О моей практике (длинная версия)

В этом тексте я попытаюсь объяснить, что я делаю как психолог, как и почему это работает или не работает, кому и зачем это может быть нужно и почему это столько стоит.

Объясняя суть и некоторые особенности своей работы, я люблю приводить метафору часовщика. Иногда часы объективно ломаются. Это тяжёлая ситуация, после которой не всякий раз часы можно восстановить, и даже если так — придётся инвазивно лезть в механизм и менять какие-то детали. Это — аналог работы психиатров или клинически-ориентированных психотерапевтов: они работают с людьми, психика которых сломалась и нуждается в починке. Они ставят диагнозы и прописывают лекарства — вещества, заменяющие, дополняющие, угнетающие или поддерживающие какие-то процессы в человеческой психике. Это — не то, чем занимаюсь я.

Я занимаюсь ситуациями, когда механизм работает, часы ходят, показывают время, просто… недостаточно точно. А хочется точнее. Хочется меньше погрешности, хочется, чтобы психика выполняла свои функции без отставания или убегания. Это — не ремонт. Это — наладка, настройка, оптимизация. Из этого сравнения сразу видно несколько следствий. Прежде всего, мы с клиентом изначально отталкиваемся от идеи, что он психически здоров. То есть ему, потенциально, доступно удовлетворение всех его потребностей тем или иным способом.

Разумеется, это может оказаться и не так. Случается, что мы начинаем работать над самооценкой, а через пару сессий наталкиваемся на развёрнутую эндогенную депрессию. Я, естественно, помню о том, что психологические проблемы могут иметь психиатрические, неврологические и даже соматические причины. Так что случается, что отправляю клиентов на диагностику к профильному специалисту, если начинаю подозревать, что за перепадами настроения могут стоять не невротические механизмы, а, скажем, нарушение работы щитовидки. Но это — исключения, а не правило.

Второе следствие такого понимания процесса в том, что у него нет объективного завершения. Это при ремонте всё понятно: поломка есть — поломку починили. С процессом оптимизации — не так: всегда можно остановиться и сказать «и так хорошо», всегда можно сказать «хочу ещё лучше». Есть ситуации, когда прерывать работу за одну сессию нежелательно, т. к. происходит какой-то инерционный процесс, который лучше завершить в консультировании, чем посреди него уйти. Но, в целом, всегда можно сказать «я хочу закончить» и обсудить нужно ли завершать, и, если да, — как долго. В конце концов, можно и просто исчезнуть в закате, даже если момент не идеально подходящий, — неприятно, но не смертельно.

Наконец, в-третьих, так же как в оптимизации нет объективного завершения, так и в ней нет и объективно верного направления. Можно оптимизировать часы под точность хода, можно под ударостойкость, можно под длительность работы на одном заводе. Это у человека с психиатрическим нарушением небогатый выбор, над чем работать. У человека, который живёт не так хорошо, как хотел бы, есть возможность выбирать направление усилий.

Внимательный читатель может заметить, что для того, чтобы что-то налаживать, нужно иметь представление о том, как оно в идеале работает. В самом деле, когда мы пытаемся улучшить что-то, мы делаем это не путём хаотичного тыканья наугад. Так тоже можно, но это, если и происходит, является лишь первым шагом — пошурудить немного, навести хаос, посмотреть, какое движение приносит лучшие результаты. Но потом необходимо как-то осмыслить этот опыт, построить гипотезу о причинах наблюдаемой динамики, на её основе смоделировать улучшенную версию происходящего и начать к ней стремиться. И чтобы не изобретать психологию заново с каждым новым клиентом (хотя есть в истории психологии приверженцы и такого тезиса) — стоит иметь общее представление о том, как психика вообще работает, и что в ней может быть настроено неэффективно. У меня такое представление есть, и я сейчас с вами им поделюсь.

Контакт с реальностью

Итак, как же должна работать человеческая психика, чтобы, собственно, работать? Я не буду начинать с определения термина «психика», так как это отдельная беседа, и положусь на то, что читатель понимает, что я под этим словом имею в виду. Вместо этого я обращу внимание, что, хотя описание работы психики только началось, я уже сообщил вам важную вещь, которую вы, возможно, не заметили: психика должна работать. То есть осуществлять деятельность. В отличие от мистической «души», которая у человека просто «есть», психика — не статичный объект, который то замирает, то уходит в пятки, то как-то бесполезно болит. Психика имеет направленность, существует с целью. Цель эта — удовлетворение потребностей её носителя. Не только у человека, разумеется, психика есть и у братьев наших меньших. И эта цель может достигаться с разной эффективностью, то есть в одних и тех же условиях потребности могут удовлетворяться лучше или хуже. Отсюда, работающая психика — психика, удовлетворяющая потребности, хорошо работающая — хорошо удовлетворяющая.

