떠나지마요
Метки: ООС, Романтика, Повседневность, AU
Пэйринг и персонажи: Бан Чан/Ян Чонин
Описание: чудеса иногда и правда случаются
Посвящение: всем, кто терпеливо ждал
떠나지마요 - не оставляй (меня) / не уходи
давайте вместе любить то как чанчоны в этой работе любят друг друга чесслово я просто обмазалась сама и обмазала вас романтикой
О себе: больше всего на свете я люблю петь! моя мечта — стать певицей и петь на сцене! пожалуйста, посмотрите мою запись, я буду очень-очень ждать ответа!»
Да-да. Чонин вздыхает, когда откладывает очередную — сто пятнадцатую? — анкету в общую стопку и перекидывает на флешку запись этой самой девочки Ан Сухен. Интересно, как много ребят из этой стопки действительно попадут к ним? А сколько из них действительно выдержат до дебюта? Они ведь и представления не имеют, как тяжела жизнь трейни. Уж Чонин-то наслышан. Работать в индустрии развлечений в этой стране если и не считается престижным — то все равно вполне себе неплохо. Даже заниматься той работой, которую делает Чонин — а это прием заявок от потенциальных трейни, обработка и доведение до сведения директора компании — и то повезет не каждому. Ян задумчиво грызет пластиковый кончик шнурка на толстовке, пока просматривает следующую анкету. Вот этот говорит, что вся его жизнь — это рэп. Да-да. Хорошо бы, если так. Возможность стать знаменитостью в этой стране дает тебе нереальные перки, но также и калечит много судеб даже до дебюта. Чонин сам видел, как подростки опускали руки и начинали ненавидеть то, чем некоторое время назад планировали заниматься всю жизнь. Смотреть на это ужасно грустно; может, и лучше было бы, если бы не было никаких компаний и все это дело не было бы развито так сильно.
На часах уже одиннадцать, а отнести все директору нужно до обеда, значит, лучше поторопиться. Чонин чувствует, как привычно сердце ускоряет ритм — приходить к директору всегда нелегко. Чонин работает здесь уже полгода — и все полгода безнадежно влюблен в своего начальника. Это нисколько не романтично и даже капельку не забавно — Бан Чану тридцать пять, он успешный мужчина, у которого есть все, что он пожелает. Чонин в свои двадцать три, выглядящий на семнадцать и не вылазящий из толстовок и джинсов, не стоит даже рядом. Чонин честно пытается не выглядеть побитым щенком, когда слушает указания директора у него в кабинете, но что поделать — каждый вечер после такого отчета проходит ужасно тоскливо, с кучей снеков дабы заесть свое горе, очередным неинтересным фильмом и горой мыслей о том, как несправедлива жизнь.
В приемной сидит Фэй — секретарь Чана. Прекрасная китаянка с острым умом и уровнем работоспособности, которому можно позавидовать, выглядящая при этом — Чонин не соврет ни на чуточку — как богиня — она идеально смотрелась рядом с Баном на всех мероприятиях. Еще один повод ненавидеть себя.
— Доброе утро, Фэй, — Чонин мнется. — Директор у себя?
— Пока да, — она отрывает взгляд от компьютера и переводит его на Чонина, улыбается. — Доброе утро, Чонин.
Вздох. Идеальная. Поход к директору — это личный способ самоунижения, честное слово. Чонин стучит несколько раз, а потом заходит, стараясь не умереть оттого, как разогналось его сердце. Чан что-то пишет в своем уже изрядно потрепанном ежедневнике; как всегда в безупречно-белой рубашке, ворот которой расстегнут на пару пуговиц сверху. Он поднимает голову и тепло улыбается — Чан всегда так улыбается, словно искренне рад видеть каждого человека в этой компании, и Чонин усердно внушает себе, что он — не особенный. Младший, как обычно, смотрит на стол, или ручку в руках Бана, или еще куда-то, лишь бы не в глаза.
— Здравствуй, Чонин, — он даже знает, как зовут самого неважного работника в этом офисе, боже. Чан всегда зовет его по имени. — Сводка новостей по понедельникам?
— Доброе утро, господин Бан, — Чонин рефлекторно смотрит в глаза Чану, и сердце пропускает удар. — Да, вроде того, — неловко смеется. — Сегодня что-то с интернетом, поэтому я принес вам все записи на флешке. Там все видео пронумерованы в соответствии с номерами анкет.
Он несмело подходит к столу, куда опускает стопку анкет и, сверху, черную флешку.
— Ого, ты проделал большую работу. Спасибо, Чонин, — он снова тепло улыбается, переставляя стопку ближе к себе. — Я обязательно скажу Фэй, чтобы с твоим компьютером разобрались.
— Спасибо, господин Бан, — Чонин не может не улыбнуться в ответ. — Хорошего вам дня.
Дверь за ним закрывается, и Чонин снова возвращается к своему месту в офисе — такому далекому от кабинета директора. Ну вот, как обычно. Две минуты разговора — страданий теперь на неделю вперед. Чонин думает, что жизнь просто ужасно несправедлива: угораздило же так сильно влюбиться в кого-то, с кем вообще в жизни никогда не светит. Даже если отбросить возраст и должность — у Чонина не было бы и шансов. Где-то в благородной части своих мыслей он думает, что в итоге, по закону жанра, Чан должен будет жениться на Фэй. В конце концов, они давно работают вместе, он доверяет ей как себе, и они действительно, действительно потрясающе смотрятся вместе. Губа-то у Чонина, конечно, не дура — запасть на такого мужчину. Всем известно, что добрая половина женского коллектива вздыхает — или вздыхала (а потом смирилась) — по директору. Оно и немудрено, Чан, наверное, был бы идеальным мужем. Добрый, справедливый, заботливый, надежный, дружелюбный — очень сложно в такого не влюбиться. Вот и Чонину не повезло.
Дома ждет тишина, чашка из-под утреннего кофе в раковине и тихо гудящий ноутбук, который Чонин забыл выключить с утра. И вот, снова — на экране какой-то фильм от Нетфликса, Чонин достает из пакета купленную банку пива и честно пытается вникнуть в историю на экране, но опять улетает мыслями куда-то, где Чан вдруг обращает на него внимание, целует в щеки и держит за руки. Это просто невыносимо. Логично предположить, что чтобы западать на таких мужчин, нужно и самому выглядеть подобающе, а не как первокурсник-вчерашний-выпускник. Вот Фэй, например — всегда одета с иголочки, в красивых лакированных туфлях на шпильках, аккуратно убранные волосы и приятный макияж. Для того, чтобы приблизиться к Чану хоть на немного, Чонину тоже было бы неплохо хотя бы сменить толстовки на рубашки, а джинсы — на черные офисные брюки. По сути-то, немного лака на волосы — и он уже был бы как конфетка.
Ну-ка, стоп. Голова после выпитой бутылки немного расслабляется, и в голову закрадывается то самое а что, если?.., после которого начинаются все приключения и истории, которые потом рассказывают в кругу друзей. Чонин открывает шкаф и находит там единственную белую рубашку, купленную когда-то «на всякий случай», и с такой же историей происхождения черные брюки. Когда застегивается последняя пуговица под воротником, Чонин смотрит на себя в зеркало и чуть приоткрывает рот. Может, после тяжелого рабочего дня эта бутылка пива и правда дала в голову, но, черт возьми, как же ему идет офисный стиль! Ужасно, конечно, некомфортно, но все же!.. Он зачесывает пальцами волосы, чтобы сделать иллюзию какой-то укладки, и снова замирает. Выглядит совсем не плохо. И все-таки, что если попробовать обратить на себя внимание Бана?..
По квартире разносится запах кофе, и шипит кофеварка, выпуская пар. Чонин выходит из душа, высушивая полотенцем волосы, и, по обыкновению, берет с полки свои любимые джинсы. А потом замечает, как на ручке шкафа висят белая рубашка и черные брюки. Усмехается: вот же вчера в голову дало, дураку. Он натягивает толстовку и шлепает на кухню за завтраком. В голове все так же настойчиво крутится — а может, попробовать? И в конце концов, Чонин сдаётся и перед самым выходом решает переодеться. Уложить волосы уже совсем не остается времени, поэтому он брызгает наугад лаком и как-то второпях укладывает прядки, а затем вылетает из дома.
Ходить так на работу каждый день оказывается невыносимо сложно, и Чонин даже иногда хнычет по утрам, когда делает выбор не в пользу удобной толстовки, но офисной рубашки. Честное слово, держаться помогает только цель в виде Чана и слова Феликса о том, что Чонину "вообще капец идет нереально!". Да уж, перемены, конечно, заметили все, и каждый посчитал своим долгом сказать, что "вот теперь" Чонин выглядит "как настоящий работник компании, а не случайно забредший сюда курьер". Чан, конечно, тоже заметил, Чонин видел это по тому, как директор оглядел его с ног до головы и незаметно улыбнулся. Это, однако, была единственная реакция начальника, что Чонина, сказать честно, несколько расстроило. Да уж, надо полагать, что Чан не потерял вмиг голову от любви, увидев Чонина в рубашке и не понял вдруг, что это его он искал всю жизнь — Чонин усмехнулся. Не то чтобы он, конечно, надеялся, что Чан сразу же обратит на него внимание, в конце концов, это дресс-код — все так ходят, а Чонин все еще менеджер по заявкам трейни; но все равно как-то грустно.
Следующим шагом Чонин решает попадаться начальству почаще на глаза. Это была наиболее приятная часть плана, намного приятнее, чем неудобная рубашка и строгие брюки. Часть-то, конечно, приятная, только поймать где-то Чана было довольно затруднительно, но вполне себе выполнимо. Они иногда улыбались друг другу (после того, как Чонин, конечно, кланялся в знак приветствия), и это, вроде как, прогресс, или, по крайней мере, лучше, чем ничего. Постепенно в план включается способность научиться смотреть боссу в глаза — это давалось с ужасным трудом, ведь Чан смотрит пристально, внимательно, и его темные глаза всегда излучают вовлеченность и доброту. Ох, смотреть Чану в глаза и говорить об отчетах просто кошмарно тяжело. Однако, и с этим, рано или поздно, Чонин научился справляться.
Рубашка больше не кажется неудобной, а в шкафу появилось даже еще две. Брюки, в общем-то, тоже особого дискомфорта не приносят, да и вообще, Чонин даже в город начал выбираться в офисном стиле. Приносить каждый понедельник Чану отчеты и отвечать на его вопросы не то чтобы стало легче, но, Чонин заметил, что с нетерпением ждет каждого понедельника и уже не так сильно боится смотреть прямо на директора. До эффектности Фэй ему, конечно, все равно далеко. И вся эта огромная работа над собой, занявшая пару месяцев — не принесла ровно никаких результатов. Почти. Чонина повысили — и теперь он работает непосредственно в той части компании, где находятся трейни. Теперь Ян их курирует, направляет, решает их проблемы и следит за тем, чтобы они не приносили проблемы компании. Это, конечно, не то чтобы изначальная цель, но тоже неплохо — новая должность приносила новую зарплату. Работа в офисе теперь его не касалась, однако возвращаться к любимым толстовкам Чонин все равно почему-то не стал. Отчеты Чану теперь сместились на пятницу, и каждую неделю Чонин должен был появляться в офисе и передавать, как дела у трейни и какие возникли — или могут возникнуть — проблемы. В целом, работа, хоть и проблемнее, чем предыдущая, но нравилась Чонину куда больше.
Во-первых, с ребятами-трейни весело. Намного веселее, чем отбирать заявки у компьютера весь день. Чонину нравится смеяться с ними, когда они дурачатся; поддерживать и приободрять, когда они начинают опускать руки. А еще Чонину нравится, что теперь он меньше пересекается с Чаном. Раньше его целью было видеться с ним как можно чаще, но теперь он просто решает отпустить ситуацию. Любить безответно — тяжело, а безнадежно — еще тяжелее. Он честно попробовал обмануть судьбу, но очевидно, ничего не вышло, и теперь лучшим исходом будет попытаться запихать эту странную влюбленность в самый-самый долгий ящик. Теперь, когда он работает с трейни, то чаще может видеться с Феликсом, одним из хореографов компании. Раньше они пересекались совсем редко, когда тот забегал в офис по какому-то вопросу, а теперь они даже выбираются по вечерам в разные места, когда есть время.
Вот и сегодня у Феликса наконец-то выдался свободный вечер, и они собираются поесть лапши в кафе недалеко от компании, а еще, наверное, немного выпить. Последний раз они, кажется, так выбирались недели три назад, а то и больше. Они кивают в знак приветствия официантам, когда заходят, потому что периодически по очереди забегают сюда за обедом, и их лица уже успели запомнить, впрочем, как и они — лица работников. Они заказывают по порции ароматного рамена и еще по бутылке соджу на каждого.
— Ах, — тянет веснушчатый. — Почти как пятница.
— Ну, недалеко уж, — улыбается Чонин. — Но да, давно мы не отдыхали.
— В том и прелесть, — Феликс тоже улыбается, и его глаза превращаются в полумесяцы, а в уголках появляются морщинки. Потом он потягивается и негромко стонет, — вот бы еще выделить время и попасть на массаж. Спина отваливается, честное слово.
— Еще бы, — хмыкает Чонин, и как раз в это время на стол ставят поднос с дымящимися тарелками. — Днями напролет гнуться в разные стороны, — он открывает бутылку соджу и разливает по стопкам. — Я вообще не представляю, как ты еще ходишь.
— Движение — это жизнь, — Феликс напускает на себя самый умный вид, а после звонко смеется и протягивает стопку, чтобы чокнуться.
— И то верно, — вздыхает Чонин, улыбаясь, и стеклянные стаканчики звонко бьются стенками.
Выпить, однако, Чонин не успевает, потому что его телефон начинает вибрировать на столе, и на экране высвечивается имя одного из трейни. Вот черт, думает Чонин, отставляя стопку, дела плохи. Никто не звонит ему так поздно просто так. В трубке сбивчивым голосом мальчишка просит срочно приехать, очень извиняется и просит никому не рассказывать, и так далее и тому подобное. У Феликса обеспокоенно округляются глаза, пока он слушает Чонина.
— Стой-стой, — Чонин трет глаза. — Куда приехать? Что не рассказывать?
— Клуб недалеко от нашей компании, — пацан едва не плачет. — Я пришлю смской адрес.
— Боже мой, — вздыхает Ян. — Не смей никуда деваться, понял меня? — Он сбрасывает звонок и дальше обращается уже к Феликсу. — Кажется, там какая-то жесть сейчас будет. Извини, дружище, мне надо срочно ехать.
— Да уж забей, — отвечает Ли. — Серьезное, что ли, что-то?
— Походу. Забери мою порцию себе.
На телефон приходит смска с адресом клуба. Чонин выбегает на дорогу и ловит первую попавшуюся машину. Вот ведь мелкие засранцы, ну для кого правила придумали. Этот Минхен ведь еще и несовершеннолетний, боже. Узнай об этом Чан, пацана бы уже давно выкинули из компании, сто процентов. Телефон снова звонит, и Чонин, не глядя, отвечает.
— Да подъезжаю я уже, не бойся.
