Михаил Кузмин: «Общий баловень и насмешник» Серебряного века 

Сегодня речь пойдет о Михаиле Алексеевиче Кузмине — русском писателе и поэте Серебряного века, впервые затронувшем тему гомосексуальной любви в своих произведениях. Страстный почитатель «русского духа», носивший русское платье в то время, когда именно его отсутствие отличало представителей новой интеллигенции; человек, влюблявшийся множество раз и множество раз страдавший, отвергавший и принимавший свои чувства, горевший искусством и одновременно считавший его греховным. Его произведения заставляют по-новому взглянуть на жизнь и чувства, будто давая каждому из читателей крылья за спиной.

Серебряный век — новая веха на рубеже веков, определившая вектор развития русской литературы на годы вперед. В это время зарождаются новые направления во всех сферах искусства: в литературе, музыке, живописи, театре. Ни одна из этих сфер не осталась без внимания юных — да и вполне зрелых — реформаторов, которые подвергали все существующее сомнению и жесткой критике, приводящей к полному переосмыслению уже устоявшихся истин. Это было время перемен не только в искусстве и культуре, но и в сознании множества людей — именно тогда со многих тем, помыслов и образов жизни спадали оковы запретов, обнажая человеческие души и представляя их миру такими, какими они были: живыми, настоящими, чувственными.

И именно тогда Михаил Кузмин вошел в мир поэзии. Уже на тот момент его творческая деятельность была широко известна в узких кругах, однако в полной мере поэт открыл себя миру на «Вечерах современной музыки» в 1901 году, исполняя песни на собственные стихи. Правда, еще до этого он принимал участие в вечерах, организованных группой «Мир искусства», с членами которой Кузмин состоял в дружеских отношениях. Их идеи были близки ему по духу, так что участие его в «Вечерах современной музыки» было лишь вопросом времени. Кузмин перешел рубеж веков, окрыленный любовью и очарованностью всем, что было связано с Россией. Так, в письмах своему возлюбленному Чичерину в 1901–1903 годах он столь восторженно и точно описывает близкое его сердцу в русской глубинке, что невозможно не проникнуться погружением поэта в народную стихию:

«Пишу тебе из места, куда можно попадать на пакостнейших пароходишках, наполненных мужиками, с грудой ящиков для ягод, за которыми они едут в наше Юркино; где пристань посреди Волги и переправляются на пароме среди груд ящиков, брани и крика, и поминутно садятся на мель; где наш балкон выходит на ежедневный ягодный базар с криком, шумом и запахом воблы; где почта идет или через волость за 10 верст, или по доброй воле перевозчиков и пароходов, которые не обязаны брать почту; где люди сидят за кисейными рамами от мух и комаров, от которых я все-таки стал похожим на больного оспой; где владетельствует прогорающий властитель, женатый на испанке Кармен Михайловне; где новая церковь синодального типа с жадным и выпивающим попом, не посещаемая народом; где чудные и разнообразные виды с холмами и перелесками; где так много фруктовых садов, что весною аромат по всей Волге; где народ красивый и независимый, стройный и негостеприимный; где едят, пьют, гуляют, катаются и спят, одним словом в селе Юркине, про которое поется:

Что повыше было села Лыскова,

Что пониже было села Юркина

Протекала речка Керженка,

которую и видно с горок нашего берега…»

28 июня 1901 года

Чичерин, надо сказать, не разделял столь сильную увлеченность Кузмина духом русского народа, считая ее совершенно не нужной. Однако для читател_ьниц и исследовател_ьниц в этих письмах интересен прежде всего слог, который позже станет главенствующим в прозе Кузмина.

Несмотря на то, что Кузмин сейчас больше известен миру как прозаик и поэт, впервые открыто поднявший тему гомосексуальной любви в русской литературе, о чем разговор пойдет позднее, стоит отметить, что впервые он вошел в круги русской интеллигенции именно как музыкант, однако надежды его на музыку, к сожалению, так и не оправдались.

В письмах к Чичерину можно заметить, что Кузмин считал творчество грехом, которому он, тем не менее, весьма часто предавался. Стимулом к творчеству, как часто это бывает у личностей со столь богатым внутренним миром, да и у творческих личностей вообще, для Кузмина всегда была любовь. Произведения появлялись будто бы сами собой, а в процессе их создания писатель даже и не думал об их греховности, хоть они и были весьма далеки от тех представлений о творчестве, которые Кузмин старательно создавал для себя самого. Любовных связей у Кузмина было достаточно много, хоть он и пытался время от времени избегать их, дабы не позволять ничему нарушить его душевное равновесие. Но именно любви — гомосексуальной любви — отведена особая роль в повести «Крылья», над которой Кузмин работал в период с 1904 по 1906 год. Именно своей любви к юношам — страстной, полной ревности и душевных терзаний — посвящает Кузмин многие свои стихотворения. Ему часто доводилось влюбляться в бисексуальных мужчин, которые, к несчастью писателя, нередко начинали романы с женщинами, заставляя его мучиться и ревновать, отпускать и влюбляться вновь и вновь.