И если мы принимаем представление о психике как о механизме удовлетворения потребностей, то мы можем сказать, что у человека, чьи потребности не удовлетворены, или, по крайней мере, удовлетворены хуже, чем позволяет ситуация — плохо работает психика. Иными словами, с самого старта из такого, вроде бы, очевидного утверждения как «психика нужна, чтобы удовлетворять потребности», мы с неизбежностью приходим к уже менее очевидным «если кто-то недостаточно хорошо живёт — ему следует сфокусироваться на повышении эффективности своей психики», «никакое количество ресурсов не поможет удовлетворить потребности, если психика работает неэффективно» и «оценить эффективность психики можно по уровню удовлетворённости потребностей».

Определившись с предназначением психики, переходим к тому, как оно реализуется. Есть идея, что первое условие, необходимое для эффективной работы психики, — контакт с реальностью. То есть человек, для начала, должен замечать мир вокруг себя, выделять в нём отдельные феномены, распознавать их, давать им оценку и как-то на них реагировать. И нет, это не противоречие моему тезису о том, что я не работаю с тяжёлой психиатрией, я вовсе не имею в виду психотические состояния. Я имею в виду, что люди, психически сохранные в клиническом смысле, даже в какой-то степени социально адаптированные, вполне способны (и удручающе часто этой способностью пользуются) жить где-то между своими воздушными замками из мастурбационных (в разных смыслах) фантазий и катастрофическими сценариями невозможных цепочек событий, лишь изредка замечая фактически имеющую место реальность.

Есть люди, которые не видят за деревьями леса (и это тоже проблема), а есть такие, которые смотрят на дерево и видят лес, свой будущий дом у озера на поляне, охотничью собаку, лениво развалившуюся у камина рядом с креслом-качалкой и будущий судебный процесс выяснения отношений со страховой компанией, которая откажется выплачивать деньги за пожар, потому что он начался от угля, случайно выброшенного из камина, собакой, испугавшейся уханья совы в лесу. То есть некоторое соприкосновение с материальным миром, конечно, угадывается. Стартовую точку, послужившую опорой дальнейшего растекания мысью по древу отследить можно, но назвать такую работу психического аппарата устойчивой связью с реальностью — трудно.

Так что первый класс проблем, с которыми приходится сталкиваться, начинается сразу на берегу. Задолго до детских травм, отстаивания границ, сопротивления успеху и коррекции самооценки возникает нужда попросту вернуть человека в контакт с реальностью. Научить не умничать, не абстрагироваться, не фантазировать ни в сторону мастурбационно-приятных образов, ни в сторону панически-ужасных сценариев, и попросту называть вещи своими именами. Вижу дерево — говорю «дерево». «Моешь чашку — думай о чашке».

Контакт с внутренней реальностью

К большому сожалению хардкорных материалистов-редукционистов-сциентистов, пытающихся изображать из себя гибрид советского электроника и стартрековского Дэйты, человек существует не в одной, а в двух реальностях: физической и психической. И так же как человек, контактирующий лишь с внутренней реальностью без внимания к внешней, aka человек в психозе, не имеет шансов на успешную адаптацию и удовлетворение своих потребностей, так и человек, контактирующий лишь со внешним миром, начисто игнорируя внутренний, не отличается положительным прогнозом.

Конечно, физическая, материальная реальность — первична и приоритетна. Если выбирать что-то одно — ставку придётся делать на неё, так как альтернатива ещё хуже. Более того, менее надёжную картину психической реальности мы проверяем и корректируем реальностью материальной. Но если вы думаете, что её достаточно — вы недостаточное количество раз перечитывали «Человек, который принял жену за шляпу» Оливера Сакса. Конечно, управлять собой и своей жизнью так же, как вы бы управляли другим человеком, будь вы мастером манипуляции — через обдумывание, за какую бы ниточку сейчас дёрнуть, — принципиально возможно. Но удобство и качество решений, принимаемых с опорой лишь на «рациональные объективные рассуждения», без внимания к своим эмоциям, чувствам, фантазиям, желаниями, ассоциациям и отношениям, без прочувствования ситуации изнутри — примерно такое же, как у попытки нарисовать что-то чужой рукой, путём голосовых команд влево-вправо, вверх-вниз.

А если эта красочная метафора вас не убедила, то я позволю себе напомнить, что мы договорились считать психику средством удовлетворения потребностей. А где, по-вашему, потребности живут? Как они себя манифестируют, как с ними общаться, как выяснять какие потребности у человека вообще есть, какие из них актуальны, насколько они удовлетворены? Я видел множество социально успешных гуманоидных роботов, которые полностью или почти полностью оторвались от внутреннего мира и сфокусировались на интеллектуальных усилиях и объективистском подходе. Чем добились, конечно, большого успеха в сферах, где формальное мышление и низкая (вплоть до отсутствующей) эмоциональность выигрышны — технические специальности, экономика, бизнес, инвестиции, а потом сидят со своими заработанными миллионами, статусами, карьерами и не знают, зачем это всё нужно, и как из этого добыть хоть какую-то радость.