— Оперативность — это похвально, — раздается в трубке голосом Чана, и Чонина словно ледяной водой окатывают, а сердце пропускает удар. Он трясущейся рукой отстраняет телефон, только чтобы увидеть на экране "Господин Бан." и мысленно заскулить. — После того, как заберешь мальчишку, оставь его в общаге и пулей ко мне.
— Хорошо, господин Бан, — мяукает Чонин и кладет трубку.
Просто потрясающе, Чан уже обо всем знает. Когда машина останавливается у входа в клуб, Чонин просит водителя подождать, потому что он сейчас вернется, а сам залетает в помещение, попутно набирая Минхену смску, чтобы тот сказал, где находится. После долгих разговоров с полицией вопрос решается тем, что Чонин переводит офицеру круглую сумму на счет, и их отпускают восвояси. Минхен еще долго извиняется в машине и обещает "больше никогда-никогда" такого не повторять, а Чонин даже не знает, стоит ли говорить пацану, что такое уж точно вряд ли когда-то повторится, потому что он, скорее всего, уже может собирать вещи.
— Менеджер Ян, спасибо вам большое, правда, спасибо. Я не знал, что там будет полиция, я просто хотел встретиться с друзьями, я правда... — он всхлипывает. — Я ничего не пил и не курил, я просто хотел отдохнуть... Менеджер Ян, меня теперь исключат? Вы же не расскажете директору Бану?
Он смотрит щенячьими глазами, и у Чонина разбивается сердце. Он только ерошит мальчика по волосам и, когда они доезжают до общежития, отправляет того спать и вести себя тише воды ниже травы. А теперь пришло время огребать от Бана. Чонин уже видел, каким строгим Чан бывает на ежемесячных прослушиваниях трейни, но на себе эту строгость еще ни разу испытать не пришлось. Что ж, все когда-то бывает впервые. Да уж, не так он мечтал провести вечер после работы с Чаном наедине. В офисе уже давно никого нет, и свет горит только из кабинета директора. Чонин делает несколько вздохов, чтобы успокоиться, и думает, что стопочку для храбрости все же надо было выпить, прежде чем ехать за Минхеном.
— Чонин, приехал? — Чан звучит взволнованно, но вовсе не зло. — Рассказывай, что произошло.
— Господин Бан, это моя вина, — с порога начинает Чонин. — Я не уследил за ребенком, и его поймали в клубе. Там была полиция, и... — Чонин видит, как расширяются глаза руководителя. Ну все, жопа. — Н-но он не пил! Он вообще абсолютно трезвый!
— И на том спасибо, — тихо выдыхает Чан себе под нос и дает знак продолжать.
— Честное слово, директор Бан, если бы там не было полиции, все бы обошлось. Но я заплатил им, и они пообещали не заводить дело.
— Не обошлось бы, Чонин, — вздыхает Чан, откидываясь на кресле и ослабляя узел галстука. — Не обошлось бы. Там были журналисты.
Чонин закатывает глаза и издает тихий скулеж. Вот это точно жопа. За этим надо было проследить, а не за полицией. Вот тут-то начинается веселье. Чан не ругается, за что Чонин ему безмерно благодарен, но и ответа по поводу будущего Минхена не дает. Телефоны начинают разрываться от звонков, и им обоим приходится потратить несколько часов, чтобы ответить на все звонки и замять новость, узнать, что за журналисты были в клубе и связаться с ними, выудить все фотки и убедить не начинать скандал. Когда все остается позади, на часах уже четвертый час, и Чонин еле на ногах стоит от усталости. На работу вставать через три часа, а пока он доберется до дома, спать и вовсе останется дай бог два.
— Ну... вроде все? — раздается уставший голос Чана. Чонин только кивает, не найдя сил на полноценный ответ. — Тогда давай по домам. Спасибо, что помог мне, Чонин.
— Это же моя работа, директор. Хорошей вам дороги, — он кивает в знак прощания и разворачивается на выход.
— Чонин, — окликает Чан, заставляя парня обернуться. — Я довезу тебя. Подожди внизу.
— Все в порядке, господин Бан, вы не—
— Это был не вопрос, менеджер Ян, — с уставшим Чаном лучше не спорить. — Жди меня внизу.
Был бы Чонин хоть вполовину пободрее, чем сейчас, он бы умер прямо вот тут на месте от нахлынувших чувств, но нынешний Чонин просто хотел поскорее попасть домой и поспать хотя бы свои оставшиеся два часа. Машина у Чана, как и ожидалось, дорогая, большая и комфортная. В салоне пахнет чем-то неуловимо приятным, а еще очень тихо. Еще некоторое время назад Чонин бы душу продал за то, чтобы Чан довез его до дома на своей машине, но сейчас он просто проваливается в сон прямо в салоне дорогого авто, когда Чан за рулем задает ему какой-то вопрос, который младший уже не в состоянии услышать. Чан устало, но тепло улыбается, глядя на менеджера, и решает не трогать его до самого конца, чтобы тот хоть немного поспал. Завтра — уже сегодня — у всех будет тяжелый день.
Утром Чонин первым делом смотрит сводку новостей в индустрии развлечений, пока скачет по квартире, натягивая брюки и параллельно пытаясь дочистить зубы. Вроде, все чисто. Неужели у них и правда получилось все уладить? Узнай про это дело соперники — им было бы несдобровать. Не думая о бешеных за последние сутки тратах, Чонин вызывает такси, чтобы как можно быстрее оказаться в компании: он все еще хочет уговорить Бана не исключать Минхена. Чана, как ни странно, еще нет, так что Чонин невольно думает о том, что Бан, наконец-то, как все нормальные люди, спит. Директор, однако, появляется буквально в течение десяти минут вместе с Фэй. Выглядит как всегда на сто из десяти, хотя под глазами залегли темные мешки. Чонин-то даже в зеркало не посмотрелся, прежде чем выбежать из дома. Он вскакивает с диванчика в приемной и вырастает прямо перед Баном.
— Господин Бан, что будет с Минхеном?
— Это уже не твоя забота, Чонин, — голос Чана смягчается. — Следи за другими детьми.
— Директор, пожалуйста! — у Чонина надломанные брови и взгляд брошенного щенка. Чан вздыхает.
— Фэй, принеси, пожалуйста, нам два кофе, — девушка кивает и уходит. — Чонин, пойдем в кабинет.
На столе Чана еще ночной беспорядок, что напоминает Чонину о том, что он буквально провел последнюю половину суток с Баном наедине, но он поскорее прогоняет эти мысли — сейчас важно другое. Да и не сейчас тоже. Ведь Чонин тут пытается избавиться от чувств, а не упасть в них еще больше. Фэй оставляет на рабочем столе две чашки и уходит, а кабинет сразу наполняется запахом кофе. Чан предлагает взять чашку Чонину, а сам усаживается в кресло и откидывает голову назад, закрывая глаза.
— Десять минут, Чонин, пожалуйста, — тихо произносит Чан, не открывая глаз. — Выпей пока кофе.
Чонин прикусывает язык и послушно тянется за кофе, который и правда ему сейчас необходим. Он ведь даже не позавтракал перед работой. Надо будет попозже купить какой-нибудь энергетик, иначе он не вывезет. В кабинете повисает идеальная тишина, Ян даже почти слышит тиканье часов на руке Чана. Чонин скользит взглядом по вышеупомянутым часам, переходя на руки; осматривает плечи под тканью черной водолазки, крепкую шею; у Чана красивые пухлые губы, и немного подрагивают ресницы, а вьющиеся волосы кажутся такими мягкими, что Чонин снова ловит себя на мысли о том, как хотелось бы провести по ним пальцами. Ужасно, он такими темпами никогда не разлюбит Бана, просто ужасно. Младший не знает, сколько на самом деле проходит времени, когда Чан открывает глаза и тянется за своей чашкой.
— Нарушение правил компании — серьезный проступок, Чонин, — начинает он. В голосе директора слышна хрипотца.
— А дисциплина в нашем деле — залог успеха.
— И если мы закроем на это глаза, это не послужит никому уроком, — заканчивает Чан ровным спокойным тоном. Чонин отчаянно вздыхает: директор кругом прав, но как же жалко пацаненка!
— Господин Бан, но вы ведь сами понимаете, как тяжело быть трейни. У них совсем нет жизни, все детство проходит в стенах залов. Он ведь даже ничего не-
— Ты тоже должен понимать, Чонин, что это тот путь, который они должны пройти, чтобы закалить характер. В будущем им придется жертвовать не только весельем с друзьями, и знаешь, во что это выльется потом? В скандалы, злость и слезы фанатов, ужасные неустойки и расшатанные нервы. Проступок этого трейни — это не случайность. Он знал правила, но все равно решил рискнуть. Мне очень жаль мальчика, но и ты должен понимать, что в будущем он, возможно, сможет подставить нас гораздо крупнее. И за это не сможешь поручиться ни ты, ни я. Я ценю то, что ты вступился за него, Чонин, и я вижу, как ты прикипел ко всем детям в трейни, но ты должен учиться — и такие моменты случаются. Мы учим детей быть честными и соблюдать правила не для того, чтобы потом закрывать глаза на то, что они их нарушают. Поговори с Минхеном, наш с тобой разговор окончен.
С тяжелым сердцем Чонин выходит из кабинета. Он ни в коем случае не злится на Чана, ведь в глубине души понимает, что он во всем прав. К сожалению, эта индустрия не прощает ошибок, и это должны понимать все, кто хочет быть к ней причастен. Даже дети. Минхену пришлось уехать. Он держался изо всех сил, но под конец не выдержал и разрыдался у Чонина на плече, пока тот сам стоял и пытался не прослезиться. Чонин пообещал всегда оставаться с ним на связи, если вдруг что. Эта ситуация действительно послужила уроком для всех. Ну, а Чан, как ни странно, после всего этого начал относиться к Чонину намного теплее. Иногда они могли перекинуться парой фраз вне работы, Чан мог спросить как дела, или предложить кофе во время пятничных отчетов. Все это заставляло Чонина непонимающе искать подвох во всем — ведь не мог же Чан на самом деле им заинтересоваться, но вместе с этим действия Чана заставляли сердце Чонина трепетать и снова страдать по вечерам от своей влюбленности.
На прошлой неделе так вообще случилось странное: после пятничного отчета, Чан попросил Чонина задержаться и сказал, что ровно через неделю, в следующую пятницу, у него запланирована встреча с некоторыми продюсерами из Америки, и он хочет, чтобы Чонин присутствовал.
— Почему не Фэй? — растерянно спросил тогда младший.
— Я дал Фэй отпуск на заслуженные три недели.
— Ты работаешь с трейни, и потому наиболее интересный для меня человек в этом деле. Ты задаешь трейни курс, и тебе тоже важно знать, в каком направлении мы хотим двигаться. К тому же, посмотришь на работу этих продюсеров, и, может, подскажешь, кто из ребят мог бы им понравиться. Мы только поощряем молодые таланты.
И вот Чонин вертится ночью с четверга на пятницу, не в силах уснуть. Утром предстоит встретиться с Чаном и провести с ним весь день, прямо как Фэй. Надо убедиться, что он будет выглядеть достойно рядом с Чаном. А еще для этого надо выспаться, укоряет Чонин сам себя, спи давай. Уснуть получается не сразу, а спустя долгие полтора часа. Это, все же, не влияет на состояние Чонина с утра, потому что он вскакивает по первому будильнику и резво несется в душ, тратит добрые двадцать минут на укладку и, одевшись, придирчиво осматривает себя в зеркало, проверяя, не помялась ли рубашка и действительно ли она идеально чистая. После пьет кофе, чтобы голова не перестала соображать в самый ответственный момент, и даже успевает перехватить пару бутербродов, когда замечает, что у него остается свободного времени еще где-то полчаса. Со стоном Чонин плюхается обратно на стул. Ну вот, как всегда, когда чего-то сильно ждешь, время тянется ужасно медленно.
Они договорились с Чаном встретиться в компании и оттуда уже поехать на встречу. И вот Чонин, все равно выехавший из дома раньше положенного и, соответственно, приехавший тоже, стоит у ресепшена и пытается развлечь (отвлечь) себя разговором с Хангель. Хангель хорошая и приветливая, Чонин часто подходил к ней за канцтоварами и поначалу постоянно спрашивал, где что находится, когда только пришел работать. Через какое-то время, когда Чонин заливается смехом, на плечо опускается тяжелая ладонь, и смеяться Чонин тут же прекращает.
— Уже флиртуешь со всеми с утра пораньше, Чонин? — голос Чана звучит добродушно-насмешливо. — Доброе утро.
Хангель, улыбнувшись, здоровается тоже.
Когда Чонин пристегивается, сидя в машине Чана, в голову сразу лезут флешбеки с той скандальной ночи, когда Бан подвозил его после до дома. Чонин чувствует, что смущается. Вот бы и сейчас обладать той же бесчувственностью, как тогда. Не помешало бы. Чан садится в машину спустя несколько минут и тут же поворачивает ключ.
— Ну что, менеджер Ян, сегодня ты развлечешь меня беседой в дороге или снова будешь спать? — в глазах Чана плещется озорство, а Чонин вспыхивает.
— Все в порядке, я просто шучу, — отмахивается Чан, выезжая с парковки. — Ты очень мило сопел тут рядом, так что, так и быть, я тебя прощу, — Чонин вспыхивает пуще прежнего. Как хорошо, что Чан смотрит на дорогу, а не на него. — Тебе не стоит держаться со мной прям так уж официально, Чонин.
— Я-то думал, скандалы сближают людей, — Чан поворачивается на секунду, чтобы подмигнуть, а потом снова смотрит на дорогу. Чонин неловко смеется.
— Это я как бы боевое крещение прошел?
— Типа того, — кивает. — Ты держался молодцом, кстати. Действовал быстро и без лишней паники.
— Спасибо, господин Бан,— Чонин улыбается, и Чан ловит его улыбку взглядом, улыбается тоже.
В студии их уже ждали. Чан очень дружелюбно поздоровался с продюсерами на английском и, также на английском, представил им Чонина. Ян пытался понять, как же именно Чан его описал, но так и не понял ничего, кроме слова "партнер". Ну, а дальше вся работа Чонина заключалась только в том, чтобы сидеть, смотреть и не отсвечивать, потому что директор и американцы долго что-то обсуждали (Чан переводил некоторые части на корейский, специально для Чонина), а после начали слушать демо-версии. Сначала их, потом чановы. Английский язык Чонин не понимал, зато неплохо понимал язык музыки и помнил, что Чан просил подумать, кто из трейни мог бы оказаться перспективным для этого направления. Послушав стиль музыки, Чонин сразу вспомнил об Ынсоке. Парень стажировался в компании уже около пяти лет и вполне успешно изучал написание музыки. Кажется, он создает что-то похожее. Чан поделился с продюсерами сырой демкой, которую приберег специально для этой встречи и, пока американцы колдовали над ней, незаметно оказался рядом с Чонином.
— Господин Бан, вы знаете Ынсока? — начал было Чонин, но запнулся, когда Чан внезапно расплылся в довольной улыбке.
— Хорошая работа, менеджер. Ты неплохо знаешь своих трейни, я тоже про Ынсока подумал.
