сублимация
Метки: ООС, Повседневность, PWP, AU, Драббл
Пэйринг и персонажи: Бан Чан/Ян Чонин
Описание: таких слов Чонину лучше не говорить.
Чонин злится. Нет, ну, серьезно, Чан отказывает уже две недели – это вообще ни в какие ворота. Ян пробовал снова и снова: ластился перед сном, очень громко принимал душ в надежде, что Чан не выдержит и присоединится, предлагал массаж, пытался соблазнять, пытался просить – но каждый раз одно и то же. Чан ласково смотрел, по-доброму улыбался и, оставляя на щеке поцелуй, просил «повременить», потому что очень занят. Нет, Чонин, конечно, слышал, что иногда такое бывает, когда с течением времени партнеры остывают друг к другу, но чтоб так быстро – этого он явно не ожидал. Да и к тому же, Чонин ведь сам ловил голодные взгляды старшего на своих бедрах и коленках, но тот всегда пресекал любые попытки Чонина. Как вообще можно резко стать настолько занятым на работе, чтобы игнорировать собственного парня?
Когда хлопает входная дверь, и, как обычно, родным голосом слышится «Иен-и?», Чонин решает, так уж и быть, предпринять последний шанс, а потом, что поделать, учинить скандал. Чан проходит в гостиную и расстегивает манжеты рубашки.
— Как день, мышонок? — участливо, но устало.
— Да-а-а, — тянет Чонин, рисуя кистью руки в воздухе какие-то незамысловатые круги, — как обычно. Ты снова такой замученный, опять запара на работе, да?
Когда Чан опускается на диван и, упершись локтем в подлокотник, потирает переносицу, Чонин ненавязчиво льнет ближе и целует в щеку.
— Да уж, эта проверка вымотала уже весь мозг. И, конечно, всем надо было разойтись по отпускам именно в этом месяце, — Чан звучит раздраженно, но, в конце концов, когда Чонин забирается на бедра, улыбается и поглаживает его плечо. — Теперь разгребаем с Ли вдвоем за всех.
— Бедный мой, хороший, — негромко мурлычет Чонин, проводя пальцами по крепким плечам. — Совсем вас измотали, — щурит хитрые глаза, спуская ладонь на уже ослабленный ранее узел галстука, и тянет его еще ниже, почти полностью развязывая.
Чан закрывает глаза, сохраняя на губах довольную полуулыбку, и откидывает на подушки голову, позволяя парню делать все, что тот захочет. Ну, или почти все. Чонин принимает это за зеленый свет и продолжает гладить ладонями грудь и плечи старшего, почти невесомо целуя того в щеки, губы и подбородок. Однако, как только к движениям рук младший добавляет движения бедер, руки Чана жестко сжимаются на чужой талии, он открывает глаза и поднимает голову. Чонин поджимает губы, понимая, что будет дальше. Чан сопит, но все равно снисходительно улыбается и тянется, чтобы поцеловать мальчишку в нос.
— Я пойду в душ, Иен-и, — намекает на то, чтобы Ян слез с бедер.
— Ну, Чан, — начинает канючить Чонин. — Две недели уже, имей совесть!
— Чонин, — вздыхает Бан, но оказывается перебитым.
— «У меня завал на работе, я очень занят, вот сейчас схожу в душ и снова буду занят», да-да, я в курсе, что ты собираешься мне сказать, — фыркает младший, закатывая глаза. — Но ты не думал, что ты такой напряженный как раз из-за того, что не можешь расслабиться? Ну? — Чонин заглядывает в глаза и почти умоляет. — Ну давай хоть быстренько, ну пожалуйста, я же тоже не железный!