Контакт с внутренней реальностью может быть нарушен в силу двух не взаимоисключающих механизмов. Прежде всего, он может быть попросту не сформирован. Так же, как люди не рождаются с навыками координации движений, и нуждаются в продолжительной практике и примере, чтобы научиться хотя бы ходить, не говоря уж о гимнастических упражнениях, люди не рождаются с контактом со своими эмоциями. Только в отличие от координации движений, «помогать ребёнку развивать эмоциональный интеллект» не входит в стандартный пакет родительских услуг, по крайней мере, в нашей культуре. Так что если не повезло получить расширенный пакет развития от родителей, или добрать в процессе социализации и образования — человек может так и вырасти, попросту не развив навыки даже замечать и дифференцировать, не говоря уж о том, чтобы управлять эмоциями.

Второй механизм — травматический. Возможно, человек таки начал забираться по лестнице эмоционального развития или даже забрался высоко, но потом случилась психологическая травма. Эмоции, к сожалению, все связаны в единую систему. Так что когда появляется эмоция настолько болезненная или неприемлемая, что ради того, чтобы перестать её чувствовать, человек дёргает за эмоциональный стоп-кран (что, собственно, и представляет из себя травму) — и это сказывается на эмоциональности в целом. Конечно, бывает так, что одна эмоция подавлена сильнее, чем другие. Скажем, злость часто оттормаживают вчистую, в то время как остальные эмоции хоть как-то проглядываются. Но амплитуда любой эмоции становится приглушённой, если человек хоть что-то, даже совсем иное, пытается перестать чувствовать.

Отсюда, вторая распространённая, и это — очень-очень частая проблема — контакт со внутренней реальностью. Замечать, понимать, чувствовать, объяснять, вести себя соответственно — это задачи, которые необходимо решать, и решать эффективно. Для абсолютного большинства не только моих, вообще любых клиентов психолога, тема контакта со своими эмоциями — одна из ключевых. Многие запросы к психологу вокруг одной только этой темы и вращаются: от «помогите пережить расставание» до «не могу выбрать институт» или «не понимаю, почему ссорюсь с мужем». Такие запросы очень часто решаются на уровне одного лишь выстраивания контакта с эмоциями и потребностями.

Наблюдение тенденций

Следующая проблема, в некотором смысле, — противоположная. Хорошо понимать, что смотришь на дерево, а не на лес, когда смотришь на дерево; а когда злишься — замечать и осознавать свою злость. Но для жизни чуть более сложной, чем у Маугли, ещё неплохо бы понимать, что за забором не обязательно лежит то, что на нём написано. То есть после того, как человек учится регистрировать реальности как внешнюю, материальную, так и внутреннюю, психическую, ему предстоит научиться относиться к ним скептически. Допускать мысль, что мир может быть устроен не так, как ему кажется.

Чтобы проверять свои представления о мире как снаружи, так и внутри черепной коробки, мы опираемся на фундаментальное положение, что реальность инерционна, то есть она остаётся прежней, если к ней не приложена сила, а если приложена — меняется пропорционально этой силе, а не абы как. То есть если Вася меня вчера бил ногами, а сегодня уверяет, что никогда не позволит себе на меня посмотреть косо — значит, либо со вчера произошло что-то существенное, радикально изменившее его отношение ко мне, либо он врёт и остался человеком, готовым бить меня ногами. То же относится и ко всем остальным сферам и вещам: если я всегда был плох в управлении финансами, то, если только, не случилось чего-то, на этот мой навык сильно влияющего, значит, я остался плох в управлении финансами. Верно и обратное: если я всегда терпел абьюз в каких-то отношениях, а тут вдруг взял и отказался подчиняться — это должно как-то повлиять на эти отношения, они не могут остаться прежними, после того как в них произошло такое событие.

Нужно научиться представлять своё переживание реальности не как чёткую фотографию, а как отражение на водной ряби: единичные блики мало что значат, если только это не отражение ядерного гриба, но внимательно приглядываясь к тому, какие части наблюдаемой картины устойчивы — можно достаточно уверенно понять, что отражается.

Это уже более сложная, чем простой контакт с наблюдаемой реальностью, задача. Процесс знакомства с очевидной реальностью, как есть, и то часто весьма неприятен, если не сказать болезненен. А уж перепроверка этой реальности и обнаружение в ней изрядного количества фальши, за которой стоят ещё более неприятные вещи, — тем более. И всё же, навык этот настолько полезный, что игра стоит свеч. Особенно, если не ограничиваться разовым прояснением одного конкретного участка отражаемой картины, а учиться делать это самостоятельно, превращать в собственный инструмент улучшения жизни.