А затем он снова ушел к музыкантам. Они все писали, и писали, и писали, и проходило много часов, но конечного результата все не было, потому что каждый раз кто-то из них предлагал добавить что-то еще. Чонин решил быть хоть сколько-нибудь полезным и предложил сходить за напитками и едой, что встретилось на ура продюсерами и благодарным взглядом Чана. И хоть Чонин не понимает ничего в написании музыки и не может связать и пары слов на английском, все равно он думает о том, как по-хорошему завидует Фэй, если для нее вот такая работа — это рутина. Чан потрясающий, талантливый музыкант, сообразительный и креативный, и Чонин, если до этого и думал, что нельзя восхищаться директором еще больше, то сейчас уверен в противоположном — еще как можно. Более того, сколько же еще сторон Чана остаются для него закрытыми — несчетное множество. Чонин уверен, что Чан как многогранный алмаз, где каждая грань отдает разными переливами, и Чонин бы посвятил всю свою жизнь, чтобы рассмотреть каждую из этих граней.
Когда они, наконец, выходят из студии, солнце уже почти село, а улицы окрасились ярко-желтым. Чан выглядит уставшим, но ужасно довольным, и Чонин не может удержать себя от мысли о том, как сильно старший сейчас похож на кота — едва ли не мурлычет. Такие эмоции не поймаешь в офисе. Интересно, каково это — видеть его такого каждый день? Чонин быстро отворачивается и гонит мысли: это не его забота и никогда ей не будет. У Чана завернуты рукава свитера до локтя, без того разлохмаченные вьющиеся волосы треплет ветер, и, честное слово, Бан выглядит словно национальный бойфренд. Как всегда.
Он щурится от солнца, когда смотрит на Чонина, а последнему больших сил стоит делать вид, что он не замечает взгляда на себе.
— Пойдем-ка, Чонин, перекусим, день был тяжелый. Я знаю одно хорошее кафе недалеко отсюда.
Отказываться Чонин не стал. Раз уж судьба подогнала ему подарок в виде одного дня с Бан Чаном, он заберет этот подарок целиком, полностью и со всеми благодарностями. Когда они доходят до кафе, солнце уже совсем садится, становится сумеречно и достаточно прохладно. "Хорошее кафе недалеко отсюда" действительно оказалось просто хорошим кафе, чему Чонин, сказать честно, очень рад, ведь ходить по дорогим местам ему пока не позволяют финансы. Чан явно пребывает в хорошем настроении и мурлыкает себе что-то под нос, смотря в окно, пока они ждут заказ.
— Как тебе ребята, Чонин? — спрашивает он, переводя на Яна взгляд.
— Они кажутся классными. Жаль, я совершенно не разбираюсь в создании музыки, но то, какими вдохновленными вы все выглядели... я бы хотел уметь так же, — честно признается парень. — Даже просто смотреть со стороны было очень интересно, вы все такие... крутые, — он восторженно вздыхает.
Официантка ставит на стол поднос с пиццей и свежезаваренным чаем.
— Ну, всему ведь можно научиться, — Чан пожимает плечами. — Главное — это желание, — Чонин усмехается. — Да-да, знаю, все так говорят, но это ведь правда. Кстати, Чонин, — зовет он и получает в ответ вопросительный взгляд. — Почему ты перестал носить толстовки?
Чонин немного давится чаем и, покашляв, ошарашенно смотрит на Чана. Тот, однако, смотрит на него совершенно спокойно, с интересом даже и легкой улыбкой на губах.
— Я просто, ну... Подумал, что должен соответствовать имиджу, — Чонин вздыхает и цитирует, позволяя себе немного покривляться, — "и выглядеть как сотрудник компании, а не как случайно попавший сюда курьер", — это веселит Чана, и он мягко смеется в ответ.
— Вот как, — улыбается он. — Значит, ты просто решил подстроиться под всех? — вопрос застает Чонина врасплох, и он теряется.
— Н-не то чтобы, просто... Просто я не хотел выделяться, ну, в плохом свете, и...
— Я не отчитываю тебя, ради бога, Чонин. Я и сам люблю толстовки намного больше рубашек и водолазок, — он подмигивает, а Чонин округляет глаза.
— Правда?? — Чонин ни разу не видел Чана в толстовках или футболках. Чан заговорщицки наклоняется ближе к нему.
— Правда-правда. Но статус не позволяет расхаживать директору компании в толстовках и футболках, увы.
— Понимаю, — сочувствующе кивает Чонин, что тоже веселит Чана.
Они сидят в кафе еще некоторое время, разговаривая о всяких повседневных вещах, и Чонин мысленно молит каждую минуту идти медленнее, ведь Чан, хоть и будучи для Яна все еще директором компании, выглядит и ведет себя так комфортно и располагающе, что у младшего даже не находится сил на то, чтобы напомнить себе, что директор со всеми учтив и дружелюбен, и что Чонин ни в коем случае не должен считать себя особенным и позволять мечтать больше, чем есть на самом деле. Но, к сожалению, все хорошее рано или поздно заканчивается, и, как бы Чонин ни хотел, чтобы этот день длился вечно, на часах было уже около девяти вечера, тарелки на столе пустые, счет оплачен, и пора уходить. Они стоят некоторое время у входа в кафе, и Чан спрашивает о дальнейших планах Чонина на эту пятницу, предлагая подвезти до дома, но у паренька уже разве что ком в горле не встает от грусти, и он отказывается, ссылаясь на то, что все равно собирался пойти в кино в торговом центре недалеко отсюда.
— Что, один? — Чан, кажется, заинтересован.
— Занятно. И часто ты ходишь в кино один?
— Я вообще не часто хожу в кино, господин Бан. Но мне, в общем-то, все равно, есть компания или нет. Главное, чтобы было настроение.
— Вот как, — задумчиво тянет Чан. — Тогда разреши мне набраться наглости и спросить, не был бы ты против моей компании? Я вдруг подумал, что сам тоже был в кино еще, наверное, в прошлой жизни.
Чонин так и застывает на месте, не зная, что ответить. Это уже тянет на бонус от судьбы, только непонятно, за какие заслуги. Бан и правда хочет сходить с ним в кино? Не со мной, тут же недовольно поправляет сам себя Чонин, а просто в кино. Просто Чонин оказался в нужное время в нужном месте, вот и все. Чан расценивает молчание Чонина по-своему.
— Нет, если тебе уже за сегодня надоела компания старого-
— Все в порядке! — тут же испуганно выдыхает Чонин. — Я был бы очень рад, если бы вы пошли со мной!
Чан улыбается, и на его левой щеке видна ямочка, а глаза превращаются в полумесяцы. Чонин, к сожалению, не настолько морально силен, чтобы отказать ему. Не в этот раз, не в этой жизни.
В полночь, когда они выходят из кинотеатра, на улице уже совсем свежо. В итоге они смотрели какой-то пиксаровский мультик про семейные ценности и животных, потому что больше ничего не было, а это был последний сеанс, и Чонин даже видел, как Чан прослезился в конце, что посчитал невероятно очаровательным. Сколько разных сторон Чана он сегодня увидел — Чонин уверен, за этот подарок ему, по закону судьбы, придется долго расплачиваться. Все это, на самом деле, сейчас неважно, и Чонин честно вытерпит все, что жизнь ему после этого подготовит. А важно сейчас то, что Чан вдыхает ночной воздух и потягивается, счастливо улыбаясь, а ветер перебирает его волосы. Он поворачивается к Чонину, и тот замечает, что кончик его носа немного покраснел от холода. Он точно никогда не выберется из этой влюбленности.
— Я и правда так давно не был в кино, — задумчиво говорит Чан, глядя куда-то на дорогу, а потом снова поворачивается к Чонину. — Спасибо. Благодаря тебе, я провел время так хорошо, как уже давно не было.
— Ну, что вы, — Чонин знает, что его щеки предательски покраснели. — Я рад, что вам понравилось, — и это ни капли не ложь.
Ну, а после того, как Чан довозит Чонина до дома, сказка прекращается, и начинается суровая реальная жизнь, где Чонин проводит все выходные дома в обнимку с подушкой, а с понедельника снова вылетает из дома на работу, наспех застегивая последние пуговицы на рубашке и причесывая волосы пальцами. И хотя Чонин еще долго периодически проваливается в воспоминания о прошлой пятнице, он все равно постоянно себя одергивает и старается переключиться на работу. Он ловит Ынсока, чтобы рассказать ему о тех продюсерах, и о том, что сам директор компании хотел бы, чтобы он поучился у них, если получится с ними сотрудничать. Мальчишка едва не прыгает от счастья и бесконечно благодарит Чонина, хотя Ян не понимает, за что, но только улыбается в ответ и ласково треплет пацана по волосам. Подготовки к мероприятиям, обеды с Феликсом, сводки отчетов постепенно вытесняют навязчивые воспоминания, и к концу недели Чонин совершенно проваливается в работу. Опять же, ровно до тех пор пока не наступает пятница, и он снова не оказывается в кабинете директора. Чан, впрочем, ведет себя как обычно, и в его рабочем настрое очень сложно уловить черты того самого Чана, который радовался после записи демо и просмотра пиксаровского мультика. Менеджеру приходится задержаться дольше положенного, потому что они обсуждают, что делать с Ынсоком, и как можно было бы попробовать начать с ним работать именно в направлении написания музыки.
— Вообще, у него много черновых вариантов инструменталок, я думаю, он может прислать их, и там уже будет видно? — предлагает Чонин.
— С этого стопроцентно надо и начать. Вот что я думаю, Чонин. Сначала мне надо посмотреть, что пишет этот паренек, а потом, думаю, можно передать ему наработки этих ребят, которыми они со мной поделились, чтобы он их изучил. Будет ему домашнее задание, — Чан улыбается. Чонин кивает и встает, чтобы попрощаться. — Да, кстати, — Чонин машинально снова садится. — На следующей неделе будет одно мероприятие, где мне нужно быть... и я бы хотел попросить тебя поехать со мной.
— Меня? — Чонин хлопает глазами. — А, это снова по поводу трейни?
— Нет-нет, — спешит Чан. — Там немного другое. Фэй вернется только через две недели, и я уже давно не был в таких местах один, — он улыбается. — Поэтому я, скорее, прошу оказать мне услугу. За вознаграждение, конечно, я все понимаю.
— А... а почему я?.. — вполне логичный вопрос. Чан не спешит отвечать и неопределенно ведет в воздухе рукой.
— Ну.. подумал, что последнее время мне с тобой комфортно.
— О, — очень интеллектуально, Ян Чонин. Он медленно переводит взгляд на ладони на собственных коленях. Еще один день с Бан Чаном? Что ж, Чонин так отчаян, что готов рискнуть жизнью ради этого. — Конечно, я поеду с вами, если вам так комфортнее. И еще, — добавляет он, прежде чем уйти. — Не надо вознаграждений, господин Бан, — сердце бешено колотится, когда он улыбается и продолжает: — мне тоже с вами комфортно.
Прежде, чем выйти, Чонин успевает поймать ухмылку Чана и насмешливый взгляд его темных глаз. Осознание словно кипятком обдает: что это было? Они флиртовали? Почему Чан так усмехнулся в конце? Боже, нужно срочно успокоиться и привести мысли в порядок. Это же здорово, что Чану с ним комфортно, верно? Верно. Не был это ни какой флирт, Чонин просто по какому-то небесному благословению получил расположение Чана, вот и все. Возможно, в будущем, они могли бы стать приятелями по работе, но не более, Чонин, не более. Хотя и это-то звучит, если честно, смешно. Приятели по работе, ну как же: сам директор компании и какой-то там менеджер. Чонин переводит дыхание, этот кошмарный Бан Чан скоро лишит его сердцебиения со всеми своими фразочками и улыбками. Интересно, какой выдержкой обладает Фэй, если она с таким Чаном общается каждый день? Нет, Чонин бы точно ее работу не выдержал, ему и на своем месте хорошо. Наверное. Черт, он даже не знает, что хуже: видеть Чана всего раз в неделю во время отчетов или умирать от всех его фразочек и улыбок, зная, что это ничего более, как простое дружелюбие?
Чонин начинает подозревать, что умер или валяется где-то в коме, потому что его жизнь точно превращается во что-то нереальное, когда Чан зовет его на киновечер к себе. Он говорит, что слышал недавно о фильме, который, по описанию, весьма его заинтересовал, и Чонин, конечно, ни за что в жизни не откажется.
Квартира у Чана светлая и просторная, чего следовало, конечно, ожидать, и Чонину неловко даже свой дешевый рюкзак опускать на такой паркет. Чан говорит оставить все вещи в прихожей и проходить в зал, который оказывается единственной комнатой в квартире. Чонин, если честно, удивлен: он-то думал, что у директора компании пятикомнатная квартира где-нибудь в Каннаме, а не однушка в спальном районе. Довольно дорогая, конечно, однушка с не менее дорогим ремонтом, но все же.
Бешеный день на работе, съемки с трейни, смотр подготовки к ежемесячному прослушиванию — Чонин очень устал; но с Чаном до невозможного уютно, он сидит почти рядом, время от времени мягко смеется и негромко что-то рассказывает. Чонин по первости активно поддерживает беседу, но некоторое время спустя звук фильма отходит куда-то на второй план, а тихий смех Чана так расслабляет, что Чонин просто-напросто засыпает, держа в руках кружку чая. Он не знает, что Чан быстро это замечает и убавляет звук, а сам сидит, подперев голову рукой, и, расслабленно улыбаясь, продолжает смотреть фильм и изредка кидать теплые взгляды на сопящего рядом подчиненного. Очень хочется положить его голову себе на плечо и вообще оставить ночевать здесь, но Чан знает, что так нельзя, а потому спустя какое-то время заправляет Чонину выбившуюся челку за ухо и тем самым будит его. Чонин вздрагивает, хлопает сонными глазами, оглядываясь по сторонам, и вспыхивает щеками, увидев рядом Чана.
— Ч-черт, простите, — он неловко улыбается и чешет затылок, а потом трет глаза. — Я не хотел, просто было так...
Комфортно, хочет продолжить он, но его останавливает смех Чана и его похлопывание по плечу.
— В компании старого совсем неинтересно, понимаю, — в его глазах, однако, ни капли злобы или обиды. Кажется, вся эта ситуация его искренне забавляет.
— Нет-нет!! — Чонин округляет глаза и машет руками для достоверности, и это веселит Чана еще больше. — Наоборот, — щеки снова розовеют, хорошо, что в сумраке комнаты об этом знает только Чонин, — я заснул, потому что было комфортно.
— Вот как, — улыбается Чан. — Кажется, ты очень устал.
— Мне, наверное, пора, — кивает Ян и встает. — Давайте обязательно досмотрим этот фильм в следующий раз. Мне, — он опускает взгляд на собственные пальцы, — мне очень нравится смотреть с вами фильмы.
— Мне тоже, Чонин, — голос Чана спокойный, а выражение лица как у довольного кота, когда он кивает.
