Квиры нетитульной национальности

Для человека титульной национальности далеко не всегда очевидны сложности, с которыми в жизни сталкиваются люди с другой этничностью. В наше время квир-активизм тесно связан с другими видами активизма, и некоторые из наших респонденто_к занимаются этно- и деколониальным активизмом, а другие — «просто живут». Мы считаем важным рассказать их истории.

Дарма (имя изменено), он/его, бурят, т*мужчина, гетеросексуал

Как вы пришли к своим нынешним ярлыкам?

У меня очень длинный путь к себе получился. Я из глухой бурятской деревни — конечно, я пытался непременно втиснуться в стереотипное представление о женщине. Считал, что я гетеросексуальная девушка, отрицая очевидные «звоночки» о том, что я предпочитаю девушек, а не парней. Парни вызывали влечение, только если имели ярко выраженную феминность в образе. Списывал на то, что я просто люблю необычных и ухоженных. После 20 лет все же признал, что я лесби, — не в последнюю очередь благодаря тому, что уехал в большой город (Иркутск) и сменил социальный круг, прибился к неформалам, где быть нетрадиционной ориентации было несколько проще, чем среди «цивилов». Тогда же я попробовал поиграть в мальчика, и так комфортно внутри мне до этого никогда не было. Но установки в голове не давали даже подумать в сторону того, что я трансгендер, я и слова-то такого не знал. Знал, что есть люди, «изменившие пол», и отмахивался от желания пройти этот путь тем, что — был абсолютно уверен — это дико дорого и я никогда не смогу себе позволить вот это все. Позже к этой уверенности прибавилось отрицание трансгендерности по отношению к себе, потому что в моей интернет-тусовке имелось такое явление, когда цисгетеродевушки всерьез выдавали себя за геев, и к ним было отрицательно-насмешливое отношение; я в ужасе думал, что я-то не они, ну да, у меня мужской никнейм и я использую мужские местоимения, но я не скрываю, что я «биологическая женщина».

Положение внутри головы становилось все отчаяннее, а попытки втиснуться в женскую гендерную социализацию — все радикальнее. Каблуки, макияж, длинные крашеные волосы. Замужество, беременность, ребенок!

Затяжной и болезненный интернет-роман с девушкой, начавшийся до знакомства с мужем и продолжавшийся весь брак и после прекращения брака — тоже. Употреблял алкоголь, избивал мужа. Окончательно расстался с девушкой, упал в эскапизм с головой, фандомное творчество и общение держали меня на плаву.

Познакомился с нынешней супругой и буквально сбежал к ней с ребенком в зубах. Мы несколько лет жили как лесби-пара, я лечил депрессию и в целом пытался как-то устаканить содержимое своей головы. Было трудно, больно, много отрицания, стигматизации и неверия, но в конце концов я перестал бегать сам от себя и признал, что я трансгендерный мужчина. Объявил об этом жене, родне и друзьям, по всем фронтам получил абсолютное принятие и поддержку. Благодарен судьбе за то, что у меня есть все эти прекрасные люди.

Сталкивались ли вы с расизмом и/или трансфобией в городах, где жили?

С трансфобией в Иркутске не сталкивался, поскольку тогда «траповал» не всерьез, это была огромная отдушина для меня, но я не принимал себя мужчиной и всегда уточнял, что я девушка. С расизмом — да, причем даже в Улан-Удэ, столице Бурятии. Мне нравился один очень феминный мальчик, русский. И его друг, который имел на него громадное влияние, как-то презрительно сказал обо мне: «Твоя брачоха пришла», — а я услышал и, конечно, полез в драку. Мальчик не оценил, расстались. В Иркутске регулярно требовали «валить в свой Китай/Корею/Вьетнам», обзывали узкоглазым (и матерным аналогом), да и в принципе доставали с тем, что Россия для русских.

