PinkArmenia: «Будем менять общество постепенно»  

Старейшая правозащитная организация для квир-людей PinkArmenia существует с 2007 года. За это время Армения прошла путь от одной из консервативных стран до государства с проевропейской ориентацией. Как эти изменения сказались на квир-сообществе, как ситуация в России повлияла на это и как постепенно менять общество — об этом в нашем интервью с Мамиконом Овсепяном, директором по коммуникациям в PinkArmenia.

Сначала я попрошу рассказать о PinkArmenia, о том, что это — организация, фонд, комьюнити?

Мы — ЛГБТК+ организация, работаем уже 16 лет. У нас есть разные направления, одно из них — развитие комьюнити, проведение мероприятий и так далее, но главное — это психологическая помощь. С нами сотрудничают социальные работники и юристы, так что у нас есть и правозащитная функция по делам, связанным с ориентацией или гендерной идентичностью — по этим пунктам люди могут подвергаться дискриминации в Армении. Третье — мы работаем с обществом, чтобы изменить отношение к нам: у людей недостаточно информации о сексуальности, о правах человека и, напротив, есть множество мифов, искаженных сведений. Мы проводим исследования и кампании, чтобы повысить видимость нашего сообщества.

Есть ли что-то об ЛГБТК+ в законодательстве Армении? Запрета, к счастью, нет, но можно ли, например, сменить гендерный маркер, заключить брак людям одного пола?

Маркер сменить очень сложно, однополых браков в Армении нет. Хорошо, что у нас нет ничего против, но нет и ничего, что могло бы нас защитить как сообщество и как отдельных людей. Мы как будто не существуем. Последние шесть лет идет дискуссия о принятии закона против дискриминации, в него не хотят включать ориентацию и гендерную идентичность как важные пункты. Наши рекомендации, как и международные, пока ничем не могут помочь.

Сейчас приняты законы о борьбе с домашним насилием и харассментом, из последнего — о запрете призывов к насилию, он действительно нужен нам, но работает он, если кто-то высказывается против премьер-министра. Полиция берет дела, если ненависть направлена на ЛГБТК+ людей, но, как правило, такие расследования практически не двигаются.

Изменилась ли за эти шестнадцать лет ситуация по отношению к ЛГБТК+ сообществу? По нашему опыту, большая часть скрывает свою идентичность и ориентацию.

Многие, конечно, не говорят об этом, и только маленькая часть сообщества более открыта и видима. Изменения, тем не менее, есть. Мы замечаем, что ситуация постепенно меняется. Да, хочется большего, но пока таких возможностей нет. Мы выиграли дело в Европейском суде по правам человека, сейчас идет его имплементация [выполнение решения суда] в Армении, но тоже медленно — суммарно дело продолжается более десяти лет. Мы не можем каждый раз столько ждать и надеяться на хороший исход. Как я уже говорил, полиция любит затягивать такие дела. Если раньше они просто говорили «нет», то сейчас берут дело и замедляют его расследование. С таким трудно идти в международные организации, в тот же Европейский суд.

Что касается гендерных маркеров, то о них в законах тоже ничего нет. Я знаю пару транс*женщин, совершивших полный переход, но они столкнулись с огромным количеством трудностей. Сначала они сделали и верхнюю, и нижнюю операции (причем легально их в Армении сделать нельзя) — и только потом добились смены документов. Это тоже заняло долгое время. Понимаете, их спрашивают: мол, нужно доказательство, что они сменили пол, а они сделали себе эту операцию где-то ночью, без регистраций, без документов; и что им отвечать? Могу показать, разве что. А документы, полученные за границей, здесь силы не имеют.

Если говорить о чем-то хорошем, в конце 2022-ого у нас получилось изменить правила донорства. Это не закон, а только правила регуляции, но все же. До этого для ЛГБТК+ и секс-работн_иц был запрет на сдачу донорской крови, сейчас его сняли. Получился довольно либеральный документ — при отсутствии инфекций люди могут сдать кровь.

Если квир-человека принимают за туриста, то отношение как будто проще. Это за счет того, что эмигранты и приезжие воспринимаются как чужие?

Если люди видят то, что им не нравится, типа ЛГБТК+ человека или кого-то, кто по-другому выглядит, они говорят, что им неприятно, но скоро эти чужие уйдут. Про армян из диаспор, которые живут где-то еще и выглядят иначе, говорят, мол, вы же не армяне, нас это не волнует. Со мной такое тоже было пару раз, у меня был пирсинг и волосы другого цвета. Местные приняли меня за приезжего и сказали: «Это турист, не трогайте его!» Я подумал: и на этом спасибо.