Проводить время с Чаном просто очень приятно, настолько, что Чонин с нетерпением ждет каждой их встречи, как маленький ребенок ждет наступления праздника, пусть эта встреча и обходится зачастую только кивками и улыбками в знак приветствия. Совместный просмотр фильмов — их маленький с директором секрет, и это едва ли не заставляет Чонина восторженно хихикать и хлопать в ладоши. Изменения замечает и Феликс, хитро подмигивая и время от времени заставая врасплох каверзными вопросами, но Чонин только многозначительно улыбается в ответ. На это есть несколько причин: во-первых, как считает Чонин, рассказывать тут нечего, ведь они просто смотрят фильмы и всё; во-вторых, нельзя давать даже повода думать, что у директора могут быть какого-то рода отношения с ним, всякие осуждающие слухи не нужны никому из них, и в-третьих, счастье любит тишину — а Чонин сейчас более, чем просто счастлив. Феликс на молчание не обижается, только говорит, мол, будешь готов — сам расскажешь, «а в целом я просто рад видеть тебя таким счастливым».
«Одним мероприятием на следующей неделе» оказывается какая-то выставка в понедельник. Об этом Чан сообщает в мессенджере в субботу утром. Бан даже предлагает заехать, на что Чонин, испугавшись, тут же вежливо отказывается и предлагает, как и в прошлый раз, пересечься в компании. Заезжающий за ним по утрам Бан Чан — это уже слишком. Чонин вообще не понимает, почему директор так с ним нянчится, у него ведь дел, как всегда, выше крыши. Во время работы в офисе Чонин часто сам был свидетелем ночных посиделок Бана в офисе, когда оставался разгребать почту и сортировать анкеты. Перед встречей отчего-то нехорошее предчувствие, которое Чонин гонит от себя всеми силами: что может произойти, когда Чан рядом? Очевидное волнение — потому что Чонин честно ни черта не понимает в этих выставках и с умным видом ходить тоже особо не умеет, а потому просто старается держаться Чана и не выглядеть слишком глупо. Впрочем, Бан ободряюще улыбается и представляет Чонина как своего помощника всем, с кем здоровается. На стенах висят большие фотографии самых разных планов: какие-то из них привлекают Чонина, и он остается рассматривать их долгое время, а какие-то он искренне не понимает, и потому просто стоит рядом с Чаном до тех пор, пока директор не двинется дальше. В зале немного душно и пахнет чем-то специфическим (Чан сказал, это специально, для атмосферы), и через какое-то время у Чонина начинает болеть голова, но он послушно ходит рядом с Чаном и отвечает на его вопросы ровно до тех пор, пока не ловит на себе обеспокоенный взгляд директора, который, недолго думая, отправляет его в туалет ополоснуть лицо холодной водой.
— Все в порядке, я буду ждать тебя здесь, — напоследок говорит он, прежде чем подтолкнуть менеджера в сторону выхода из зала.
Холодная вода и правда помогает чувствовать себя лучше. Чонин стоит некоторое время, опершись ладонями о раковину. Нужно скорее возвращаться, нельзя заставлять директора ждать. Он еще раз, напоследок, умывается ледяной водой и вытирает лицо салфетками. Да, так намного лучше. Он снова опирается ладонями о раковину и прикрывает глаза. Еще минуточку. В коридоре слышен звонкий женский смех, кажется, они стоят у самых дверей. Чонин может уловить отрывки этого разговора.
— ...чего не скажешь о директоре Бане, — задорно говорит один из голосов, и Чонин, услышав имя, навостряет уши. — Вот где действительно мужчина мечты.
— Это точно, — соглашается второй голос. Чонин еле слышно вздыхает, как же они правы. — Правда, мне показалось, или он сегодня без Фэй?
— Да, я тоже заметила, — первый голос. — Притащил какого-то мальчишку, явно не из наших кругов, — фыркает. Чонин поджимает губы. — Протеже его, что ли.
— Думаешь? Но ты, конечно, права, вместе с Фэй он выглядит намного презентабельнее. Как думаешь, они спят?..
И дальше дамы, наверное, уходят в сторону, потому что ответа Чонин уже не слышит. Да он, в общем-то, и не нужен, он и так услышал достаточно. Ян усмехается, не открывая глаз: ну, конечно, это же очевидно. Очевидно всем вокруг, не только Чонину. На таких мероприятиях не пристало появляться с кем-то, кто выглядит как стажер, и чьи рубашки стоят дешевле ста тысяч вон. Конечно. Чану просто скучно, а он уже себе напридумывал всяких небылиц, словно у директора к нему может быть хоть какой-то интерес. Через пару недель вернется Фэй, и все встанет на свои места. Чонин надеется, что до прихода Фэй у Чана больше не намечается никаких встреч и выставок, на которых ему было бы скучно появляться одному, потому что ни за какие "вознаграждения" Чонин больше не подпишется на подобного рода унижения. Даже за спиной Чана все здесь присутствующие смотрят на него как на пустое место. Он зажмуривается и задирает голову, когда глаза начинает щипать. Злится сам на себя, только не смей еще разреветься, тебя и так долго нет, нет времени успокаиваться, ну же! Скорее бы это собрание павлинов закончилось, боже. Дверь туалета открывается, и Чонин не успевает отвернуться, когда встречается взглядом с обеспокоенным Чаном.
— Все хорошо? Тебя долго не было, — он что-то протягивает. — Я нашел таблетки и прихватил воду.
— Все хорошо, — Чонин натягивает улыбку. — Спасибо, с таблеткой и правда будет получше. Вам не стоило...
Чан протягивает бутылку воды и серебристый квадратик с таблеткой, смотрит все еще встревоженно, и Чонин просто хочет, чтобы старший отвернулся. Боже, ну и цирк. Виду, конечно, не показывает, и они возвращаются в зал, где проходит оставшаяся часть презентации. После намечается фуршет, и Чонин уже готовится как-нибудь смыться, но внезапно Чан заговорщицки предлагает тихонько уйти, чтобы их не заметили, и Чонин, облегченно выдохнув, тут же соглашается.
— Вообще, я не очень люблю такого рода мероприятия, — говорит Чан, уже сидя в машине. — Но пока что не могу от них отказываться. Сам понимаешь, наша компания очень маленькая, и, чтобы развиваться, нужно, чтобы лейбл светился как можно в большем количестве мест, — Чонин молча кивает и смотрит в окно. Хочется просто поскорее попасть домой. — Тебе все еще нехорошо? Прости, что вытянул тебя туда, — голос у Чана приятный, искренне обеспокоенный и располагающий. К горлу подкатывает ком. — Давай я отвезу тебя домой.
— Спасибо, — находятся силы еще даже улыбнуться, чтобы Чан ничего, кроме больной (на самом деле уже нет) головы не заподозрил.
События того дня стали для Чонина поворотными. Теперь уже точно никаких сомнений, и от влюбленности в Чана пора избавляться. Поиграли в Золушку — и хватит. Вот и расплата за проведенное с Чаном время. Ха, а ты что думал, Ян Чонин? В стране, где иерархия важнее всего на свете, ты правда надеялся на что-то? Чонин злится сам на себя и с головой уходит в работу, иногда даже оставаясь ночевать на работе, когда ребятам-стажерам нужна помощь. Когда появляется свободное время, Чонин уходит в зал к Феликсу. Тот ничего не спрашивает, Феликс вообще не любит лезть в душу и считает, что люди сами все расскажут, если захотят. Наверное, поэтому они так подружились. Чонин просто сидит где-нибудь в углу зала и смотрит, как Феликс танцует. Иногда, когда у Ли есть свободное время и настроение, он вытягивает Чонина танцевать тоже. Ян танцевать не умеет, поэтому Феликс каждый раз берется его чему-то научить, но в итоге все заканчивается тем, что они просто как подростки бесятся в зале под музыку, а потом, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, валяются на полу и смеются. Это здорово помогает отвлечься, на некоторое время. Поэтому, оказавшись дома в одиночестве, Чонин предпочитает сразу идти в душ и ложиться спать, чтобы голова не успела наполниться всякого рода неприятными мыслями. С Чаном разговоры — только по делу, Чонин старается не задерживаться в его кабинете, чтобы у старшего не возникло желание поболтать о чем-то, ведь тогда Ян не сможет ему отказать.
Чан периодически пишет, чтобы спросить что-то про Ынсока или других трейни, но все это выглядит скорее как просто причины написать, чем действительно важные вопросы, поэтому Чонин, по возможности, игнорирует, хотя руки так и чешутся ответить на любое, даже самое бессмысленное сообщение. Таким же бессмысленным, в идеале.
Чонин закатывает глаза, когда экран загорается уведомлением из какао-тока. Он только пришел с работы домой, и абсолютно не хочет ни с кем разговаривать. Особенно если это, не дай бог, из рабочего чата. И пусть, что в их сфере нет "нерабочего" времени, совесть же надо иметь — писать так поздно. В любом случае, он только что вышел из душа и уже никуда не поедет, что бы там ни требовалось. Ладно, думает Чонин и снимает блокировку, чтобы посмотреть, что там за сообщение в итоге. Сердце пропускает удар. Только не ты.
Чонин хочет смахнуть уведомление, чтобы сообщение осталось непрочитанным, но случайно нажимает на него, и телефон открывает мессенджер, убирая единичку с сообщения. Вот же черт. Телефон тут же вибрирует, присылая новое сообщение, которое читается автоматически, так как диалог открыт. Черт, черт, черт.
Просто подумал, что хочется снова что-то посмотреть. Не составишь компанию?
Чонин снова закатывает глаза и скулит.
— Ну какую еще компанию, блин? — раздается жалобно в квартире. — Издевается он надо мной, что ли, честное слово. Даже отвечать не буду.
Так он и делает, выключая телефон, свет в комнате, и укладываясь под одеяло.
Пятница наступает слишком быстро и проходит слишком муторно. Чонин почти весь день проводит на съемках с группой девочек-трейни, из-за чего его телефон просто разрывается от звонков и сообщений тех, кто остался в компании. Тем не менее, он успевает сделать еще несколько звонков, чтобы договориться о предстоящих съемках с другими ребятами, съездить за нужными документами и даже отчитать тех, кто во время тренировок сидит на жопе ровно. К Чану в этот раз он попадает совсем поздно. Директор больше ничего не писал, но где-то в душе Чонин ожидал, что встретят его не так радушно, как обычно. Игнорировать Бана не решался еще, наверное, никто. И тем не менее, Чан не выглядит хоть сколько-нибудь раздраженным, разозленным или обиженным. Он спокойно слушает Чонина, отвечает на его вопросы и обсуждает записи Ынсока, прослушанные ранее.
— Девочки из "Йомэй" сегодня закончили съемки видео для шоу, так что, думаю, на следующей неделе уже можно запускать реалити. Я договорился почти со всеми, — сообщает Чонин напоследок. Чан кивает и слушает дальше. — На этом у меня все, господин Бан. Хороших вам выходных.
— Постой-ка, — Чан не просит, и Чонин сглатывает, когда разворачивается от двери обратно. — Ты так и не ответишь мне?
— На что, директор Бан? — Чонин надеется, что Чан имеет в виду не сообщения.
— На предложение о фильме, — зря. Чонин прокашливается, думая, что сказать. Повисает гнетущая тишина, но Чан терпеливо ждет некоторое время, а потом решает продолжить. — Как я понимаю, тебе нечем возразить.
— Господин Бан, — начинает Чонин, но вдруг натыкается на тяжелый взгляд и сдается. — Хорошо...
Едут они молча, и это вовсе не та комфортная тишина, которая была между ними раньше. Напряжение достаточно ощутимо, и Чонин явно чувствует, что Чан хочет что-то сказать, но почему молчит — непонятно. Злить Чана не хочется, потому что, во-первых, Чонин его — не стоит забывать — любит, и еще безгранично уважает; а во-вторых, он так сильно заколебался от своих собственных чувств, что разбираться с чужими ему просто не хватит сил. Чан заворачивает в один из спальных районов, а после заезжает в жилой комплекс и паркуется там. От того, что Чан привез к себе домой, становится как-то еще более волнительно: Чан точно хочет что-то обсудить. Чонин бы обрадовался в любой другой ситуации, но явно не сейчас, когда главной целью стоит похоронить любые чувства, кроме рабочих. Они поднимаются на нужный этаж, и Чан пропускает вперед младшего, а потом заходит сам и щелкает выключателем. Он молча указывает младшему проходить, и Чонин несмело садится на край дивана, опускает руки на колени, от волнения сжимая пальцами ткань брюк. Что-то ему подсказывает, что дело вовсе не в том, что Чану одиноко смотреть какой-то там фильм. Фильм явно был просто предлогом.
Теория подтверждается, когда Чан садится рядом и просит Чонина развернуться к нему. Ох, сейчас точно будет разговор.
— Чонин, — начинает он осторожно, глядя прямо в глаза, и Чонину уже не нравится начало. — Я тебя чем-то обидел?
— Ч-что?.. — Чонин оторопел. При чем здесь это? Разве мог Чан его как-то обидеть? — С чего вы взяли?
— Тогда что случилось? Знаешь, я привык решать вопросы старыми-добрыми разговорами, а не пытаться угадывать. Я же вижу, как старательно ты избегаешь меня последнее время, — Чан старательно подбирает слова и не отводит взгляда. Чонин тоже отвести взгляд не в силах, и только сильнее сжимает в пальцах черную ткань брюк. — Скажи, если я не прав, но мне показалось, что мы достаточно сблизились в последнее время, разве нет? Если тебе просто надоело общество занудного старика, — он усмехается, — ты мог бы сказать мне об этом.
— Все не так, — Чонин сглатывает и чувствует, как к горлу подступает ком и паника. Все должно было обернуться совсем не так. — Простите, если вы так почувствовали себя, я не... Я не хотел вас избегать, — Чан недоверчиво изгибает бровь и продолжает жечь взглядом, от которого хочется спрятаться. — Ладно, хотел, и избегал, но это не потому что мне надоело ваше общество, честное слово! Я просто... — Чонин спотыкается от слова и неожиданно даже для самого себя всхлипывает. Опускает взгляд и агрессивно стирает подступившие слезы. Как же ужасно вот так разреветься прямо перед Чаном. — Те дамы на выставке были правы, и я... Мне не хотелось портить ваш имидж своим... собой, — получается сбивчиво и как-то жалобно.
— Какие дамы? О чем ты? — Чан хмурится.
— Вы же директор компании, — Чонин шмыгает носом и все так же не смотрит на Чана. — А таскаетесь с каким-то менеджером. Это выглядит странно, и это и есть странно. Люди говорят, — Чонин прикусывает язык, когда понимает, что начинает говорить лишнего, но Чана не обманешь.
— Что вы завели себе любимчика, — слова кажутся издевательскими. — И я не хочу, чтобы вас обсуждали вот таким образом. И к себе я подобного внимания тоже не хочу. Это действительно выглядит смешно: директор компании и какой-то там менеджер вдруг стали закадычными друзьями. Никто в это не поверит.
Повисает тишина, и Чонин отворачивается, чувствуя себя просто отвратительно. Чан ничего не говорит, а у младшего не находится сил, чтобы поднять взгляд.
— Вот как, — задумчиво хмыкает Чан, спустя какое-то время. Чонин замирает. — Значит, люди говорят, — он молчит еще какое-то время, а потом вздыхает и берет Чонина за руки, заставляя развернуться к себе. — Знаешь, что еще говорят люди, Чонин?