— Малыш, — Чан смотрит прямо в глаза и притягивает Чонина, уже успевшего надуться. Чмокает в пухлые губы. — С тобой нельзя «быстренько». — Он приближается еще и прикусывает мочку уха. — С тобой надо долго, — целует в шею, — со вкусом, — поднимается выше и прикусывает ухо, — чтобы по квартире разносились твои прекрасные стоны, — Чонин скулит, ерзая, но Чан держит за талию крепко. — Тобой нужно наслаждаться, — Чан мажет поцелуем по острой скуле, — чтобы каждый сантиметр этого прекрасного тела был покрыт моими поцелуями. — Чонин издает какой-то непонятный отчаянный звук. Чан, тем временем, снова возвращается к уху. — И я обязательно сделаю все это, — с этими словами переворачивает их, поджимая Чонина под себя, чтобы после оставить на губах легкий поцелуй и подняться с дивана, — когда весь этот ужас на работе закончится.
— Ирод! — воет Чонин, ударяя кулаком по подушке, а затем вскакивает следом. — Вы там что, на работе, договор подписали? Клятва воздержания? Что за приколы, хен??
Чан вздыхает и чешет затылок, держа одну руку на поясе.
— Ну, в общем, — он облизывает губы и смотрит на Чонина. Тот отвечает выразительным взглядом, мол, ну, давай уже, объясняйся. — Я сублимирую.
Чонин аж воздухом давится. Нет, еще секунда, еще одна гребаная секунда, и он просто взлетит на горючем из своего возбуждения и неудовлетворения.
— Ты что делаешь? — Чонин надеется, что ослышался.
— Понимаешь, работы реально много, типа дохрена. И мне нужно все это успеть до понедельника, а когда я напряжен, я работаю лучше всего. Да ты и сам знаешь ведь.
— Я те щас скажу, что я знаю, — шипит, закипая Чонин, подходя ближе. — Я знаю, что ты просто ужасный издеватель над своим парнем! Заниматься таким непотребством при живом неудовлетворенном мне!!
Чан смеется, перехватывая кисти рук Чонина, и прижимает его к себе, несмотря на то, что он вредничает и упирается, ужасно обидевшись на него.
— Тебе должно быть стыдно, ты понял? — бурчит Ян и поднимает взгляд. – В понедельник, да?
— Да, — кивает Чан, довольно усмехаясь. — Обещаю, в понедельник я приду с работы и буду извиняться долго и искренне.
Ты даже не представляешь, как искренне ты будешь извиняться, думает Чонин позже, отмечая в календаре следующий понедельник. Губы растягиваются в мстительной улыбке.
После этой злосчастной среды время будто остановилось. Чонин не знал, на что отвлечься, а понедельник казался каким-то ужасно далеким. Так, что даже учеба не спасала, и кофе в ближайшем к универу кафе, куда они заходили вместе с Ликсом, тоже. Но, как известно, время не стоит на месте и движется только вперед, поэтому долго ли, быстро ли, но дни сменяют друг друга и наступает тот самый понедельник, когда Чан, наконец-то должен был закончить со своей ужасной проверкой на работе. Как только закончилась последняя пара, Чонин, едва не забыв попрощаться с Феликсом стартанул домой, чтобы успеть все подготовить и подготовиться самому. За процессом подготовки время пролетело незаметно, и вот, наконец-то, хлопает входная дверь и раздается привычное «Иен-и?».
Чан хмурится, когда ему не отвечают. Он разувается и скидывает пальто, ставя праздничную бутылку шампанского на тумбу в коридоре.
— Мышонок, я взял выпить, чтобы отпраздновать, — говорит он, но снова получает тишину.
Это уже не смешно, Чонин должен был быть дома к этому времени. Чан машинально окидывает взглядом прихожую и тут же успокаивается, когда находит знакомые кроссовки и джинсовку. Все в порядке, значит, мальчишка просто играется. Когда старший заходит в гостиную, Чонин встречает его всем набором чановых кинков. Небрежно уложенные волосы, белая с коротким рукавом рубашка, под воротником которой на бантик завязана атласная ленточка. Чан сглатывает и скользит взглядом ниже. На Чонине форменные выше колена шортики и – о боже, только не это, - высокие белые гольфы. Чан честно не знает, почему все это на него так действует, но зато он прекрасно чувствует, как тут же твердеет. Кажется, шампанское может подождать. Его взгляд темнеет, когда Чан, не отрывая глаз от худых открытых коленок, тянет узел галстука вниз, расстегивает манжеты и решительно приближается к своему парню. Чонин на это хитро улыбается и перехватывает загребущие чановы ладони, опуская их вниз.