За 2023 год в Армении прошло как минимум две трагедии, связанные с ЛГБТК+ людьми. Получается, они произошли именно из-за этой травли и призывов к ненависти? Стало ли консервативное сообщество более агрессивным за последние годы?

Гомофобия у нас существует довольно долгое время, но сейчас наше комьюнити стало более заметным, идут дискуссии о нас как о сообществе. С другой стороны, это политический ход, так как оппозиция консервативная, друзья Путина. Из Кремля тоже исходит много травли, и они используют это в своей политике, говорят людям, мол, наши главные враги — Турция, Азербайджан и геи, а также коллективный Запад. Нас представляют как врагов народа, и давно. В этом большую роль играют медиа — там много хейтспича, и его становится все больше. Когда мы только начинали как организация, нас приглашали на ток-шоу, брали интервью, как хорошие, так и плохие, когда наши слова монтировали во что-то страшное.

Сейчас все иначе: те, кто нас поддерживает, говорят, что это не самая важная тема и вообще закрытая, то есть мы не появляемся в инфополе, разве что одно интервью раз в три года. Гомофобные и трансфобные журналисты уже даже не берут у нас интервью. Они создают очень много фейковых историй и на этом как зарабатывают, так и поддерживают своих политиков. В прошлом году произошло убийство транс*женщины и совсем недавно самоубийство [после аутинга], до этого тоже были такие случаи, и это только те случаи, о которых мы знаем. А сколько неизвестных нам случаев?

С началом полномасштабного вторжения в Украину и принятием репрессивных законов в России в Армению приезжают ЛГБТК+ люди оттуда. Получилось ли наладить контакты, и были ли до этого связи?

Конечно, к нам обращались за помощью, и мы на связи с некоторыми из инициатив. Пока контакт есть не со всеми, но мы стараемся участвовать в мероприятиях и консультировать по каким-то вопросам. Сначала мы помогали мигрантам из России, но у нас слишком мало ресурсов для такого большого потока. У нас даже был отдельный русскоговорящий психолог, но в какой-то момент мы поняли, что почти забросили остальные направления работы. Сейчас мы перенаправляем запросы в «Сферу», с ними у нас налажен контакт.

Что касается мероприятий, мы открыты для квир-людей. У нас каждый год проходит «Радужный форум», и, хотя он на армянском, мы делаем следующее. Еще в 2022-ом году, когда к нам начало приходить много русскоговорящих людей, мы практиковали волонтерский перевод: у человека был бейджик, что он_а может помочь с переводом, и во время воркшопов или дискуссий они сопровождали наших гостей.

Мы работаем и с диаспорой. В Армении есть, хоть и немного, ЛГБТК+ беженцы из других стран — Ирана, Сирии и так далее, и армяне из диаспоры, которые не так хорошо говорят на армянском. Так что переводчики всегда востребованы — среди наших психологов есть те, кто говорит на фарси, испанском и так далее, и так далее.

Мне кажется, квир-организации из России могут немного друг друга опасаться, потому что не всегда понятно, кто что делает, каковы его мотивы. Есть такой элемент подозрительности — а вдруг тут есть сообщество, которое на самом деле работает с Кремлем? Но объединяться — это хорошая идея.

Получается, что здесь ЛГБТК+ люди в очень относительной безопасности, но в «серой зоне». Есть ли какой-то шанс поменять это отношение к лучшему?

Я думаю, что это сильно зависит от ситуации в стране. У нас наложился этот «запах войны», и до сих пор нет мирного соглашения [между Арменией и Азербайджаном]. Так что пока нас будут использовать консервативные политики.

Правительство, к счастью, не консервативное, но и они боятся что-то делать, поэтому нужно четко и ясно понимать, куда мы идем как страна. Если мы движемся на Запад, к ЕС, и будут более тесные связи с ними, то это нам, конечно, поможет, и политика будет более либеральной, мы сможем понимать, как работать на национальном и международном уровне.

Что может послужить основой для таких изменений? Тактики, документы?

Конечно, нам нужно множество документов, в первую очередь — хороший антидискриминационный закон, чтобы это работало и для нас. Это будет началом, и постепенно мы поймем, что делать дальше. Мы не будем стоять и кричать, что нам нужно все, сразу и сейчас, да, этого хочется, но при развитии шаг за шагом легче сотрудничать с правительством. Если мы не будем сотрудничать и вместо того, чтобы понять, как влиять на него, только требовать, то это не сработает. Мы это уже видели и поняли, что у нас точно не сработает. Если в Европе можно выдвигать требования и это имеет вес,  здесь же перед нами просто закроют двери и скажут: мол, идите, откуда пришли. Так что будем менять общество постепенно.