Ян молча мотает головой, так и не поднимая глаз, а Чан успокаивающе водит круги большими пальцами по его ладоням. Он грустно улыбается, потому что собирается решиться на большой шаг и совершенно не уверен, что его примут.
— Что дыма без огня не бывает, — задумчиво продолжает Бан. Чонин, наконец, поднимает глаза, постепенно их округляя. — В чем-то они правы, менеджер Ян, — он усмехается. — Кажется, у меня и правда появился любимчик, — Чонин смотрит серьезно, прямо в глаза, настолько осторожно, что Чан почти уверен в своем провале. — Ты мне очень нравишься, Ян Чонин.
— Нет, — ошарашенно слетает с губ Чонина, и он выдергивает ладонь, чтобы закрыть ей рот. Этого не может быть.
— Да. Я не знаю, в какой момент ты вдруг стал занимать так много места в моей голове, но... это правда так. Я понимаю, что это может быть для тебя шоком, — тут же добавляет Чан, — и я не требую от тебя какой-то реакции сейчас. Поверь, я и сам не хотел сдаваться так скоро. Может, время прошло бы, и я бы так и не рассказал тебе, а просто "переболел" бы этим. Я и сам часто думал о том, что тебе это скорее всего не нужно, да и я старше тебя на приличное количество лет, но... за эту неделю, когда ты так отдалился, я понял только то, что не хочу тебя потерять. Поэтому вот тебе все карты, Ян Чонин. У меня больше нет козырей, — Чонин ничего не отвечает, продолжая неверяще хлопать глазами. Чан поджимает губы, — Только, пожалуйста, не мучай меня слишком долго. Мое старое сердце может не выдержать, — он неловко смеется, когда опускает взгляд на ладонь Чонина в своих руках. — Прости, если мое признание доставило тебе дискомфорт. Раз даже остальные уже все заметили, я просто не вижу смысла заниматься самообманом, и тебя обманывать тоже не хочу.
Чонин опускает шокированный взгляд туда же, куда смотрит Чан, и ладонь в его руках вдруг будто огнем жжет. Что происходит? Что это такое? Неужели он снова спит, и скоро прозвенит будильник? Нет, если это сон, он просто больше такого не выдержит. Но Чан более чем реальный и обжигает чонинову ладонь своими — тоже весьма по-настоящему.
— Мне уже не так весело шутить с такого рода вещами. Особенно, когда жертвой оказываюсь я сам, Чонин.
Директор на пробу протягивает ладонь Чонину, и тот, пару раз моргнув, протягивает ему свою. И вот Чан снова обнимает своими ладонями ладони Чонина и гладит их большими пальцами. Можно ли это посчитать за принятие его чувств? Есть еще один способ проверить. Чан медленно приближается к Чонину, давая время отвернуться или оттолкнуть, но Ян сидит как вкопанный, только бегает глазами по чанову лицу. Так близко Бан еще никогда не был, и Чонин успевает разглядеть дрожащие ресницы прежде, чем зажмуриться, когда его губ касаются чужие. Сердце точно останавливается — или ухает куда-то на дно и оттуда стучит приглушенным набатом прямо в ушах, когда Чан, не встретив сопротивления, обхватывает нижнюю губу Чонина и прижимается ближе. Младший не понимает, прошла секунда или несколько минут, когда Чан немного отстраняется и заглядывает в глаза. Теперь точно минус сердце — оно просто сейчас вырвется из груди оттого, каким темпом зашлось, и Чан — Чонин только сейчас это понимает, когда чувствует, что он держит пальцы на его запястьях — Чан прекрасно об этом осведомлен. Чонину кажется, что он не может покраснеть еще больше. Какой кошмар. Почему признался ему Чан, но Чонин чувствует, будто это он вывернул всю душу наизнанку и дал Чану право решать, что делать с этим дальше? Словно это не Чан ждет ответа, а Чонин.
Если это все большая шутка, а после его высмеют, то Чонин стерпит все, ну, а сейчас — он встречается с чановым взглядом, прежде чем подается к нему и накрывает его губы своими. Чан тут же с готовностью прижимает своими горячими руками Чонина к себе, обхватывая того поперек талии и притягивая к себе еще ближе. Они целуются очень нежно и трепетно, едва касаясь друг друга, как-то даже играюче, Чонин впутывает пальцы во вьющиеся волосы — как мог только мечтать когда-то — и чувствует, как сильные руки обнимают крепче.
Они все-таки смотрят фильм, один из тех, который был у Чонина в списке. Он откопал его где-то в недрах заметок на телефоне. Чан сидит рядом, очень близко, и держит чонинову ладонь в своей, методично поглаживая ее большим пальцем. Неловкости почти нет, за учетом постоянно смущающегося Чонина, но ему прощается: в конце концов, не каждый день директор компании (и по совместительству любовь всей жизни) признается тебе в симпатии. Фильм оказывается ужасно нудным, и в конце концов оба засыпают, переплетя руки и ноги. Чонин просыпается первым, когда даже экран монитора потух, и в квартире был полный мрак. Он сонно будит Чана, и тот молча ведет Чонина за руку к кровати, плюхаясь туда сам и утягивая младшего за собой. Через какое-то время они снова засыпают в объятиях друг друга и не просыпаются до самого утра.
Когда Чонин открывает глаза в субботу, то еще пару секунд пытается понять, где он. А потом сознание выдает ему все произошедшие вчера события, и он закрывает лицо ладонями. Невозможно. Чана рядом уже нет, но Чонин слышит, как в ванной льется вода. Он встает и подбегает к зеркалу, быстренько пытаясь уложить разлохмаченные после сна волосы пальцами. Слышит, как открывается и закрывается дверь, а через мгновение перед ним стоит Чан. В обычных черных домашних штанах и белой футболке, он сушит полотенцем волосы и улыбается.
— Доброе утро, — он подходит к обомлевшему Чонину и целует в лоб. — Давай я дам тебе одежду, сходишь в душ.
Чан выглядит очень расслабленно, в отличие от Чонина, который переступает с ноги на ногу, не зная, куда деться и что чувствовать. Бан тем временем открывает шкаф и достает еще одно полотенце, шорты и футболку, а затем протягивает Чонину.
Чан улыбается тоже и подходит, чтобы потрепать младшего по волосам.
— Тогда иди в душ, и я жду тебя завтракать.
Чан позже предлагает куда-то сходить, и Чонин, обрадовавшись, почти соглашается, но тут же вспоминает слова тех женщин на выставке и, поджав губы, предлагает Чану остаться дома, заказать еды и что-то посмотреть. Чан внимательно смотрит, выискивая подвох, но все же соглашается и заказывает пиццу и кучу снеков. Включенный фильм скорее является фоном, потому что очень скоро парни начинают болтать обо всем подряд, мало заботясь о сюжете. Им нужно так много рассказать и так много узнать друг о друге — это намного интереснее. Чан рассказывает о своей семье, жизни в Австралии, о том, как переехал в Корею и долгое время стажировался в одной компании; как почти дебютировал, но понял, что больше хочет создавать музыку, чем выступать на сцене, и в итоге остался в компании, где его зачислили в штат продюсеров. Чан постоянно переплетает пальцы с чониновыми, тянет того на себя, чтобы обнять и поцеловать в макушку, а потом, не выдержав, когда Чонин звонко смеется, притягивает его к себе и целует. Яну рассказывать особо, как он считает, нечего, поэтому он просто говорит о родителях в Пусане и двух братьях, о своей учебе, и о том, как попытался начать после выпуска новую жизнь в Сеуле и устроился к ним в компанию. О том, как долго он был влюблен в Чана, Чонин решает не рассказывать. Пока. Во время рассказа старший держит его за руку и периодически оставляет поцелуи на внутренней стороне ладони, тем самым ужасно смущая Чонина и сбивая с рассказа. Это весьма веселит и умиляет Чана. Спустя время они каким-то образом переходят на тему о домашних животных и потом о звездах, а после вдруг спорят о том, какой поп-корн вкуснее: сладкий или соленый.
— Тебе придется убедить меня, чтобы я сдался, — улыбается Чан.
— Ну, во-первых, — Чонин напускает важный вид и относится к миссии ответственно, Чан смотрит на него со смешинками в глазах. — Сладкий поп-корн — это отстой, — он загибает палец под смешок Чана. — Во-вторых, соленый поп-корн — это супер.
— Не убедил, — смеется Чан и двигается ближе. — Давай я попробую.
— Ну-ка, — Чонин скрещивает на груди руки и смотрит насмешливо-вызывающе, но уже через секунду его щеки розовеют, потому что Чан двигается ближе.
— Сладкий поп-корн лучше, — в самые губы. Чан тягуче целует, — он похож на карамель, — целует снова, налегая и придерживая Чонина за спину. — И еще хрустит, — Чонин оказывается на лопатках и вовлеченным в новый поцелуй. Чан отстраняется, улыбаясь, и смотрит на раскрасневшегося Чонина. — Что скажешь?
— Т-ты умеешь убеждать, — выдыхает Чонин, неловко посмеиваясь.
— Опыт, — смеется Чан, целуя в щеку.
Чонин улыбается, но вдруг чувствует укол непонятной ревности. Чану тридцать пять, и, уж наверное, Чонин не первый и даже не второй в его жизни. У самого Яна, конечно, тоже есть опыт в отношениях, но с Чаном, наверное, не сравнится.
— И скольких же ты убеждал? — пытается звучать непринужденно, но Чана не проведешь, он смотрит с интересом и усмешкой на губах.
— Не ревнуй, лисичка, — ласковое прозвище разбивает сердце. Чан трется носом о щеку, а рукой спускается до ребер, чтобы начать щекотать.
Чонин взвизгивает, смеется и извивается, пытаясь вырваться из объятий, но Чан держит крепко и совсем скоро жалеет Чонина и целует в висок.
Вечером Чан отвозит Чонина домой, и все воскресенье они переписываются, обсуждая планы на следующие выходные или просто всякую мелочь, вроде того, что у Чонина куда-то затерялась любимая кружка (она нашлась потом почему-то в шкафу), а у Чана закончились конфеты, которые из Австралии присылала ему семья. Он несколько расстроен этим, потому что хотел угостить Чонина, «а вот полез — и там уже ничего нет». Это заставляет Чонина смущенно хихикнуть. Чан словно стал другим за один вечер, будто стена, которая была между ними, мгновенно исчезла, и Чан — наконец-то — мог позволить себе закидывать Чонина сообщениями и всякими разными стикерами, которые не мог себе позволить еще пару дней назад.
Чонин по-дурацки улыбается всю неделю, когда получает бессмысленные сообщения от Чана и отсылает ему в ответ сообщения — такие же бессмысленные. Ян думает, будь они в одном офисе, то уже по-любому бы спалились, начав улыбаться только при виде друг друга. А так, два хихикающих идиота в разных частях компании — не так уж и заметно. Чан желает доброго утра, спрашивает, как спалось, поел ли Чонин, а что поел, как проходит день и отвечает на такие же вопросы младшего, иногда даже отправляет фотки. Вот Чан кидает фотографию из студии, где видно монитор компьютера с цветными полосками на нем и руку Чана, где он оттопыривает большой палец и мизинец.
«Звучит еще круче. Я обязательно покажу тебе».
Сообщения все так же приходят от пользователя «Господин Бан.». Чонин решает не менять, на всякий случай. Будет неловко и много вопросов, если кто-то увидит, что директор в его телефоне записан как «Чан». В общем, ни к чему это.
Чонин кивает Фэй, жестами спрашивая, на месте ли директор, и она кивает тоже, улыбаясь в знак приветствия. У Чонина в животе приятное волнение, когда он дергает ручку двери, чтобы увидеть в кабинете Чана. С немного взлохмаченными волосами и ослабленным галстуком, он только поднимает голову на звук — и расслабленно улыбается, указывая взглядом на диван, чтобы Чонин присел. Ян честно не знает, как теперь себя вести, а потому решает держать рабочую дистанцию, как все время до этого. Чан смотрит внимательно, с лёгкой улыбкой на губах, он выходит из-за стола и обходит его, после чуть присаживаясь сверху.
— Добрый вечер, директор, — немного прокашлявшись, начинает Чонин. Внимательный, хоть и до бесконечности добрый взгляд ужасно смущает, и Чонин смотрит куда угодно, только не на Чана. — На самом деле, эта неделя прошла без каких-либо происшествий, так что новостей не очень много. В одном из залов пришел в негодность кондиционер, но я уже договорился о замене, и... — Чонин заглядывает в ежедневник. — А, и еще есть возможность совместной работы с другим агентством, так что я думаю, это будет хороший опыт для стажеров. Если вы одобрите, то я начну договариваться о совместном проекте...
— Иди сюда, — мягко говорит Чан, расставляя руки. Щеки Чонина розовеют, он неловко откладывает ежедневник и нерешительно подходит. Чан тут же ловит его за руку и тянет на себя, заключая в объятия. — Продолжай.
Чан очень близко, их носы почти соприкасаются, и Бан довольно улыбается, наблюдая за тем, как Чонин краснеет все больше с каждой секундой и не знает, куда деть взгляд.
— Т-там есть вариант баттла между стажерами и... ох, — вырывается у него, когда Чан мягко касается губами под ухом. Сердце тут же начинает гулко биться быстрее.
— Я слушаю тебя, — мурлычет Чан, невесомо целуя чуть пониже.
— И-и еще т-тематический фотосет, — он еле успевает договорить, прежде чем его дыхание сбивается от очередного поцелуя в шею. — Чан...
По коже расходится усмешка старшего.
— Другое дело, — он не выглядит хоть сколько-нибудь взволнованным, только счастливо улыбается. — А то заладил опять свое «директор, директор». Я думал, наши отношения теперь несколько более определенные.
«Наши отношения», Чонина буквально мелко трясет от этого.
— Неделя была такой долгой без тебя. Но сегодняшний день был еще дольше, я думал, вечер никогда не наступит, — признается Чан, утыкаясь носом в шею Яна и щекоча ее дыханием. Чонин закрывает лицо ладонями, пока руки на спине прижимают ближе.
— Тебя не смущало это в прошлое воскресенье, — хмыкает Бан.
— Ну это другое! — возмущается Чонин. — Это же не на работе, а дома, и...
— И тогда все казалось каким-то нереальным, — сознается Чонин.
Чан немного отстраняется, чтобы заглянуть в глаза и положить ладонь на шею, большим пальцем проводя по щеке.
— Господин Бан, вам звонит господин Чхве из «Санрайз», — раздается из динамиков стоящего на столе телефона, и Чонин так сильно дергается от неожиданности, что если бы не крепкие объятия, он бы уже стоял у двери.
Чан же вздыхает, немного закатывая глаза, и тянется рукой назад, чтобы нажать на кнопку.
— Скажи ему, что меня нет. И меня ни для кого сегодня нет, Фэй, — предупреждает Чан, отключая связь.
— И ты тоже можешь идти. Уже поздно. Спасибо за работу.
Он возвращается к перепуганному Чонину и обнимает ладонями его лицо.
— Как же это «нереально»? — улыбается он, продолжая тему. — Или мне доказать, — он приближается и почти касается губ своими, — что все по-настоящему?