Здесь [в Подмосковье] с трансфобией в свой адрес сталкивался только от родителей жены — упорно мисгендерят меня, поправляются, если поправить, но потом обнуляются. А в присутственных местах, в школе и т. д. никто не проявлял открытой трансфобии. За исключением ПНД (психиатриня, к которой я за справкой для военкомата приходил, и лечащая врачиня в психиатрической больнице, остальные вполне френдли) и военкомата — и то в самом военкомате всем было все равно, какого я там пола, а не все равно было врачу-психиатру из комиссии, он изо всех сил старался меня задеть и аутнуть. Благо я пришел в такое время, когда призывников по коридорам уже не было. Очень неприятный опыт, 0/10.

С расизмом здесь, на удивление, не сталкивался вообще. Здесь много людей разных национальностей и религий — возможно, дело в этом.

Когда менял имя, мне пытались указать на то, что окончание на «а» — это женское имя, на что я ответил, что это наше национальное имя и оно мужское. У нас и вправду много таких имен. К тому же, есть русские имена Никита, Илья, Кузьма — что-то никто не считает их женскими.

Я знаю, что у вас есть дочь-школьница. Какие сложности подстерегали вас как транс*родителя в плане документов? Ваша дочь знает, что она бурятка? Что это для нее значит? Знает ли она язык?

С документами проблем не было. Проблема внутри моей головы — мне приходится каждый раз доказывать, что я родитель этого ребенка. Это не сложно и решается предъявлением всех нужных (и имеющихся у меня) документов, но вот как раз это предъявление и является проблемой, поскольку это вынужденный каминг-аут и я этого не хочу. Но приходится.

Дочь знает, что она бурятка из Бурятии. Это ее объяснение, почему она внешне сильно отличается от одноклассников и большинства людей на улице; здесь чаще встречаются урожден_ки Центральной Азии, чем представител_ьницы бурятского/монгольского фенотипа. Языка не знает, да я и сам не говорю, мне не с кем, а в отсутствие практики многое забывается. Я мгновенно начинаю говорить, когда приезжаю к родственникам в Бурятию и падаю в языковую среду; все-таки бурятский — мой первый родной язык, я до четырех лет не говорил по-русски.

Ваша жена русская по национальности. Какие элементы бурятской культуры существуют у вас в семье?

Прежде всего — кухня. Моя жена обожает бурятские блюда, прекрасно крутит буузы. Я шучу, что у нее только лицо русское, а душой она бурятка! Ну, и распоряжение деньгами семьи — это на жене. Как положено: дом и утварь принадлежат женщине, конь и оружие — мужчине; ни коня, ни оружия у нас нет, поэтому только первая часть обычая.

Алтангэрэл (имя изменено), он/они/она, бурято-ханец, гендерфлюид, гомофлексибл

Насколько ваша семья погружена в бурятскую традиционную культуру? Вы выросли в ней? Что для вас значит «быть бурят_кой»? Вы с детства осознавали свою национальную идентичность или пришли к осознанию в какой-то момент жизни?

Да, я вырос в бурятской семье, моя семья достаточно сильно погружена в нашу культуру. При этом я не знаю бурятский, со мной всегда говорили на русском. Я какое-то время определял себя человеком мира, не признавая в себе национальную идентичность из-за прессинга семьи и окружающих.

Сильнее связь со своей этничностью я стал ощущать примерно в 18 лет, когда уже занялся политактивизмом и журналистикой.

Совершали ли вы каминг-аут? Если да, то какое отношение было в семье и сообществе, если нет, то как вы думаете, каким бы оно было?

Да, я открыто говорю о своей ориентации. Моя матушка делает вид, что не знает этого, и надеется, что я «перерасту».

Вы занимаетесь этно- и деколониальным активизмом, могли бы рассказать чуть подробнее об этом?

Мой активизм по большей части заключается в написании и правках текстов о коренных народах России, колониализме и расизме.

Эрьменза (имя изменено), он/его, эрзя, асексуал-аромантик

Что для вас значит быть эрзя? Вы с детства осознавали свою национальную идентичность или пришли к осознанию в какой-то момент жизни?

Для меня быть эрзя — это, наверное, просто быть...

Я вырос в очень русифицированной среде: в школе и в детском саду нам говорили, что мы все русские, сами программы отказывались признавать возможность существования у детей какой-то другой этнической идентичности, кроме русской (и я очень подозреваю, что нечто похожее, развернутое с разной силой, происходит на всех территориях, которые контролирует так называемая российская федерация).