— Ну-ну, родной, — мурлычет он почти в самые губы. — Сначала извинения.
— П-прости меня, — почти севшим голосом.
— Что-что? Кажется, я не расслышал, — доволен ли Чонин реакцией? О, он просто в восхищении.
— Прости меня, мышонок, — тут же с готовностью повторяет Чан, голодными глазами оглядывая Яна.
Чонин широко улыбается, обнажая ямочки и небрежно толкает Чана, заставляя того отойти назад, а потом еще и еще.
— О, ты действительно думаешь, что мне будет достаточно слов? — Чонин надавливает на широкие плечи, заставляя Чана опуститься на стоящий позади него стул. После он наклоняется и опаляет дыханием ухо. — Мне нужны действия, родной. Сегодня ты извиняешься, а в следующий раз снова устроишь мне забастовку? Не-е-т, — тянет он, смеясь, — мне нужно, чтобы ты понял, как со мной делать не нужно.
— Я покажу, — бормочет Чан, опуская руки на бедра в шортиках, но Чонин их тут же убирает.
— Ну, конечно, — снисходительно кивает Чонин, заводя чановы руки за спину, за стул. — Сегодня ты будешь послушным, хен, и, если справишься, я, так и быть, прощу тебя и даже, может быть, разрешу потрогать.
— В смысле — может быть?! — отчаянно воскликает Чан. Он почти готов заплакать оттого, как хочет потрогать мальчишку везде, где только можно. Две с лишним недели без секса ему тоже дались нелегко. Чонин только многозначительно улыбается.
Чан выглядит горячо. Как всегда горячо, но сегодня особенно горячо. Чонин собирается присвоить каждый миллиметр этого прекрасного мужчины. У Чана немного растрепанная укладка, ворот белой рубашки расстегнут на первые три пуговицы, а черный галстук почти развязан. Чонин, закусив губу, скользит взглядом на обтянутые черной тканью брюк бедра, и, конечно, видит, насколько Чан напряжен. Он подходит мягко, как кот, и наклоняется, чтобы лениво поцеловать Чана. Тот сразу подается вперед, пытаясь углубить поцелуй, но руки исправно держит сцепленными в замке за стулом, даже когда Чонин отстраняется, разрывая поцелуй. Чан дышит тяжело и держится на каких-то мифических нитях самообладания, когда Чонин, забираясь на его бедра, оставляет медленные мягкие поцелуи по скулам, линии челюсти, прикусывает ухо и засасывает кожу под. Чонин прекрасно чувствует каменный стояк своим задом, а потому, сохраняя самое невинное выражение лица, двигает бедрами. Бедро даже сквозь ткань шортиков обжигает прикосновение горячей тяжелой ладони. Чан ведет вверх, задирая ткань, смотрит горящим темнотой взглядом, опуская вторую ладонь на другую острую коленку. Кажется, мифические нити лопнули. Чонин усмехается.
— Кажется, ты не понял правила, дорогой. Так у нас совсем не получится поиграть, — он сбрасывает чужие руки и встает с колен, а после идет к выходу из комнаты, — Сиди на месте.
— Чонин! — тут же испуганно зовет Чан. — Лисенок, ты же не собираешься оставить меня вот так?
В ответ тишина, и Чан правда очень близок к тому, чтобы заскулить. Но Чонин, конечно, не настолько жесток. Не стоит забывать, что он и сам столько терпел не для того, чтобы сейчас показывать свой характер. Поэтому он возвращается, держа в руках что-то черное.
— Всегда просишь меня быть послушным, в то время как сам даже руки не можешь удержать на месте? — Чонин говорит томным голосом, но смотрит исподлобья колко. Он подходит ближе и наклоняется, только чтобы промурчать на ухо:
— Придется тебя связать, родной.