Он мягко целует нижнюю губу, прижимая Чонина ближе к себе, и тот сразу же отвечает, обвивая руками шею Чана. Старший целует очень аккуратно, словно просто хочет касаться парня губами; Чонин чувствует, как в животе приятно щекочет и улыбается в поцелуй, вызывая этим улыбку Чана тоже.
— Есть планы на сегодня? — отстраняется Бан.
Чонин, улыбаясь, качает головой и думает, что даже если бы планы и были, он отменил бы их в ту же секунду.
У Ынсока неплохо получается писать песни в новом стиле, кажется, он пришелся ему по душе, а потому он усиленно репетирует выступление с песней собственного сочинения на ежемесячном прослушивании. Чонин проводит с ним много времени, подбадривает и даже иногда балует мальчишку фруктами или напитками. Ынсок очень ему нравится, и менеджер очень надеется, что тот дебютирует в скором времени. Он был бы прекрасным сольным исполнителем, на что сам Ян — и не только он — не раз ему намекали, но, кажется, парень настроен только на командную работу, а потому тихонько присматривает тех, кого хотел бы забрать себе. Это, конечно, держится в секрете, но Чонин слишком много времени проводит с этими детьми, чтобы не замечать элементарных вещей. Чану он пока об этом не говорит и считает, что Ынсок сам должен представить команду директору. Чонин уверен, что если у него действительно получится, то это будет глоток свежего воздуха в индустрии развлечений, что-то совершенно новое и отличное от всего, что было до этого.
Последняя неделя перед прослушиванием всегда проходит напряженно, и Чонину тоже приходится оставаться допоздна: иногда, потому что нужно, а иногда, просто чтобы поддержать ребят, за которых он особенно болеет. Дети всегда стараются так, словно от этого зависит их жизнь, и в такие моменты у Чонина возникают смешанные чувства: он чувствует восхищение перед детьми, которые работают настолько упорно и усердно ради своей мечты, что ни один взрослый так не сможет — и вместе с этим грусть, потому что мечту о дебюте некоторые возносят в ранг смысла жизни и потому ужасно расстраиваются, если не получают тот отзыв, на который рассчитывали. Юношеский максимализм, что поделать. Главное, чтобы это не переходило в разного рода психологические и физические болезни, но за этим строго следят их психологи и сами менеджеры, отвечающие за то, чтобы вовремя обследовать стажеров у врачей. Последняя неделя всегда пролетает словно один день, потому что времени ни на что не хватает, и обязательно происходит что-то, что будет портить всю картину. В этом месяце Чонин хватается за голову, потому что прямо в день прослушивания Ли Сонмин, одна из трейни, в слезах подходит к Чонину и сообщает, что не сможет выступать.
«Менеджер Ян, у меня пропал голос», — пишет она в заметках и показывает экран Чонину. Тот бледнеет.
— В смысле пропал голос?? Сонмин, вчера же еще все было хорошо?? — он хватает ее за плечи и беспокойно оглядывает, а когда Сонмин снова начинает плакать, то быстро прижимает к себе и поглаживает по спине. — Все-все, успокойся, мы что-то придумаем, — а сам бегает глазами по комнате, судорожно думая, что можно с этим сделать. — Мы обязательно что-то придумаем... Сейчас-сейчас, — он кидает взгляд на часы. — У нас еще четыре часа до прослушивания. Что ты готовила?
Девочка отстраняется и вытирает слезы, прежде чем снова начинает что-то печатать.
«Танец и песню. Кажется, вчера я слишком напрягла связки. Но по совету учителя по вокалу я пила теплые напитки и молчала весь вечер. Голос должен был вернуться, но у меня сильный хрип.»
— Понял, — Чонин кивает. — Значит, план такой. Я принесу тебе лекарства, а ты молчи и пей тёплую воду, поняла? — Сонмин кивает, а Чонин вздыхает. — Сделаем акцент на танец. Если повезет, директор не спросит про песню.
Хорошо, что у остальных стажеров, вроде, все было в порядке. Ну, кроме вечного «у меня ничего не получится» и «я боюсь, что от волнения забуду движения», но это лечится ободрительными словами и улыбками, на которые менеджеры никогда не скупятся. Уж кому, как не им, знать, как много сил эти дети вкладывают. Чонина загружают еще миллионом дел, так, что он едва успевает передать лекарства Сонмин и пожелать ей удачи, прежде чем убежать заниматься подготовкой к прослушиванию. Он десять раз проверяет микрофоны и колонки, чистоту и сухость пола в зале, количество стульев и так далее.
Чан и еще двое учителей — по вокалу и танцам — приезжают с небольшим опозданием. У Чонина сердце колотится, наверное, так же сильно, как и у стажеров. В конце концов, Чонин помнит каждую заявку, которую сам же отбирал, прежде чем отнести список директору, все стажеры под его крылом ему как родные. Чан, как всегда, широко улыбается, когда заходит, кланяется всем в ответ и желает удачи. А потом закатывает рукава рубашки, чуть ослабляет узел галстука — и становится таким серьезным, что у всех кровь застывает. Когда дело касается работы, Бан Чан серьезен и безжалостен: либо идеально, либо никак. Чонин думает, что на месте трейни волновался бы не меньше, при виде такого директора.
Когда очередь доходит до Сонмин, Чонин сглатывает. Боже, только пусть все получится. Она выступает с еще тремя девочками, они танцуют какую-то хореографию — Чонин честно не разбирается в этом, но ему очень нравится. Он мельком кидает взгляды на Чана, тот только медленно кивает и пристально смотрит на каждую из девочек. Чонин думает, что умер бы под таким взглядом. Первым комментирует учитель по танцам, что логично. Отмечает выражения лиц и четкость движений, потом говорит учитель по вокалу, что-то про посыл и энергетику, а потом очередь доходит до Чана, и Чонин весь сжимается, как будто это он только что выступал. Чан, в двух словах, не шибко доволен и указывает на недостатки, которые заметил лично он сам. Его голос тверд, хотя говорит он спокойно. Чонин, к своему внезапному ужасу, чувствует, словно низ живота чем-то щекочет — Чан выглядит безумно горячо.
— Ладно, — Бан трет переносицу. — Что-то еще у вас? — он смотрит список выступающих, тыкает пальцем в небо и попадает, к сожалению, в самую точку. — Ли Сонмин. Я бы хотел услышать твой вокал.
Чонин бросает на нее взгляд и видит, как она испугалась, но несмотря на это уверенно кивает и ждет музыку. Чонин молится вместе с ней. У Сонмин хороший сильный голос, интересный тембр, она знает, как использовать преимущества своего голоса и знает, как подать себя — но, к сожалению, чуда не случается, и ее прекрасный голос немного срывается на высокой ноте. Чонин зажмуривается. Сонмин продолжает петь и героически заканчивает песню, а Чонин затаивает дыхание.
Учитель по вокалу ожидаемо замечает ошибки, хоть и в целом дает положительную оценку, как и учитель по хореографии. Зато Чан — Чан, кажется, собирается разобраться в чем дело.
— Сонмин-а, — зовет он, — насколько я знаю от учителя по вокалу, у тебя все было хорошо на репетициях. Что же с твоим голосом сегодня?
— Я... — Чонин видит, что Сонмин близка к тому, чтобы заплакать: она так долго и упорно готовилась к этому прослушиванию. — Простите, директор, я вчера перенапрягла связки... если бы не это, я бы...
— Понятно, — вздыхает Чан. Его голос спокоен, но внушает мало хорошего. — Кто твой менеджер?
Чонин выходит прежде, чем Сонмин называет его имя.
— Менеджер Ян, директор, — представляется Чонин и кланяется.
— Менеджер Ян, — взгляд стальной, а голос все еще спокойный. Чонин чувствует его раздражение кожей. — Разве в ваши обязанности не входит следить за тем, чтобы стажеры не повредили себе что-то и не заболели?
— Директор Бан, дело в том, что...
— Да или нет? — Чан хлопает по столу ладонью, перебивая Чонина и заставляя его и всех присутствующих вздрогнуть. Чонин решает не возникать и опускает голову.
— Тогда почему вы, менеджер Ян, не проследили за тем, чтобы Сонмин подготовилась к прослушиванию без травм? — напряжение в комнате можно резать ножом, все боятся даже вздохнуть. Директор рассержен не на шутку, и никто не хотел бы попасть под горячую руку. Чонин такого Чана, честно, ни разу не видел. И, пока он судорожно выбирает тактику поведения с таким Чаном, директор продолжает. — Надеюсь, все и каждый из вас имеет представление о важности ежемесячного прослушивания, — он оглядывает зал, все молча соглашаются. — Чтобы больше такой ситуации не было. Сонмин, лечи горло и впредь относись к этому ответственнее. Менеджер Ян, проследите за тем, чтобы Сонмин поправилась как можно скорее.
— Да, господин Бан, — Чонин кланяется и уводит Сонмин.
Чонин обиженно поджимает губы, выводя Сонмин из зала. Чан, конечно, прав, его прямая обязанность — это забота о стажерах, но в конце концов, бывают и форс-мажоры, по ни от кого не зависящим обстоятельствам, и случай с Сонмин — один из них. Ведь не мог же Чонин предсказать, что она перенапряжет связки настолько. Девочка рядом идет совсем расстроенная, смотрит в пол и молчит. Чонин треплет ее по плечу и ободряюще улыбается.
— Все в порядке, Сонмин-а, — говорит он. — Такое случается. Директор все равно знает, что ты замечательно поешь. Просто будь осторожнее в следующий раз, накануне выступления лучше дать мышцам и связкам отдохнуть.
Она кивает и отводит взгляд, покусывая губу. Чонин по дороге до общежития заводит ее в аптеку и покупает еще лекарств, продолжая успокаивать и говорить ободряющие слова. Он доводит ее до дома, треплет по волосам и еще раз говорит не переживать, а Сонмин неловко топчется у двери, не решаясь уйти.
— Ну что? — вздыхает Чонин. — Хочешь что-то сказать — говори.
Девочка вдруг снова пускает слезы и крепко обнимает Чонина. Опешивший менеджер только неловко хлопает ее по плечу.
— Менеджер Ян, — всхлипывает она в его рубашку. — Я правда перенапрягла вчера связки...
— Я знаю, тише, тише, — Чонин гладит ее по волосам, не понимая, в чем причина таких горьких слез. Сонмин качает головой.
— Нет, дело не в этом. Я правда перенапрягла связки, но, — она шмыгает носом. — Но после я пришла домой и съела мороженое-е-е.
Она плачет с новой силой, а Чонин вздыхает. Она так напугала его из-за такой ерунды.
— Простите, менеджер Ян, я так давно... я так давно не ела мороженое, а тут не удержалась... из-за этого мой голос пропал, а вы... А вам досталось от директора, простите меня, мне так жаль, — Сонмин искренне ревет, сжимая рубашку Чонина.
— Господи, — вздыхает Чонин. Он отцепляет от себя девочку, берет в ладони ее лицо и наклоняется, заглядывая в заплаканные глаза. — Все в порядке, хорошо? Ну все, хватит плакать. Честно тебе говорю, что все хорошо, — он протягивает ей мизинец. — Веришь?
Она кивает, вытирая слезы и тянет мизинец тоже.
— Я больше так не буду, менеджер Ян, мне так стыдно, честно-пречестно.
— Верю на слово, — улыбается Чонин и, потрепав по волосам, опускает ладони на ее плечи и разворачивает к двери. — Иди домой, успокаивайся и лечи горло. И больше не думай ни о чем плохом. Понятно?
Сонмин кивает и, быстро развернувшись, снова крепко обнимает Чонина, а потом забегает домой. Ян вздыхает, качая головой и улыбаясь. Дети. Телефон вибрирует — сообщение в какао.
У Ынсока очень хорошее выступление. Поговори с ним о дебюте. Думаю, он уже готов
У меня еще дела сегодня, но ты после работы подожди меня, я заеду
Чонин обиженно фыркает, читая смс.
«Спасибо, директор Бан, я доберусь сам.»
— Досталось же тебе, — Феликс жует банан и сочувственно оглядывает. — Я все слышал.
Чонин только отмахивается и плюхается рядом с ним на пол. Зеркало неприятно холодит спину.
— Разве вы не стали с директором... м... — он делает неопределенный жест рукой, — несколько ближе?
— С чего ты взял? — Чонин напрягается.
— Тк все видят, — фыркает Ли. — Или мы слепые, по-твоему?
Чонин вздыхает и закрывает глаза, откидывая голову назад, на холодное стекло. Слухи продолжали ползать по компании, особенно сейчас, когда Чан периодически забирал Яна на машине. Он уже не хочет ни с чем разбираться, по крайней мере сейчас. Чонин все еще обижен на директора. Ему все же удается переключить свое внимание на Феликса, когда он танцует и рассказывает забавные истории из работы с трейни, они заказывают в зал еду и напитки, и Чонин дожидается, пока Феликс не закончит тренировку, чтобы уйти вместе. На часах около девяти, когда он заходит домой и бросает ключи на тумбу, лениво стаскивая кроссовки. На экране телефона высвечивает три пропущенных звонка — все от Чана. Чонин вздыхает и набирает номер. Он не собирался игнорировать старшего, в конце концов.
— Привет, — выдыхают на том конце.
— Иена, — зовет он, и от того, как Чан назвал его, вся обида Чонина рушится как карточный домик, а в сердце теплится любовь. — Прости за сегодня. Не обижайся, пожалуйста, — он молчит немного и вздыхает. — День был какой-то дурацкий, а тут еще больное горло Сонмин... я не должен был так злиться на тебя, — Чан звучит виновато, у Чонина сжимается сердце.
— Все в порядке, — отвечает он, и камень, лежащий на душе неподъемным грузом, внезапно развеивается. Чан снова молчит, и Чонин молчит тоже.
— Я соскучился, — наконец, говорит старший.
— Я тоже, — честно отвечает Чонин. До пятницы еще два дня.
— Еще немного, — Чан думает о том же. — Спокойной ночи, Иени. Не злись.
— Я не злюсь. Спокойной ночи, Чан, — и в душе будто мед разлили, целую кадушку.
Чонин чувствует себя счастливым, когда кладет трубку. Счастливым и ужасно влюбленным, как подросток. В мыслях крутится теплое «Иени», Чонин хихикает себе под нос, обнимая диванную подушку. Внезапно появляется дурацкая мысль взять и попросить Чана приехать, и Чонин уже почти берет телефон в руки, но в последний момент отказывается от этого. Звать Чана на ночь — это ужасно смущает и щекочет живот. Вдруг он подумает что-то не то. С другой стороны, думает Чонин, это же Чан, как он может подумать что-то не то? В конце концов, Чан самый замечательный и понимающий — в этом Ян уверен на сто десять процентов. Но написать все равно не решается.
Чонин протирает волосы полотенцем, когда выходит из душа, и понимает, что навязчивая мысль все еще сидит в его голове. Вздохнув для храбрости, он решает, что была ни была, и отправляет одно короткое сообщение.
Дорога от дома Чана до дома Чонина занимает ровно полчаса — через такой промежуток времени Чан стоит под дверью и терпеливо ждет, когда ему откроют. Стоит Чонину открыть дверь, как лица обоих расплываются в улыбках, и Чонин отходит, приглашая Чана зайти, но тот заходит только чтобы тут же прижать его к себе. Чонин смеется и выпутывается из объятий. Всё-таки позвать Чана было хорошей идеей.