Система отношений

И вот тут мы наконец доходим до самой сути, соли, мякотки, ключевой особенности и глубокого смысла моей работы. Хотя материальную реальность удобно делить на отдельные физические объекты, а внутреннюю, психологическую — на мысли, чувства и действия, подобное дробление создаёт слишком большое множество феноменов для эффективного упорядочивания. Поэтому мы не оперируем каждым объектом по отдельности, а группируем их в сложные структуры: отношения.

Сам Мясищев давал такое определение: «отношение — избирательная, построенная на опыте, психологическая связь с различными сторонами объективной действительности, которая выражается в действиях и переживаниях». Ключевое, крайне размытое, если честно, слово «связь» в этом определении показывает глубину обобщения, подразумеваемого термином «отношение». Нельзя более точно охарактеризовать смысл объединения самых разных феноменов в единую структуру, называемую «отношением», не потеряв какой-то части его смысла. Но в интересах понятности я обычно иду на некоторый допустимый редукционизм и предлагаю более интуитивно понятое упрощение до понятия «роль».

То есть, с некоторым оговорками, которые уместны лишь в профессиональной дискуссии, можно сказать, что «отношение» — это наше представление о том, какую роль в нашей жизни данный комплекс феноменов исполняет. Скажем, «работа» — это огромное множество феноменов, принадлежащих как психологической, так и материальной реальности: это и люди, и места, и мысли, и чувства, и действия, и воспоминания, и ожидания, и права, и долженствования. Но весь этот богатый ассортимент разнородных объектов мы объединяем в «отношение к работе», и оказывается, что такое обобщение значительно упрощает взаимодействие с реальностью.

Можно сравнить процесс формирования отношения с переходом от ощущений к восприятию: разнородная информация, собранная различными рецепторами, о форме, размере, весе, цвете, запахе, вкусе, температуре, текстуре и куче других вещей не воспринимается нами как сенсорный шум, а объединяется в целостный объект «апельсин». Также разнородные феномены складываются в целостное отношение на более высоком уровне сложности. К счастью, так же, как и восприятию, учиться формировать отношение специально не надо — это естественная функция нашей психики, данная нам от природы. Но так же как иногда нужно время, эксперименты и знания, чтобы понять, что некоторые отдельные ощущения представляют из себя целостный объект: скажем, на то, чтобы связать расторможенное состояние сознания со вкусом алкоголя уходит некоторое время; так и формирование отношения к чему-то может не происходить, если человек не замечает связь между какими-то феноменами.

Что приводит нас к первой проблеме с системой отношений: к некоторым вещам отношение просто не сформировано. Мелани Кляйн писала о том, что у ребёнка «добрая мать» и «злая мать» не складываются в единый объект, и это правда можно встретить в опыте людей с абьюзивными родителями. Особенно это ярко у детей алкоголиков: яркие воспоминания о том, как они по мельчайшим проявлениям типа звука шагов учились различать кто идёт — трезвый папа или пьяный, будет ли сейчас возможность получить любовь и поддержку, или надо прятаться. Но проблема не ограничивается детско-родительскими отношениями.

Диффузные, не сформированные отношения — фундамент множества ситуаций. Участники созависимых отношений не включают в своё отношение к партнёру последствия его присутствия в их жизни. Выгорающие сотрудники относятся к хорошим и плохим сторонам своей работы раздельно. Даже в отношениях с самим собой: хронические прокрастинаторы с полярной (одновременно завышенной и заниженной) самооценкой любят до восхищения свой талант и интеллект, ненавидят до отвращения свою лень и праздность, и не формируют целостного, интегрированного отношения к себе. В своей ненависти они стараются наказать себя за несоответствие собственным идеалам, в своём восхищении собой они презирают простые, доступные им шаги и задачи, продумывая наполеоновские планы. Примеров этой проблемы множество, и все они сводятся к одному простому механизму. А именно: единичный комплекс феноменов, к которому для эффективного с ним взаимодействия следует формировать целостное отношение, дробится, делится на два и больше, к каждому из которых человек относится по-разному.

Разумеется, как и у любой крайности, у несформированных отношений есть и противоположность: сверхобобщённые отношения. Ситуация, когда человек сваливает два различных, отдельных в функциональном смысле комплекса объектов, в один. Отношение к работе совмещают с отношением к деньгам. Отношение к сексу — с отношением к своему социальному статусу. Отношение к родителям как к отдельным людям сливают воедино с отношением к ним как к участникам своей собственной жизни. Разумеется, это приводит к конфликту внутри отношения: как можно осуждать родителей за их поведение по отношению ко мне, если как людей их по-человечески жалко. Как можно заботиться о них, если они со мной так поступали.