На уроках нас учили, что «наши предки — славяне», превозносили русскую культуру, к которой мы, по замыслу создателей всего этого, обязательно должны были приобщиться, тогда как для даже упоминания культуры коренных жител_ьниц практически не оставалось места. За все годы обучения в школе единственным упоминанием эрзян_ок, которое я встретил, был очень краткий рассказ о народе эрзя в части параграфа в учебнике краеведения. Сейчас же нет даже такого предмета и упоминаний эрзян_ок соответственно. В этом смысле даже удивительно, что эрзян_ки при всех попытках стирания эрзянского присутствия сделали так, что о нас не забыли. Мне кажется, что у нас в городе и вообще в той части Эрзянь Мастор, где я живу, все люди знают об эрзян_ках. Конечно, часто такое знание у русских сопровождается ненавистью и презрением, но главное, что оно не стерто полностью.

И благодаря тому, что это знание сохранилось, я могу вспомнить, например, историю из детского сада. Дети тогда спросили меня: «Ты же м*рдвин [некорректный термин]?» – что-то в этом роде, дословно я, конечно, не помню. И я тогда подумал: да, наверное, да.

Тогда я сомневался, имею ли я право на эрзянскую идентичность, поскольку у меня есть не только эрзянские корни, но и русские, и корни других народов (хотя с эрзянскими родственни_цами у меня были более крепкие связи). Правда, впоследствии я стал понимать, что часть «русских» корней не такие уж и русские, они идут от русифицированных эрзян. Например, какой-то из предков происходит из деревни, которая в конце XIX века была эрзянской, а потом стала «русской».

Кроме того, я сомневался, имею ли я право на эрзянскую идентичность, потому что не знал эрзянского языка. Я жил в городе, и мои родители почти не говорили со мной на эрзянском – произносили только отдельные слова и фразы. Причина здесь, конечно, тоже в русификации: с тех пор, как русские захватили наши территории и частично на пустых местах, частично на местах наших поселений основали свои крепости, куда сначала эрзян_ок в принципе не пускали,  город и даже поселок закрепились как русское и русскоязычное пространство. Сегодня в городах и поселках даже при наличии существенной доли эрзянского населения нет инфраструктуры для эрзянского языка. Поэтому изначально эрзяязычные эрзян_ки часто говорят, что они забыли эрзянский, потому что переехали в поселок или в город из деревни.

Но, несмотря на сомнения в своей идентичности, я почти всегда чувствовал, что мне хочется как-то помочь всем нам, эрзян_кам, жить назло русификации. Мне хотелось сделать эрзян_ок более видимыми. Я помню, как в школе у нас было задание: написать, какие народы мы знаем. Я написал про эрзян_ок. (Но вообще это задание было хорошей иллюстрацией русификации, потому что там предполагалось написать о таких народах, как японцы, французы, хань, но не саха или татары.)

Кроме того, несмотря на попытку российского государства стереть нас, я сейчас понимаю, что я все же жил в эрзянской культуре: я ел эрзянскую еду, слышал эрзянскую речь от родственников, рос в Эрзянь Мастор в окружении эрзянских топонимов, моя мать была для меня «авай», да и само то, как мы говорили на русском, частично объяснялось особенностями фонетики эрзянского языка.

Поэтому для меня быть эрзя — это просто быть. Я не знаю, как жить иначе.

Ваша квир-идентичность — как вы пришли к ней, как осознали?

То, что я нахожусь в аромантическом спектре, я осознал далеко не сразу. Но я помню, что, например, когда я знакомился с разными историями из прошлого, когда брак был не так связан с романтикой, с разными такими парами, где между людьми не было романтических чувств (как Маргарита Валуа и Генрих Наваррский), я думал: как же это круто! Они такие крутые! И почему другим нужна эта романтическая любовь? Я же, когда был подростком, и писал разные истории подобных людей, которые были очень привязаны друг к другу, но между ними не было романтических чувств. Я писал это как бы в оппозицию представлению почти исключительно романтических пар в медиа. Но только где-то в 19 лет я смог сформулировать свою идентичность для себя.

Каково традиционное отношение эрзянского общества к ЛГБТК+? Вы совершали каминг-аут в семье и сообществе?

