he's not gonna know
Метки: ООС, Повседневность, AU, PWP
Пэйринг и персонажи: Бан Чан/Ян Чонин
Описание: how is he gonna know?
Правило интроверта номер один — не соглашаться на какие-то встречи только потому что у тебя было хорошее настроение на тот момент.
Чан себя не считает интровертом, и никогда не считал, но в правиле есть львиная доля правды. Хотя, если уж говорить начистоту, то он бы немного переделал фразу — не соглашайся на какие-то встречи только потому что Ли Минхо знает твои слабости и умело на них давит. Да, так определенно лучше. На днях он позвонил Чану и, как обычно, без приветствий, озвучил планы на выходные, которые включали в себя поход в какой-то там клуб.
— К тому же, тебе определенно давно пора расслабиться, и если ты не можешь это сделать каким-то нормальным способом, значит, придется прибегнуть к более простому, но всегда действенному методу, — сказал он тоном, не терпящим возражений, а на вопросительное молчание Чана в трубку пояснил:
— Напиться и, желательно, с кем-нибудь переспать.
— Фу, это уже какая-то аморальщина, Хо.
— Я сказал, желательно, а не обязательно. Просто, если подвернется возможность, не отказывайся. Разрядка нужна не только мозгу, но и телу, не забывай.
— Ты же знаешь, я абсолютно не клубный человек, — Чан предпринял еще одну попытку отстоять свой выходной, на который, если честно, едва ли что-то планировалось.
— Ты же знаешь, что я тоже, — раздраженно выдохнул Минхо. — Но Джисон тянет меня в этот кошмар, к тому же там будут его друзья, которых я ни одного не знаю, и я не собираюсь мучиться один. Все, хватит с тебя уговоров. Суббота, вечер, твой зад с нами в клубе. Пока, — и он отключился.
И вот, перед Чаном его черный-черный гардероб, состоящий из толстовок, футболок и нескольких рубашек. Та красная толстовка, подаренная когда-то Ханной, не считается. Ее Чан надевает только по приезде домой, чтобы не обижать сестренку. Ладно, возможно ему и правда нужен отдых, и Хо прав, но, если честно, поиграть весь день в нинтендо или посмотреть фильмы с нетфликса с коробкой пиццы сейчас звучит соблазнительнее, чем приводить в порядок непослушные волосы перед зеркалом и переться куда-то на ночь глядя. И все же, Чан застегивает рубашку и идет обуваться, решив не брать с собой ничего, кроме ключей и телефона. Перед самым выходом в голове всплывает диалог с Минхо.
— Никто не заставляет тебя спаивать невинных мальчиков или девочек и пользоваться положением, просто если к пьяному тебе полезет кто-то не менее пьяный, то это значит только то, что он там за тем же, за чем и ты, вот и все.
Окей, ладно. Он возвращается к шкафу, чтобы достать из выдвижного ящика упаковку презервативов и забрать с собой несколько штук. Ну, действительно, мало ли. Усмехается, боже, и давно у него презервативы лежат в ящике, а не распиханы по карманам джинсов?
О-оке-ей, возможно, это было не такой уж и плохой идеей. В клубе шумно и играет музыка, а еще ужасно весело. Да, возможно, Чану уже давно надо было выбраться куда-то. Он встречает Хана и Минхо около входа, где старший докуривает сигарету, а Джисон топчется с ноги на ногу от нетерпения.
— Ну-у, давай быстрее, перед смертью не надышишься, там уже все ждут! - канючит Джисон, на что Минхо закатывает глаза и начинает специально курить медленнее. Джисон фыркает, но, когда замечает Чана, расплывается в улыбке и подмигивает, — Хен! Потрясно выглядишь, собираешься устраивать личную жизнь, а?
— И тебе привет, Хан-и, — смеется Чан и вместе с этим треплет недовольного Хо по волосам. — Ну-ну, не дуйся, смотри, я пришел, и теперь ты будешь не самый старый в этой детской тусовке.