Соответственно, первый шаг работы на уровне системы отношений — её аудит. Прояснение того, какие отношения сформированы и каково их содержание. Разделение отдельных отношений, слитых воедино. Объединение требующих цельности отношений, зазря раздробленных. Подбирание валяющихся, не вовлечёнными ни в какие отношения объектов и присоединение их по адресу.

Однако конфликт, естественно, может быть не только внутри отношений, верно сформированные отношения могут конфликтовать между собой. Это — вторая проблема системы отношений: вопрос приоритетов. Булгаков писал: «Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен». То же верно для проблемы приоритетов: ресурсы конечны, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что иногда они внезапно конечны.

В жизни есть только две по-настоящему постоянных вещи: смерть и изменения. Так что пока за нами не пришла смерть, нам приходится иметь дело с тем, что всё постоянно меняется. Вчера у человека всё было разложено по полочкам: больше всего сил уходило на работу, за ней была семья, потом — здоровье, досуг и саморазвитие соответственно. Всё было хорошо, человек был благополучен, его потребности удовлетворялись, ресурсов хватало на всё. А сегодня на работе возник аврал, жена захотела совместный отпуск, прихватило печень, а любимая команда проиграла. Нужно приложить дополнительные силы, чтобы вывезти дополнительную рабочую нагрузку, выделить время на семью, справиться с лечением и найти новый источник развлечения. А ресурсов на всё не хватит. Возникает вопрос: что приоритизировать, а от чего отказаться. И решение этого вопроса может оказаться сложнее всего остального, вместе взятого.

И это мы ещё говорим о ситуации осознанного конфликта, то есть, буквально, проблеме здорового человека. Теперь давайте представим, что признание необходимости выбирать между работой, семьёй и самим собой настолько болезненно, что человек прячется от него в невроз: вытесняет эту проблему из сознания и пытается успеть всюду. В итоге, конечно, не успевает нигде, копит напряжение, но, поскольку причину этой беды он уже вытеснил — не понимает, что происходит. Начинает искать причину своего страдания, старательно обходя подлинный его источник, и приписывает его чему-то более безопасному и приятному, чем признание ограниченности своих возможностей: решает, что проблема в том, что жена его недостаточно поддерживает. Или что ему не хватает мотивации, потому что у него недостаточно высокая самооценка. Или что проклятые жидомасоны-рептилоиды портят жизнь честным людям. Мало ли на кого можно переложить ответственность за напряжение, возникшее из нежелания контактировать с неприятной реальностью.

Такой человек не придёт к психологу со своей подлинной проблемой: необходимостью приоритизировать свои отношения и сделать выбор между умалением рабочих амбиций или отказом от части супружеского функционала. Он придёт либо с тем запросом, который он себе придумал, как объяснение своего напряжения, либо попросту с его последствиями: истощением, депрессивными симптомами, психосоматикой, прокрастинацией. И будет очень удивлён и немало раздосадован, когда вместо обсуждения его стройной версии о том, как ему надо стать альфа-самцом и научиться посылать запрос во Вселенную, мы начнём обсуждать, что для него важнее — карьерные успехи или семейный очаг.

Это будет работа со второй проблемой системы отношений: конфликтом между отношениями. Это тоже будет аудит, но немного иного свойства: когда проблема возникла, что тогда происходило в жизни, какие были долженствования и права, откуда человек черпает ресурсы и на что ощущает себя обязанным их тратить.

И хотелось бы сказать, что на этом работа с системой отношений исчерпывается: стоит правильно сформировать отношения и научиться расставлять приоритеты — и можно припеваючи удовлетворять потребности и собирать успех за успехом. Но и на этом проблемы не заканчиваются.

Не было бы несчастья, да счастье привалило

Когда человек корректно формирует целостные отношения и верно расставляет приоритеты — он начинает эффективно пользоваться своими ресурсами. Что, как ни странно, само по себе является генератором проблем. Проблема в том, что ресурсов у человека дофига. Если уж глубоко невротизированные, тревожные, прокрастинирующие, конфликтные, не умеющие разбираться ни в своих, ни, тем более, в чужих эмоциях люди как-то справляются с жизнью, и не оказываются поголовно ни на улице голодными, ни в тюрьме, ни в психоневрологическом диспансере, то представьте себе, на что способен человек, пользующийся своим потенциалом эффективно.

Очень быстро, гораздо быстрее, чем он ожидал, он решает актуальные проблемы и начинает либо лезть на стену от скуки, саботировать свои успехи и возвращаться в невроз, чтобы было чем заняться, либо — ищет себе новое применение. Если человек не живёт в зоне боевых действий, не болеет чем-то активно смертельным и не занят вытягиванием себя из совсем уж беспомощной нищеты — очень быстро он столкнётся с ограниченностью своей текущей жизни. Как талантливый школьник в обычной школе, к октябрю выучивший программу до конца года, он оказывается перед дилеммой: начать погружаться в пороки праздности или искать задачи, достойные его потенциала.