— Голодный? Могу намутить бутербродов.
— Ну, намути, — улыбается Чан и целует младшего в лоб, прежде чем уйти мыть руки.
Они болтают о всякой ерунде, сидя на кухне с горячим чаем в руках. Чонин подпирает щеку ладонью и слушает, как Чан рассказывает о своих сегодняшних делах. Ян уверен, что смотрит абсолютно влюбленно, но это неважно, разве уже не очевидно, что Чонин в Чана — без памяти? Позже Чонин убирает со стола и проходит мимо Чана, чтобы сделать что-то еще, как тот ловит его пальцы и переплетает со своими, естественно, никуда не пуская. Чонин смотрит вопросительно, а Чан только тянет на себя.
Он усаживает Чонина к себе на колено, обхватывая его руками и прижимаясь к его груди, словно большой пес, просящий ласки. Чонин от неожиданности краснеет, но преодолевает смущение, чтобы обнять Чана, прижимая к себе ближе и чувствуя, что объятия старшего также становятся крепче. Чонин улыбается и чувствует себя самым счастливым, когда заботливо зачесывает непослушные волосы Бана (на самом деле приводя их этим в еще больший беспорядок) и целует в макушку. Чан издает какой-то довольный звук и спускает одну руку на чониново бедро. Сердце Яна бешено стучит от такой близости, и Чан прекрасно знает об этом, прижимаясь к его груди. Щеки Чонина от этого розовеют еще больше. Он так глупо палится перед Чаном каждый гребаный раз.
— Мне тебя мало, — жалуется Чан куда-то в домашнюю футболку младшего. Сердце Чонина пропускает удар.
— О чем ты? — улыбается он, перебирая пальцами его волосы.
— Завидую стажерам, которые могут видеть тебя и обнимать каждый день, — бормочет Чан, прижимаясь щекой к груди.
И вот такой разнеженный Чан ну совсем не похож на того, кто несколько часов назад был готов испепелить взглядом. У Чонина сердце заходится от нежности к такому Бану, и он просто не может перестать улыбаться, когда Чан немного поднимает голову и утыкается уже носом в шею. Наступает комфортная тишина, и слышно только как идут часы на стене в зале. Чонин сам прикрывает глаза, методично перебирая пальцами любимые кудряшки. Чан изредка оставляет на шее легкие поцелуи, заставляя Чонина тихо хихикать, потому что щекотно. Внезапно на ум идет образ того Чана, который был на прослушивании, и Чонин распахивает глаза, чувствуя неожиданное напряжение внизу живота. Раздраженный директор, с закатанными рукавами рубашки и ослабленным галстуком полная противоположность тому, кто сейчас так ластится под руки и жалуется, что ему не хватает объятий. Чонин немного ёрзает, его пульс учащается, и он не знает, куда отогнать эти мысли. Ужасно, он получил нагоняй сегодня и теперь сидит и возбуждается из-за этого, просто кошмар, Ян Чонин.
И как раз в этот момент Чан решает оставить очередной поцелуй на шее младшего, отчего тот, не успев проконтролировать себя, издает тихий стон. Оба замирают. Чонин чувствует, как чужие пальцы сжимают бедро крепче, и ему внезапно становится жарко. Он чувствует тяжелое дыхание Чана на своей шее. Рука Бана на бедре — горячая, Чонин точно не сможет успокоиться, слишком сильно разогнался за секунды.
— Мне уехать? — осторожно спрашивает Чан, тоже прекрасно все понимая.
Чонин думает, что совершит ужасную ошибку, если отпустит его, а потому, обхватив ладонями лицо Чана, поднимает его и целует. Сразу с языком, давая понять, что не собирается его отпускать. Чан все понимает, поэтому отвечает на поцелуй сразу и ведет руку по бедру вверх. Чонин от чувств даже начинает немного кусаться, что заводит Чана не меньше, он принимает правила игры и лезет рукой под широкую домашнюю футболку. Чонин тихо всхлипывает между поцелуями, когда горячая ладонь касается кожи, а Чан ведет по торсу вверх, останавливаясь на соске. Он задевает ногтем горошинку, заставляя младшего уронить тихий вздох, и усмехается. Чонин думает, что если бы не сидел сейчас, то его ноги точно подкосились бы. К своему стыду он чувствует, что неплохо так возбудился от одних только поцелуев, когда Чан разворачивает его, прижимая к себе спиной. Целоваться так неудобно, зато Чану очень удобно оставлять на шее поцелуи, покусывать в загривок, отмечая, что младший от этого покрывается мурашками, а еще удобно запустить под футболку обе ладони и тем самым заставить Чонина прикусить костяшку, чтобы не издавать звуков. Он тянет футболку вверх и снимает ее, а Чонин покрывается от холода мурашками. Чан спешит покрыть плечи младшего тягучими поцелуями, оставить небольшие красные пятнышки, которые точно не оставят следов, но порадуют Чана хоть немного. Такого у них еще не было, Чонин судорожно вздыхает от любого прикосновения, потому что касается его именно Чан. Если это Чан, то любые чувства обостряются в сотню раз. Его мелко трясет, когда он ощущает, как поцелуями проходятся по шее, плечам и даже лопаткам и выгибается, когда Чан начинает теребить оба его соска одновременно. Он издает тихий рваный стон.
— Мне остановиться? — как издевка на ухо. Какой уж тут остановиться, Чонин просто умрет, если Чан остановится. Бан же сжимает пальцами и оттягивает левый сосок, вырвав из Чонина тем самым праведное восклицание. — Я не услышал тебя, лисенок.
— Нет, нет, — бормочет Чонин и закрывает горящее лицо ладонями. В голосе Чана только что промелькнуло какое-то доминирование, и это совершенно выше сил Чонина.
— Хорошо, — кивает Чан, снова прижимаясь губами к основанию шеи, и скользит одной рукой вниз, опуская ладонь на заметный бугор на домашних спортивках. Чонин задыхается воздухом, когда Чан сжимает его возбуждение и мурлычет прямо на ухо:
Он не дожидается ответа от Чонина, что довольно правильно, так как младший в этот момент может только пытаться отдышаться и успокоиться, — и, широко лизнув ладонь, скользит ею под резинку штанов и белье. Чонин вскрикивает, когда чужие пальцы касаются его члена, и заводит руку назад, чтобы зарыться пальцами в чановы волосы. Старший улыбается, покусывая ушко, продолжает играться свободной рукой с соском, а второй проводит по всей длине. Он еле слышно рычит на ухо, крепко сжимая член и двигая рукой, тем самым заставляя Чонина извиваться, сидя на его бедре. Приходится спустить руку на талию и удерживать того крепкими объятиями, пока он закидывает голову Чану на плечо и не знает, куда деть руки. Бан решает помочь младшему пристроить руки и, взяв того за руку, опускает ее на сосок.
— Поиграйся пока с этим, лисичка, — произносит он на ухо, Чонин не смеет ослушаться.
Чан, тем временем, ускоряет движения рукой, а второй поднимается по торсу до шеи, которая теперь, когда Чонин откинул голову назад, так призывно открыта. Он оставляет вторую ладонь там, пока покусывает кожу, слушая восхитительные вздохи-стоны младшего и заставляя того запрокидывать голову еще больше. Чонин же от каждого действия старшего возбуждается еще больше, каждое его прикосновение отдается миллионами разрядов по телу, и весь Чонин словно оголенный провод. Ужасно, он даже и представить не мог, что настолько зависит от Чана. Старший сжимает ладонь сильнее и, под вскрики Чонина, доводит того за несколько секунд. Он кончает с именем Чана, сжимая в его волосах пальцы и покрываясь мурашками от оргазма и от того, как Чан прорычал что-то следом. Чонин тяжело дышит, пытаясь прийти в себя, а Чан в это время нежно-нежно целует его в щеку, висок и под ухом.
— Все хорошо? — тихо интересуется он, потираясь носом о щеку младшего. А тот даже и не знает, что сказать, и просто пытается перевести дыхание.
Горячие руки Чана все еще обнимают его, и Чонин не может выдержать такой всплеск чувств и эмоций, потому разворачивается и втягивает Чана в самый нежный и чувственный поцелуй, какой только может подарить.
— Нам нужно в душ, — выдыхает он, отстранившись.
— Это точно, — улыбается Чан, взглядом указывая вниз.
Чонин вспыхивает от стыда — боже, ведь Чан подарил ему такое удовольствие и сам остался без разрядки. Он как-то машинально опускает ладонь на черные чановы джинсы и чувствует, что ткань влажная.
— А как... — только и может выдавить Чонин.
— Ты даже не представляешь, какое это удовольствие — доводить тебя до пика, — пожимает плечами, усмехаясь, Чан, заставляя Чонина покраснеть еще больше и легко ударить его в плечо. — Ай! За что? Это чистая правда.
Сегодня Чонин для себя открывает, что, оказывается, был рожден только для того, чтобы засыпать в крепких объятиях Чана, и чтобы тот утыкался носом в его шею, не забыв поцеловать туда перед сном.
Ян просыпается оттого, что что-то падает прямо около него. Сонный, он вскакивает, поднимаясь на локтях и озирается по сторонам, пытаясь открыть глаза. Чан рядом виновато улыбается.
— Прости, лисичка, — он наклоняется и целует в лохматую макушку. — Я случайно, спи дальше.
— Ты куда так рано? — сонно бормочет Чонин, хлопая глазами.
— У меня куча дел сегодня. Я сейчас уеду, а ты спи, хорошо? Я перевел тебе денег на такси до работы.
— Это еще зачем? — мозг отказывается работать, поэтому Чонин сидит, наполовину засыпая снова. — Мне не надо.
— Я бы очень хотел довезти тебя сам, но наше расписание жутко расходится, Иени, — Чан приседает перед кроватью и гладит его по щеке. — Не лишай меня маленькой радости. Все, мне пора, — Чан целует напоследок и треплет по волосам, а через мгновение Чонин слышит, как хлопает входная дверь прежде, чем проваливается снова в сон.
В семь утра, когда просыпается Чонин, Чана, конечно, уже давно нет, и парню кажется, что все накануне произошедшее — просто его больная фантазия. Уши тут же краснеют вместе с щеками, когда он вспоминает прикосновения Бана и фразы, которые тот говорил на ухо. Чонин покрывается мурашками — его реакция на Чана просто ненормальная. И Чан — теперь — об этом прекрасно знает. Он берет телефон, среди кучи уведомлений — одно из банка. Зачисление энного количества денег на карту и подпись «возьми такси, Иени». Чонин чувствует себя немного неловко из-за этого, ему вообще некомфортно, когда ему дают деньги, но от Чана как-то некомфортно вдвойне.
Ну, а в остальном, день проходит как обычно. Снова суета, подростковые проблемы, шутки и смех вперемешку с решением каких-то вопросов, а ближе к вечеру от Чана приходит сообщение.
«Иена, в свете последних событий я совсем забыл, что у меня командировка в Японию».
«Ужасно расстроен тем, что не смогу провести выходные, обнимая тебя».
«Обещаю, что в воскресенье сразу из аэропорта поеду к тебе».
Чонин закусывает щеку. Пятница без Чана — это плохая новость. Выходные без Чана — это очень-очень плохая новость. Что поделать, конечно, работа есть работа, особенно такая, как у Чана, поэтому Чонин старается ничем не выдать свое расстройство.
«Все хорошо. Хорошей тебе поездки :)»
И, недолго подумав, отправляет еще одно.
«Тебе точно удобно будет ехать из аэропорта ко мне? Может, лучше отдохнешь дома?»
Ответ не заставляет себя ждать.
«Я точно умру, если не поцелую тебя на этой неделе еще раз».
Чонин вспыхивает щеками и улыбается.
Ох, боже. Хочется закрыть лицо ладонями и повизжать чуть-чуть как пятнадцатилетка. В целом, получается, они не увидятся пять дней, что приравнивается к рабочей неделе. Ничего критичного в этом нет, конечно, но...
Чонин решает уйти с головой в работу на это время, но получается не очень — первая неделя после ежемесячного прослушивания самая спокойная. Вот начиная со следующей снова начнется движ, поэтому Чонин пока что уделяет больше времени совместному с другим агентством проекту. Он, и еще другие менеджеры, часто встречаются с менеджерами из другой компании, чтобы принять участие в обсуждении совместной работы. Чонин выдвигает кандидатуру "Йомэй", которых курирует менеджер Чон, так как девочки очевидно заслуживают какой-то околодебютной деятельности уже давно, и, вроде бы, со стороны компании все соглашаются. Чан часто пишет и кидает фото, выпрашивает у Чонина тоже, и, если это день, младшему приходится уходить в самый незаметный уголок, чтобы сфоткаться. Феликс, как-то раз его за таким увидев, только заговорщицки улыбнулся, подмигнул, и провел пальцами вдоль рта, словно закрывая его на замок. Вечерами они созванивались или перекидывались голосовыми, Чан рассказывал о том, что видел, с кем познакомился и как хотел бы показать определенные места Чонину. Иногда их переписки уходили немного не в то русло, отчего Чонин краснел, даже находясь один в собственной квартире, и тихонько хихикал. Сразу вспоминались чановы горячие поцелуи, прикосновения, и — самое ужасное — Чонин тут же начинал возбуждаться. Приходилось сразу отвлекаться — и отвлекать Чана, чтобы не писал такие вещи — принимать холодный душ и поскорее ложиться спать, чтобы дни проходили быстрее, и наступило воскресенье.
Чонин не соврет, если скажет, что суббота была самым долгим днем в его жизни. Кажется, даже дольше, чем все дни до этого. Он побыл в компании, поболтал с другими менеджерами и трейни, встретился с Ынсоком (тот рассказал ему, что уже начал собирать команду и нашел на данный момент двоих) и Феликсом, с Ли они даже выпили позже — и все равно, когда, наконец, голова коснулась подушки, Чонин подумал, что день был просто бесконечным. Утром воскресенья Чан отправляет сообщение с фоткой билетов, где написано, что в Сеул тот прилетит где-то к шести вечера. Чонин мысленно прибавляет час на дорогу от аэропорта, и получается, что Чан приедет в семь. На часах половина девятого утра. Кошмар.
Чонин заставляет себя поспать еще подольше и в итоге окончательно встает в половину одиннадцатого. Специально долго принимает душ, но на часах ровно одиннадцать, когда он выходит. Убирается в квартире, раскладывает вещи, наводит чистоту и вдруг задумывается о том, что для Чана хочется что-то приготовить. Ян совсем не кулинар и в какие-то изыски точно не сможет, но элементарно запечь курицу с рисом он точно сможет, а потому быстренько собирается и доходит до ближайшего магазина. Курицу он оставляет в холодильнике, а картофель — в раковине, и решает раньше четырех ничего не делать, чтобы не успело остыть. Какое-то чувство волнения, словно в детстве, когда на день рождения ждешь первых гостей — вот так Чонин чувствует себя прямо сейчас, кидая на часы взгляд слишком часто. Еще немного подумав, Чонин решает сходить за бутылкой вина, ну, так, для настроения; а когда приходит, то время как раз подходит к четырем. Сейчас самое главное — не накосячить, поэтому Чонин на всякий случай решает погуглить, как правильно запекать курицу с рисом. В рецепте написано что-то про то, что рис нужно отварить где-то до половины готовности, а потом поставить в духовку — и Чонину уже, если честно, сложно. Но он, высунув от усердия кончик языка, медленно но верно следует совету. Если с рисом все более-менее понятно, то с курицей как-то не очень. Чонин долго думает, запекать ли ее целиком и порезать, и если порезать, то каким образом, а в конце и вовсе отчаивается, потому что можно было просто купить какую-нибудь грудку или отдельно крылья или ноги.