— Вот спасибо, — фыркает друг, но делает это скорее для вида, потому что на самом деле благодарно улыбается.
Внутри Джисон умело лавирует между людей, держа Минхо за руку, а Чан просто пытается не потерять их из виду, но вот они подходят к столику в углу, с большим и мягким на вид угловым диваном и несколькими ребятами на нем. Чан смутно, но всё-таки может вспомнить их, потому что, очевидно, они когда-то пересекались в коридорах университета, и кто-то из них часто крутился с Джисоном, но имен он все же не знает. По-модельному красивый парень с мягкими чертами лица представляется Хенджином, и ведет себя как-то очень очень. Чан позже решает, что он очаровательный малый, громко смеется, и его глаза превращаются в полумесяцы. Милота. Еще был Сынмин, Чан его точно никогда не видел. А если и видел, то наверняка не запомнил. Мальчишка, тем не менее, очень вежливый и очень не вписывается в это место, поэтому Чан делает вывод, что тот тоже оказался чьей-то жертвой. Вероятно, того самого Хенджина, потому что они, кажется, очень близки. Есть еще Феликс, и тут Чан даже не сдерживает умилительного возгласа, когда парень улыбается и напоминает маленькое солнышко со всеми своими рассыпанными по лицу веснушками и морщинками у закрытых глаз. А потом ему машет в знак приветствия Чонин, и Чан, абсолютно не представляя, что случится через пару часов, машет ему тоже и улыбается в ответ. Чонин.
В целом все проходит куда лучше, чем Чан ожидал, и даже Минхо перестает сучиться и активно принимает участие во всех алкоиграх. Особое удовольствие ему доставляют командные игры, где он обязательно оказывается в противостоящей Джисону команде, показывает ему язык и ну очень усердно старается не проиграть. Спустя какое-то время, все же, достаточно опьяневшими и веселыми оказываются все, и уже становится неважно, кто там когда выиграл или выпил штрафной шот. Хан утягивает Минхо на танцпол, чтобы просто поорать и подрыгаться, Сынмин и Хенджин почему-то уезжают домой (на самом деле, они говорили, почему, но Чан пропустил это мимо ушей), и за столом оказываются только Чан, Чонин и Феликс. Последний, впрочем, тоже куда-то исчезает некоторое время спустя. И Чан точно никогда не вспомнит, какой был по счету шот, когда парнишка с высокими скулами и чернющими глазами становится не просто красивым, а соблазнительно-притягательным, и сидит вдруг не на другом конце дивана, а прямо рядышком с Чаном, и периодически рассказывает тому что-то на ухо. Они говорят, а точнее, перекрикиваются друг другу в уши, о какой-то ерунде вроде марвеловских фильмов и проебов Джисона, и Чан снова не замечает, в какой момент их диалог съезжает в некого рода флирт, а Чонин, пьяно (но потрясающе красиво) улыбается, закручивая указательный палец в одной из кудряшек Чана. Когда все участники застолья возвращаются, Чан, снова слушая, о чем говорит Чонин, смазано ловит хитрую ухмылку на губах друга. Минхо, впрочем, тут же делает вид, что ничего не замечает, и усаживает Джисона себе на колени, а потом начинает что-то живо обсуждать с Феликсом. Под рукой тепло, и Чан рассеянно переводит взгляд, чтобы увидеть, что сжимает ладонью бедро Чонина, обтянутое черной кожей. Убирать руку совсем не хочется, да и Чонина вроде все устраивает, а такая почти невинная картина внезапно накаляет атмосферу, и Чан не может не кидать взгляд на собственную ладонь на чужом бедре снова и снова. Он как будто вываливается из общего разговора, хоть и переводит взгляд то на Минхо, то на Хана, то на Феликса, а сам, тем временем, начинает поглаживать бедро Чонина и, кажется, слышит судорожный вздох справа от себя. Чан же ставит локоть другой руки на стол и укладывает щеку на ладонь, продолжая делать вид ленивого слушателя с легкой улыбкой на губах. Текила совсем дурит голову, когда Чан перемещает ладонь на внутреннюю сторону бедра, продолжая поглаживать, и улыбается одним уголком, чувствуя чужое напряжение. Он вздрагивает от неожиданности, когда вдруг слышит горячий шепот на ухо:
— Мы уже достаточно нафлиртовались, чтобы поехать к тебе, или мне еще как-то глупо пошутить?