Таким образом, психологическое благополучие, жизнь с эффективным использованием своих ресурсов — это жизнь с постоянным, прости господи, личностным ростом. А рост — это изменения, а изменения — это кризисы. А кризисы — это неприятно. И вот человек оказывается перед конфликтом в отношении к себе: как лучше себя любить? Сохранить свой нынешний, уже не слишком воодушевляющий, доставляющий удовольствие, иногда даже радующий, но не приносящий счастья способ жить, или рискнуть устоявшимся стилем жизни со всеми его плюшками ради рывка к следующей ступени, повторного, очередного выхода на рубежи своего актуального потенциала, шанса на самореализацию и счастье?

И вот этот конфликт не имеет окончательного решения. Не так уж трудно, постаравшись, научиться корректно формировать отношения. Вполне доступно при желании освоить эффективное, динамичное и дальновидное приоритизирование. Но нет окончательного решения вопроса «а теперь — достаточно?». Тем более, что личностный рост, как и положено любому процессу развития чего-то живого, идёт неравномерно, ступенями. Можно, наверное, было бы привыкнуть к постоянному ровному приложению одинаковых усилий для плавного заползания на гору самореализации, покуда есть силы. Но так не работает.

Развитие идёт поэтапно. Всё начинается с накопления напряжения. Жизнь перестаёт играть красками прежней яркости, задачи уже не вызывают такого энтузиазма, их решение перестаёт быть успехами и становится рутиной. В какой-то момент человек начинает замечать эти изменения и встаёт перед тем самым вопросом: хочу ли я ещё? Готов ли я снизить приоритет поддержания своих прежних успехов, сделать ставку ценой в свою налаженность своей размеренной жизни на новый шаг? Если ответ да — формулируется цель. С этого момента накопленное напряжение начинает использоваться: человек канализирует его в процесс достижения цели. Это — болезненная часть процесса, труд и усилия для достижения нового успеха. Когда цель достигнута, препятствия преодолены — напряжение падает, человек вознаграждён за свой успех, и наступает фаза плато, в которой человек может какое-то время пожить спокойно и счастливо, наслаждаясь своим новым уровнем достижений. Но потом… потом напряжение начинает снова копиться. И начинается новый цикл.

А если и этой проблемы вам мало, чтобы убедиться в ценности психологического сопровождения по жизни, то вот вам вишенка на торте: это ступенчатое развитие само по себе имеет ступени. Наши потребности различаются не только тем, какой требуется ресурс для их удовлетворения (потребность в еде, воде, тепле и т. д.), но и тем, с переживанием какой формы наслаждения они связаны. Самые простые, утилитарные потребности дают ощущение удовольствия в случае удовлетворения. Был голодный — поел — приятно. Был холодный — согрелся — приятно. Это простые потребности, удовлетворение которых четко измеримо и является, как правило, предметом факта. Но этим жизнь не ограничивается.

Следующая категория потребностей — связанная с переживанием радости. Если удовольствие — это ощущение от просто получения недостающего ресурса, то радость — ощущение полного использования своих сил. То самое состояние потока, зона ближайшего развития — процесс решения задач, находящихся на грани, но не за гранью наших возможностей. Что-то сложное, но достижимое. Что-то, требующее фокусировки и приложения усилий, дающее ощущение честно проделанной работы, возможности заслуженного отдыха и личного роста. И, разумеется, для того, чтобы добраться до радости — часто, если не всегда, приходится жертвовать удовольствием. Достижения, достойные того, чтобы им радоваться, даются не просто, и по пути к ним приходится причинить себе изрядно страдания.

Наконец, когда человек освоился с тем, чтобы себя радовать, приходит черёд потребностей, связанных с переживанием счастья. И главное тут — ощущение осмысленности деятельности. Она может быть приятной — доставлять удовольствие или нет. Может радовать или нет. Но даже если деятельность безрадостная и неприятная, а человек видит в ней смысл — он может ей заниматься и быть счастлив.

И конечно, любой, кто хоть раз видел пирамиду Маслоу, понимает, что у удовлетворения этих трёх классов потребностей есть правильный порядок, и что его нарушение не улучшает жизнь человека. Между тем, многие рвутся радовать себя, или даже пытаться жить счастливо в то время, как они ещё не научились элементарно доставлять себе удовольствие. Надо ли говорить, что попытки отказывать себе в удовлетворении ровно тех потребностей, которые тебе сейчас актуальны, только потому что завышенная самооценка требует считать себя «более продвинутым» существом, и с места в карьер оперировать смыслами вместо удовольствий — не лучшая идея?