— Дурак, — буркает Чонин сам на себя, когда все-таки определяется, что ему нужно, и отправляет курицу в духовку.
Теперь осталось поставить таймер и ждать. Если, конечно, до этого он все сделал правильно. Он ставит время на час и уходит прилечь. Закадровым голосом стоить сообщить, что Чонин ожидаемо уснул и вскочил одновременно от звонка таймера и на телефон. "Господин Бан" светится на дисплее, когда Чонин летит выключать духовку и параллельно молится, чтобы ничего не сгорело. Он прижимает трубку к уху, открывая духовку.
— Все в порядке? — тут же реагирует Чан. — Ты какой-то встревоженный.
— В-все супер, не переживай, — выдыхает Чонин, вытаскивая посуду с ужином.
— Я буду у тебя через несколько минут, — слышно, что Чан улыбается, и Чонин от этого улыбается тоже. — Как и обещал.
Чонин с облегчением выдыхает, когда эмпирическим путем выясняется, что ужин приготовлен ровно так как надо, и к приезду Чана даже не придется ничего разогревать. Старший приезжает, как и предупреждал, в течение нескольких минут, и Чонин открывает дверь буквально после первого стука. Сам от себя не ожидая, он кидается Чану на шею и звонко целует в щеку. Чан смеется и прижимает парня к себе, утыкаясь носом в его волосы и после целуя куда-то туда же. Чонин зарывается пальцами в непослушные кудри и чувствует себя самым счастливым, а Чан, отстранившись, обнимает ладонями лицо Чонина и целует — долго и чувственно. Они как идиоты улыбаются друг другу, когда Чонин забирает из рук старшего небольшой саквояж и толкает того вглубь квартиры. Чан едва успевает разуться, а пальто скидывает уже где-то в гостиной. Чонин уносит его в прихожую.
— Надеюсь, ты голодный, потому что я достиг пика своих кулинарных способностей, желая тебя накормить, — заявляет он.
— Ну, вообще, мы перед самым вылетом пообедали с Фэй, — начинает Чан, но натыкается на мгновенно похолодевший взгляд. — Н-но я с удовольствием съем то, что ты приготовил, Иени!
Выражение лица Чонина тут становится добрым и мягким, он целует Чана в щеку и ведет на кухню. Они ужинают вместе, Чан рассказывает про перелет и последние события, а Чонин — про проект, который они потихоньку разрабатывают. Чан довольно кивает и, между делом, благодарит Чонина за ужин, целуя того в щеку. Младший весь светится оттого, что Чану понравилось, что очень веселит Бана, и он не может удержаться от того, чтобы не поцеловать его еще раз, перед этим притянув к себе и усадив на колени. Позже Чан вспоминает, что, вообще-то, приехал не с пустыми руками и уходит в коридор, а, вернувшись, протягивает Чонину небольшой брелок — лисенка из фетра.
— Он напомнил мне тебя. Не знаю, нравится ли тебе такое, но..
Чан замолкает, когда Чонин, наконец, отрывает взгляд от лисенка в руках и смотрит на Чана. Его глаза светятся, и он широко улыбается, показывая ямочки на щеках. Бан все понимает и улыбается тоже, когда Чонин обнимает его и целует в знак благодарности.
— Лисенок, пойдем что-то посмотрим, — просит Чан, крепко обнимая. — Я так соскучился по нашим киновечерам.
Чонин радостно хлопает в ладоши и объявляет, что как раз недавно нашел какой-то сериал, который очень хотел посмотреть. А Чан, конечно, соглашается, потому что, если быть честным, ему вообще все равно, что смотреть, лишь бы Чонин был рядом. После того, как старший принимает душ, они усаживаются на диван, выключают свет и забираются под плед. Чан тут же переплетает пальцы с пальцами Чонина и целует того в плечо, а сам Ян устраивается как можно ближе и кладет голову Чану на плечо. С ним так тепло, комфортно и уютно, и вообще сам Чан словно олицетворение слова "дом". Именно рядом с ним Чонин чувствует себя дома, где бы ни находился.
— Знаешь, — вдруг задумчиво начинает Чан, лениво выводя круги большим пальцем на ладони Чонина. Тот вопросительно мычит и переводит взгляд на старшего. — Ты, наверное, можешь посчитать меня странным или ненормальным немного, — Чонин все еще вопросительно смотрит. — Я и сам никогда не думал, что я настолько тактильный. Честно, я никогда не представлял, что будет человек, касаться которого мне чуть ли не жизненно необходимо, — он переплетает пальцы с пальцами младшего. — Но с тобой... я постоянно хочу тебя обнимать, гладить, хотя бы просто касаться, чтобы чувствовать тебя. Понимаешь?..
Чонин только зачарованно смотрит на их переплетенные пальцы и медленно, словно заторможенно, кивает. Держаться за руки с Чаном так... приятно...
— Т-ты знаешь, я, — Чонин сглатывает. — Я действительно не люблю все вот эти объятия и прочие касания, но ты... — он поднимает взгляд на Чана и крепче сжимает пальцы. — Ты можешь делать со мной все, что хочешь.
Он видит, как в этот момент — всего на мгновение — у Чана меняется выражение лица и решает: сейчас или никогда. Сердце Чонина разгоняется до скорости света и грозит вот-вот остановиться, когда он крепче сжимает пальцами чановы и немного тянет его на себя, привставая сам. Он высвобождает ладонь, чтобы обнять обеими чаново лицо, и прошептать в самые губы:
— Только будь, пожалуйста, нежен.
Чан закрывает глаза и делает глубокий вздох, словно пытаясь удержать себя в руках, потом смотрит прямо в черные чониновы глаза и прижимается губами к его. Чонин зажмуривается, отвечая на (пока) безобидный поцелуй, и обнимает Чана за шею, двигаясь ближе. Руки старшего машинально опускаются одна на бедро, а вторая на талию — и крепко хватают.
— Чонин, — Чан тяжело сглатывает, и его голос подрагивает от напряжения, — ты хорошо подумал?
— Я всегда хорошо думаю, — так же тихо, но уверенно отвечает Ян и продолжает уже на ухо: — Господин Бан.
Чан шумно выдыхает сквозь сжатые зубы, крепче сжимая пальцы, и Чонин уверен, что слышит, как Чан едва слышно стонет. Младший и сам едва не задыхается от такого Чана и не может поверить, что у директора такая реакция на него. Чан утыкается ему носом в шею и втягивает воздух, а потом оставляет поцелуй где-то под ухом. Чонин же вплетает пальцы в темные вьющиеся волосы и целует старшего очень нежно куда-то в висок. Они сидят еще некоторое время, просто крепко обнимая друг друга и целуясь, пока не чувствуют, что напряжение у обоих возросло, и тогда Чонин поднимается первый, высвобождаясь из крепких объятий, и тянет Чана за собой.
Когда младший опускается на простыни и призывно тянет руки, Чан тут же нависает над ним, не забывая подарить новый поцелуй. Он отстраняется немного и жадно бегает глазами, оглядывая парня под ним. У Чонина растрепались отросшие волосы, раскраснелись от поцелуев губы, и черные глаза блестят от волнения и предвкушения. У него немного ломаются брови, отчего выражение его лица становится настолько очаровательным, что Чан не выдерживает и прерывает созерцание еще одним поцелуем. Чонин обнимает за шею пальцами, крепко, тянется за поцелуем сам, оставляя один в уголке губ, потом, цепляя нижнюю губу, легко чмокает, улыбаясь и ловя зеркальную улыбку напротив, а потом прижимается, и Чан атакует первым, сталкиваясь с чужим языком. Он подхватывает Чонина под спиной, и тот выгибается дугой от прикосновений горячих рук. Хочется быть еще ближе, как можно ближе, чувствовать больше, поэтому Чан скользит рукой под футболку, и дыхание Чонина сбивается, когда старший касается его спины. Он медленно задирает футболку, оголяя кожу, и Чонин покрывается мурашками, чувствуя холодный воздух. Когда футболки на нем не оказывается, Ян тянет одежду старшего тоже, и как только Чан оказывается топлес, то сразу же прижимает Чонина к себе, вовлекая того в очередной поцелуй. Чан весь безумно горячий, и ощущать его вот так — что-то совершенно новое, отчего Чонин не может сдержать звуков, тут же густо краснея и вызывая усмешку старшего. Чан опускает его на простыни, нависая сверху, и Чонин раздвигает ноги пошире, ужасно смущаясь, чтобы Чан устроился между. Чан намного старше — и это чувствуется в его спокойных, уверенных движениях, когда он проводит широкими ладонями по чониновым бедрам, раздвигая их шире. У Яна перехватывает дыхание, глядя на красивые, увитые венами руки старшего на собственных бедрах. Чан приникает к его шее губами и целует так медленно, жадно и тягуче, словно упивается Чонином, всем им полностью, и хочет остановить время, только чтобы продолжать целовать Чонина вот так: нежно, трепетно и очень чувственно. Чонин путается пальцами в его волосах и откидывает голову, позволяя-приглашая целовать себя дальше. Губы Чана трогает улыбка, когда он ведет горячей ладонью по чужому бедру вверх и срывает с губ рваный вздох.
— Чонин, — его голос внезапно серьезный, Чан ловит взгляд. — Я буду предельно осторожен, но мне важно знать-
— Я не девственник, — тихо отвечает Чонин, глядя в глаза. — И я... я готовился.
Чан издает тихое «о», кивает и молча целует его куда-то в ключицу. И хотя старший ничем не дал понять, что что-то не так, Чонина все равно словно холодом обдает. Чан должен знать, что так, как с ним, не было ни с кем.
— Э-это правда неважно, Чан, потому что я чувствую себя еще хуже, чем в первый раз, — спешит оправдаться Чонин, на что Чан испускает смешок.
— Хуже? — Чонин звонко шлепает себя ладонями по лицу и так их там и оставляет.
— Я не это имел в виду, — слышится приглушенный скулеж. — Я в том плане, что... боже, я волнуюсь больше, чем в первый раз, и меня... меня так трясёт, что сердце сейчас остановится, и еще... еще не смотри на меня так, пожалуйста, иначе я точно умру.
— Как «так»? — Чан откровенно веселится, а Чонин сейчас просто исчезнет от этого черного горящего взгляда.
— Словно ты сейчас сожрешь меня.
— Держусь из последних сил, — соглашается Чан, улыбаясь, и это заставляет Чонина заскулить и снова закрыть ладонями лицо под мягкий смех Бана.
По комнате разносятся тихие вздохи-всхлипы Чонина, когда Чан двигается медленно и глубоко, оставляя горячие поцелуи по всему телу. Младший плавится в его руках, выгибаясь в спине, чтобы прижаться ближе к сильному телу. Чан мягко целует под ухом, по линии челюсти, едва прикусывает кожу на шее, оставляя потом легкий поцелуй, а Чонин чувствует, что сейчас распадется на молекулы, ловит ладонями его лицо и покрывает его поцелуями. Чан улыбается, закрыв глаза, а после трется носом о щеку, Чонин обнимает за шею, зарываясь пальцами в непослушные волосы. Чан не спеша и методично проходится по нужной точке, вырывая у Чонина тихие стоны, и сам Ян вот-вот треснет от того, как сильно хочется попросить Чана двигаться быстрее, сильнее — и того, как сильно хочется продлить этот момент. Чтобы Чан вечно вот так обнимал его, оставлял поцелуи по груди, поднимаясь до ключиц и легко кусая, чтобы тягуче целовал и прикусывал нижнюю губу. Член напряжен и ноет, а каждый толчок по простате вызывает волны удовольствия по всему телу, но хочется больше. Чонин глотает ком в горле и сдерживает подступающие от удовольствия слезы, только снова сжимает в чужих волосах пальцы и целует в щеки, губы, нос, заставляя старшего тихо смеяться и целовать в ответ.
— Я достаточно нежен, менеджер Ян? — мурлычет Чан, улыбаясь, а после прикусывает мочку уха. Чонин взрывается.
— Даже слишком, — тихо отвечает младший, прежде чем прошептать на ухо:
— Можешь больше не сдерживаться.
Чан сдавленно стонет, кусая чонинову ключицу и заставляя того издать громкий рваный стон.
— Что же ты делаешь со мной, Ян Чонин?..
Он раздвигает шире чужие бедра, оставляя одну руку там, а другую перемещая на талию. Чан держит крепко, когда выходит на всю длину и резко входит снова, переходя на сильный, размашистый темп. Чонин вскрикивает от резкой смены движений и запрокидывает голову. Тело наконец-то получает то, о чем долго просило, когда жесткие толчки приходятся ровно там, где нужно, и Чонин переходит на рваные стоны, метаясь по подушкам, то зарываясь пальцами в волосы, то закрывая лицо ладонями, то пытаясь схватить Чановы руки. Бан наклоняется очень близко, лижет ухо и ускоряет темп, делая толчки мелкими, но глубокими. От этого у Чонина распахиваются глаза, он одной рукой прижимает Чана ближе, а второй ладонью закрывает свой рот, иначе в комнате станет слишком громко. У Чана глаза — черные, он держит за бедро — крепко, целует — горячо и много, с языком и без, сводя Чонина с ума. Тот только выстанывает его имя и скрещивает ноги на спине Чана, заставляя быть его еще ближе. Чан кусается и крепко держит руками бедра, ускоряя темп. Перемещает ладонь на истекающий смазкой напряженный член Чонина и крепко сжимает, заставляя младшего вскрикнуть. Чан гонится за собственной разрядкой, при этом поглаживая большим пальцем головку члена, и Чонин, не выдерживая, кончает, сжимаясь так сильно, что Чан кончает следом, не успевая выйти и изливаясь прямо внутрь. Чонин тянет его на себя и крепко целует, путая пальцы в чужих влажных волосах. Чан целует его в нос, щеки и губы, обнимая так крепко, как только может. Они ничего не говорят друг другу, а только еще долго обнимаются и целуются, прежде чем Чонин первым находит в себе силы пойти в душ и утянуть за собой старшего.
— Я словно снова подросток и влюблен без памяти, — тихо говорит Чан, смотря Чонину прямо в глаза и убирая ему прядь за ухо, когда они лежат в постели. — Что же я буду делать без тебя, менеджер Ян?
Чонин, улыбаясь, двигается ближе и целует старшего в нос.
— Я лучше скажу, что тебе делать со мной: любить, целовать и никому не отдавать, — так же тихо смеется Чонин прежде, чем увлекает Чана в поцелуй.
Ближе к утру в какао-токе приходит сообщение.
Менеджер Ян, я точно соберу команду. Теперь я в этом уверен. Когда мне стоит сказать об этом директору?..