— Еще! Еще!! Ах-х, твою мать...
Чонин цепляется за спинку кровати и закусывает губу, чтобы не стонать слишком громко, иногда хнычет и прерывисто дышит, сжимая пальцы до белого. По вискам течет, а пальцы скользят, но Чан двигается так хорошо, размашисто, придерживая за плечо и иногда оставляя горячие поцелуи по лопаткам. В мальчишке так горячо и узко, что у Бана вырывается какое-то утробное рычание, а после он тянет его на себя, чтобы укусить куда-то в основание шеи и провести горячей ладонью вверх по торсу, останавливаясь у соска, сжимая его и поглаживая, так, чтобы Чонин всхлипнул и сжался так сильно, что у Чана аж в глазах потемнело. Чонин вскрикивает, когда изливается сам и чувствует спустя несколько грубых толчков, как внутри стало особенно горячо. Чан выходит и снимает презерватив, завязывая его и откидывая куда-то на пол, а Чонин плюхается на прохладную подушку и глубоко дышит. Спустя мгновение Чан падает рядом.
— Охренеть, — выдает Чонин, счастливо улыбаясь.
Чан улыбается тоже и двигается ближе, чтобы поцеловать мальчишку в плечо и полюбоваться его красивым профилем, точеной линией челюсти и ямочками на смуглых щеках. Ему вдруг хочется нежности, поэтому он не отказывает себе в том, чтобы обхватить Чонина поперек талии и уткнуться тому в шею. Они лежат молча некоторое время, Чан периодически оставляет поцелуи на шее и слегка покусывает, а Чонин выводит пальцем какие-то непонятные узоры на чановом плече.
— Хен?.. — ответом служит мычание, расходящееся вибрацией по шее. Чонин ежится и хихикает. — А ты всегда такой дикий? — это заставляет Чана хмыкнуть и подняться на локтях.
— Ну, в плане секса, — младший хитро улыбается и ведет ладонью по сильной груди, очерчивает пальцами пресс и касается головки возбужденного члена. — Тебе очевидно было мало, — Чан судорожно выдыхает, когда длинные проворные пальцы пробегаются по всей длине. — Мне тоже. Покажешь, каким еще можешь быть?
Чан улыбается и тянется вперед, накрывая чужие губы. Чонин, отвечая, улыбается тоже и призывно раздвигает ноги, приглашая старшего устроиться между. Чан на ощупь находит на постели еще один шуршащий квадратик и вскрывает зубами упаковку.
— Дай мне, — Чонин забирает презерватив и пошло улыбается, открывая рот и укладывая резиновый кружочек на язык. Чан сдавленно стонет от такого вида, а после шипит, когда парень раскатывает резинку по стволу своим ртом и снова откидывается на спину. Член снова наливается кровью, и Чан возбужден настолько, словно не у него был бешеный секс около пятнадцати минут назад.
Как там Минхо говорил? Не упускать возможности? Чан готов забрать от этой возможности все. Он разводит шире чониновы бедра и входит только на самую головку, а сам наклоняется ближе, чтобы подарить младшему тягучий поцелуй. Чонин улыбается в поцелуй, обнимает Чана за шею и обхватывает ногами, чтобы прижать ближе, впутать пальцы в непослушные растрепанные волосы и почувствовать, как он снова заполняет его медленно, но невыносимо хорошо. Чан оставляет влажные поцелуи за ухом, двигаясь не спеша, затем переходит на шею и слышит тихие вздохи от коротких глубоких толчков. Он прикусывает чонинов подбородок, а затем чуть поднимается, оттягивая зубами нижнюю губу. Чонин как-то всхлипывает и сжимается, прижимая его еще ближе.