Чан тяжело сглатывает. Когда он ласково называл младшего лисенком, то даже не думал, что этот милый зверенок вырастет в такого лиса-искусителя. Кажется, Чонин покажет еще много сюрпризов в будущем, и Чан не знает, насколько он к этому готов. Когда запястья сзади крепко сжимает черная лента, Чонин возвращается к своему делу. Чан думает, что точно сейчас взорвется, потому что младший выглядит настолько грешно в этом своем невинном почти школьном аутфите, что просто невозможно. Чонина, впрочем, это мало волнует. Он пробегается пальчиками по плечам и груди, а затем лениво, одну за одной, расстегивает пуговицы чановой рубашки. Прижимается губами к бьющейся жилке на шее и спускается вниз. Немного покусывает ключицу, хищно улыбаясь при этом и заставляя Чана хрипло постанывать.
— Иен-и, ты же не собираешься мучить меня долго, верно? — с надеждой скулит Чан, когда младший обводит языком сосок.
— Кажется, ты не задавался подобным вопросом, когда мучил все это время меня, Чан-и, — мурлычет Чонин и прикусывает. Чан вскидывает бедра и шипит.
— Я правда... Я правда больше не буду, маленький, только пожалуйста, развяжи мне руки, умоляю, — Чан снова не удерживается и вскидывает бедра, когда Чонин проводит кончиком языка по красиво очерченному прессу. Прекрасно знает, как Чан это любит.
— Конечно, ты не будешь, — смеется Чонин, проводя короткими ноготками и наблюдая, как Чан покрывается мурашками. — Я позабочусь об этом.
Он снова прижимается губами к напряженному прессу и спускается легкими поцелуями до пряжки ремня. Расстегивает медленно, специально тянет, улыбаясь одним уголком губ и будто случайно задевая чаново возбуждение. Тот закрывает глаза и запрокидывает голову, тяжело дыша. Чонин действительно умеет мстить и это пугает. Чан понимает, что отплатит за все две с лишним недели, и явно не один раз. Что просить и умолять Чонина бесполезно, Чан тоже понимает, поэтому решает прекратить попытки и полностью отдаться в руки маленького дьяволенка в коротких шортиках. Черт. Чан закусывает губу, открывая глаза и жадно оглядывая всю фигуру Чонина. Он думал, что уже на пределе и возбудиться сильнее нереально, но понимает, что ошибался, когда осознает, что Чонин в таком виде находится прямо между ног и хищно облизывается, расстегивая молнию на брюках. Черт.
Но переходить к делу он не спешит. Продолжая почти невесомо поглаживать пресс, спускаясь до бедер, Чонин медленно наклоняется к чановой твердости и широко ведет языком прямо по белью, чем вызывает мгновенную реакцию в виде шипения и гортанного стона. Чонину определенно нравится, и он делает так еще раз. Мягко перебирая пальчиками, он, наконец, доходит до резинки белья, стягивая его ниже, чтобы освободить стоящий колом и сочащийся член. Ох, Чан был так напряжен, что в любое другое время Чонин бы не стал долго издеваться над любимым, но не сегодня. Чан был прекрасен в своих искусных ласках, заставляя Чонина в его руках биться в конвульсиях от наслаждения, — а сегодня его черед быть послушным.
— Кажется, с нарядом я не ошибся? — хитро улыбается Чонин и касается кончиком языка головки. Чан ничего не отвечает, просто потому что не может собрать в одно целое отрывки мыслей, когда бедра сами дергаются, а с губ срывается стон.
Но Чонин не собирается продолжать. Он медленно встает, хищно облизываясь и кладет ладонь на собственное бедро, чуть задирая край шортиков.
— Ах, твои руки бы прекрасно смотрелись на моих бедрах, когда бы ты задирал эти шорты, верно? — он чуть постанывает, когда ведет собственной ладонью вверх, задирая штанину. Чан тихо смеется, откинув голову назад.
— Детка, прекращай, правда. Я сейчас кончу от одного твоего вида, я серьезно.
Чонин обаятельно улыбается и подходит ближе, забирается на бедра. Он ласково ведет ладонью по щеке Чана, когда тот поворачивается, чтобы оставить на ладошке поцелуй.