Итого

Как видите, у меня довольно упорядоченное представление о том, как человеческая психика должна работать: она должна контактировать со внешними и внутренними феноменами, но сохранять скептичность по поводу и тех и других, должна верно формировать отношения и эффективно их приоритизировать, и всё это должно быть подвижно и в постоянном состоянии роста, потому что потребности бывают разные, а жизнь — это движение. И каждый из этих этапов может пойти наперекосяк изрядным количеством способов по большому числу причин. Так что пространства для оптимизации и повышения эффективности — навалом, всегда есть, чем заняться. Конечно, это всё не происходит всё сразу, но и не идёт, как по учебному плану, ровно в этом порядке. Люди — сложные зверушки, редко выглядят вживую, как иллюстрация из учебника. Как правило, у реальных людей основная проблема в каком-то одном механизме, и ещё несколько её последствий или спутников в соседних. Но для примерного понимания, чего от меня можно ждать, это описание, я считаю, вполне подходит.

Цена и работа со мной

Это все методические рассуждения, применимые с теми или иными оговорками к более-менее любой психодинамической работе, и особенно — к работе психолога моего же (ЛОРПт) направления. Теперь давайте поговорим о конкретике работы со мной. Она состоит их трёх компонентов: организационные условия, цена и человеческий фактор.

Организационные условия — самая простая часть истории. Я работаю в классической манере встреч раз в неделю на час. При желании клиента и методической целесообразности встречи могут быть увеличены в длительности или частоте. Уже изрядное время я работаю только онлайн, но изредка, если пересекаюсь по географии с клиентами, которых ещё не видел — предлагаю очную встречу в арендованном кабинете. Можно ли со мной договориться на постоянную оффлайн работу? Наверное, можно, если вы живёте в Санкт-Петербурге, но это явно будет с доплатой и работа будет прерываться на мои не самые редкие и не самые короткие разъезды и путешествия.

Цена — самая интересная часть, вызывающая больше всего вопросов. На момент написания этого текста условия следующие: установочная сессия — бесплатная, после неё идёт период из десяти встреч по стоимости в 500 USD за сессию (за одну. За каждую). По итогам этих десяти консультаций мы подводим итоги, оцениваем результаты и принимаем решение, стоит ли работать дальше, и, если да, — на каких условиях, в том числе — за какую цену. Цена может возрасти или остаться прежней. Упасть не может, да. Более того, в дальнейшем, в течение работы мы ещё будем время от времени (как правило — раз в 3-6 месяцев на первых порах) подводить итоги и, возможно, переобсуждать вопрос цены.

Почему же так дорого? На самом деле, это не один вопрос, а два. Первый: почему цена должна быть болезненно большой для клиента и должна расти? Второй: почему стартовую, нижнюю планку стоимости я ставлю явно выше рынка, на уровне в 500$?

Начну с ответа на второй: потому что могу. Серьёзно, нет никаких особых причин. Среди психологов бытуют мифы о том, что цена как-то связана со стажем, возрастом, регалиями, образованием, эффективностью или популярностью, но спешу вас разочаровать: нет. Цена консультации зависит всего от двух факторов: сколько психолог запросил и находятся ли люди, которые эти деньги платят. В моём случае — находятся. Почему они на это соглашаются — это надо спрашивать у них. Я вас уверяю, что я не обещаю за эти деньги волшебную таблетку, не рассказываю про уникальный авторский метод и не гарантирую результат. Они приходят, читают мои тексты, знакомятся со мной на установочной сессии, и приходят к выводу, что готовы за работу со мной платить такую цену. Вы тоже можете так попробовать, кстати. А если мне готовы платить от 500$ — зачем мне ставить стартовую цену ниже? Меня посещают время от времени фантазии снизить цену и снова жить с листом ожидания, или открыть пару постоянных бюджетных мест с ограниченным сроком работы, чтобы поддерживать себя в тонусе постоянной работой с новыми клиентами, а то в текущем формате у меня текучка клиентов близка к нулю, но пока я не собрался это сделать.

Разобравшись с этим, перейдём к первому вопросу: а почему вообще цена должна быть большой. Стоит сказать, что, когда я работал со стартовой ценой в 15 тысяч, 8 тысяч, 5 тысяч рублей и ниже — методология моей работы не особо отличалась. Разве что я был менее опытным и более энергичным. То есть вопрос большой относительно возможностей клиента цены — не специфичен для работы от 500$ за сессию. Он специфичен для формата. Есть виды психологической помощи, для которых цена не важна, или не очень важна. Доступным, дешёвым или даже бесплатным может быть суицидальное, кризисное, экстренное консультирование, паллиативная помощь, суппортивная гуманистическая работа и вообще любая работа, в которой не предполагается, что человек будет меняться, предполагается лишь его стабилизировать. Не может быть бесплатной, но вполне может быть не супер дорогой работа с тревогой, депрессией, ОКР или РПП, словом, любая работа, в которой есть объективный, измеримый источник однозначного страдания.