— Хорошо тебе, маленький? — голос звучит ласково, и Чонин скулит и мелко кивает, сжимая в волосах пальцы. — Давай сделаем тебе еще лучше.
Чан выходит под разочарованный вздох младшего и усаживается к самой спинке кровати, молча предлагая Чонину его оседлать. Того просить дважды не надо, поэтому он тут же вскарабкивается и медленно опускается на крепкий горячий член, роняя тихий стон.
— Вот так, иди ко мне, — Чан прижимает мальчишку к себе, оказываясь лицом как раз напротив его груди, подхватывает под ягодицы и начинает медленно насаживать того на себя, одновременно с этим обхватывая зубами розовый сосок.
Таким образом член проникает еще глубже, Чан ласкает горячим языком грудь Чонина, и тот только скулит и держится за крепкие плечи. Шея горит поцелуями и легкими укусами, Чонин насаживается сам, ускоряя темп, Чан будто одновременно везде, и сам он только пошло улыбается, а в его глазах горит черный огонь, когда он широко ведет языком по одному соску, при этом зажимая пальцами другой, и Чонин вскрикивает, выгибается, пачкая ему грудь и даже немного подбородок. Чан переворачивает их, укладывая парня на спину и уже собирается выйти, но тот крепко сжимает его бедрами и, притянув ближе, горячо шепчет:
Утро воскресенья наступает в час пятнадцать дня. Сквозь плотно зашторенные окна едва ли проникает свет, и Чан мысленно благодарит самого себя за то, что закрыл окна перед выходом из дома. Голова тут же начинает болеть по нарастающей, так, что даже моргать больно, и Бан сдавленно стонет. Как же давно он не пил в таких количествах. Тут же вспоминается, почему он в принципе не любит пить, и Чан клянется, что выпьет в следующий раз еще через полгода или даже год. Он медленно перекатывается на другую половину кровати, где прохладная вторая подушка и простынь. В нос ударяет запах чужого, не его, шампуня, и Чан резко открывает глаза. Точно. Он с кем-то спал.
Этот кто-то, словно почувствовав, шлепает босыми ногами из кухни в комнату, и Чан видит перед собой бедра и край длинной черной футболки, а затем чует запах свежесваренного кофе и поднимает взгляд выше. Ох, боже, у кровати с импровизированным подносом в руках стоит лохматый паренек, один из друзей Джисона. Чан почти уверен, что его зовут Чонин. Он ставит поднос на тумбу у кровати и сам садится с краю, ласково касаясь прохладными пальцами чанова лба. Чан не сдерживает облегченного стона, чуя прохладу.
— Ты же тот самый паренек... Чонин, да? — хрипит он, поднимаясь, чтобы сесть.
— Спасибо, что хоть имя вспомнил, — хмыкает он, впрочем, беззлобно и берет с подноса таблетку и стакан воды, чтобы протянуть их Чану. Он благодарно принимает их и выпивает сразу полстакана.
— Черт, я так плохо помню все, что происходило вчера.
— Текила — зло, — кивает Чонин.
— Мы и правда переспали, да? — бормочет он, поднося к губам стакан и слыша, как Чонин угукает.
Чан давится водой. Прокашлявшись, оглядывает Чонина и замечает несколько красных отметин на чужой шее и ключицах.
— Все в порядке, — он жмет плечами. — Мне все понравилось. Хотя я конечно знатно запаниковал, проснувшись в твоей постели. Не то чтобы я не хотел, просто... а-а-а, черт, забей, — он вспыхивает и отворачивается. — Вот твой кофе, должно стать полегче, я пошел.