— Только попробуй, — все так же с улыбкой говорит Чонин, и Чану становится не смешно.
— Иен-и, ты же понимаешь, что чем больше ты меня мучаешь, тем жестче тебе потом придется меня принимать? — улыбается Чан, приближаясь к его лицу. Чонин на это только хмыкает.
— Не думаю, что ты в том положении, чтобы угрожать мне, дорогой.
У Чана нет аргументов, и Чонин, победно улыбаясь, тянет с шеи атласную ленточку, расстегивая затем пуговицы рубашки. Скинув вещь с себя полностью, он двигает бедрами и тихо стонет, запрокидывая голову, а Чан пользуется моментом, чтобы прижаться губами к телу. Чонин резко вздыхает, когда Чан, облизнув, прикусывает сосок.
— Малыш, кого ты хочешь обмануть, твой стояк видно из космоса, — тихо смеется Чан, прижимаясь к груди своего парня. — Давай ты меня развяжешь и я сделаю тебе очень хорошо.
— Нет, — капризно настаивает Чонин, но Чан знает, что в спорах с младшим нужно всего лишь проявить капельку упорства.
— Ты же хочешь извинений действиями, верно? Развяжи мне руки, и этими руками я вознесу тебя до небес.
— Ну нет уж, — фыркнул Чонин. — Не надо зубы мне заговаривать, не забывай, что это твое наказание. И мне не нравится, как ты себя ведешь.
Он поднимает Чана со стула и ведет за собой в спальню. Старший делает вывод, что терпеть осталось недолго — Чонин и сам уже держится из последних сил. Однако, терпеть, пусть и недолго, — почти невыносимо. Бан думает, у него кровь сейчас градусов сто, не меньше, а хитрый зверек все еще не наигрался. Он забирается к нему на колени, когда Чан устраивается на кровати, подвинувшись к спинке, и мокро целует. Раззадоривает специально, чтобы провинившемуся снесло крышу. Чонин крепко обижен, это Чан уже понял, и выводы для себя тоже сделал. Он только жадно отвечает на поцелуи младшего и вскидывает бедра, когда тот ерзает и трется о его вставший член. Чонин начинает расстегивать свои шорты, а Чан тихо скулит — хоть бы одну вещь на себе оставил, чтобы ее снял Чан!
— Ну-ну, — улыбается Чонин, расстегивая молнию. — Я знаю, как бы тебе хотелось раздеть меня самому. Ах, а мне бы как хотелось... — издает он тихий стон, когда тянет шорты вниз.
— Твою мать, Чонин, — рычит Чан и тянется вперед, одновременно с этим избавляясь от ленты.
— Эй! — только и успевает возмутиться младший, прежде чем его втягивают в жадный поцелуй, а тело обвивают горячие руки.
Чан горячо целует в губы, скулы, спускается по шее и ключицам, а руками скользит вниз, стягивая несчастные шорты до конца и ощущая под руками что-то пушистое. Он прикусывает шею под смех Чонина, и младший прижимается к нему, обвивая руками шею и подставляясь под последующие поцелуи.
— Ты ужасно жесток, — стонет Чан, раздвигая чужие бедра. Чонин собирался мучить его и дальше, даже не надев под шорты белья.
— Я планировал устроить шоу перед тобой, — хищно улыбается Чонин и изворачивается под Чаном, прогибаясь в спине. Мужчина опускает взгляд вниз. Ну конечно. Пушистый рыжий хвост. — Жаль, что ты совсем не умеешь терпеть. Между прочим, не очень удобно было ходить с этим хвостом в шортах, — жалуется он, сдерживая смех.
— Это я не умею? — усмехнулся Чан и надавил на основание хвоста, заставив Чонина открыть рот в стоне. Пробка достаточно большая, чтобы при нажатии она ощущалась так хорошо. — Мне проверить, сколько ты продержишься? — он методично надавливал на пробку и отпускал руку, а затем снова надавливал. Чонин под ним начал елозить и прогибаться в спине, издавая тихие рваные стоны.
