого потомки.
Не знали будущего предки.
Душа чужая как потемки.
Своя душа как птица в клетке.
Мы одинокие обломки.
Чьи мы потомки? Чьи мы предки?
Мы как оборванная пленка.
Мы как обрубленные ветки.
На пьесу наша жизнь похожа.
Мир — театр, занавес — туман.
Мы — люди. Нам всего дороже
Нас возвышающий обман.
Идем по призрачным дорогам,
Играем в прятки с давних пор.
Чтоб так играть, какой же с Богом
Мы заключили договор?
Заняв у вечности мгновенье,
Мы доживаем не спеша.
И после долгого терпенья
Из нас как Божий знак спасенья,
Как выстрел вырвется Душа.
* * * *
* * * *
Это уже за пределами жизни.
Это уже не земная любовь.
Это не то, что кипит, потом брызнет
Спермой горячей, волнующей кровь.
Чьи же мой сон выполняет приказы?
Кто открывает другую главу?
Только не так, только не сразу,
Только в полете, во сне наяву.
Чудо-постель мы расстелем по небу.
Номер. Отель. Это ты. Это я.
Кажется мне, что счастливей я не был.
Сядь. Посиди. Не смотри на меня.
(Стих) Локарно.
Локарно, кинофестиваль.
Он мне едва ли нужен.
Я фильм смотрю другой.
Он сделан на века.
Как солнце с тыла жарит облака
И горы к ночи затевают ужин.
Как спят они, покрытые лесами,
Спят, отлежав зеленые бока,
Спят, надышавшись небесами,
Спят, выдыхая облака.
* * * *
Светлая память. актеру, режиссеру, поэту и писателю Валентину Гафту.