Чан растерянно хлопает глазами некоторое время и приходит в себя только когда Чонин уже обувается в прихожей. Он тут же срывается с постели и вылетает в коридор.
Чонин поднимает на него глаза и выпрямляется, оставляя один кроссовок незашнурованным. Его взгляд загорается чем-то, но тут же гаснет, когда Чан:
— Я очень рад, — фыркает Чонин, снова опускаясь, чтобы завязать шнурки. Чан шлепает ладонью по лбу.
— Я не про это. Пойдем, что ли, позавтракаем хотя бы вместе, я угощаю. Как-то стремно, что ты просто вот так уходишь.
Чонин долго смотрит, потом жмет плечами и соглашается.
На тарелке дымится какой-то прикольный, по-кафешному пафосный омлет, а рядом стакан холодного апельсинового сока, а еще голова потихоньку перестает трещать, и Чан наконец-то находит в себе силы соображать. Чонин какой-то подозрительно тихий, поэтому Чан решает сам его разболтать и задает вопросы про него самого, про универ, про дружбу с Джисоном, и скоро парнишка уже ведет себя более свободно, смеется и показывает ямочки на щеках.
— А я жил в Австралии долго, — поддерживает разговор Чан.
— Я знаю, — роняет Чонин, ковыряясь вилкой в еде.
— О... — Чан теряется. — Правда? А, я вчера, наверное говорил, ну да.
— Нет, я и так знал. А еще у тебя есть брат и сестра, ты выпускаешься в следующем году, и твой любимый исполнитель это викенд.
Чан широко раскрывает глаза и даже теряется на долгие несколько секунд, растерянно хлопая глазами. Они буквально только вчера познакомились, какого хрена?.. Этот пацан сталкер, что ли?
— А еще ты так и не ответил на мое признание в феврале, — черные глаза холодеют.
Чан недоговаривает, силясь вспомнить, о каком признании идет речь, но Чонин и не спешит его перебивать. Он спокойной пьет свой сок и уминает завтрак, щедро давая Чану столько времени, сколько нужно, чтобы он вспомнил, и не спешит облегчить страдания старшего. Чан уверен, что ему точно никто не признавался в феврале. Нет, ну, признавались, конечно, но только не Чонин. Чану почему-то кажется, что он бы его точно-преточно запомнил. Наконец, смутно вспоминается история со старостой их группы, которая поймала Чана спустя какое-то время после Дня Всех Влюбленных и сбивчиво объяснила, что из-за того, что Чана и еще кого-то не было четырнадцатого числа на парах, она, как староста, забрала валентинки, адресованные им, себе, чтобы отдать их позже.
— Там было для тебя и Юнхи, — сказала она. — Но ей я еще вчера отдала, потому что мы виделись, а твою я забыла взять, — она виновато закусила губу. — Напомни мне, пожалуйста, сегодня вечером, я завтра принесу!
И Чан, конечно же, не напомнил, потому что этот разговор вылетел из его головы через пару минут. Конец.
Черт, так это был Чонин... Он сбивчиво рассказывает младшему эту историю, виновато бегая глазами по его лицу и обещает, что если бы он только не забыл тогда, он бы обязательно ответил. Чонин смотрит недоверчиво и делает глоток сока.
— К тому же, видимо, сама судьба свела нас снова, — он подмигивает Чонину, и тот, не выдерживая, хохочет.
Чану совсем не обязательно знать, что их свела не судьба, а сам Чонин, заколебав Джисона в конец, чтобы тот помог ему познакомиться с Чаном лично. Джисон позвал Минхо, и так далее по цепочке. План сработал просто великолепно; единственное, чего не ожидал даже сам Чонин, так это того, что они с Чаном оба напьются до такой степени, что Чонин сам полезет к старшему, а тот без какой-либо мысли возьмет и действительно увезет того к себе.
— Да уж, — Чонин загадочно улыбается, опираясь на ладонь, — судьба и правда така-а-ая непредсказуемая.