«Mой милый, молю, на мгновенье

Представь, будто я — она».

Из стихотворения Михаила Кузмина «Я знаю, ты любишь другую…»

Творческий дебют Кузмина как поэта, состоявшийся в 1904 году, был воспринят современниками весьма холодно. Тяжелым для поэта был уже тот факт, что его выход в свет затмили другие новые произведения того времени — взять хотя бы «Зеленый сборник» Верховского, тепло встреченный критиками, отметившими его ценность как «памятника идейного сознания эпохи». Брюсов был едва ли не единственным, кто уделил специальное внимание сонетам Кузмина, но мнение его в итоге было вполне неблагоприятным: «М. Кузьмин (так!) написал XIII сонетов, из которых целиком может быть принят только первый (вступительный). В такой строгой форме, как сонет, невозможны рифмы вроде “письмо — дано”, “твоя — меня”, выражения вроде “капль” (вместо “капель”) или “стухающих” (от небывалого и безобразного глагола “стухать”) или какофония вроде “вся та толпа”. Почти все сонеты искажены бессильными, неудачными окончаниями, во всех есть вставленные для склейки ненужные строфы и совершенно пустые по образам стихи, но в первых четверостишиях встречаются иногда и удачные, красивые строки».

В связи с этим Кузмин относился к своему раннему творчеству весьма скептически, не желая перерабатывать или переиздавать его, однако с пути, на который теперь уже полноправно ступил, не сошел. Можно бесконечно говорить об описании гомосексуальной любви в стихотворениях, вышедших из-под пера Михаила Кузмина, однако наиболее подробно все же стоит остановиться на повести «Крылья», которая впервые открыто осветила тему однополой любви в русской литературе.

«…и люди увидели, что всякая красота, всякая любовь — от богов и стали свободны и смелы и у них выросли крылья».

Михаил Кузмин, «Крылья»

Эта повесть принадлежит к жанру так называемых романов воспитания, который был весьма распространен в творчестве Кузмина. Главными героями такого рода произведений традиционно выступали неопытный юноша и его наставник, которому предстояло направить ученика на путь истинный. Таким путем для героев «Крыльев» являлась свобода в наиболее естественном ее проявлении — выход за рамки условностей не только в контексте устоявшихся моральных ориентиров, но и, что более важно, в контексте любви. Любви не только между мужчиной и женщиной, одной из целей которой являлось деторождение, но и любви между людьми одного пола. Она не описывается здесь как что-то греховное, напротив, для Кузмина такая любовь совершенно естественна, хоть в этой повести и можно найти отголоски внутренней гомофобии писателя, к сожалению, имевшей место в его жизни (здесь, пожалуй, стоит вспомнить отождествление творчества с грехом, проведя параллель с чувствами, толкавшими Кузмина к написанию своих произведений, которые, вероятно, также казались ему греховными во времена душевных терзаний).

Прийти к свободе и обрести те самые метафорические крылья, перекочевавшие в повесть из диалогов Платона, можно, лишь осознав, что всякая любовь прекрасна, что человеческое тело — абсолютно любое — является самым что ни на есть шедевром, которым можно и нужно восхищаться, который можно любить страстно, выцеловывая каждый его сантиметр. Это стремление к любви всеобъемлющей, безграничной Кузмин также отождествляет со стремлением к приобщению к искусству, посредством которого человек способен познать окружающий мир и себя самого в полной мере. Так, в повести упоминается необходимость чтения древнегреческих произведений на языке оригинала. Главный герой Ваня Смуров противится такому их прочтению, выказывая желание все же прочесть труды в переводе, на что его наставник и впоследствии возлюбленный Ларион Штруп отвечает следующим образом:

«Вместо человека из плоти и крови <...>, которого можно любить, целовать,<...>, в котором видна естественная грация нагого тела — иметь бездушную куклу,<...> – вот переводы».

С повестью «Крылья» лучше, конечно, ознакомиться в полном объеме, чтобы прочувствовать и пропустить через себя всю ее философию, осмыслив все поднятые в ней проблемы.

Публикации «Крыльев» был полностью посвящен 11-й номер литературного журнала «Весы» за 1906 год. Повесть была воспринята современниками весьма неоднозначно. Например, тема ее весьма шокировала Андрея Белого, но показалась нормальной Зинаиде Гиппиус, которая, однако, отметила, что раскрыта она слишком «пламенно, тенденциозно». Александр Блок же счел повесть и ее тему просто чудесной, так и назвав их в своем дневнике.

Таков Михаил Кузмин — «хулиган», по словам Зинаиды Гиппиус, «воинствующий циник», по версии Максима Горького, «общий баловень и насмешник» в «Поэме без героя» Анны Ахматовой. И какими бы ни были слова его современников о нем, невозможно не отметить его огромный вклад в репрезентацию ЛГБТК+ сообщества в русской литературе, ведь именно этот, на первый взгляд, совершенно не вписывающийся в общество поэтов того времени человек впервые открыто заговорил о том, о чем говорить было тогда еще не принято.