— Я, вообще-то, и так уже продержался достаточно долго, потому что мой мужчина предпочитает мне свою рабо-о-о! — звонкий стон разносится по комнате. Чонин, извернувшись, хлопает Чана по руке. — Свою работу! Даже договорить не дал.
— Я обожаю этот твой хвост, — мурчит Чан в загривок и целует, тут же усмиряя своего зверенка.
Он оставляет пробку в покое и скользит ладонью вниз, оглаживая яички и переходя дальше. Чонин скулит, подаваясь назад, а Чан только довольно улыбается и утыкается носом в шею, а затем прикусывает туда же. Собственный член стоит колом, и с него уже прилично капает — это чувствует даже Чонин, когда Чан задевает своим возбуждением его бедро. Мужчина наматывает искусственный хвост на кулак, чтобы потянуть на себя — и вытащить пробку с громким чвоком. Чонин не пожалел смазки, запихивая ее в себя, Чан доволен картиной растянутой красной дырочки — Чонин так хорошо подготовился к его приходу. Он хнычет, оттопыривая зад и призывая мужчину уже перейти к действиям. Чана долго уговаривать не придется.
Разработанный вход принимает член очень хорошо, Чан не сдерживает низкого стона, толкаясь глубже. Чонин под ним прогибается в спине, сжимая в простыне пальцы, и крепко жмурится, после горячо выдыхая. Крепкий, твердый, горячий член Чана в себе — вот, чего ему хотелось последние две недели, и наконец-то мужчина дает ему сполна. Он двигается назад, чтобы выйти — и после снова погрузиться до самого основания с громким шлепком. Чан любит трахать размашисто, глубоко, основательно, чтобы до искр из глаз и стонов, которые Чонин глушит, утыкаясь в матрас. Чана было много, но хотелось еще больше, поэтому Чонин изо всех сил (которых, если честно, оставалось немного) старался подмахивать бедрами в ответ, подаваясь назад и усиливая давление. От постоянного касания внутри поджимались пальцы на ногах, Чан крепко держал одной рукой за талию, иногда перемещая ее на ягодицу, чтобы подержать в ладони, а потом шлепнуть и снова сжать до красных отметин. Простыня под Чонином уже насквозь мокрая от постоянно сочащейся смазки, но он специально не трогает себя, желая продлить все происходящее как можно дольше. Хочется только выгибаться еще больше, подставляясь под Чана, но мужчина и так знает, что нужно младшему, когда ускоряет темп, позволяя комнате заполниться самыми неприличными звуками. Он целует его в загривок и горячо шепчет что-то на ухо, перемещая ладонь на изнывающий член. Чонин протяжно скулит в его руках, когда Чан двигает рукой и нажимает на головку, и снова пачкает простынь. Чан продолжает толкаться и массировать головку члена, заставляя младшего буквально содрогаться в его руках, а потом и сам стонет, толкнувшись особенно глубоко.
— Давай больше никаких сублимаций и прочих извращений, — выдает Чонин, отдышавшись, после того, как Чан завязал и отбросил уже третий презерватив. — Может, у меня и не получилось как следует тебя наказать за это, но, поверь...
— Получилось, — перебивает Чан. — Ты наказывал меня все две недели своими соблазнениями и добил сегодня. Знаешь хоть, каково это — видеть целый сборник своих кинков и сидеть со связанными руками?? — возмущается он и притягивает Чонина к себе, чтобы поцеловать в плечо, а тот только хихикает.
— Да, но если бы ты дотерпел до конца...
— Чонин, — предупреждающе говорит Чан. — Я бы умер, без шуток. Обещаю, наша интимная жизнь больше не будет страдать из-за моей работы.
— Точно? — недоверчиво обернулся Чонин.
— Точно, — мурлычет Чан, покрывая поцелуями шею и плечи, пока рука скользит по животу ниже, до головки снова возбужденного члена. Живот тянет, и Чонин тоже чувствует упирающийся ствол Чана сзади. — Еще разок?