К сожалению, у нас нет этнографических записей об отношении к квирности, потому что, во-первых, русские этнографы того времени не очень-то хотели это изучать, а во-вторых, в эрзянском обществе развито понятие скромности/достоинства, поэтому люди могут не показывать, например, свои романтические чувства. Так, в эрзянском фольклоре традиционно не было, в отличие от творчества многих других народов, жанра любовных песен.

В то же время в традиционном эрзянском обществе были некоторые вещи, которые мы могли бы сегодня назвать связанными с квирностью. Так, в эрзянском обществе были обряды, когда мужчины «переодеваются» в женщин или женщины «переодеваются» в мужчин. Также были теплые и даже нежные отношения между людьми (чаще всего одного гендера), которые сегодня мы могли бы назвать квир-платоническими, поскольку современное западное понятие дружбы не включает все аспекты таких отношений.

И вообще, когда мы спрашиваем о том, каким было отношение к ЛГБТК+ людям, мы будто упускаем важную вещь: все типы отношений были в некоторой степени отличными от западных. Например, было такое, что в мужья отдавали маленьких мальчиков женам, которым было где-то уже тридцать лет (или в принципе жена должна была быть старше мужа). Ранние браки — это просто ужасно, конечно, поскольку дети в таком возрасте не могут дать согласие, и нельзя такое не осуждать. Но суть в том, что при разнице в возрасте между женой и мужем в их отношения вкладывались роли ребенка и его воспитательницы, и это нельзя назвать моделью гетеросексуальных отношений, поскольку «гетеросексуальные отношения» — термин, идущий от современного европейского понимания, и такого в себя не включает.

Кроме того, у эрзи часто наблюдалась гендерная нейтральность: если посмотреть, мужская одежда не очень отличалась от женской, отличалось в основном количество украшений, поскольку украшения создают звук и шум, а звук и шум в эрзянском обществе — это то, что в первую очередь ассоциируется с женщиной. Также было много гендерно-нейтральных имен.

И в целом, когда я говорил знакомым эрзян_кам о своей квир-идентичности, я не сталкивался с негативным отношением. Более того, я знаю и других квир-эрзян_ок, которые открыто говорят о своей квирности.

Вы занимаетесь активизмом, пишете в сети на эрзянском языке. Что для вас значит говорить на нем?

Я могу честно сказать, что раньше я говорил и писал на русском языке. И теперь мне мерзко от этого. Говорить на русском отвратительно, потому что мы знаем его из-за русификации, благодаря столетиям насилия, благодаря тому, что эрзян_ок убивали за поддержку эрзянского языка. И ужасно не говорить и не писать на своем языке, на эрзянском, зная жертвы тех эрзян_ок.

Также странно жить в стране, в Эрзянь Мастор, и не говорить на ее языке. Эрзянский не только сформировал нашу страну, дав ей топонимы, но он сформировал и то, как мы говорим на русском. Поэтому не знать эрзянского здесь — это не просто не уважать страну, это еще как жить во тьме, не понимая полностью свое окружение и себя.

Кроме того, в эрзянском языке есть много концепций, которые отличают его от русского. Например, в эрзянском нет слов «прости» и «спасибо». Думаю, это связано с тем, что раньше у эрзян_ок благодарности и извинения рассматривались как то, что нужно выражать делами, а не словами. Помню, я однажды прочитал на одном сайте (очень надеюсь, что это была верная информация!), что у других финно-угров — у мари — не было понятия отпущения греха, потому что считалось: если человек сделал что-то плохое людям, он может это исправить, а если это нельзя исправить, то и духовное исправление этого невозможно. Думаю, здесь тоже что-то такое, это как общий финно-угорский бэкграунд.

Помимо этого, в эрзянском языке нет слова «служить», а также нет четкого деления прав и обязанностей, свободы и несвободы. Это связано с тем, что эрзянское общество традиционно было организовано по принципам анархизма и автономии человека. Так, раньше эрзян_ки говорили: там, где живут эрзян_ки, барина нет.

Таким образом, говоря на эрзянском, мы можем взглянуть на мир с критикой западных колониальных концепций, которые пытаются выставить «природными».