Но я-то занимаюсь не этим. Да, я работаю с запросами на тревожные или депрессивные состояния, если они не достигают клинических масштабов, но это — лишь разгон, проба пера, первые успехи. Настоящая работа, именно в том ключе, о котором я писал, начинается, когда речь уже не идёт о том, что есть какая-то непреодолимая беда. Она начинается, когда человек уже живёт неплохо, и вполне мог бы так и дальше жить, но хочет жить лучше. То есть, когда мы, собственно, доходим до парадигмы психологической помощи, как отладки и повышения эффективности, а не ремонта сломанного.

И вот тут-то работа не может быть не то, что бесплатной, а даже дешёвой. По той простой причине, что у человека в такой ситуации нет того, что есть у пациентов психиатров: шила в системе мотивации. У него нет однозначной проблемы, он справляется в целом с жизнью, и если единственным, что противостоит психологической инерции, стремлению сохранить статус-кво и зону комфорта, невротическому сопротивлению и сомнениям в целесообразности что-то делать будет одинокая фантазия, что можно бы жить и получше — далеко такой человек не продвинется.

Помните описание цикла продвижения от одного успеха до другого? Видели, сколько раз там упоминается слово «напряжение»? Это не случайно. Простите за банальность, но без труда и вода под лежачий камень не затечёт. Чтобы что-то получить — нужно для этого напрячься. Чтобы получить много — нужно много напрячься. Цена — это источник этого напряжения в консультировании. Это якорь, который человек сам бросает в мир, чтобы его не унесло в сторону от процесса. И этот якорь должен быть правильного веса.

В случае с простыми смертными, работающими в найме, работал расчёт «от четверти до трети дохода». То есть если человек зарабатывает 100 тысяч, то на консультирование, если это консультирование в таком формате, ему целесообразно тратить от 25 до 33 тысяч в месяц, при встречах раз в неделю — от 6,5 до 8 тысяч за сессию. При работе с людьми, получающими доход от бизнеса или инвестиций и живущих со своего капитала, расчёты, конечно, усложняются. Но логика «цена должна соответствовать ценности» остаётся. Как писал М. М. Решетников «если клиент не ненавидит аналитика за цену, которую он платит — он недоплачивает». Я не аналитик, конечно, но метод родственный.

Если цена существенно ниже оптимальной — клиент оказывается не вовлечён в консультирование. Первая же волна сопротивления смывают всю дисциплину и мотивацию, и вот он уже опаздывает, переносит, отменяет сессии, болтает на них о неважном, не выполняет задания и не отвечает на вопросы. А почему бы и нет, если за консультацию он отдаёт сумму, эффективностью траты которой он не озабочен.

Если цена существенно выше оптимальной (да, так тоже бывает) — клиент оказывается либо страшно перенапряжен, либо, чаще, впадает в разные полумагические фантазии и требовательность уровня «за такие бабки мне должны счастливую жизнь вынести на блюдечке с голубой каёмочкой, на серебряном подносе, вальсируя». Это тоже не способствует прогрессу.

Поэтому же цена пересматривается и растёт со временем: не только потому, что ресурсность, в том числе финансовое положение, от работы с психологом может сильно улучшиться и к этому надо адаптироваться, но и потому, что чем лучше становится его жизнь — тем меньше мотивации её улучшать дальше. Повышая цену в моменты осмысления достигнутых успехов, мы подталкиваем клиента к выбору: или ты хочешь ещё, и тогда впрягись пропорционально желаемым улучшениям, или, если ты не готов столько платить — значит тебе оно и не надо, незачем туда лезть. Может — потом захочешь, может — и вовсе ни к чему. Таким образом, работа либо остаётся продуктивной, либо заканчивается на мажорной ноте присвоения успехов и отказа от дальнейшего самоистязания.

Человеческий фактор общения со мной довольно прост: скажем так, я явно не вхожу в претенденты на звание самого мягкого, нежного, поддерживающего психолога на свете. И не только потому, что я могу позволить себе повысить голос или злиться на клиента, хотя это я тоже могу, но гораздо больше — из-за активного использования провокативного подхода. Я не считаю, что в мои задачи входит быть приятным для клиента или делать процесс нашего общения приятным. Честным — безусловно, продуктивным — по возможности, методичным — разумеется. Но приятным — увы.

Fin

Засим благодарю вас за прочтение, если вы прочитали этот текст за один присест и всё поняли — велика вероятность, что мы сработаемся (если нет — не смертельно). Если вам показалось, что вы хотели бы стать моим клиентом, у вас появились вопросы по тексту, или вы ещё по какой-то причине хотите со мной связаться — это нетрудно сделать: https://t.me/KunKonst